Чувства и Бесчувственность

      Что только что произошло?       Гермиона сидит на краю своей маленькой кровати, сжав пальцы в кулаки, безмолвно позволяя слезам стекать по щекам. Она заметила в нём перемену. Это слишком очевидно. Но по какой-то причине предпочла проигнорировать это, объяснив это собственной паранойей… В конце концов, они так чудесно проводили время вместе — по крайней мере, Грейнджер так думала.       А теперь это. Гнев, боль, обвинение, отказ. Происходит то же самое — как тогда, много лет назад. И, к сожалению, Гермиона всё такая же — потрясённая, потерянная… с тем же комом боли в груди.       У неё даже не было возможности объясниться… Его мгновенная реакция — закрыться в себе, оттолкнуть, и это произошло так быстро, что Гермиона не успела ничего понять, оставшись кружиться в поднявшейся пыли.       Девушка винила себя — признала, что в прошлом, возможно, не справилась со всем так хорошо, как следовало и хотелось бы. Но причиной тому было одиночество и всепоглощающее чувство вины.       Но на этот раз она не сделала ничего плохого. И хоть Северус ни в чём её не обвинял, но всё же решил предоставить её другому мужчине… Люциусу Малфою, во имя Мерлина… после всего, что между ними было. Чертовски бестактно.       Возможно, Гермиона всё-таки виновата. Она позволила этому случиться, подпустила к себе Северуса Снейпа — снова, — несмотря на опасения, несмотря на то что знала, насколько жестоким и неумолимым он может быть. Ей так хотелось сказать, что она совершила ошибку, но не могла… и от этого становится ещё больнее… Северус был всем, чего девушка хотела, — всем, чего просила… милым и нежным, добрым и… любящим.       И с его стороны чертовски несправедливо внезапно разорвать всё это на части в считанные секунды.       А теперь ещё и Люциус Малфой. Грейнджер понятия не имела, как и когда произойдёт «связь», каков будет результат и что это будет значить для их с Северусом отношений… Возможно ли совместное будущее после такого?       Гермиона судорожно вздыхает и вытирает лицо руками. Теперь его очередь. Она не станет упрашивать его снова увидеться. Он должен сам прийти к ней.

***

      И Северус этого не делает.       Гермиона видит его много раз… как и он её, но профессор держит дистанцию ​​— не столько игнорируя её, сколько просто настороженно наблюдая. На его лице — сбивающая с толку смесь решимости и сожаления, которая вызывает комок в горле, так что девушка вынуждена отказаться от трапезы в Большом зале.       Находясь в одиночестве в своей каморке, отдалённо напоминающей комнату, Гермиона чувствует, как снова начинает закрываться в себе. Острота её чувств, кажется, обостряется с каждым днём, пока она находится вдали от него, мир постепенно становится всё больше и страшнее, а Гермиона уменьшается, превращаясь во всё более незначительное существо. Это невероятно мучительно и изматывающе. Как будто она медленно умирает от жажды… в то время как исцеление, живительный источник находится всего в нескольких метрах.       И даже не физический рецидив беспокоит её больше всего, а быстрая коррозия психологической и эмоциональной стойкости, которую ей удалось выработать за последние недели. Теперь Гермиона понимает — то, что казалось таким сильным, было безнадёжно хрупким и временным.       Совсем недавно Гермиона бы просто уступила… воспринимая это как ещё одну часть её унылой доли. Но на этот раз, когда Северус так близко и в то же время так далеко, боль и гнев разгораются внутри. Она не может притворяться. Она безмерно злится на него. Снейп знает её особенности лучше, чем кто-либо, и всё же решил так с ней поступить.       Между уроками Гермиона слишком много времени проводит одна… размышляет, злится, возводит ментальные стены.       Проснувшись после очередного унылого сна, Гермиона обнаруживает клочок пергамента, засунутый под её дверь и покрытый знакомым острым почерком. Девушка бросается к нему и поднимает с пола.

Гермиона, Люциус будет в моих покоях сегодня вечером в 8 часов. Надеюсь, ты сможешь присутствовать. Мне очень жаль. Северус.

      Он сожалеет?       Гермиона с трудом сдерживает эмоции. Ему, блядь, жаль?!       Грейнджер скручивает пергамент и швыряет его в стену.       Тяжело дыша, она впивается в волосы пальцами обеих рук и начинает ходить по комнате.       Люциус Малфой.       Сейчас Гермиона в таком отчаянии, что неожиданно для себя обнаруживает, что с нетерпением ждёт возможности пообщаться с ним — мужчиной, которого она надеялась никогда больше не увидеть в своей жизни, но который способен помочь ей… или, по крайней мере, ответить на вопрос: есть ли хоть какая-то надежда… или же ей суждено сгнить в одиночестве в этой каморке.       Гермиона резко останавливается и смотрит в пол. По крайней мере, хуже уже быть не может — Северус не сможет ничего испортить. И эта мысль заставляет девушку почувствовать себя немного лучше.       С восстановленным чувством решимости Гермиона приступает к завариванию чая. С помощью палочки можно облегчить процесс, но целенаправленные, методичные действия успокаивают её. И пока она держит в руках чашку своей бабушки, её мысли возвращаются к семье и жертвам, которые они принесли для неё, чтобы дать ей все те чудесные возможности, которые у неё были. Тогда девушка решает, что хотя бы обязана попытаться — сделать всё возможное, чтобы выжить… ради них.       Сделав глоток, Грейнджер решительно стискивает челюсти. Она собирается извлечь максимальную выгоду из этого, даже если придётся встретиться с Люциусом Малфоем.

***

      Сердце скачет галопом в груди, создавая заглушающий шум в ушах. Сейчас последнее занятие дня, и осталось всего несколько часов, прежде чем Гермиона сможет узнать больше подробностей о своей болезни. Несмотря на отвлекающие мысли, профессор замечает, что София необычно тиха. Темноволосая девочка сидит в конце класса и почти теряется в тени, но Гермиона чувствует, как пристальный взгляд голубых глаз прожигает её. Грейнджер не впервые замечает в девочке спокойствие, но в данном случае её отстранённость особенно заметна.       Тихо отпустив остальных учеников, Гермиона встаёт и зовёт Софию, которая подходит к столу без присущей ей самоуверенности.       — Всё хорошо? — спрашивает Гермиона, когда дверь закрывается за последним учеником. — Сегодня на уроке вы были очень тихими.       — Да… вполне нормально. — София старательно избегает её взгляда.       — Вы можете поговорить со мной. Я понимаю, как тяжело иногда бывает студентам. — Гермиона протягивает руку и нежно касается её плеча. — Вы беспокоитесь о школьной работе? Над вами не издеваются, правда?       — Нет, — София качает головой. — Ничего подобного.       — Что же тогда? Что-то с вашей семьёй? Тоскуете по дому?       Глаза Софии внезапно устремляются к её лицу.       — Вы ведь знаете, что скоро праздники, не так ли? — Гермиона ободряюще улыбается. — Совсем недолго — и вы их увидите.       — Да, — уныло отвечает София. — Моя семья… не сможет меня забрать. Я останусь здесь.       — Ой… ну, я тоже, — с улыбкой отвечает Гермиона. — Мы могли бы составить друг другу компанию — вместе заняться чем-нибудь весёлым. Вы хотели мне что-то показать?       София смотрит на неё с тоской.       — Уже слишком поздно… хотя ещё есть шанс.       Гермиона поражена отчаянием в её голосе.       — Завтра. — Она наклоняется к девочке. — Я пойду с вами завтра.       Пухлые губы второкурсницы почти незаметно дрожат.       — Необходимо сделать это с утра.       — Конечно. Встретимся у главного входа в десять утра.       Внезапно София бросается к Гермионе, яростно сжимая в объятьях, от которых по телу проносится волна шока, но она обнаруживает, что так же отчаянно нуждается в этом прикосновении, и с таким же порывом на него отвечает.       Девушка дрожит в руках, и Гермиона едва сдерживается, чтобы не отстраниться, — такова хрупкость её нынешнего состояния.       В конце концов, София отстраняется, вытирая залитое слезами лицо.       — Увидимся завтра, профессор, — хрипит она, прежде чем взять сумку и быстро выйти из комнаты.

***

      — Гермиона. — Минерва встаёт, когда профессор входит в кабинет директрисы. — Я собиралась спуститься в Большой зал на ужин. Не хотели бы вы присоединиться ко мне?       Гермиона качает головой.       — Нет, спасибо. Я просто хотела кое-что уточнить, если можно?       — Конечно. — Пожилая женщина указывает на место напротив своего стола.       — Чем я могу помочь вам?       — София Лэнгфорд.       — Да?       — Она сказала мне, что останется здесь на каникулы. Я просто хотела узнать, почему она не может вернуться домой? — Гермиона садится на край сиденья, усталость распространяется по конечностям.       — Ну что же. — Минерва осматривает свой стол, как будто что-то ищет, прежде чем внезапно сложить руки. — Я мало что могу вам сказать.       — Что вы имеете в виду?       — Мисс Лэнгфорд, — Минерва слегка приподнимает сцепленные пальцы, — прибыла незадолго до начала учебного года только с письмом… от бабушки и дедушки, где говорилось, что девочка не будет возвращаться домой на каникулы.       — Прибыла? — Гермиона хмурится. — А как же первый год обучения? Разве она не закончила его здесь, в Хогвартсе?       Губы Минервы сжимаются в тонкую полоску, выдавая дискомфорт.       — Нет… Насколько я знаю, первый год она обучалась на дому… её бабушкой и дедушкой.       — На домашнем обучении? Изучила всю программу первого года дома? — Гермиона наклоняется вперёд. — Кто её бабушка и дедушка?       — Я их не встречала. Я не помню их имён. — Минерва быстро встаёт. — Я довольно голодна, так что… Это всё, что вы хотели знать?       Гермиона остаётся сидеть.       — Как студент может быть принят в Хогвартс без тщательного изучения его биографии. Особенно при таких необычных обстоятельствах?       Минерва вздыхает, облокачиваясь на угол стола.       — Если вы не заметили, Гермиона, многое изменилось с тех пор, как вы учились в Хогвартсе. Война окончена. Больше нет повода для подозрений и допросов. Мы склонны слишком доверять людям.       — Вы вообще можете связаться с её семьёй? Что делать, если возникнет чрезвычайная ситуация? — Голос Гермионы повышается.       Минерва снимает очки и начинает яростно их протирать.       — Я полагаю, мисс Лэнгфорд знает о местонахождение её семьи. И если понадобится, то она сможет с ними связаться.       — А что, если с Софией что-то случится? — Гермиона резко встаёт со стула. — Почему не ведутся базовые записи с данными о наших учениках?       — Большинство записей предоставляют такую ​​информацию, — огрызается Минерва. — Но есть и такие, в которых её нет. И мы не можем… сейчас мы не можем себе позволить отказываться от студентов.       Гермиона долго и пристально смотрит на директрису.       — Так это вопрос финансирования? Вы ставите под угрозу безопасность студентов, чтобы обеспечить школу деньгами?       — Я бы не назвала недостаточно тщательную проверку биографических данных студентов нарушением безопасности студентов.       — Зато я бы назвала!       — И вы бы отвергли любого, кто не смог бы дать подробного объяснения своих обстоятельств и деталей прошлого? — Минерва вновь снимает очки и смотрит на Гермиону.       — Конечно.       — И вы бы сказали то же самое о преподавательском составе, который не может дать достаточно информации? О тех, кто появляется в школе в облаке подозрений и тайн, просто надеясь быть принятым?       У Гермионы перехватывает дыхание.       — Это не одно и то же.       — Разве?

***

      К тому времени, как Гермиона подходит к двери Северуса, её охватывает закипающая негодующая ярость, затуманивающая взгляд. Вряд ли это лучшая подготовка к тому, что предстоит, но девушка мало что может с этим поделать.       Глубоко вдохнув и громко выдохнув, она стучит.       Северус открывает дверь, его взгляд блуждает по новому платью, что Гермиона находит явно оскорбительным, учитывая обстоятельства.       — Мисс Грейнджер. — Он кивает в знак приветствия.       — Профессор Грейнджер, если вы не возражаете, — рявкает она, прежде чем пройти мимо.       Гермиона останавливается. Люциус Малфой уже сидит у камина, кончиками пальцев держит бокал с вином и загадочно ухмыляется.       Гермиона пытается криво улыбнуться — в конце концов, она искренне ему благодарна.       — Мистер Малфой.       Он немедленно встаёт и протягивает руку.       — Профессор Грейнджер, очень приятно видеть вас снова.       Гермиона кладёт ладонь в его, и он плавно кланяется — волосы падают шелковистым белым занавесом, — затем легонько целует её суставы. Она немного расслабляется. Несомненно, Люциус довольно гадкий. Но без обычного холодного высокомерия он мог бы показаться приятным.       — Могу я заказать для вас напиток? Это вино превосходное, — спрашивает он, поднимая бокал.       — О да, это было бы прекрасно.       — Северус? — Люциус смотрит за её плечо.       Гермиона поворачивается и видит явно раздражённого Северуса.       — У меня в шкафу нет ничего, кроме отличного вина, — язвительно заявляет он, прежде чем обратиться к Гермионе: — Я был бы рад налить вам бокал.       Взгляд его чёрных глаз на мгновение бросается к Люциусу, прежде чем Северус резко поворачивается и направляется к ближайшему шкафу с напитками.       Да уж. Это будет весело!       Очевидно, что между двумя мужчинами уже присутствует напряжение и эта «договорённость» не всем нравится. Но, честно говоря, сейчас Гермиона не испытывает к Северусу особой симпатии… Он вёл себя как полный ублюдок.       — А теперь садитесь и расскажите мне всё о себе. — Люциус любезно указывает рукой на диван и сам присаживается на край.       Когда Северус возвращается с напитком, то едва заметно прищуривает глаза, замечая, как сидят «гости». Рука Люциуса небрежно перекинута через спинку дивана позади Гермионы. С низким рычанием, которое превращается в неубедительное откашливание, Снейп опускается на стул напротив.       Люциус не обращает на него внимания, наклоняясь ближе.       — Северус сказал мне, что вы новый профессор маггловедения? Вам нравится?       — О, да! Всё просто замечательно. — Гермиона понимает, что Малфой не сильно заинтересован, но всё же надо как-то начать разговор. — Все очень меня поддержали.       Люциус кивает, его голубые глаза смотрят прямо в её.       — И он также говорил мне, что вы в некотором смысле… больны.       Гермиона неожиданно моргает от такой резкой смены темы.       — Да… Я… Вы, наверное, можно сказать… Я страдаю от болезни… в каком-то роде. Это, вероятно, заметно.       — Нисколько. — Малфой поднимает руку и легко проводит пальцами по её щеке. — Вы выглядите даже более сияющей, чем я помню. Возможно, дело в обстоятельствах… Тогда были не лучшие времена.       — Да, — резко выдыхает Гермиона, когда его пальцы опускаются ниже и скользят по шее.       — Возможно, нам стоит обсудить, что должно произойти сегодня вечером, — прерывает Северус.       Гермиона отрывает взгляд от Люциуса и смотрит на Снейпа — плечи напряжены, щёки покраснели, чёрные глаза горят… Что, он думает, должно произойти?       — Может быть, юная леди расскажет нам, что должно произойти? — Взор Люциуса блуждает по её декольте — грудь заметно вздымается от его внимания.       Люциус прав. Это её тело. Она должна решать.       — Мне нужно, чтобы вы кончили на меня.       Брови Люциуса взлетают вверх. Северус громко вдыхает.       — На живот.       — Это очень… специфично.       — Да… Вы можете сделать это?       Северус вскакивает.       — Я не думаю, что это требует какого-то мастерства. Это мастурбация, а не расщепление атома. И я склонен считать, что это можно осуществить с помощью быстрой передачи… а не прямого контакта.       — Я не согласна, — заявляет Гермиона.       — Я тоже. — Люциус смотрит на него с презрением.       Северус сжимает кулаки, и Гермиона задаётся вопросом, кого он собирается проклясть первым.       Но когда ничего не происходит — только отчётливо слышно, как скрипят его зубы, — девушка вновь поворачивается к Люциусу.       — Тогда мы продолжим?       — Конечно, — соглашается Люциус. — В спальне?       — Ты сделаешь это здесь, — рычит Северус.       Оба смотрят на него. Гермиона никогда не видела его таким разъярённым, со сжатыми губами, с пульсирующими венами на висках. Она изо всех сил пытается понять, как Снейп планирует справиться с тем, что вот-вот произойдёт, — если только он не намеревается уйти. Но это было от и до его идеей. Ему придётся смириться с этим.       — Отлично, — Грейнджер бросает слово через плечо, прежде чем скользнуть вниз и присесть перед Люциусом.       — Что ты делаешь? — Тихое бормотание Северуса доносится из-за спины.       — На что это похоже? — Она быстро расстёгивает брюки Люциуса и засовывает руку внутрь. Он сразу же стонет и толкается бёдрами вверх. — Сначала мне понадобиться немного больше смазки. — Другой рукой Гермиона берёт свой бокал и делает большой глоток.       Прежде чем она успевает убрать бокал от губ, её хватают за запястье. Бокал падает на пол, разбиваясь, и вино разливается повсюду.       — Нет необходимости… делать это, — Северус выплёвывает слова сквозь стиснутые зубы.       Его хватка настолько крепкая, что Гермиона буквально слышит, как хрустят её кости, но никак не реагирует. Не после того, что он с ней сделал.       — Я сама решу, что нужно, — с горечью огрызается она. — А теперь убери от меня руки.       Северус моргает, и Гермиона замечает, что гнев уступает место чему-то ещё — боли, сожалению, печали… что бы это ни было, она должна отвернуться.       — Отпусти меня, — повторяет она шёпотом.       И он отпускает.       Сжимая и разжимая кулак, пытаясь вернуть кровь в руку, она тянется к Люциусу.       — Мы воспользуемся спальней.       Гермиона осторожно смотрит на Северуса, понимая, что он больше не может бороться. Вместе с Люциусом они уходят, закрыв за собой дверь спальни.