твоя кровь

Темный Шевроле Камаро останавливается около великолепного трехэтажного особняка, заглушая ревущий двигатель, близ перепугавшего всех птиц. Хосок откидывает голову на удобную спинку широкого сиденья и, прикрыв глаза, протяжно выдыхает, все еще слыша на периферии грозные звуки мотора. Мужчина выворачивает костлявые пальцы, звук хруста которых наполняет пустой автомобильный салон, сладко пахнущего кожей и мятой, и разминает затёкшую от постоянного напряжения шею. За эти несколько минут он наконец может расслабиться, отдаляясь от внешней суеты, накрепко связавшей с реалиями мира. Краем глаза он прослеживает движения у резных ворот. Альфа приподнимает свинцовую голову и, прищуривая глаза, всматривается вдаль. Маленький омега, казалось на котором сконцентрировалась сама жизнь, напоследок целует отца в щеку, быстро пересекает большой двор, в мгновение ока оказываясь около коллекционного авто. Он немного мнётся, прежде чем сесть в машину, но, набравшись сил, тянет ручку двери на себя, пропуская в салон прохладный воздух. Хосок сразу подмечает, что вблизи он ещё прекраснее, чем на расстоянии. Говорят, если присмотреться к чему-либо, это всегда будет чем-то из разряда неудач. Однако, если это Ким, то сама удача на твоей стороне. На хрупкие полуобнажённые плечи наспех надета широкая куртка, что чуть прикрывает рельефы молодого тела. На Тэхёне свободная шёлковая блуза с виобразным вырезом и узкие брюки, что сидят на нём, словно вторая кожа, едва ли ненавязчиво подчеркивают достоинства. Ярко-красные взъерошенные волосы, уложенные наспех, спадали на матовый лоб, чуть не касаясь бездонных оленьих глаз. Хосок в них заглядывать страшится, противостоять этим омутам альфа не в силах. Мужчина заводит мотор, и авто двигается с места, хрустя мелким гравием пол колёсами. За всю дорогу Хосок и взгляда не бросил на омегу, что заламывает пальцы, смущённо опуская взгляд в пол. Мужчина боится, что не сдержится, прямо в тесном салоне того разложит, заставит звонко стонать под ним, прогибаясь, словно дикая кошка. Сердце Тэхёна грозится выпрыгнуть из груди, своим громким стуком ребра пробить, ушные перепонки разорвать. Омега рад тому, что за окном сумерки, и в приглушённо свете не видно персиковых щёк, что залиты алым румянцем. Ким всматривается в картины за окном, красочные пейзажи, сотканные из ночных огней, рассматривает, красоте величественного города поражается. Омега тонким пальцем выводит узоры на запотевшем стекле, рисуя причудливые фигурки, что без его на то разрешения попеременно исчезают. Молчание было отнюдь не неловким, скорее таким родным и спокойным, оно не пыталось в себе утопить, наоборот, бережно окутывает. Но вот, наконец машина останавливается, а Тэхён, чувствуя, как внутри подступившее волнение затягивается в тугой узел, всё в сидение вжаться пытается, слиться с ним будто бы привидение хочет. Омега и не замечает, как Хосок покинул машину, минуя ее спереди, открывает дверь, любезно предоставляя свою широкую огрубевшую ладонь. Ким бросает мимолётный взгляд из-под пушистых ресниц на альфу и вкладывает изящную ладонь в чужую, что в несколько раз больше его. Он смущённо улыбается, идя под руку с альфой до самого ресторана, но даже там, мужчина не выпускает горячей руки, учтиво приглашая присесть за отодвинутый стул. Хосок заказывает еду на свое усмотрение, пока Ким пристально наблюдает за альфой, любуясь скуластым лицом, на котором слегка виднелась колючая щетина, лишь добавляя альфе мужественности, что хотелось ощутить кончиками пальцев. Тэхён даже не замечает, как на лице появляется улыбка, а мужчина давно уже перевел всё внимание на него, сделав заказ. — Что, влюбился? — самодовольно шутит Хосок, обнажая белые клыки, и проводит по ними зубами. — В процессе, — стеснительно улыбается Тэхён, опуская глаза в пустую тарелку, а Чон этим лишь пользуется. Он внаглую рассматривает юношу, не позволяя ускользнуть от хищного внимания, подмечает, в себе запечатывает каждую деталь. Белоснежная фарфоровая кожа, словно первые подснежники в зимнем лесу, тонкая, аристократическая, под ней каждый капилляр, каждый сосуд виден. Прикоснёшься — она с треском лопнет, обнажая плоть. В ушах замечает серьги, которые тонкими цепями почти до хрупких ключиц доходят, холодным металлом остужая лавовую кожу парня и его самого. Наконец их взгляды встречаются, и, кажется, всё вокруг замирает, дабы не мешать молодым людям наслаждаться друг другом. Хосок всматривается, изучает по второму кругу великолепные черты лица, которые за весь вечер успел выучил наизусть, пока Тэхён не в силах противится, тонет в карих глазах напротив, что затягивают словно вязкая кофейная гуща, оставшаяся после ароматного напитка. В них невольно теряешься, ощущая себя открытой книгой, которой бережно касаются. За разговорами омега и не замечает, как вечер подходит к концу, а мобильный разрывается от звонков беспокойного отца. Он нехотя сообщает Хосоку, что ему пора домой. Альфа ловит нотки досады в его тоне, чему не может быть не рад, так как желания их совпадают. Он провожает юношу к автомобилю, всё так же учтиво открывая перед ним двери, что вызывает теплую мимолетную улыбку у младшего. Домой ехать ужасно не хотелось, хотелось лишь остаться в этим альфой подольше; послушать размеренное дыхание, лёжа на широкой груди, обводить тонким пальчиком каждую татуировку, уткнуться носом в жилистую шею и вдыхать родной запах, заполняя и так переполненные им легкие до верха. Дорога домой была наполнена душевными разговорами, которые, лавируя меж различных тем, не прекращались ещё очень долго. Обоим расставание было в тягость, хотелось дольше наслаждаться чужим присутствием в своих некогда, оказывается, скудных буднях. Тэхён выходит из машины, и тут же находит себя прижатым к закрывшейся дверце от авто. Хосок всё-таки не сдержался, выпустив на волю желание. Своим лицом он медленно приближается к чужому, будто бы боясь напугать, однако в глазах напротив страха не замечает, наоборот, видит в них ответное необузданное к своему естеству. Тяжёлое дыхание опаляет приоткрытые губы, вызывает мелкую дрожь в молодом теле. Хосок сжигает жалкие сантиметры, излишне оставшиеся между, мягко касается слегка накрашенных губ своими, аккуратно перебирая, старается наслаждение доставить. Мужчина костяшкой ведёт от острой скулы, осторожно поглаживает пылающую от прикосновений щеку. Они не разрывают зрительного контакта, боясь сгинуть в этой пучине навсегда, потеряв эту нить, что связывает их. Сухие губы с привкусом вина контрастируют со сладкими, медовыми, смешиваясь в единый коктейль удовольствия. Наконец Чон смог разобрать запах. Черный перец. Тягучий, пряный аромат, он пробирается в самые недра лёгких, пуская крепкие корни, навечно заседая у альфы внутри. Тэхён притягивает одурманенного ароматом альфу к себе, кладя изящные руки на его шею. Не встречая сопротивления, альфа проникает языком в горячий рот, исследуя его каждый миллиметр. Тело омеги стремительно тает от таких ласк, и он, повинуясь сладкой неге, обмякает в сильных руках, передавая контроль над поцелуем властному Хосоку. Тот языком обводит сначала нижнюю, затем верхнюю губу, то больно кусает, а после зализывает укусы, безмолвно извиняясь. Проводит по ряду белоснежных зубов, острые клыки обводит, ощущая при том неясную дрожь и то, как нечто теплое затапливает грудную клетку. Грубые руки на талии омеги лишь сильнее его к себе прижимают, соединить тела в одно целое стараются. Кажется, они стоят так уже целую вечность, которой явно для них не хватает. Воздуха остаётся катастрофически мало, поэтому парни отстраняются друг от друга, пытаясь перевести сбившееся дыхание и утихомирить гул сердец. Хосока ведёт. Он с жадностью глотает тихие вздохи омеги, что случайно срываются с влажных губ, когда его дыхание сбивается. Вдыхает воздух, что наполнен смесью сладкого цитруса и черного перца, осознавая, что вечность им дышать готов. — Спасибо за вечер, — смущённо улыбается Тэхён, и даже в темноте Хосок видит как краснеют щеки омеги. Он в последний раз притягивает того к себе за талию, крепко обнимая хрупкое тело. Это даже приятнее, чем поцелуй. Хосок ощущает биение маленького сердца под своим собственным, чувствует горячее прерывистое дыхание, приятно щекочущее шею, и понимает, что вовсе не хочется сбежать. Они долго стоят вот так, наслаждаясь моментами рядом, впитывая частички друг друга в себя. — Пока, малыш, — напоследок целует его в взлохмаченную макушку альфа, взглядом провожая до особняка, а сам садится в машину, обессилев на руле виснет. Теплая улыбка всё никак с вечно хмурого лица не сходит, ярче солнца горит, но не обжигает.

***

Чонгук Чимина не жалеет. Вгрызается в окровавленные губы болезненным поцелуем, с силой прикусывает сладкие пухлые. Альфа трахает его почти на весу, сильнее вбиваясь в податливое тело, не боясь разорвать натиском. С омегой он не церемонится, берет его где захочет и когда захочет, и желание того, конечно, не учитывается. Чонгук сам не помнит, когда это всё началось. Когда начал чувствовать что-то в отношении брата, хотя братьями они по сути не являлись, даже сводным, так, названными. Мужчина не помнит, когда нежные поцелуи украдкой превратились в нечто столь животное. Нет, Чонгук точно не любил Чимина, даже насчёт симпатии поспорил бы. Он любил его тело. Каждый изящный изгиб, округлые формы и бесподобное лицо, без единого изъяна. Альфа обожал поверх ещё ноющих отметин ставить новые, что были больше и ярче предыдущих, бескрайними галактиками рассыпая их по кукольному телу. Пачкать чистый холст было его любимым занятием, ведь никто не смел прикоснуться к тому, что принадлежит самому Чонгуку. Он, как умелый художник, кистями исписал вдоль и поперек безвольного омегу. Альфа делает завершающие толчки и выходит из омеги, заливая теплым семенем его плоский живот. Напоследок притягивает к себе, горячо целует и тряпичной куклой кидает одного на разворошенной постели. В душе Чонгука застаёт его помощник. Тот быстро выкладывает информацию, стараясь поскорее покинуть ванную. — Ким Намджун уже пересёк нашу границу. Через час он будет здесь, — торопливо высказывает всё бета, боясь гнева, в котором его господин искупает сейчас. Губы Чонгука трогает лёгкая улыбка, и он, выключая воду, обнаженный подходит за полотенцем. — Отлично. Приготовьте всё необходимое к приходу гостя, — сменяет свой тон на приторно мягкий, обращаясь к прислуге. Бета поспешно покидает комнату, с облегчением выдыхая после минутного разговора. Чонгук проходит в свою спальню, в которой до сих пор лежит изнуренный Чимин, и скрупулезно подбирает костюм к встрече с гостем. — Сходи в душ и оденься. К нам гости, — холодно кидает ему альфа, застёгивая жемчужные запонки. На нем дорогой костюм, сшитый на заказ лучшими мастерами со всего королевства. Ткань, имеющая редчайшие волокна шерсти овцебыка, викуньи и пашмины, идеально описывает рельефное тело. Винтажный костюм графитового оттенка идеально сочетался в глазами альфы, добавляя ему большей мужественности, к чему, сколько бы не прошло веков, все неустанно стремятся. Брюки прямого кроя мягко струились вдоль накачанных ног, доходя до щиколоток, представляя длинные ноги Чонгука. Альфа долго рассматривает свое отражение, самодовольно ухмыляясь. Он кидает пренебрежительный взгляд в сторону омеги и выходит из спальни, спускаясь на первый этаж.

***

Кованые узорчатые ворота открываются с характерным скрипом, и во двор въезжает черный внедорожник, резиной оставляя вязкие следы на влажном от дождя асфальте. Из бронированного авто сразу же выходят три альфы, по видимому телохранители, и становятся по периметру машины, образуя собой, казалось бы, непреодолимый барьер. На широких плечах висит всегда заряженный автомат, а из-под черных очков не видно, куда устремлены зоркие взгляды. Дверь с пассажирской стороны открывается, и мокрой земли касается носок натёртых до блеска лаковых туфель. Наконец показывается и сам хозяин обуви. Рослый накачанный альфа с платиновыми волосами под надзором телохранителей проходит в особняк, где его уже заждались. Мужчина носом втягивает тяжёлый воздух, подмечая царившую вокруг атмосферу. Пахнет кровью. Сладкий тягучий запах забирается в ноздри, не пропуская ни единого глотка свежего воздуха. У вампиров всегда так. Намджун пятерней зачёсывает блестящие от мелких капель воды жемчужные волосы назад и сканирующе осматривает мрачный особняк. — Миленько у тебя тут, — с иронией бросает Намджун, телом чувствуя присутствие Чонгука. Шестое чувство его никогда не подводило. — Для тебя старался, — с холодом в тоне отвечает вампир, взглядом приглашая присесть на кресло напротив, — тебе кофе или виски? — Мы собрались здесь на чаепитие или обсудить вопросы в стране? — равнодушно смотрит Ким, но от кофе не отказывается. — И зачем же ты проделал столь длинный путь? Соскучился что-ли? — Чонгук, — голосом альфы ледяные глыбы колоть можно. — Если так и дальше пойдет, войны не миновать, — заламывает пальцы Ким, прослеживая настроение собеседника. — Я к ней готов. — Ты не знаешь, что говоришь. Тысячи невинных вампиров и оборотней могут погибнуть лишь из-за твоей глупости, — до этого расслабленное тело за считанные секунды напрягается, а в воздухе отчётливо прослеживается запах крови. Только чьей, пока непонятно. — Чонгук, я… — у лестницы замирает Чимин, взглядом изучая нового гостя. О Намджуне он наслышан, о его холодном уме и расчётливости — ещё больше. Но омеге никто не говорил, что тот настолько красив. Заинтересованные глаза сразу же встречаются с такими же, пригвоздившими к месту. Омега, будто бы замер во времени, внимательно изучает альфу, ни одной детали не упуская. — О, Чимини, ты уже проснулся? — создаёт вид любящего партнёра. — Иди к нам, — мягкий тон сменяется приказным, но, кажется, Намджун этого не замечает, увлеченный разглядыванием неожиданно прекрасного омеги, красивее которого в жизни не встречал. Омега проходит к дивану, но тут же становится перехваченным сильной рукой, которая усаживает его на острые колени. Он коротко взвизгивает, не ожидая таких действий со стороны Чонгука, но с колен не встаёт, знает, чем это потом обернется. А сам взгляда с Намджуна не сводит, изучая статную фигуру. Вблизи он ещё красивее. Сапфировые глаза так и манят к себе, словно черные дыры в неизведанную пучину засасывают, и, как ни странно, Чимин неизвестности этой не боится. Намджун руки в кулаках сжимает, грозится тонкую кожу по костяшках порвать, кровью здесь всё залить. Взгляд всё так же холоден, но заинтересован в пришедшем омеге, а внутри цунами разливается, города, дома, леса мертвой водой заливает, никому спастись не удастся. Он до скрежета сжимает ровные зубы, чуть не стирая их в порошок, старается не обращать внимание на руки, что по-хозяйски на округлые бедра омеги ложатся, оглаживают, молча кричат о его принадлежности. — Так на чём мы остановились, — возвращает внимание к себе Чонгук, укладывая голову на плечо Чимину. — Отзови армию, Чонгук. Не быть войне. — Это мы ещё посмотрим, — хищно улыбается вампир, откидываясь на кресло. Телохранители обоих напрягаются до предела, готовя оружие, но Ким неожиданно отзывает своих, покидая особняк. — Ещё встретимся, — кидает он напоследок то ли Чонгуку, то ли Чимину. Блондин выходит во двор, сразу же садясь в авто. Желание оставаться здесь нет никакого, кроме… — В ближайший отель, — равнодушно кидает он водителю, откидывая тяжёлую голову назад. Чонгук ещё не до конца всему обучен, и порой его самонадеянность может наделать бед. Мысли о короле вампиров почти сразу сменяются мыслями об прекрасной омеге, что увидел Намджун. Лавандовый запах отпечатался глубоко в сознании, напрочь отказываясь его покидать. Кукольное личико заполонило все мысли, не позволяя думать ни о чем, кроме… Ни о чём кроме Чимина.