Чувства и Бесчувственность

      — Может, стоит ещё раз… доказать… вашу точку зрения?       Северус проводит языком по своей зализанной от возбуждения нижней губе, оценивая Грейнджер взглядом. Несмотря на её наглое предложение, он вполне уверен — судя по отвисшей от изумления челюсти, — что девушка более чем довольна произошедшим. Он не планировал этого, хотя много раз думал о сексе с ней. Гермиона, может быть, и больна, но всё ещё чрезвычайно способна — в некоторых аспектах даже лучше него — и обладала решимостью, которая производила на него большое впечатление. Физически девушка была хрупкой, но при этом женственной, элегантной и чувственной и, судя по их недавним взаимодействиям, сексуальной, несмотря на вынужденное подавление этой её стороны. По крайней мере, это их объединяло.       В самом деле, Северус подозревал, что этот момент — очевидно, её первый оргазм за чрезвычайно долгое время — будет многое для неё значить… И теперь он признает, что хотел бы этого.       Мысль об эксперименте со спермой другого мужчины, может, и разумна, но реакция Гермионы моментально вернула Северуса в реальность. А вероятность того, что придётся привлекать какого-нибудь ублюдка, как из ресторана, заставила профессора и вовсе отказаться от этой идеи.       Снейп не хотел, чтобы Грейнджер неправильно истолковала его слова. Он не жалел её — у неё слишком сильный характер. Но, если она покинет кабинет, думая, что он пытается избавиться от неё, а затем найдёт кого-то ещё, способного её исцелить, Северус не сомневался, что потеряет её навсегда. И для человека, который был не в состоянии выдержать нечто большее, чем случайный одноразовый секс, идея найти кого-то, кто терпел и принимал бы его, несмотря на неоднократное отвратительное отношение, казалась возможностью, которую он не мог позволить себе упустить.       Ему, чёрт возьми, без пяти минут пятьдесят. Хоть это и не много по волшебным меркам, но, когда проживаешь каждый жалкий год в боли, скуке, злясь на весь мир и постепенно умирая внутри, этот срок начинает казаться бесконечно долгим… и невыносимым.       Гермиона приложила все усилия, чтобы продемонстрировать: её цель не получение очередной порции «лекарства». Но в некотором смысле Снейпу было всё равно… Пусть она желает его из-за этого, нежели не проявляет интереса совсем. И после своего небольшого набега на центр её удовольствия Северус, по крайней мере, чувствовал, что у него есть шанс удержать её… И по взгляду Гермионы можно предположить, что его шансы выше среднего.       — К чёрту это, — бормочет она, сосредоточивая взгляд на его промежности. — У меня есть идея получше.       Северус следует за её взором… Девушку приветствуют перекошенные брюки — в последнее время это стало синонимом её присутствия.       — Я думаю, возможно… — Она кладёт руку ему на запястья, другой крепко опираясь о край стола. — Возможно, настала моя очередь высказаться.       Внезапно наклонившись вперёд, Гермиона облизывает его нижнюю губу. Она начинает ритмично, настойчиво погружаться в его рот язычком, лаская его собственный, — твёрдый влажный бугорок, очень похожий на её клитор… Она точно знает, что делает. Северус чувствует дремлющую похоть, ожидающую пробуждения.       Грейнджер повторяет этот процесс, всасывая его нижнюю губу, работая над ней языком, поглощая её сущность, прежде чем укусить и оттянуть мягкую плоть. Северус позволяет ей покусывать его, её сияющие глаза выдают восхитительный голод, который он более чем счастлив утолить.       Постепенно отстраняясь, Гермиона наконец освобождает профессора из плена её губ, и он чувствует, как пульсирует и напрягается его член от столь чувственных ласк.       С загадочным блеском в глазах девушка отпускает его запястья, скользит руками вниз и рекордно быстро расстёгивает его брюки, опускаясь на колени.       Втягивая воздух сквозь зубы, свесив голову, Северус смотрит, как Гермиона держит его член в манере, с которой он никогда раньше не сталкивался. Его прошлые сексуальные контакты обычно включали в себя хватание за основание, стимуляцию, иногда требующую двух рук, а уже потом — театральное облизывание или сосание, которое он находил довольно неискренним и отталкивающим.       Но её нежные и тщательные прикосновения застают его врасплох. Гермиона пальчиками проходится по нижней стороне, задевая уздечку, а затем обхватывает член одной ладонью.       Её губы неторопливо скользят по длине, а руки продолжают ласкать основание. Это было бы похоже на какой-то гипноз, если бы он не был таким чертовски возбуждающим. Как бы то ни было, вид её языка, выскальзывающего между мягкими чувственными губами, и почти полностью закрытых от страсти глаз заставляет его грудь вздыматься, наполняясь колющей болью, причину которой Северус не может объяснить…       Постепенно Гермиона продвигается вверх к свободному выступу его уздечки, осторожно нажимает и проводит языком, пока Снейп не убеждается, что это место непосредственно связано с уголками его рта и бровями, которые подёргиваются от каждого её прикосновения. У него вырывается признательный вздох, когда её язык продолжает двигаться к конусообразной головке. Её гиперчувствительность явно играет на руку — внимание к деталям безупречно.       А затем с той же осторожностью и точностью, сжимаясь и морщась, язык полирует нижнюю сторону головки, прежде чем скользнуть вверх и окунуться в щёлочку на конце. И именно её влажное тепло на самой чувствительной части его тела приводит к расплавлению ядра.       С тихим стоном Северус ещё сильнее вжимается пальцами в стол. И её взор внезапно обращается на него. Больше не теряясь в себе, увлечённая своими исследованиями, Гермиона пристально смотрит на него медовыми глазами и слизывает белую жемчужину, блестящую на кончике. Ресницы трепещут, когда капля попадает на её язык.       Его глаза закрываются, интенсивность слишком велика, потребность почти невыносима — очевидно, он не единственный, кто получает удовольствие от медленных поддразниваний. Затем, собрав последние крупицы контроля, Северус успокаивает бёдра, которые уже начали двигаться по собственной воле… В конце концов, это должен быть её момент.       — Боже! — Непреднамеренное восклицание переходит в шипение, прежде чем он заглушает его, кусая губы. Северус прекрасно знает, что Гермиона слышала его возгласы и раньше, но тогда всё было по-другому. Она только начала… Мог ли он действительно позволить себе потерять контроль на столь раннем этапе?       Но когда Гермиона делает следующий шаг — полностью заглатывая его, — профессор стонет ещё громче, а глаза распахиваются. Её губы — внешне обманчивые — растягиваются вокруг него легче, чем у других. И от прикосновений её языка, скользящего по-змеиному, и покачиваний изящной челюстью Северус обнаруживает, что хнычет, как ребёнок.       Руки теперь сжимают его стержень и начинают умело двигаться вверх-вниз. Нет ни одного неправильного, туманного движения, которые он время от времени допускал — слабые попытки казаться совершенным. Гермиона ласкает член с такой решимостью, что его бёдра наконец вырываются из хрупких причалов и врезаются в её рот. Открывая его шире, она принимает ещё больше его плоти. Тихое «Да» срывается с его губ — падающий листок благодарности, последнее разборчивое слово, которое он способен произнести.       Её кулак ритмично вращается, каждое твёрдое движение решительно приземляется на основание его члена, задевая его яйца. Тем временем её голова продолжает качаться, тонкая кожа на щеках периодически растягивается, когда головка его члена скользит мимо, — восхитительное зрелище, заставляющее его внутренности качаться, как лодка в диком океане, — что очень во многом напоминает его чувства.       Северус не может смотреть на неё, не видя первобытной жажды, запечатлённой в линиях её решительного лица, в смелых движениях губ и энергичной работе рук. Никогда ещё он не видел чего-то более эротичного.       Его стоны превратились в хрипящее ворчание, но он почти не слышит их — потерянный в блаженной предэякуляционной дымке. Снейп сосредотачивается на глубине ощущений, на скользком тепле её языка, когда тот поглаживает его пульсирующую головку, на её губах и пальцах, встречающихся снова и снова на его стволе, на влажных стонах, вырывающихся из горла Гермионы при каждом толчке его бёдер.       Возвращаясь в реальность, Северус чувствует, как её рот освобождается, и сквозь полузакрытые глаза видит, как Грейнджер одной рукой разрывает переднюю часть платья. Продолжая дрочить другой, она размазывает его семя по своей обнажённой груди, рыча в экстазе и сопровождая его долгожданную разрядку. Он продолжает двигаться бёдрами, врываясь в её кулак, даже когда бурные потоки превращаются в капли. И Гермиона осторожно собирает всё это, проводя кончиком по одному тугому соску.       Вид его блестящего семени на её безупречной коже доставляет больше удовольствия, чем он мог представить. Обычно это происходит незаметно, но его метка, беспричинно завладевшая её восхитительно красивой грудью, разжигает то чувство силы, которое нарастало всё больше с каждой встречей. И когда Гермиона начинает массировать грудь, пальцами размазывая кремообразную жидкость по холмикам и вытягивая соски, Северус тихо стонет. Если бы он уже не кончил, она смогла бы снова привести его к точке невозврата.       Наконец Грейнджер встаёт, дрожа от долгого стояния на коленях. Её вид — настоящий беспорядок. Волосы свешиваются мягкими прядями на гладкое лицо, губы слегка посинели и опухли, а платье висит клочьями вокруг липкой груди.       Но ей даже не нужно спрашивать, подтвердила ли она свою точку зрения. Северус знает, что это написано на его лице — тот факт, что он хочет быть единственным. И не просто тем, кто её вылечит.