Чувства и Бесчувственность

      Шаги отбивают настойчивый ритм по деревянному пирсу, когда они покидают ресторан, смех и музыка постепенно стихают, пока вовсе не исчезают в статическом разрыве аппарации. Гермиона с трудом поспевает за его размашистым шагом, и её дыхание заметно учащается. Указательный палец по-прежнему сжат его кулаком, маринуясь в остаточных ощущениях тепла и влажности его рта; это заставляет грудную клетку Грейнджер вздыматься ещё резче.       Гермиона благодарна возможности цепляться за локоть Снейпа, поскольку он ускоряется по мере приближения к замку. Он явно торопится… Неужели по той же причине, что и она?       Северус суёт руку в карман сюртука. Это единственный способ, которым он может незаметно переместить напряжённый член в брюках, который ритмично ударяется о его бедро, как громадный колокольчик. Как и в предыдущие разы, желание получить облегчение непреодолимо. У него нет конкретного плана, как и где это произойдёт. Но с ней или без неё это должно будет случиться… причём скоро.       Остаток пути в подземелья они преодолевают в столь же бешеном темпе. Гермиона начинает вздрагивать не только от явного протеста уставших ног, но и от быстро нарастающей пульсации между ног. Трение трусиков об и без того напряжённый клитор превратило его в клубок изящного напряжения, отчего её пальцы ещё сильнее впились в его руку. И огромное разочарование заключается в том, что нет абсолютно никакого способа облегчить это состояние. Только если…       Профессор остановился.       Внезапная остановка, продолжающийся лихорадочный стук сердца и прерывистый хрип дыхания придают его последующему приглашению глубокое отчаяние, которое сжимает и скручивает её киску.       — Десерт?       Гермиона в силах только кивнуть.       Снейп резко отпирает дверь, а затем толкает её внутрь.       Захлопнув её за собой, профессор поворачивается, ожидая, что девушка направится вглубь комнаты, но вместо этого обнаруживает её руку на своей груди.       — Я не могу позволить вам прикоснуться ко мне, — шепчет Грейнджер.       Он делает паузу, а затем медленно кивает.       — Вы разрешите мне прикоснуться к вам?       На этот раз пауза гораздо дольше; хмурый взгляд более суров. Но Северус снова кивает.       Карие глаза с маленькими огоньками широко распахиваются. Гермиона поднимает другую руку и с удивительной силой прижимает его к двери. На мгновение Снейп поднимает руки — автоматическая защита, — но затем позволяет им снова упасть вниз.       Гермиона очерчивает пальцами его грудные мышцы по ребристому контуру, чувствуя их напряжение даже сквозь пальто. Северус всегда был удивительно мускулистым. И, похоже, мало что изменилось с тех пор, как она в последний раз прикасалась к нему вот так.       Профессор пристально наблюдает за ней, тёмный блеск его глаз выдаёт, какой именно десерт он имел в виду. Грейнджер не ошиблась. Просто рядом с ним она всегда вынуждена сомневаться в себе и своих выводах. В конце концов, Снейп мастер дезориентации — всегда умел доводить человека до беспомощных, неистовых размышлений одним взглядом.       Сейчас Гермиона готова быть поглощённой — погрузиться и отдаться его жадным исследованиям тела. Ей очень хотелось бы. Но ради его же блага Грейнджер этого не делает — ​просто ​закрывает глаза.       Её исследования продолжаются. Гермиона медленно скользит ладонями вверх по удивительно мягкому сюртуку к его шее и пересекает накрахмаленный парапет воротника рубашки, обнаруживая тёплый румянец на шее. Кончиками пальцев она прослеживает его кадык, твёрдые контуры абсолютно неподвижны, не выдают ни одной эмоции, даже волнения. Но неистовое биение его пульса говорит обо всём, что нужно знать.       Тихо произнося заклинание себе под нос, Гермиона проводит одной рукой по передней части сюртука, по очереди расстёгивая каждую пуговицу, разрывая их плотный строй, а другая рука скользит вниз, избавляя профессора от строгой одежды — первой линии защиты. Кончиками пальцев девушка проходится по прядям волос, ключицам, а затем медленно продвигается вверх и наталкиваются на первый шрам. Северус застывает, и Гермиона останавливается.       Другая её рука, теперь находящаяся на его солнечном сплетении, продвигается чуть ниже, прижимаясь к диафрагме. Грейнджер чувствует, как он снова начинает дышать. Она хочет посмотреть на его лицо, но глаза остаются закрытыми.       Кончики её пальцев скользят по узловатым выступам и изгибам его шрамов. Кожа тянется и напрягается, когда Северус отворачивается, но Гермиона не разрывает касание. Он уже убегал от этого. Он отверг её из-за этого. Снова возвращаться туда кажется глупым и опасным, но в то же время важным. Она не в силах больше играть в эти игры, ей необходимо узнать…       Больше пуговиц расстёгиваются с её бормотанием. Северус больше её не отталкивает, и девушка подходит ближе.       Обе руки теперь могут свободно скользить под распахнутыми сюртуком и рубашкой, блуждая по молочной коже — по тёплой земле, по открытому полю с ямами и окопами, выдающими его мучительную историю существования. Северус вздрагивает — землетрясение, — но Гермиона держится…       И наконец он замирает.       Отодвинув плотную драпировку одежды, она ориентируется на тепло его тела. Губы скользят по его коже, чувствуя дрожащую вибрацию мускулов, затем останавливаются в одном месте — одновременно твёрдом и нежном, на крошечном выступе его соска. Северус стонет, когда язык касается чувствительного места. Её губы захватывают камешек плоти, втягивая его в рот, и профессор отвечает резким вдохом, а затем его сильная рука хватает Гермиону за бедро.       Девушка мгновенно перехватывает его. Пока чем меньше прикосновений — тем лучше; так много участков кожи всё ещё остаются сверхчувствительными.       Оторвавшись от её бедра, Северус впивается ногтями в поверхность двери. Гермиона понимает его волнение, замечая всё более настойчивые подёргивания в выпирающей области его промежности…       Возможно, пришло время.       Грейнджер открывает глаза.       Его лицо выражает самые разнообразные эмоции — как она и предполагала. Подобные интимные действия могут доставить дискомфорт человеку. И поэтому Гермиона предоставляет ему некоторый уровень конфиденциальности, по крайней мере, как она считает.       Снейп много кричал на неё, прежде чем она ушла от него в последний раз. Но самым серьёзным обвинением в её сторону было то, что она его изнасиловала. Несмотря на глубокую боль, Гермиона неоднократно возвращалась к этому заявлению на протяжении многих лет, размышляя над ним. Этот последний взрыв показал, что она нарушила нечто важное — своего рода договор, какое-то соглашение, которое он заключил с самим собой, дабы скрыть свой стыд за страдания, свидетельницей которых Грейнджер стала… без его приглашения.       Та же самая боль теперь написана на его лице. Но его сдерживают другие эмоции… замысловатый коллаж всех чувств… включая, к счастью, тёмные частички желания.       И поэтому Гермиона тянется к ширинке, расстёгивая пуговицы и прижимаясь талией к его бёдрам. Его член высвобождается, и она обхватывает и нежно сжимает кулаком, глядя Северусу в глаза.       — Возьмите её. — Его голос охрип. Девушка пристально смотрит на него. — Где бы она вам ни понадобилась.       Возьмите её?       Это так напоминает тот ужасный момент в Визжащей Хижине, когда он попросил Гарри сделать то же самое. Но тогда это были слёзы… его собственные слёзы — последняя часть себя, которую профессор должен был отдать.       И Северус делает то же самое для неё.       Гермиона теперь почти не плакала. Этому было так много причин, и столько эмоций требовалось выпускать на регулярной основе, что она просто перестала позволять себе эти поблажки. Но сейчас девушка не может ничего с собой поделать.       Освобождая его от хватки, Гермиона молча стоит, её голова медленно опускается, и слёзы начинают стекать по щекам. Она не может отрицать отчаянного желания получить его исцеляющую сущность. Это стало спасательным кругом, которого Гермиона жаждет больше всего. Но мысль о том, что это всё, что она в нём ценит, прискорбна и совершенно не соответствует действительности.       Нет слов, способных принести утешение, которое она ищет — для них обоих, — и поэтому Гермиона обращается к универсальному языку в надежде, что он сможет передать её чувства.       Подняв руку, девушка засовывает её под открытый воротник его рубахи, обвивает вокруг его шеи, притягивая к себе. Другая её рука скользит вверх, чтобы обхватить его подбородок и притянуть к приоткрытым, дрожащим и мокрым от слёз губам. И Северус встречает её с такой же нежностью, прижимается, втягивая её верхнюю губу в тепло своего рта, кончик языка слегка скользит по её контурам.       Гермиона отпускает его, чтобы вдохнуть, прежде чем снова податься вперёд с ещё большей энергией, лаская его рот и губы, пока рука на его щеке скользит вверх, пробиваясь сквозь волосы. Его решительный ответ вызывает хриплый стон, который шокирует девушку страстной глубиной, но также выдаёт всё, что она так долго скрывала. Гермиона позволяет сложным и запутанным чувствам выражаться через всё более страстные вторжения в его рот. Язычок продолжает исследовать и пробовать его мужскую сущность, а Северус встречает её с соответствующим голодом. Только стоны и тяжёлое дыхание разносится по комнате.       Наконец Гермиона отстраняется, грудь вздымается от усилий. Она берёт его за руку и подводит к стулу с высокой спинкой у письменного стола, поворачивает его, прежде чем осторожно усадить профессора. Он сидит, не сводя с неё глаз.       Отбросив шаль в сторону, Гермиона пробегает пальцами по бокам платья и резинке трусиков. С помощью беспалочкового заклинания, удаляющего швы, одежда падает на пол. Северус замечает, что нижнее бельё покрыто соками её возбуждения. Отбросив трусики, Грейнджер приближается, ухватившись за спинку стула за его спиной, и медленно садится к нему на колени.       Расположив ноги по обе стороны от него, Гермиона наклоняется вперёд, чтобы попробовать его ещё раз — отчасти для того, чтобы утолить мучительный голод, который испытывает к нему, снова проникнуть в этот невероятно сексуальный рот, который разжёг в ней огонь ещё в ресторане, — и отчасти в попытке заверить его в том, что она испытывает к нему некие чувства, а не просто пользуется тем, что он ей даёт.       Целуя Северуса, Гермиона берёт его руку, лежащую на бедре, и обхватывает пальцами его собственный член, а своей ладошкой накрывает сверху. Она подносит другую руку к его обнажённой груди и снова находит сосок, сжимая его, пока Снейп не закусывает её губу, заставляя низ её живота ​​болезненно сокращаться от желания.       Его рука с силой начинает двигаться, гораздо менее нежно, чем это делала Гермиона. Она ловит ртом его стоны и чувствует, что он уже близко. Возможно, её прежнее внимание возымело какой-то эффект? Выпуская его двигающийся кулак, девушка выпрямляется и задирает платье повыше, располагая свою киску над ним. Держа руку, как щит, решив не упустить ни капли, она смотрит ему в лицо. Его глаза закрываются, а рот открывается в экстазе; стон охватывает его грудь, и Гермиона внезапно чувствует это — тёплые струи брызгают на её промежность и ладонь.       Сумев удержаться до последнего выстрела, она мгновенно втирает в себя выделения, обильно распределяя их между складками и по клитору, который сумел превратиться в искрящийся комок возбуждения. Она заканчивает тем, что обильно размазывает смазку по головке его члена, а затем помещает её у входа.       — Надеюсь, вы не против, — виновато бормочет она. — Я понимаю, что это, вероятно, не то, что вы хотите прямо сейчас, но это достанет дальше, чем мои пальцы.       Снейп всё ещё тяжело дышит, но наклоняет голову, сигнализируя ей, чтобы она продолжала. Зажав нижнюю губу зубами, Гермиона крепко обхватывает спинку стула, постепенно опускается и чувствует мгновенное растягивание. Стоп.       Ей нужно принимать его медленно. Его член всё ещё достаточно большой, но Грейнджер понимает, что так не будет вечно. А поскольку она хочет достать как можно глубже — нет времени тянуть. Она начинает насаживаться с большей силой.       — О, чёрт!       Её голова опускается ему на грудь.       — Извините… Это просто…       Северус не комментирует. Гермиона поднимает взгляд и видит на его лице смесь беспокойства и веселья. У неё внезапно вырывается лёгкий хриплый смешок, когда понимает, насколько, наверное, это мучительно и для него. Тем не менее Гермиона должна надавить — и она это делает, — морщась, когда его всё ещё весьма объемный член проталкивается глубже.       Гермиона закрывает глаза. Пенис уже даже не такой возбуждённый, но всё равно остаётся ощущение, что она пытается проткнуть себя фонарным столбом. Боже! Но она также может чувствовать, что происходит что-то ещё — что-то меняется. Вход в её киску больше не ноет, и кажется, что успокаивающее облегчение распространяется по всему телу. Покачивая бёдрами, Грейнджер постепенно опускается ниже, миллиметр за миллиметром, пока наконец не чувствует его полностью внутри — восхитительно наполненная.       Это ощущение, которое она не испытывала годами, и с внезапным приливом тоски Гермиона понимает, как сильно по нему скучала. Внутри всё ещё разносятся толчки — бурные реакции на чужое вторжение, но они ослабевают, и наступает долгожданное облегчение и наслаждение таким интимным удовольствием. Её сердце сжимается от счастья так сильно, что она теряет равновесие на стуле и падает, уткнувшись лбом в плечо Снейпа, пальцами вцепившись ему в шею.       — Могу я просто остаться так… на мгновение.       — Конечно. Столько, сколько необходимо, — раздаётся низкий и нежный голос.       Северус по-прежнему прижимает девушку к себе.       Он чувствует её вздох облегчения на коже и улыбается. Профессор искренне рад, что она нашла лекарство, независимо от происхождения, которое так улучшает качество жизни.       Но он также переполнен благодарностью за собственные обстоятельства. Несмотря на то, что ему всё ещё не терпится прикоснуться к ней и что она неловко сидит на корточках, насадившись на его увядающий член, Северус осознаёт, что связан с ней по-особенному и что никогда не чувствовал себя более полноценным… более живым.