Ничто не проходит бесследно

1 Октября 2007

      Реджина смотрела в глаза мужчине, который явно не собирался с ней любезничать. У него были свои, неведомые ей, мотивы, и во имя них он с лёгкостью пожертвует ею. Но она не боялась. Отчего-то сейчас всё было не так, как в прошлый раз, и вряд ли это потому, что с каждым повторением беда переносится легче, — просто на этот раз она не сомневалась, что её ищут.       Голд перероет землю, но найдёт её, точно так же, как и Аарон ни за что не бросит свою жену. В чём бы ни было дело и как бы высоки ни были ставки, они не отступят. Что бы им там ни велел директор бюро или сам Буш-младший, их найдут — живыми или мёртвыми, но отыщут. Монстры любого порядка больше не вызывали в ней парализующего страха. Она знала: нужно просто набраться терпения и сил для борьбы. Её муж ищет её, команда ищет её, семья ищет её. Да, конечно, она для Клауса не то же самое, что Ребекка; впрочем, она никогда бы и не подумала занять её место, но Майклсоны тоже её ищут. Кристиан уже сообщил им, в этом Реджина не сомневалась.       Пока она думала над всем этим, круглолицый лысоватый мужчина с маленькими глазами смотрел на неё в упор, а затем вдруг произнёс, усмехнувшись:       — Если не ошибаюсь, ты — Реджина Голд? — Мужчина пальцами взял её за подбородок. — Вторая жена того самого легендарного Кристиана Голда?       Говоря слова «вторая жена», незнакомец пристально смотрел на неё, словно ожидая, что это её ранит, но промахнулся: стрела не попала в цель. И дело даже не в том, что она смирилась со второй ролью, а в том, что она изначально не претендовала на первенство ни в жизни мужа, ни в семейной системе Майклсонов. Её вполне устраивало то место, которое было ей отведено. Её любили и ценили, а раз так, то что ещё должно иметь значение?       Реджина молчала, а незнакомец продолжал:       — Прости, красотка, — он снова взял её за подбородок, — тебя мы прихватили за компанию. Нам была нужна Джеро, но ты не вовремя оказалась рядом, хотя это даже хорошо: иногда люди, смотря на то, как пытают близких, ещё более сговорчивы, чем когда пытают их самих…       Сказав это, он ожидал увидеть страх в её глазах — и увидел, но она будто бы боялась не за себя, будто бы угрозы подействовали на неё совсем не так, как он ожидал. Сплюнув на пол прямо им под ноги, он вытер рот тыльной стороной ладони.       — Я вернусь через десять минут, и мы проверим Джеро на сговорчивость.       — Я Хотчнер, — произнесла она вслед уходящему, но тот её уже не услышал. Впрочем, это волновало её в последнюю очередь; этой фразой она напомнила прежде всего себе, что у неё есть семья, её ждёт сын, и нужно держаться. — Как ты думаешь, как там наши дети? Как вообще наши близкие люди? Как они справятся с этим?       Реджину мучил тот же самый страх. Именно его уловил в глазах девушки преступник. Она тоже больше боялась не за себя, а за тех, кто был ей дорог. Если в конце не предусмотрен хэппи-энд, то Голд и дети останутся одни — снова? Как её муж переживёт это — сойдёт с ума? Сопьётся? Или снова выстрелит в себя, на сей раз не промахнувшись? Кто будет рядом, кто подержит и придаст сил? Если бы раньше её спросили, что такое любовь, она бы лишь смущённо дёрнула плечом, не решившись выдать какую-либо версию, но теперь она точно знала ответ. Любовь — это не когда ты боишься смерти, а когда страшишься того, что в случае твоей смерти будет с теми, кого ты любишь.       — Господи, пошли Ребекке сил, — вдруг произнесла Реджина после пары минут молчания и раздумий. Она запрокинула голову, и глаза заслезились, то ли от того, что она посмотрела прямо на лампу под потолком, то ли от того, что наконец осознала всю серьёзность происходящего.       — А при чём здесь Ребекка? — Дженнифер нахмурила лоб, искренне не понимая, при чём здесь младшая Майклсон — она-то как раз в безопасности.       — Ей явно нравится мой муж.       — Голд? — только и смогла выпалить Джеро.       — Да, а я нравлюсь Элайдже, — уточнила Реджина, — так и живём. — В других обстоятельствах она бы обязательно рассмеялась, но сейчас выдавила из себя лишь сдавленную улыбку. — И если мне отсюда не выбраться, хочется верить, что принцесса, выросшая в трёхсотлетнем особняке, справится с моей семьёй и её горем.       — Голд никогда не женится снова, — сказала Джей, а потом вдруг добавила: — А мне Хотча и поручить некому, если что… Хотя, ты знаешь, мне недавно снилась Хейли, и она сказала мне во сне, что теперь это мой дом и моя семья, а она присматривает за моей дочерью... — Губы блондинки затряслись. — Неужели и его я не смогу уберечь?       — Насколько я поняла, они собираются начать с меня, а ты просто не привлекай к себе внимания, ясно? — этот вопрос звучал скорее как утверждение.       — Но тебя будут пытать…       — Пусть. Я уверена, что, будь у тебя шанс моего ребёнка спасти, ты бы так же сделала. — Реджина помолчала и, в попытках отвлечь подругу от мрачных мыслей, вдруг спросила: — Знаешь, какой завтра день? — И сама же ответила на свой вопрос: — Второе октября. Шесть лет, как мы с Голдом познакомились.       В ожидании чего-то воистину ужасного Реджина провалилась в воспоминания того дня, снова проживая мгновения встречи с незнакомцем, ставшим главным мужчиной её жизни. Джеро же думала совсем о другом — о том дне, когда приступила к своей миссии в Пентагоне…       

***

      Это то, о чем Дженнифер никогда не забудет и вряд ли когда-нибудь станет рассказывать своим детям. Палящее солнце, которое, кажется, выжигало всё на своём пути, песок, летящий в лицо, суета, много людей военной форме с автоматами наперевес; директор Штраус, которая рассказывает о том, что, оказывается, её перевели в МИД для прикрытия — она не мобилизована, а будет работать теперь и в Вашингтоне, и здесь, на одной из оперативных баз США в Афганистане, но операция настолько серьёзная и строго секретная, что даже её собственные подчинённые не будут знать о характере её работы. Именно поэтому она даже годы спустя ничего не рассказывала мужу или коллегам о тех трёх годах, что она провела за пределами ФБР. Штраус что-то быстро объясняла и закончила свой монолог весьма неожиданной фразой:       — Вам нужно переодеться.       Дженнифер оглядела себя и поняла, что весь её чёрный костюм стал белым от песка и пыли, да и к тому же слишком несуразно она выглядела в деловом костюме, на каблуках, с идеально уложенной причёской посреди пустыни, среди людей в камуфляже.       Взяв её под локоть, Эрин провела её в одну из палаток военного лагеря. Там она увидела трёх мужчин, один из них лежал на кушетке весь в крови и ранах.       — Этот человек умер от пыток? — спросила девушка, сама толком не понимая, к кому она обращается — к директору Штраус или же к двум другим мужчинам.       — Это оперативник Аль-Каиды, один из курьеров Бен Ладена, и да, он умер от пыток, — произнес один из мужчин. Он сказал это громко и раздражённо, всем своим видом показывая, что совсем не рад появлению агента.       Впрочем, это не было для неё чем-то удивительным. Она всегда знала: ЦРУ и ФБР — это две противоборствующие структуры, они словно ведут совершенно разную войну и всегда неохотно сотрудничают друг с другом. Поэтому подобное отношение матёрого агента её ни капли не удивило, и в пояснениях и извинениях другого мужчины о том, что Гастингс слегка высокомерен, но лучший в своём деле, она не нуждалась. Однако, как только Штраус объявила о том, что Джеро прислали из отдела поведенческого анализа, агент скривился ещё сильнее.       — Мне не нужен профиль Бен Ладена! — выплюнул Гастингс, словно ожидая, что после этих слов женщины уберутся восвояси, но не тут-то было: непрошеные гостьи так и остались стоять на месте и, похоже, никуда не собирались.       — Я не профайлер, я занималась связями с общественностью...       — Джеро — опытный переговорщик, — в диалог вновь вступила Штраус, — и будет допрашивать женщин.       Эрин произнесла это таким тоном, что даже матёрый волк ЦРУ не решился с ней спорить, хоть всё происходящее ему всё ещё не нравилось. У него был свой подход ко всему, и присутствие смазливой блондинки, которая, совершенно точно, станет путаться под ногами, было ему не на руку, но сейчас поделать с этим ничего нельзя, поэтому мужчина лишь ещё раз осмотрел блондинку с ног до головы. Она на сей раз ответила ему тем же.       Мужчине на вид было около тридцати лет. Коротко стрижен; серо-голубые, глубоко посаженые глаза, тонкие губы, впалые щёки, чёткие скулы. Внешне он был даже привлекателен, но всё равно выглядел угрожающе. Конечно, может, первое впечатление обманчиво, но остаться с ним наедине она бы не хотела — было в нём что-то отталкивающее, и дело явно не в суровом характере.       

***

      Устав от гомона десятков голосов, что раздавались практически одновременно, Аарон как-то незаметно для всех покинул зал, вышел в коридор и встал у окна — того самого, откуда прекрасно просматривался бар, в котором сегодня видели его жену живой и здоровой. Но это было ранним утром, около девяти; сейчас уже обеденное время. Сколько прошло часов — семь, восемь? Кто-нибудь вообще считал, сколько уже времени они находятся в неведении, даже не зная, живы ли они вообще? Или, пока команда усердно ищет иглы в стогах сена, они с Голдом снова овдовели, а их дети осиротели? Мысль была невыносима настолько, что вечно сдержанный и невозмутимый Хотч готов был разрыдаться в голос. Он снова и снова прокручивал в голове плёнку с видеокамер: вот они выходят из кафе, Дженнифер что-то говорит Реджине, и та, услышав это, улыбается, будто бы вскрикивает от радости и закрывает лицо ладонями; в следующее мгновение его жена лезет в сумочку за телефоном (скорее всего, это был его вызов, который так и остался без ответа). А дальше — дальше гнетущая неопределенность, которую, кажется, уже невозможно выносить.       Из тягостных мыслей его выдернул стук трости, который раздался где-то поблизости. Видимо, Голд чувствовал всё то же самое и тоже решил перевести дух. Кристиан не приближался, дабы дать другу хоть немного личного пространства, которое ему необходимо в эти минуты, но в то же время находился достаточно близко, чтобы услышать, если он вдруг захочет чем-то поделиться. И примерно минуту спустя Аарон действительно спросил у него:       — Тебе не кажется, что в прошлый раз было легче?       Говоря это, Хотч очень надеялся, что другу не понадобится дополнительных объяснений — он на них сейчас всё равно не способен. Ему хотелось верить, что Кристиан поймёт суть сам. — В прошлый раз было легче потому, что враг был известен. Моей жене угрожала болезнь, — Голд сжал в руках рукоять трости, — твоей — Джордж Фойет. Я знал, как протекает рак, у тебя в руках был профиль подонка. Сейчас сложнее, потому что мы понятия не имеем, с чем имеем дело. Говорят, что двери, ведущие из Ада на волю, не заперты, уйти можно в любой момент, но никто не пытается — неизвестность страшнее...       В этот момент из кабинета напротив раздался женский голос, зовущий Голда. Тот сразу же поспешил вернуться в круглый зал в надежде, что для него есть хорошие новости. Аарон же решил дать себе ещё минуту, всего одну. Но остаться в одиночестве у него снова не вышло: на сей раз где-то вблизи послышался стук женских каблуков. Мужчина не оторвал взгляда от окна. Он и так знал, что это Штраус. С тех пор, как она сегодня утром ходила по окружному залу, он, кажется, надолго запомнит звук её каблуков, если не на всю жизнь.       Женщина подошла, встала рядом и, развернувшись спиной к окну, присела на подоконник, скрестив руки на груди — теперь он мог продолжать смотреть в окно, но она видела его лицо.       — Прости меня, — совершенно неожиданно произнесла Эрин. Это было точно не в её характере — приносить свои извинения подчинённым, да ещё так искренне и лично. Аарон сначала решил вообще на это не реагировать, полагая, что она просит прощения за невозможность помочь, вмешаться в игру и изменить её ход, пока он просто смотрит, как команда бьётся в глухую стену. Он был зол, ведь речь шла о его жене, но и судить начальницу не мог — она исполняла протокол, придуманный кем-то задолго до неё. Поэтому, дабы не выдать свою злость, он продолжал смотреть в окно, но простыми извинениями Эрин не ограничилась. У неё было что сказать, но Аарон совсем не ожидал это услышать.       — Прости меня — это я настояла, чтобы её внедрили туда, чтобы именно она стала допрашивать женщин...       Хотч тут же обернулся. Его взгляд был настолько мёртвым, что женщина невольно вздрогнула, но вместе с тем в его глазах пылал огонь ярости, пытливой ярости, и она поняла: уйти от вопросов, которые сейчас же на неё посыплются, ей никак не удастся. И, предвосхищая их, заговорила, прекрасно понимая, что всё, что она сейчас скажет, может стоить ей карьеры и даже, более того — свободы. Но, выйдя сегодня во двор, она увидела, как Камилла Майклсон задорно играет с тремя детьми, явно пытаясь отвлечь их от той тревоги, которой сегодня был пропитан воздух вокруг. Её трое детей давно разъехались и жили своей жизнью, иногда звонили по праздникам и на выходных; в холодной пустой квартире её никто не ждал. Она даже не заводила кошку, понимая, что в периоды её многочисленных командировок за животным просто некому будет присмотреть. У похищенных женщин были семьи, их дети, потерявшие родных матерей, отчаянно нуждались во всех, кто сумел хоть немного их заменить.       — Она работала переговорщиком на одной из наших военных баз в Афганистане, допрашивала женщин. Операция была сверхсекретной. Дженнифер — единственная из всех участников операции, кто остался в живых…       Аарон слушал и едва ли не впервые в жизни чувствовал, как холодеют внутренности. Такого липкого парализующего страха он, кажется, ещё никогда не испытывал. Голд был прав: в прошлый раз он хотя бы знал врага в лицо и примерно мог представить действия Фойета. Он готов был отдать всё, что у него есть, лишь бы она сказала, что пошутила, но, похоже, эта женщина была серьёзна, как никогда.       — Что угрожает моей жене? — спросил он, пытаясь сохранить последние капли невозмутимости и самообладания.       — Я не знаю, — растерянно и виновато покачала она головой, вспоминая человека в той палатке, умершего от пыток.       Эрин поёжилась, представляя возможные варианты и некстати подумав о том, что Белль умерла во сне, а Хейли от разрыва аорты; они не мучались, а вот что сейчас переживают Реджина и Джей-Джей, невыносимо было даже представить…