Чувства и Бесчувственность

      На следующее утро это происходит.       Гермиона стоит в своём классе, пристально глядя на головы студентов, склонившихся над пергаментами и пишущих работы по истории маглов, когда чувствует отчётливое движение внутри. Ощущение настолько глубокое и пронзающее… Мгновенно возникшая всепроникающая тяжесть заставляет её потянуться к столу и опереться, прежде чем опуститься на стул.       Единственный человек, который, кажется, замечает происходящие, — София. Их взгляды встречаются через весь класс. Она знает — мрачное осознание написано на её бледном лице.       Менее чем через тридцать секунд дверь класса распахивается. Северус на секунду останавливается. Волосы взъерошены, глаза в ужасе распахнуты. Несмотря на сдержанность, по тому, как вздымается грудь, понятно, что он бежал. Мужчина, должно быть, тоже это почувствовал… высвобождение… и бросился искать её.       Остальные ученики уже заметили вторжение в класс и с интригой наблюдали за профессорами.       — Я считаю, что вы отлично поработали этим утром, — Гермиона заставляет себя улыбнуться и пытается расслабить побелевшие кулаки, продолжая крепко цепляться за край стола, — так что заслужили перерыв. Можете идти.       Студенты радостно перешёптываются, и через несколько минут класс пустеет.       Ушли все, кроме Софии.       Девочка медленно подходит к учительскому столу, прижимая книги к груди.       Все трое молчат… никто не хочет говорить о серьёзности этого момента и о том, что он означает.       Увидев, что София задрожала, Гермиона быстро подходит к ней и забирает книги из рук, прежде чем притянуть её к себе и крепко обнять. Девочка не плачет, и Гермиона подозревает, что она смирилась с тревожным осознанием того, что этот момент — то, ради чего она совершила путешествие во времени, и что теперь ей придётся вернуться в будущее, которого может и не быть.       Гермиона прижимает её к себе как можно ближе, прежде чем прошептать ей на ухо:       — Большое спасибо, София… Спасибо тебе за всё.       — Я просто хотела, чтобы ты мной гордилась, — отвечает София тихим и дрожащим голосом. — Вы оба.       Гермиона прижимает голову Софии к груди, умоляюще глядя на Северуса, серьёзные черты лица которого почти не выдают эмоций.       — И мы так тобой гордимся, — хрипит Гермиона, едва в состоянии сформулировать предложение. — Ты невероятно храбрая.       — Вот почему я… гриффиндорка, — София практически шепчет последнее слово. — Как ты.       Гермиона не может ответить. Слишком сильна боль в груди… слишком тяжело дышать.       Они стоят, плача вместе, объединённые отчаянием, пока София, наконец, не поднимает голову. Залитое слезами лицо и сияющие голубые глаза — одинокий образ, который Гермиона пронесёт с собой грузом на сердце через всю жизнь.       — Я должна вернуться, — хрипло бормочет девочка, её голос срывается. — Рассказать всем, что произошло. И сказать… до свидания.       Гермиона успокаивающе кивает.       — Конечно.       — А как же… профессор? — София отступает и поворачивается к Северусу, застенчиво склонив голову. Сердце Гермионы разрывается. Это первый раз, когда она разговаривает с ним после того, как раскрыла свою личность. Его лицо не отражает ничего.       — Я думала, тебе стоит знать. — Она подходит к нему. — Меня зовут София Лина.       Гермиона видит, как он глубоко и порывисто вдыхает.       — Я была названа в честь твоей матери. Ты сказал мне, что она предпочитала Лина. — София грустно улыбается ему. — Что всегда считала имя Эйлин старомодным.       Внезапно щёлкает выключатель. Как будто до сих пор ему удавалось всё это опровергать… но эта маленькая, но значительная деталь каким-то образом разрушает основы его отрицания, заставляя стены пасть, — впечатляюще.       Северус мгновенно бросается к ней, опускается на одно колено и захватывает в объятия сильными руками. София хватается за него с таким же отчаянием, сжимая в кулаках одежду, показывая, как сильно скучала по тому, кого любит.       Рука Гермионы прижимается к губам, и её беспрецедентное проявление привязанности трогает её до слёз.       — Я не знал, — шепчет он ей на ухо. — Мне так жаль.       Девочка просто сжимает его сильнее, пока он успокаивающе гладит её по волосам.       — Тебе не нужно бояться. — Его голос такой мягкий и нежный — почти незнаком Гермионе. — Мы сделаем то, что должны. Используем зелье.       София кивает, кладя голову ему на плечо.       — Ты помогала… варить его?       Она снова кивает.       — Я думаю, из нас получается отличная команда. — Слабая улыбка тенью скользит по его губам, пока он задумчиво смотрит через её плечо. — Всё сработает так, как задумано. Нет причин для беспокойства.       Её тело заметно расслабляется, всё ещё прижимаясь к нему.       — Когда ты вернёшься… скажи им, что мы сделаем всё, что потребуется… чтобы убедиться в их безопасности.       Кажется, она не хочет его отпускать.       — Мы увидимся снова, София. — Он отстраняется, чтобы посмотреть ей в глаза. — Я хочу, чтобы ты мне поверила.       После долгой паузы — в течение неё Гермиона восхищалась сходством двух бледных темноволосых людей, которые стали так много значить для неё за такой короткий промежуток времени, — девочка слегка кивает и наконец отпускает его. Её лицо осунулось. Она явно устала.       Судорожно вздохнув, София опускает пальцы за воротник рубашки и вытаскивает золотую цепочку маховика времени.       Гермиона подходит. Вместе с Северусом они обнимают Софию за плечи. Это кажется таким естественным, что она представляет, как такое же проявление заботы и близости ждёт её через десятки лет.       Сжимая в пальцах маленькие песочные часы, София пристально смотрит на них обоих.       — Я люблю вас, — шепчет она, прежде чем быстро повернуть часы вперёд.       Гермиона пытается ответить, но пространство между ними внезапно пустеет. София ушла.

***

      Его большая и тёплая рука сжимает её руку, пока они сидят за столом.       Северус внимательно наблюдает за ней, когда она подносит вилку ко рту.       — Вкусно?       Веки Гермионы смыкаются, и она стонет от удовольствия.       — Боги. Кто это приготовил? Ты улизнул, чтобы забрать заказ у Джейкоба? — Она кладет в рот ещё одну вилку аппетитного ризотто.       — Конечно нет, — бормочет он, наконец приступив к своей порции.       — На самом деле я не думала, что такое возможно. — Гермиона поднимает его руку для выразительности, сжимая её, как будто приветствуя. — Но, возможно, это даже лучше, чем то, что готовит Винсент. — Она снова стонет. — Северус, это лучшее ризотто, которое я когда-либо пробовала. Где ты взял его?       — Приготовил.       Она роняет вилку и отпускает его руку.       — Ты?       — Да. — Он выглядит слегка обиженным.       — Ты умеешь готовить?       Он возмущённо хмурит брови.       — Ты никогда не видела, как я варю зелья? Соблюдение точной и упорядоченной последовательности для достижения идеального результата?       Гермиона усмехается.       — Хорошо… конечно, но это просто… ухх. — Она восторженно закатывает глаза.       Северус внезапно смеётся — редкое проявление расслабленности и веселья — и затем возвращается к ризотто.       Несмотря на голод, Грейнджер не прикасается к вилке, её кулак сжимается рядом с тарелкой, когда она смотрит на него.       После ухода Софии Северус долгое время обнимал её. Ей это было так сильно нужно. Казалось, ему тоже. Затем он попросил её разыскать Минерву — объяснить, что произошло, и потребовать, чтобы их занятия были отменены до конца дня. Он также посоветовал ей сделать другие необходимые приготовления, но попросил, чтобы она вернулась в его покои к обеду.       И её встретил накрытый стол, две тарелки с ризотто, прекрасное охлаждённое вино. Мерлин знает, где он нашёл ингредиенты и как ему удалось их приготовить, но всё было идеально.       И у неё было ощущение, что это несло в себе определённое сообщение. Своего рода извинения. Возможно, попытка произвести впечатление. Но прежде всего — это демонстрация его доброго и заботливого характера, который, к сожалению, часто затмевался более едкими сторонами его личности. Ещё это тот редкий момент, когда они могут побыть вместе, прежде чем столкнуться с неизбежным… неизвестным.       Это одновременно замечательно и ужасно болезненно. Тот факт, что Северус провёл весь предыдущий день и долгую ночь, интенсивно проверяя и изучая зелье, те удивительно нежные моменты, которые он разделил с Софией, и продуманность совместной трапезы… всё это накопилось в её сердце, раздулось, как большой воздушный шар на грани взрыва.       Гермиона сжимает его руку, пытаясь передать свои чувства. Но сказать «Спасибо» — это всё, что ей удаётся.       Северус осторожно кивает. Очевидно, что он сильно взволнован.       Грейнджер смотрит на него, ощущая всепоглощающее чувство любви к нему… ко всему. И внезапно к ней приходит осознание.       — Я всё ещё люблю тебя, — бормочет она, повышая голос от удивления.       Его веки чуть опускаются в замешательстве, прежде чем он открывает рот, чтобы ответить. Но Гермиона уже встала со стула, обошла стол и опустилась ему на колени между его телом и столом.       — Разве ты не видишь! — возбуждённо шепчет она. — Я больше не чувствую его внутри себя, но всё ещё люблю тебя! Это не он. Это мы. Всё это время наши чувства были настоящими.       Выражение его лица мгновенно меняется. Медленная трансформация, которая постепенно срывает маску напряжения, которая покрывала его лицо последние недели. Северус выглядит расслабленным, раскаявшимся, а также… по-мальчишески сексуальным. И наконец он притягивает её к себе. Гермиона приветствует сокрушительное давление его губ, грубую страсть, когда его язык погружается в её рот. Его руки блуждают по телу, царапают и рвут одежду. В мгновение ока её грудь и промежность оказываются обнажёнными, и его рот, горячий и голодный, мгновенно захватывает один напряжённый сосок, будто он какой-то кровожадный вампир.       Захваченная ураганом ощущений, Гермиона склоняет голову набок, как марионетка с перерезанными струнами, но мгновенно оживает, когда он вводит в неё два длинных пальца. Она бросается вперёд, чтобы помочь ему проникнуть в неё, не боясь впервые за много лет, что он причинит ей боль. Её тело наконец принадлежит ей и только ей. И это осознание делает её ещё более безрассудной — она ​​хочет, чтобы он жёстко её трахнул.       Но она не может. Пока ещё нет.       — Северус… — она бормочет, задыхаясь.       — Ммм? — Его рот переключается на другую грудь.       — Ты можешь… ох…       Его пальцы находят точку G, и она внезапно теряет дар речи, единственный звук, который Гермиона издаёт, — это глубокий стон удовольствия.       Пытаясь восстановить самообладание, несмотря на его безжалостные ласки, она наконец выкрикивает: «Ризотто!»       Северус выпускает её грудь с влажным звуком.       — Что?       — Можешь сдвинуть это? — Грейнджер оборачивается и печально смотрит на брошенную тарелку. — Может быть, убрать её в безопасное место? Я хочу потом доесть.       С кривой ухмылкой Северус левитирует их еду и напитки подальше от стола.       Гермиона с облегчением вздыхает и воодушевлённо шепчет: «Теперь ты можешь продолжить».       — Продолжить… что именно? — Его голос понижается и становится ещё более глубоким, когда его пальцы возвращаются, ввинчиваясь в неё, заставляя её брови нахмуриться в мучительном экстазе. — Это?       — Да, — стонет она, закрывая глаза. — Но кроме этого… мне скоро понадобится твой… член.       Давление внутри нарастает, и хоть Гермиона не против оргазма от его рук, но сейчас ей нужно почувствовать восхитительную наполненность. И, очевидно, Северус того же мнения, поскольку немедленно отступает, чтобы обхватить ягодицы и опустить её на край стола.       Мгновение спустя он освобождает свой член, и Гермиона чувствует бархатистую тёплую кожу его ствола, скользящую по внутренней стороне бедра. Её рот и киска мгновенно увлажняются для него. Опёршись руками о стол, Грейнджер отодвигается назад и упирает каблуки в край стола, маняще раздвинув ноги. Она хочет, чтобы он взял именно в этом положении, потому что мысль о расстоянии между их телами невыносима. Не сейчас. Не после всего, через что они прошли.       Северус кладёт руку на стол позади ягодиц для опоры и, наклонившись к ней, направляет головку члена сквозь её гладкие складки. Даже когда он медленно продвигается вперёд, растягивая тугой вход в её киску, его взгляд прикован к её глазам.       Её веки дрожат, а затем смыкаются, когда Северус погружается глубже. Это такое невероятное ощущение… долгожданное объединение, не запятнанное физическими или психологическими ограничениями, что кажется, будто он снова вернулся домой. Её ноги тут же обхватывают его бёдра, заставляя войти глубже. Уголок его рта слегка дёргается, когда он до основания погружается во влажную киску. Удовольствие отражается во всех его чертах. Его рука опускается ей на шею, притягивая для голодного поцелуя, в то время как его бёдра отстраняются, прежде чем снова погрузиться на всю длину.       — Ух…       Северус ловит её стоны ртом снова и снова, толкаясь в неё бёдрами — быстро и мощно. Гермиона рукой хватается за край стола, пытаясь сдержать его напор.       Вскоре они вынуждены оторваться друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. Настойчивый ритм превратил всю нижнюю часть живота в горящий шар.       Прикасаясь лбом к её, Северус решительно трётся лобковой костью о клитор в конце каждого длинного и глубокого толчка.       Гермиона хнычет, зажмуривая глаза. Это великолепно.       Но потом она чувствует капли, стекающие по щекам, как свои собственные.       Её глаза распахиваются. Он плачет, судорожно дыша, продолжая толкаться в неё.       — Северус? — Её рука обхватывает его сжатую челюсть. — Что случилось?       Он слегка качает головой, продолжая тереться о неё.       — Я не хочу тебя потерять, — еле слышно шепчет он напряжённым голосом.       — Ты не потеряешь… Ты сказал Софии…       — Я знаю, что сказал ей, — перебивает он, его слова обжигают. — Мне пришлось. Пришлось её успокоить. Её нужно было утешить.       — Так оно… небезопасно? Зелье? — Гермиона наклоняет голову, пытаясь поймать его опущенный взгляд.       Северус в отчаянии качает головой.       — Я не смог узнать больше… подтвердилось только название — «Похититель душ». Риск по-прежнему велик.       Гермиону гораздо больше расстраивает глубокая печаль в его глазах, чем слова. Она уже приняла решение и менять не собиралась.       — Я верю в тебя, Северус. — Она большим пальцем гладит его по щеке. — Ты любишь меня сейчас. И я верю, что будешь любить в будущем. Ты бы не стал просить меня принять зелье, если бы не был уверен. Тебе нужно довериться себе.       Северус стоит совершенно неподвижно, глядя на неё сверху вниз. Гермиона чувствует, что он полностью открыл ей своё сердце, и её глаза наполняются слезами.       — Пожалуйста, покажи мне, что любишь меня, — шепчет она.       Спустя долгое время он обнимает её обеими руками и прижимает к себе как можно ближе, возобновляя толчки. Несмотря на эмоции — или, возможно, из-за них, — Гермиона обнаруживает, что уже близка к оргазму. Трение его члена внутри и хватка его сильных рук заставляют её чувствовать себя такой любимой, нужной, что это ощущение пронизывает всё тело, пока не добирается до его твёрдости внутри неё, до его желания… и она отпускает себя. Хриплый крик, наполненный отчаянной потребностью в нём, вырывается из её горла, когда оргазм захватывает, заставляя киску сокращаться и сильнее обхватывать член. Северус продолжает двигаться, продлевая её наслаждение, пока Гермиона, подрагивая, не падает на стол. Откинув голову назад, она сосредоточивается на нём, упиваясь интенсивностью его движений, его желанием показать ей свою любовь. И, наконец, он кончает.       Это его самый эмоциональный и яркий оргазм, который она когда-либо видела. Его крик наполнен печалью и тоской, когда он последний раз врезается в неё, крепко прижимая к себе. Подёргиваясь и вздрагивая, его член выстреливает в неё прекрасным семенем… которое исцелило, восстановило и дало ей шанс на… материнство. Шанс снова иметь семью.

***

      Гермиона забирается в ванну.       На этот раз вода теплее. На самом деле, горячая. И это ещё раз доказывает, что больше ей не нужно беспокоиться о том, что тело может не выдержать. Кожа покрывается мурашками от этого ощущения, её мышцы расслабляются, когда напряжение тает, покидая их.       Она кладёт руки на полный живот. Это не ребёнок — он ещё совсем крошечный. Ризотто. Она съела всю свою порцию. И совсем немного — из порции Северуса. Это действительно самое вкусное блюдо, которое она когда-либо пробовала… с самым восхитительным партнёром, которого она могла вообразить.       Северус ненадолго ушёл. По крайней мере, так сказал.       Гермиона закрывает глаза и прислушивается. Раньше из-за своего состояния она могла бы слышать его шаги. Но теперь не слышно ничего — кроме бурления пищеварительной системы, пытающейся справиться с огромным количеством ризотто, которое Гермиона в себя запихнула.       Наконец дверь в ванную открывается, и Северус заходит — хмурый, как она и предполагала.       Для них обоих всё это чрезвычайно сложно. Но, как Грейнджер подозревает, ему труднее. Он всегда очень тяжело переносил груз ответственности. Она знала это, ещё будучи студенткой.       Теперь он медленно приближается, погружённый в свои мысли и эмоции, и это так соответствует его вечно формальной одежде. Но это точно не образ, возникающий в голове, когда Гермиона думает о том, как Северус яростно трахает её. И этот контраст по-прежнему очень привлекателен, несмотря на серьёзность их положения.       Гермиона садится в ванне, откидывает волосы назад, прежде чем протянуть к нему руку. Северус пристально рассматривает её, а затем опускает руку в карман, вынимает маленькую бутылочку и протягивает ей. Она кивает в знак благодарности и указывает кивком в сторону ванны. Он соглашается, начиная раздеваться.       Грейнджер не раз видела, как он раздевается, — очевидно, что сейчас он специально избрал эту тактику… тянет время, но она не возражает. Наблюдать за её мрачным красивым волшебником, отцом её ребёнка, медленно раздевающимся, сбрасывающим броню, обнажающим обтянутые фарфоровой кожей мышцы, совсем не сложно. Она совсем не видит его недостатков — ни царапин, ни шрамов, ни даже поблекших остатков Тёмной метки. Они часть него… часть, которая стала её.       Наконец, обнажённый, он опускает ногу в ванну.       — Чёрт возьми, почему так горячо?       Гермиона громко смеётся и быстро накладывает охлаждающие чары.       — Сегодня ты особенно чувствителен, — она озорно усмехается.       Северус пристально смотрит на неё своим мрачным взглядом, и она видит, как в его голове проносятся сотни вариантов ответов, большинство из которых наверняка включают в себя «горшки» и «котлы», как думает Гермиона.       Но он всего лишь насмешливо фыркает, прежде чем полностью погрузиться в воду, скользя ногами вперёд и ставя их по бокам от Гермионы.       Грейнджер продолжает ему улыбаться. Это может быть самый лучший или самый худший момент в её жизни. Она хочет верить в первое. Его лицо говорит о том, что он выбрал второе.       — Мы можем подождать. — Она позволяет свободной руке погрузиться в воду, обхватывая его голень. — В конце концов, у нас есть окно в сутки.       Северус не отвечает, но его ступня нежно касается её бока.       — Но я не вижу в этом смысла, — продолжает она. — Я просто хочу покончить с этим.       Он наклоняет голову.       — Это твоё решение.       Гермиона глубоко вздыхает. Она не может притворяться, будто ей не страшно. Выражение его лица определённо не добавляет уверенности.       — Просто знай… не важно, что произойдёт… — Она сжимает его ногу. — Я ни о чём не жалею. Ни о чём. Поскольку всё это привело меня к этому моменту с тобой… здесь и сейчас. Это дало мне шанс исправить ситуацию… для нас… для нашего сына… для Софии… для всех.       Северус сглатывает, его брови приподнимаются, так что его хмурый взгляд превращается в печальный и смиренный. Гермиона подозревает, что он хочет её отговорить, но понимает, что это бессмысленно.       Поднимаясь на колени, она наклоняется вперёд, проползает вверх по его телу и ложится на него сверху. Его руки мгновенно обнимают её. Он глубоко целует её, и она задаётся вопросом, каково было бы так вечно лежать с ним. Блаженство.       Держась за эту мысль, Гермиона с мрачной решимостью просит его снять пробку с бутылочки.       Северус смотрит на неё, лежащую на его груди, карие доверчивые глаза излучают любовь — такие открытые и честные. И он любит её. Он может повторять это снова и снова, но это ничего не меняет. Всё ещё есть шанс, что её заберут… украдут… именно то, что должен делать «Похититель душ».       Но это ненадолго. Лезвие всё ещё было в его кармане. Простой разрез артерии — и он ускользнёт за считанные минуты… последует за ней. И она никогда не будет одна.       — Я буду здесь… всегда, — Северус заверяет её, вынимая пробку.       Гермиона улыбается… так мило и искренне, что он чувствует просвет надежды, несмотря на всю грусть.       — За нас! — она поднимает бутылочку, произнося тост.       Затем вливает дымное содержимое в рот.