Цветок папоротника

***

      Шел в тумане Иван довольно долго, чувствовал, как пламя свечи отчего-то разгоралось сильнее, обдавая слишком контрастным на фоне воды и окружающей среды теплом, но глаза, как и велели, юноша не открывал — не осмеливался. Было страшно, в груди что-то неприятно сдавливало, кололо и сжималось, подсказывая о чем-то явно нехорошем, но пути назад уже не было. Из озера никто не возвращался. Живой по крайней мере точно. Оставалось только идти дальше в неизвестность.       Ощущения твердого дна Ваня потерял уже давно, вместо песка, глины и тины чувствовалось лишь мягкое нечто желеобразного вида. Подобное можно сравнить разве что с ощущением, когда отпускаешь ступни на водную гладь резвого ручья. Вроде как уверенно стоишь, но стоит наступить чуть сильнее, провалишься в самую пучину. Даже ходили легенды, что на дне этого озера были особые, растения, которые хватали незадачливых пловцов за руки, ноги, шею, талию, словом, за все, до куда смогли дотянуться. Иван зажмурился ещё сильнее, вспомнив о чудных растениях.       Потеряв счёт времени, юноша почувствовал, как огонь начал нестерпимо жечь руки. Распахнув глаза, Ваня тут же пожалел об этом: в лицо сильным порывом хлынул ветер с туманом, начиная нестерпимо щипать лицо. И это было только полбеды, потому что потом ощущение пусть даже и эфемерной опоры под ногами пропало, и парень провалился под воду, едва успев в последний раз схватить ртом воздух.       «Нет-нет-нет, не так все должно закончиться!»‎ — судорожно подумал он и тут же попытался выплыть на поверхность воды, наплевав на все ритуалы и правила. Желание жить было куда сильнее.       Все попытки и трепыхания Янковского не закончились ровным счетом ничем хорошим. Сказки и легенды про растенеподобные существа на дне проклятого озера вовсе не были небылицами или вымыслом, а оказались страшной правдой. Юркие водоросли вмиг обхватили запястья и лодыжки Вани, поймав его. Самые проворные ухватили даже за талию и шею, окончательно лишая юношу возможности выбраться и, более того, утаскивая его на глубину.       Воздуха хватило ненадолго. Ваня сопротивляться, извивался, бился пойманой в сеть рыбой. Вскоре глаза стали сами собой закрываться, а тело обмякло. Невольно в голову пришло совершенно неуместное сравнение со сном, все же не зря смерть называют вечным сном. Чем-то они действительно похожи. Внезапно в голове прозвучал какой-то голос, мужской, гораздо ниже, чем у самого Вани, словно далёкий раскат грома.       «Сладких снов и добро пожаловать»‎, — проговорил голос, казавшийся лишь последним всполохом угасающего сознания. Кому-то же видна вся жизнь в ускоренном виде, кому-то счастливые моменты жизни, кому-то семья, а ему вот мерещится голос.

***

      Казалось бы, какая жизнь после смерти? Кто-то может сказать, что ее нет; кто-то, что она эфемерна; но никто даже не предполагает, что жизнь после смерти может быть практически такой же, как и до этого.       Ваня очнулся на берегу того же озера, где и утонул. Вот чего-чего, а такого он точно не ожидал. Единственное, что напоминало о произошедшем, это мокрая рубаха с венком, который чудом не слетел с головы, и жуткая боль там, где хваталось растительное чудище.       Все вокруг было точно таким же, каким он успел запомнить: расположение домов, некоторых особо приметных деревьев и, главное, костер, огромный костёр. Только деревянное основание которого достигало двух метров, а сам огненный язык возвышался над всем примерно еще на столько же. Люди вокруг него танцевали и веселились, девушки плели венки и пускали их по воде, гадали, никто даже не вспоминал о том чудовищном поступке, который они совершили, отправив юношу в эту чертову воду. Только одна женщина сидела вдали от плясок и смотрела на всех озлобленным, заплаканным взглядом. В ней Ваня быстро признал свою мать.       — Мама! — закричал он, но никто даже не шелохнулся, а голос, словно в пустом помещении, пошел эхом. — Что за?..       Юноша быстро подбежал к матери и попытался ее обнять, но его руки прошли сквозь нее с таким ощущением, будто бы он трогает очень густой туман. Неописуемый ужас и паника моментально захватили разум Ивана. К такому он точно не был готов. Хуже всего было видеть самого дорого человека в слезах без возможности его успокоить.       — Да что здесь вообще происходит?!       Он с нарастающим гневом осмотрелся, ища виновника всех его бед, а после заметил возле костра статного мужчину, выглядящего слишком хорошо для крестьянской деревеньки. Причем сидел тот практически у самого огня, а остальные не замечали его, продолжая водить хороводы. И Ваня мог буквально поклясться, что ни разу ни в одной деревне этого человека не видел.       Теплый свет костра отлично контрастировал с холодной темнотой позади него, добавляя в образ мужчины какую-то аристократичность и вместе с тем загадочность. Огонь позволял разглядеть голубые с первого взгляда глаза, смотрящие на всех с какой-то хитринкой, но если приглядеться, пламя не отражалось в зрачках, оно было там. И это, пожалуй, было самое занимательное во всем его образе. Остальное не столь интересно: худощавый, с вытянутым лицом, темные, слегка вьющиеся волосы, и антрацитовый костюм совершенно устаревший для сего дня даже для деревни.       Внезапно таинственный господин посмотрел на Ваню своим хитрым, слегка смеющимся взглядом, подкинув какую-то хворостинку в огонь. И сначала Янковский подумал, что смотрят вовсе не на него, а на какого-нибудь человека или зверя позади. Обернувшись, он не заметил за собой никого и ничего, на что можно было бы обратить свой взгляд, так что выходило, что один единственный человек его видел. А человек ли?       — На тебя я смотрю, на тебя, — усмехнулся мужчина у костра и снова взял хворостину, но на этот раз поворошил ею костер так, что искры поднялись и огненным снегопадом осыпались на людей. Кому-то опалило подол, кому-то венок, а ему, сидящему чуть ли не в огне, это никаким образом не навредило, даже в чем-то позабавило. — Челюсть подбери, а то отвалится.       Его голос был низким, раскатистым.       «Это же голос…»‎ — оторопело подумал Янковский и интуитивно сделал несколько шагов назад.       Судя по резко изменившемуся лицу статного господина, такая реакция его явно огорчила и даже в какой-то степени разозлила. Мужчина резко поднялся с насиженного места и потянулся. Из-за спины появились черные с синей искрой крылья, перья которых были обожжены, и тлеющий огонек все еще озорно светился на них, но не пожирал больше. А на голове, среди небольших кудрей, появились рога, слегка закрученные вбок по направлению друг к другу. Они поддерживали темный, но все еще светящийся, сломанный нимб, осколки которого по-прежнему держались на невидимой орбите, не разлетаясь в стороны.       — Что? Не такого ждал? — самодовольство тут же сменилось злорадством в голосе господина, а Ваня в шоке замотал головой, признаваясь, что действительно не ожидал такого поворота.       Напрягало еще и то, что народ, окружающий их, совершенно никак не отреагировал на то, что у них перед носом человек в момент превратился в дьявола. А этот самый дьявол в это время вальяжной походкой обошел Янковского, хищным взглядом оглядев того с головы до ног.       «Что, черт возьми, тут происходит?!»‎ — на грани истерики подумал Ваня, стараясь не смотреть на этого странного...кого? Человеком его точно не назовешь, только если нечистью, дьяволом, существом, если уж очень неуважительно. Бесом или чертом его точно было нельзя назвать, слишком уж статен.       — Возьму, обязательно возьму, — усмехнулся мужчина, брезгливо сбрасывая с головы юноши мокрый венок. — Ну неужели ты реально не понимаешь? И зачем вы каждый раз цепляете на голову это безобразие? Самим не противно? Там же жучки всякие могут быть, мухи, в конце концов…       Янковский в это время только и мог беззвучно открывать рот, словно рыба, удивляясь происходящему еще больше. Дьявол же цокнул и бесцеремонно развернул Ваню к себе лицом.       — На меня смотри, когда я с тобой разговариваю. Ясно? А обращаться ко мне можешь «Тихон»‎. Я Хозяин этих мест, — взяв за юношу за подбородок, проговорил мужчина.