иррациональные

Двери вагона захлопнулись с оглушительным грохотом, будто кто-то кувалдой разбил шкаф, не меньше. Мысль мелькнула и исчезла, но проявилось как на пленке - пути к отступлению отрезаны. Внутри никого, поезд трогается, вагон потряхивает. Сиденья не стали мягче, старые вагоны не стали новее, уж скорее наоборот - с каждым разом всё старше. В окнах одни трубы перетекают в другие и сплошная чернота-серость. Громоподобно несётся по тоннелю стальная стрела. Слух не находит дребезжащей записи, объявляющей станцию, а уже как будто пора. Минуты утекают в открытое окно, грохот нарастает. Сердце обнаруживает себя в ногах. Суеверный страх - двери никогда больше не откроются. За окном - неожиданная странность - небо. Стрела вырывается на улицу. При пристальном рассмотрении под небом объявляются поля - скифское золото, прикрытое серебрящимся шелком с белыми прорехами. За глазением не замечается, как интерьер расплывается в иную форму. Старые вагоны не стали новее, но сидения определенно стали мягче. Протирание глаз не помогает - вагон образца позапрошлого века. Неловкая тишина в ожидании неожиданностей, и - гудок! Бездействие наказуемо, а постижение - нет. Следующий вагон - тонкий коридорчик между закрытыми купе и полотном импрессиониста. Наравне с великими путешественниками, вперёд по вагонам. Ещё два или три неизменно под четко выверенный стук колес. Наконец - вагон-ресторан. Поля перемежаются перелесками. Мягко идти по ковру, краснеющему, но цветущему. А там, в конце, сидит человек, и видна широкая спина и заиндевевшие волосы. Рысь на охоте - звуки шагов поглотил ковер. Человек все ближе и ближе и что-то знакомое в этой осанке и рубашке. И вот разворот лица, и борода, и морщинки, и плутоватая улыбка старика, но выправка и прямота, и... - Вот, убежал из Ясной Поляны, садитесь рядом, вместе веселее...