The Light of our souls/Свет наших душ

— Но... Я... А... — Драко зажимает рукой рот и вроде бы не верит в то, что видит, но понимает, что всë-таки он не потерял рассудок, не сошëл с ума, что это реальность в которой Фред каким-то чудом выжил. Тут Драко осознаëт, что всë это время его пытались поднять на ноги и абсолютно каждый говорил «Драко, Фред жив! Он выжил!» вместо неразборчивых фраз, которые он пропускал мимо ушей. Драко чувствует такую нереальную волну облегчения, что даже заплакать хочется, но слëзы почему-то в кои-то веки не идут. Тогда Драко поднимает голову и снова видит Гарри, всë ещё наклоняющегося над ним. И в этих зелëных глазах парень видит такой страх, нежность и тоже облегчение, что даже становится немного стыдно. Но этот стыд будто слегка приятен, потому что он не из-за какого-то серьëзного проступка, а из-за того, что ты заставил переживать за себя близкого человека. И Драко чувствует такого человека в Гарри, в его родном Гарри. Парню совсем не важно, что о нëм подумают, он больше не собирается скрывать ни от кого свои искренние чувства, его эмоции чисты и их он не стыдится. Поэтому блондин тянет руки к Гарри, обнимает его за шею и утыкается носом в смуглую кожу. Гарри легко подхватывает Драко на руки, будто он ничего не весит, и направляется с ним на улицу (одеваться-то не надо, верхнюю одежду никто не снимал). Перед выходом из дома Гарри прямо с блондином на руках присаживается на корточки перед Скорпиусом и снимает с него успокаивающие чары, которые наложил, как только ребëнок переступил порог и увидел разворачивающуюся картину. Сейчас мальчик справится и сам, особенно в приветливой обстановке добродушных обитателей Норы. — Прости, что напугал, сыночек... — шепчет Драко, заправляя ещë пока трясущейся рукой светлую кудряшку за маленькое ушко. — Уже всë хорошо, Скорпи! Сейчас мы с папочкой поговорим и вернëмся. — убеждает и предупреждает Гарри, целуя сына в лоб, и выходя на морозный воздух после согласного кивка. Все потихоньку начинают оживать и по очереди подходят к Скорпиусу, чтобы поздороваться с ним и сказать что-нибудь хорошее и весëлое. Раньше наверное Скорпиус испугался бы остаться с таким большим количеством практически незнакомых людей. Хотя не такие уж они и незнакомые, ведь Драко довольно подробно посвятил сына в свою жизнь до его появления, так что Скорпи точно мог доверять этим замечательным людям (так говорил ему папочка, сожалея, что упустил возможность быть их другом). К тому же мальчик сегодня своими глазами убедился в том, что друзья (скорее семья) Гарри действительно такие, как про них и рассказывали. Рон и Гермиона сразу попросили называть их по именам и вообще были очень добры к нему. А когда у папочки случился срыв, эти люди, перед которыми он явно был виноват, не пытались обвинить его ещë больше или — чего доброго — ударить, напротив, они все были будто испуганы за него. Они старались что-то донести до Драко только по одному, уверенным, но спокойным тоном, говорили, не повышая голоса и не создавая громких звуков. Скорпиус уже знал, что шум и гам вокруг только ухудшили бы ситуацию. — Сильно напугался? — всë же не сдержал вопроса Артур, когда уже все познакомились с зеленоглазым мальчиком, и когда Роза обнимала его. — Я знал, что папуля рядом, и что он поможет папочке в крайнем случае. — честно ответил Скорпиус, и все умилились его нежным обращениям к родителям. — К тому же, у папочки раньше очень часто были приступы, просто они были не такими сильными. — каждый, кто сидел в гостиной ужаснулся тому, что, хоть мальчик и был немного напуган и взволнован, но говорил он всë это так, будто для него это было привычным. — Ну, а что ж мы это просто так-то сидим, — подхватилась Молли, послав мужу немного недовольный взгляд. Ребëнка следовало отвлечь поскорее, а не напоминать лишний раз вопросами. — у меня же там тесто для второй партии пирогов готово! Скорпи, Рози, будете помогать мне раскатывать его? — дети конечно же быстро согласились. Маленький блондин знал от папочки, что лучшее успокоение это хорошая компания и занятие, способное отвлечь от мыслей. — О! Это же пироги с патокой... Папочка говорил, что папуля очень любил этот пирог, когда учился в Хогвартсе. — делится Скорпиус, даже не догадываясь, как удивляет всех такой осведомлëнностью Драко о гарриных предпочтениях в школьные годы. Раньше все понимали, что из себя представляет Драко Малфой, но теперь эти представления раскалывались, как скорлупа от орехов. Как говорится, чужая душа — потëмки. Они совершенно не знали, что там внутри у Драко, этого бедного мальчика (кто бы с фамилией Уизли раньше подумал, что однажды даже в мыслях будет называть несносного мальчишку Малфоя с грустью, жалостью и желанием понять). Гарри вышел на крыльцо и остановился, поглубже вдыхая, наблюдая за паром, вылетающим изо рта. — Прости меня. Это я виноват... — сокрушëнно просит Гарри, сначала заглядывая Драко в глаза, а потом переводя взгляд на пролетающие мимо снежинки, тусклые без солнечного света. Когда они только аппарировали сюда, небо было голубым, и солнце ярко светило. Пока они были в доме, всë вокруг посмурнело, приобретая оттенки цвета глаз Драко. Окружающее пространство будто безмолвно поддерживало блондина, скорбело вместе с ним. Крупинки снега быстро таяли, оставляя на верхней одежде парней небольшие капельки. У Гарри противно сжался желудок. Сизое небо плакало вместе с Драко. Ну вот что он за идиот-то такой? Дубина, ругал себя Гарри, зная, что опростоволосился настолько, что уже никакие обзывательства не опишут. Разве что мат благой. Драко пока не может сказать ни слова, хотя не собирается винить Гарри. Да, рядом с ним он возможно смог бы сдержаться. Но Гарри тоже просто человек, у которого тоже когда-то были срывы, была эта непосильная ноша на плечах. Он тоже мог ошибаться, совершая необдуманные поступки, просто отвлекаясь в неподходящий момент от усталости. Всë вышло так, как вышло. Драко в конце-то концов предполагал, что такое может случится. И он сам сделал выбор всë равно прийти сюда. Потому что привык бороться со своими внутренними проблемами лицом к лицу. А Гарри вот просто был рядом. И это именно то, чего Драко раньше не хватало, чтобы быть смелым. Так что теперь ему ничего не страшно. — Гарри, ты можешь опустить меня. Я ведь немало вешу. — тихо говорит Драко, удивляясь тому, что Гарри кажется и не собирался ставить его на землю. — Мне не тяжело. Уверен, что сможешь стоять? И, подожди... — с опозданием Гарри понимает смысл последней фразы блондина. — Что? Драко, ты хоть и прибавил немного в весе, но всë равно весишь не больше пятидесяти килограмм. Это очень мало для твоего роста. — понуро замечает парень. Эх, ещë долго ему вести Драко к выздоравлению, хотя бы в плане отношения к своему весу. Ладно, что хоть у него нет отвращения к еде, как он сам рассказал Гарри, ему хочется вкусно кушать, но иногда по привычке он продолжает отказывать себе. — Я уже могу стоять. — говорит Драко, а затем продолжает, не замечая того, что начал перебирать пальцами воротник гарриной куртки. — И не волнуйся насчëт моего веса, я замечаю, что благодаря тебе мне становится легче отводить от себя дурные мысли за столом. — успокаивает парень. — Эта ситуация... — голос у Драко сразу же меняется, — она сильно повлияет на Скорпи? — Не переживай. Он у нас с тобой сильный мальчик. — утешает Гарри, аккуратно спуская блондина с рук. У Драко сразу же темнеет в глазах, и он пытается ухватиться за гаррино плечо, но пальцы ловят лишь воздух. — Спасибо. — Запоздало парень понимает, что он вовсе не падает, потому что Гарри не спускал рук с его спины и предплечья, удерживая в вертикальном положении. Перед глазами тëмные пятна быстро рассеиваются и Драко может стоять самостоятельно, хоть и слегка покачиваясь. — Не за что. — отвечает брюнет, запахивая куртку Драко поплотнее. — Я использовал лëгкие Успокаивающие чары на Скорпиусе, но не мог использовать их на тебе, потому что... — начинает объяснение Гарри, но Драко в нëм не нуждается. — Да-да, я знаю. На них можно подсесть, а так как я использовал их часто с четырнадцати до шестнадцати, мне вообще лучше воздержаться от них. Совсем. — блондин и сам всë знает. — Боже, с четырнадцати... — с горечью на языке обдумывает Гарри новые факты из настоящей жизни слизеринского принца Драко Малфоя. Не из той, о которой лживо хвалился он сам, не той, о которой по всему Хогвартсу шли громкие слухи, щедро посыпанные золотой стружкой лукавства из-за халявных угощений. — Тогда я начал понимать, что испытываю к тебе что-то страшное и непонятное. Это очень пугало, и, стоило действию чар закончиться, приходила сильная злость. На тебя, на себя и на весь мир. — делится Драко. А Гарри хочется разбежаться и со всего размаху въехать бошкой в стену. Он ведь в те годы думал, что Драко отличненько себе поживает и мечтает поскорее занять место в Упивающихся смертью, рядом с отцом. Мерлин, как же он ошибался. Думая об этом, становится действительно не по себе. Ведь сколько раз за жизнь мы напрасно злимся на кого-то, не выяснив подробностей, обвиняем в грехах совершенно неповинных людей, не зная правды, сколько раз не замечаем мольбы о помощи в подëрнутых льдом глазах того, кто задвинут со всех сторон безвыходностью ситуации, сколько раз отнимаем шанс всë исправить у того, кто не имел выбора... — Спасибо тебе за то, что ты не попытался сразу же вытолкнуть меня на улицу, чтобы я остудился. Я должен был выговориться, излить из себя всю эту вину, эти воспоминания я должен был наконец отпустить. — Гарри явно не лучший психолог по своему мнению, но Драко видимо считает иначе. — Гарри, ты сделал всë правильно. — убеждает Драко и Гарри чувствует себя так... словно не на том месте, потому что это он должен успокаивать блондина, а получается пока чуть ли не наоборот. — Это было безответственно, изначально привести тебя сюда, а потом ещë и отвлечься и оставить тебя там, перед дверью одного. — со злостью продолжает себя корить Гарри. Он так сегодня струхнул за Драко, что теперь и сам непрочь был бы присесть и успокоительного выпить. — Нет. — резко и уверенно перебивает Драко, и Гарри остаëтся только слушать и пытаться понять, потому что считает блондина ничем не хуже себя, а значит он имеет право на свою точку зрения, которую Гарри должен учитывать, если хочет помочь Драко справиться с прошлым. Помочь ему самому убедиться в том, что он достойный человек, что он ничем не хуже других, а даже лучше (для Гарри уж точно). — Возможно со стороны может показаться, что как колдомедик ты совершил оплошность, но только не для меня. Я ужасно хотел посмотреть этим прекрасным людям в глаза, мне нужно было рассказать им эту историю с Фредом, мне нужно было покаяться перед ними. Перед тобой я уже это сделал, и после этого мне стало намного легче. Теперь я тоже чувствую большое облегчение. Я никогда не давал себе вволю отплакаться, всегда давил в себе эти чувства, когда случались срывы, даже тогда я не отпускал себя полностью, как сегодня. — Я понимаю тебя. — И Гарри действительно понимал. После окончания Войны у него почти каждый вечер случались приступы (тревожные, вины и другие), стоило только откреститься от дел, переделанных за день. И он точно так же, как и Драко пытался сдерживать хотя бы часть внутри себя. Это и было их общей главной ошибкой. Гарри прорвало за день до того, как должны были отпустить Драко. И, что интересно, в его случае тоже был замешан Фред. — Мне тоже стало легче только после самой сильной панической атаки. Только я оказался слабее, чем ты, так что загремел в Больницу Святого Мунго. Ты просто молодец, Драко. Мы со всем справимся. — Гарри оставляет невесомый поцелуй в совсем белоснежных от снега волосах Драко, который прикрывает глаза, чувствуя, как с него целыми потоками сходит тяжесть. Они проводят на улице ещë какое-то время, в умиротворëнном молчании слушая шелест белоснежных деревьев. — Драко, дорогой... — начинает Молли, всплëскивая руками, когда Гарри и Драко возвращаются в дом. — Ты как? — спрашивает Фред, хоть и знает, как. Уж явно не хорошо, хотя Драко и молодец, вон взгляд уже ясный. — Всë в норме, если что. — продолжает Джордж. — Я благодарен тебе за то, как искренне ты проникся... нашей историей. Но, реально, твоей вины в ней нет. Драко кивает, и Гарри уже собирается попросить присутствующих оставить эту болезненную тему, но все и так это понимают. — Позвольте мне, пожалуйста, ещë раз извиниться перед всеми вами. — просит Драко немного сипящим голосом, хотя в целом внутри он почти что спокоен. Рука Гарри, поддерживающая его за плечи, даëт полную уверенность. — И... Мерлин, это просто чудо. То, что ты, Фред, жив. Я и не смогу выразить насколько я рад этому. — Хорошо, дорогой. — первыми отвечают старшие супруги Уизли. Они люди взрослые, понимают, что мальчик давно заслужил прощение. — Рон, Гермиона, вы тоже простите меня! В Хогвартсе я вëл себя крайне неправильно, неоправданно... — поворачивается Драко к бывшим школьным неприятелям. Перед ними он виноват по нескольку раз и так два круга. — Всë в порядке. — перебивает Рон. — Не все хорошие дети сохраняют эту черту, становясь взрослыми. Так же и засранские мальчишки нередко вырастают в очень достойных мужчин. Я на самом деле рад, что в твоëм случае большая часть вины на обстоятельствах, а не на твоей душевной составляющей. Ты не был и не стал злодеем, а это главное. — Мы не собираемся смотреть на любящего отца, а видеть бывшего школьного врага. Прошлое в прошлом. А сейчас у нас наконец есть возможность узнать друг друга получше и стать друзьями. — поддерживает Гермиона. Глаза у Драко совсем округляются, когда Рон протягивает ему ладонь для рукопожатия: — Мир? — спрашивает, улыбаясь. — Мир... — шëпотом отвечает Драко, пожимая веснушчатую ладонь и задерживая дыхание, чтобы не пустить слезу, когда Гермиона быстрым движением обнимает его, широко улыбаясь. Он точно не ожидал такого приëма, не думал, что так быстро получит прощение. Не думал, что на него будут смотреть вот так просто, без ненависти в глубине зрачков. С каким-то даже тëплым сожалением и полной готовностью начать всë сначала, видя перед собой не его прошлые проступки, а белый чистый лист, который он уж точно постарается заполнить только хорошим. Какое-то время в воздухе ещë витает всеобщая неловкость, но вскоре она проходит от потихоньку расцветающих разговоров и шумных игр близнецов со Скорпиусом и Розой. Заливистый детский смех, вот, что способно залечивать практически любые душевные раны и сводить вместе казалось бы совсем не подходящих друг другу людей. За столом Драко сидит конечно же рядом со Скорпиусом и Гарри, который позволил ему самому выбрать место. Ни от чьих глаз не скрылось, как заботливо Гарри подкладывал блондину то тыквенные кексы, то пирог с патокой. В какой-то момент Драко обращает внимание на Джинни (благо, она сидела хотя бы не напротив), и задумывается о том, что по сути занимает еë место. Сейчас он любил Гарри (пусть зеленоглазый брюнет этого и не знает пока), он жил в его доме, занимая практически смежную спальню, он выносил и родил его ребëнка. К счастью Драко вовремя вспоминает, что не имеет никакого отношения к расставанию Гарри с Джинни, и этого, слава Мерлину, оказывается достаточно, чтобы успокоиться и не повесить на себя ещë одну вину. Заметив взгляд Драко, Джинни тянется через стол и кладëт ему на тарелку профитроль, так похожий на те, что в детстве готовила мама по секретному французскому рецепту. — Попробуй, я сама пекла. Внутри творожный крем. — девушка искренне улыбается, хотя и видно, что ей немного странно (как и всем, впрочем). Драко понимает, что она могла бы возненавидеть теперь его ещë больше. Ведь он забеременел, когда она ещë встречалась с Гарри. — Я не сказала этого, но я не держу на тебя зла. Ни за школьные годы, ни за твою беременность. Скорпиус очень приятный мальчик. — говорит Джинни, будто прочитав мысли в платиновой голове. Драко остаëтся только всем сердцем верить, что всë происходящее — реальность. Позже Драко сидит на диване и с трепетом смотрит на их сцепленные с Гарри руки. Брюнет не собирался больше отпускать его от себя, а Драко и не собирался бежать от него. Все уже явно прочитали все чувства в его серебряных глазах, поэтому парень совсем расслабился, снимая с себя последние маски. Каждый, кто захочет, теперь легко заметит в его глазах неподдельную любовь к одному зеленоглазому Герою. И дышится блондину в этом доме теперь на удивление легко. И Драко не собирается сейчас задумываться о том, что это ненормально, такие вот смены психического состояния. С другой стороны, рядом с ним Гарри, его главное лекарство. Он впустил его в свою жизнь, вот представил своей семье. Тогда, пожалуй, эту смену можно и объяснить. А Гарри сидит рядом и не перестаëт восхищаться крепкостью психики Драко. После такого-то срыва так быстро взять себя в руки... Драко пока конечно скромно, но поддерживает разговоры, и пару раз даже смеëтся вместе со всеми над бандой хохмачей в составе предводителя Фреда, его главного ассистента Джорджа и двух настоящих звëзд — Розы и Скорпиуса. — Понравилось тебе у нас? — спрашивает Джинни Скорпиуса, когда они уже собираются уходить. — Очень! — радостно отвечает мальчик, махая рукой Розе на прощание. Гарри, Драко и Скорпиус пробыли в гостях довольно долгое время, на часах была без пяти минут полночь, так что за весельем и непривычным хорошим отношением произошедший сегодня инцидент отодвинулся у ребëнка на второй план. А Драко обычно ещë долго ощущал какую-то непонятную пустоту в себе после приступов, но сегодня (пожалуй, впервые так явно) ему стало наоборот легче дышать. — Мы будем ждать вас ещë! И в нашем магазине тоже! — весело сообщают Фред и Джордж привычным хором. — Я мечтал познакомиться с вами! — полушëпотом сообщает Скорпиус, когда Рон и Гермиона одновременно обнимают его. — Ты просто такой милашка! — чуть смущëнно из-за такой детской непосредственности говорит Рон, взъерошивая волосы, такие же белые, как и у Драко, и такие же непослушные, как у его лучшего друга. С Розой Скорпиус вообще долго всë никак не мог попрощаться, потому что до этого никто из детей во дворе их с папочкой «плохого» дома не играл с ним в детстве, и после не находил времени на общение, начиная ходить в обычную школу. Первый друг это всегда удивительно приятно. На улице все трое не раз оборачиваются, чтобы посмотреть на дружную семейку, гурьбой столпившуюся у окна и махающую им руками за стеклом. Поднимая голову к ярким звëздам, Драко понимает, что хочет вернуться в этот уютный дом ещë, и не раз.