Чувства и Бесчувственность

      Дедушка Северус.       Гермиона качает головой.       Дедушка.       Не остаётся никаких сомнений, пока Грейнджер спускается по тёмной лестнице. Рука уже привычно скользит вниз по животу… Он не готов… только не к этому.       Прошло всего несколько часов, с тех пор как Северус узнал о её беременности… их совместным ребёнком… или же настоящим чудовищем… А теперь это… всё, что Гермиона только что узнала, шокирует не меньше. Маленькая девочка, так похожая на него прекрасными волосами цвета воронова крыла и загадочностью, оказывается, вернулась в прошлое… и притворяется одной из их студентов.       Ко всему прочему она ещё приходится им внучкой… дочерью их сына Роланда… Волан-де-Морта… Тёмного Лорда.       Гермиона всё ещё чувствует слабость…теряет силы с каждой минутой. Поворачивая за угол, она на секунду замирает, опираясь о холодную стену. Без сомнения, это самый шокирующий день в её жизни. Всё это невозможно держать в голове. Особенно угнетает мысль о том, что ей придётся сделать.       И поэтому Гермиона не может ему сказать. Не сейчас. Пока ещё нет.       Их внучка такая красивая. Такая… умная, милая, внимательная, и храбрая, и…       Грейнджер должна остановиться. Она чувствует, что снова задыхается, и не может… Она ​​почти у цели. Почти у его двери.       София махнула ей на прощание ладошкой, быстро моргая голубыми глазами, прежде чем исчезла в гостиной Гриффиндора. Гермиона пообещала, что они снова увидятся… очень скоро. Когда голова наконец перестала кружиться и когда у неё наконец появилась возможность…       — Где ты была?       Гермиона даже не постучала. Её поднятый кулак парит напротив его широкой груди в открытом дверном проёме.       Девушка замечает, что Северус побрился и принял душ. И сейчас выглядит очень злым.       — Мне жаль… Это заняло немного больше времени… чем я ожидала. — Гермиона изо всех сил пытается связать слова, всё ещё пребывая в шоке от сегодняшнего дня.       — Неужели? И я полагаю, с этим нужно было разобраться незамедлительно? — огрызается он. — В этот ночной час?       — Мне просто нужно было поговорить… кое с кем.       — «Кое с кем»?       — Я не могу… — Она качает головой. — Можно мне просто войти, пожалуйста?       На его лице отражается искреннее недоверие, и Грейнджер задаётся вопросом, какая часть этой паранойи принадлежит самому Северусу, а какая — ужасному существу, скрывающемуся внутри. Действует ли это так же на неё? Разве она не должна чувствовать, что ею так же манипулируют?.. В течение уже долгого времени.       После долгой паузы Северус отступает назад, пристальный взгляд его чёрных глаз следит за ней, когда девушка проскальзывает внутрь комнаты через небольшую щель.       У него явно было слишком много времени на размышления. Гермиона отсутствовала добрую пару часов. Без сомнения, Снейп предполагает, что она встречалась с Минервой, посвящала в свои «обстоятельства». Северус явно по-прежнему винит директрису за то, что она тогда позволила Гермионе находиться рядом с ним во время восстановления. Ведь именно это и положило начало всему происходящему.       Когда девушка поворачивается к нему лицом, он выжидающе скрещивает руки. Северус явно хочет объяснений. Но не получит ни одного. С чего вообще можно начать?       Он пренебрежительно фыркает, как будто Гермиона намеренно скрывает информацию.       — Я чертовски устала. — Она делает шаг к нему. — Я знаю, что ты не понимаешь, чему или кому можно доверять. Ты не доверяешь мне. Ты даже себе не доверяешь. Но сейчас ты просто мне нужен.       Его плечи вздрагивают, а затем опускаются, как будто Северус решает: обидеться или успокоиться. Гермиона понимает, что он собрался… привёл себя в порядок. В комнате всё тоже стоит на своих местах. Он мог бы ответить на её откровения ещё большим отчаянием или даже злостью, мог бы утонуть в бутылке огневиски, всё ещё находящейся на каминной полке.       Но Северус этого не сделал. Он ответил ей, взяв себя в руки, приняв ответственность Гермиона правильно догадалась, что он хочет быть нужным… несмотря ни на что… он действительно этого хотел. Возможно, даже желал быть отцом. Он был просто ужасно раздосадован и напуган, как и Грейнджер. А она знала гораздо больше.       — Это больше не имеет значения. — Девушка сокращает расстояние между ними. — Нет смысла пытаться избегать этого. Ущерб уже нанесён.       Усталое смирение постепенно пронизывает его черты.       — Так что… хуже уже не будет. — Её руки лежат на его худом, но подтянутом торсе. Гермиона наслаждается теплом, которого не чувствовала слишком долго.       Его бровь почти незаметно приподнимается. Яркий свет в его глазах утихает, медленно растворяясь и превращаясь в знакомое тепло. Он вернулся. Её глаза загораются от осознания этого.       — Я хочу тебя… сейчас… в твоей кровати. — Гермиона осознаёт, что звучит это весьма несдержанно и даже раздражённо, но она слишком устала, чтобы переживать из-за этого. Её тело всё ещё болит после нескольких недель без «помощи» Северуса. — И я даже не прикоснулась к Люциусу, если тебе интересно… Я просто была… зла… На самом деле, я была в ярости.       Его грудь продолжает вздыматься под её руками, пока он постепенно не расслабляется. Это похоже на принятие. Возможно, этот вопрос тоже тревожил его, кружась с остальными мыслями о предательстве в буре в его голове.       Северус вообще ничего не говорит. Тогда Гермиона понимает, как мало он может дать, как часто закрывается в себе, что становится невероятно трудно узнать его настоящего.       Грейнджер надеялась, что он будет достаточно великодушен и признает, что не особенно хорошо вёл себя с ней последние недели. И что он безумно завидовал Люциусу.       Но Снейп этого не делает. Вместо этого уголок его рта едва заметно приподнимается, но этого достаточно. Гермиона протягивает руку, и сжимает его пальцы в маленьком кулаке, и тянет его к спальне.       Северус следует за ней.       Гермиона понимает, что, возможно, он в последний раз проявляет такую ​​безмятежность и отзывчивость… особенно учитывая, что ей предстоит ему рассказать. Но именно надежда на будущее… совместное будущее подталкивает её сейчас тянуть этого непредсказуемого и бесконечно сложного человека в комнату, которую она делила с Люциусом только накануне вечером… а кажется, будто целую вечность назад.       Несмотря ни на что, они, должно быть, остались вместе. По словам Софии, они вместе боролись против своего сына, которого у них отобрали. Должно быть, между ними была любовь… даже после всего ужаса, после всех этих лет любовь не угасла.       И с этим знанием Гермиона поворачивается к Северусу, опуская руку ему на грудь. Она захвачена чувством силы торса под пальцами, рельефами мышц, излучающими тепло через ткань дорогой рубашки. Поднявшись к его шее, Гермиона зарывается пальцами в тёмные пряди на затылке, цепляясь и нежно потягивая за них, побуждая его принять тепло её ожидающих губ.       Северус двигается медленно, позволяя ей вести его. Гермиона воспринимает это как доверие — к ней. Но она никогда бы не спросила об этом. Для него слишком сложно сказать это вслух… и так было всегда.       Его губы и кожа ощущаются ещё нежнее после недавнего бритья. Гермиона чувствует, как Северус сдерживает возбуждение, разгорающуюся дерзкую силу внутри, с которой он безжалостно втрахивал её в дверь накануне вечером. Кто знал, что им двигало — желание обладать или сама одержимость?       Что бы это ни было, оно сейчас продолжает пульсировать и закипать внутри… прямо под кожей. Гермиона отвечает с не менее волнующей силой, рвущейся наружу, отчаянно желая, чтобы всё это было реальным… без коварных манипуляций… Просто их настоящие «я», выражающие подлинную страсть… друг к другу.       И когда его рот приоткрывается, губы и язык встречаются в пылком танце, Гермиона издаёт стон такой искренней нужды, что это шокирует… Её страдания принимают облик грубого и редкого желания. Не в силах больше ждать, она начинает расстёгивать платье одной рукой, а другая остаётся в его волосах.       Не прерывая контакта, Гермиона опаляет горячим дыханием его кожу. Она никогда не думала, что так сильно будет желать этого угрюмого, закрытого и мрачного человека. Но она не раз видела его настоящего — его внимание и доброту, страсть и заботу. Слишком много она узнала, чтобы его отпустить. Кроме того, он отец её ребёнка. И это пока ещё её ребёнок… их ребёнок… до поры до времени.       Гермиона разрывает остатки платья и стягивает его через плечи. Быстрыми от отчаяния рывками она избавляется от бюстгальтера и трусиков, чтобы отогнать навязчивые мысли, чтобы Северус выебал их прочь из её головы. И он, кажется, так же заинтересован — сбрасывает рубашку, брюки и боксеры одним ловким движением, прежде чем отбросить ботинки в сторону и потянуться к ней. Одной тёплой рукой он обхватывает её грудь, а другой сжимает ягодицы, притягивая к себе.       Его прикосновения не причиняют боли.       Это открытие принесло бы огромное облегчение, но Гермиона прекрасно знает, что это значит.       Её гиперчувствительность ослабевала.       Паразит, живущий внутри неё, постепенно освобождал её тело.       Что тогда сказала София? Гермиона узнает. Она почувствует, когда это произойдёт, — душа Тёмного Лорда перейдёт от неё к ребёнку.       Чувствует ли это Северус?       Грейнджер отрывается от него, скользя взглядом по покрасневшему лицу, ища хоть какие-то признаки… осознания. Он отвечает лёгким движением пальцев на её ягодицах.       Он в курсе? Намеренно прикасается к ней там, где раньше не мог?       Но Гермиона не успевает до конца всё осмыслить, как Северус бросается вперёд, его губы снова захватывают её, возобновляя страстное слияние.       Ему нужно знать. Она хочет сказать. Но слова застревают в горле, превращаясь в тихое ворчание, в отрывки непонятных звуков, слетающие с её губ. Нельзя говорить… пока ещё нет… до тех пор, пока переход полностью не завершится.       И эта мысль, это ползучее ощущение, что её тело присвоено незаконно, побуждает её раз и навсегда продемонстрировать, что она всё ещё контролирует ситуацию, — выразить свои желания как можно яснее и решительнее.       Гермиона толкает его. Северус падает на кровать, воздух вырывается из лёгких с удивлённым ворчанием.       — Что?..       Но вопрос обрывается, когда Гермиона садится сверху, сжимая его бёдра с неистовой решимостью, не оставляющей места для неверного толкования. Гермиона обхватывает его член, прижатый к животу, обеими руками, будто держит мясистый скипетр.       Его выразительная бровь поднимается, губы растягиваются в интригующей сексуальной ухмылке. Гермиона воспринимает это как одобрение её стороны, с которой Северус раньше не сталкивался. На самом деле это та сторона, которую она уже очень давно не показывала.       Её руки скользят вверх, слегка поглаживая и сжимая головку, прежде чем расслабиться и отступить, как волна на пляже. Гермиона повторяет это движение один, два раза, прежде чем раздвинуть бёдра и расположить головку у клитора. При следующем движении кулаков она опускается вниз, скользя по всей длине члена опухшим бугорком.       Северус прикрывает глаза, глубоко вдыхает​, и Гермиона приходит к выводу, что её действия приносят ему удовольствие. Продолжая тереться об него, она приподнимает член, сильнее прижимая твердую плоть к половым губам, что заставляет его немного прогнуть спину. Вздох срывается с его восхитительных приоткрытых губ.       Наклонившись, Гермиона пробирается языком в горячую пещеру его рта, намеренное вторжение заставляет его стонать — гортанная вибрация заставляет её ещё сильнее тереться об него текущей киской.       Сильное покачивание её бёдер вместе с твёрдыми движениями рук на его члене вынуждает его ладони скользить по её спине, обхватывая ягодицы. Длинные пальцы вонзаются в плоть каждый раз, когда Гермиона двигается, размазывая шелковистую смазку по стволу. Когда она снова садится и начинает массировать кожу его головы, то из пениса вырывается струйка предэякулята. Северус стонет и внезапно перемещает руки, одновременно хватаясь за её бедро и грудь, как бы умоляя о помощи.       Только сейчас Гермиона прислушивается к своему прерывистому дыханию, его шёпоту и шорохам в тишине комнаты и понимает, что они оба готовы…       Решительно поднимаясь на измученных бёдрах, она наклоняет его член, пока не чувствует давление головки на вход. Но, несмотря на её чрезмерный уровень возбуждения — смазка уже покрывает всё, включая его член, — Гермиона обнаруживает, что растяжение, когда она опускается на него, одновременно чувствуется резким и изысканным.       — Ах, Северус, — стонет Грейнджер, оставляя следы от ногтей на коже его груди.       Гермиона никогда раньше не занималась сексом в такой позиции, хотя однозначно думала об этом в прошлом. Даже когда Северус был прикован к постели в больничном крыле, она представляла, каково будет трахнуть его. Этого не произошло… но всё же благодаря близости им удалось создать эту необъяснимую связь.       Теперь Гермиона понимает, что хоть истинная природа их связи ужасна, но она вернула Северуса ей, сблизила их… и, честно говоря, несмотря ни на что, это кажется лучшим исходом.       Наклонившись вперёд, девушка кладёт руки на его широкие плечи, так что лицо оказывается над его — так чтобы она могла смотреть в глаза, пока медленно трахает его.       Всепоглощающая интимность этого — невероятная глубина проникновения его члена, мышцы её ног, сжимающие его талию, не желая отпускать, неумолимое ощущение сливающихся сознаний, когда она утопает в темноте его глаз, — всё это захватывает её, и слёзы наворачиваются на глаза.       Его рука обхватывает её щёку, большой палец прижимается к приоткрытым губам.       — Мне очень жаль, — шепчет он.       Искреннее сочувствие и сожаление отражается на его лице.       — А мне нет, — отвечает Гермиона. — Я ни о чём не жалею… Пока мы вместе… все мы.       Грейнджер видит, что её слова доходят до него. Но он не останавливается. Возможно, Северус уже подумал о другом… что позволит им остаться вместе.       Я люблю тебя, Северус. Гермиона говорит это взглядом, но слова остаются невысказанными. В конце концов, она любила его раньше, но потеряла. Пытаясь показать это, она ускоряет движения бёдер, заставляя себя выпрямиться, чтобы глубже принять член. Его веки смыкаются, и он издаёт рык такого первобытного желания, что внутренности сжимаются.       Подпитываемая его потребностью в ней, Гермиона сжимает внутренними мышцами его ствол и продолжает подниматься вверх и вниз, пока их резкие вздохи и стоны не достигают трепетного пика. Оказавшись над пропастью, она чувствует дрожь бёдер от напряжения. Северус последний раз толкается ей навстречу и приводит обоих к долгожданному наслаждению.       — Я… люблю тебя.       Слова слетают с его губ, когда он врывается в неё, и Гермиона вскрикивает в ответ. Даже когда всё её тело содрогается после колоссальной разрядки, она падает на него, в его объятия, желая быть с ним… быть частью него.       И пока Гермиона лежит на нём — сбитое дыхание опаляет его грудь, щека прижимается к одному из его многочисленных шрамов, — она чувствует, как Северус притягивает её ещё ближе. Это уровень связи, которого она не могла достичь годами, близость, которую она не чувствовала, возможно, всю свою жизнь. И когда она растворяется в нём, пытаясь впитать чувство защиты, любви, её внезапно переполняет глубокая печаль — ощущение, что ужас того, что им грозит, может быть слишком ошеломляющим… и может вновь их разлучить.       А потом Гермиона чувствует укол страха — будущее, за которое она так цеплялась, вовсе не гарантировано. София уже его изменила. И её присутствия может быть достаточно, чтобы всё разрушить… уничтожить.