Остров

Все начиналось с малого. К концу очередного пустого дня на богом забытом острове Нилу стало плохо. Он побледнел, покрылся липким, холодным потом, а от непрекращающейся ломоты в теле огрызался на каждое обращение к себе. Укутавшись в теплые спортивные штаны и большую толстовку, он ушел в дальнюю комнату и просидел там несколько часов кряду, просто пялясь в окно. Пейзаж за мутным стеклом являл собой самую унылую, по его мнению, картину на свете: пустынные холмы, блеклое небо и множество зелени. Типичное захолустье без единой живой души на всю ближайшую округу. Нил, проживший большую часть своей жизни в Сан-Диего, вырос как истинное дитя мегаполиса. Небоскребы, широкие улицы и темные подворотни казались ему ближе и роднее. Он привык к «бетонным джунглям», из-за чего переезд и нахождение здесь доводили его до ужаса. Но даже не столько отсутствие привычных глазу видов пугало его, сколько невозможность существовать как прежде. Там, в Штатах, у него была хоть и паршивая, но уже налаженная жизнь. И, главное, доступность единственной порочной радости — дури. Сколько он всего перепробовал за последние пару лет, и думать страшно, а вспоминать — тем более. Нил жрал таблетки, нюхал и вгонял в вены всякую дрянь, лишь бы забыться, и это помогало. А тут… господи, тут он с трудом нашел в первую неделю травку, что уж говорить о чем-то более серьезном. С этим ему повезло уже значительно позже, когда новый знакомый барыга указал на нужных людей. Вот тогда-то Нил сумел раздобыть кое-что существенное, потратив последние деньги, которые у него были. Он все равно спустил бы их на это, вопрос только в том, как скоро. Крышей над головой и едой его обеспечивали, а вот остальное он добывал сам. Правда, сейчас это мало помогало, когда последняя доза была принята еще вчера утром и организм начинал ощущать последствия. Эйфория с каждым разом длилась все меньше, а отходняки становились тяжелее. Его то потряхивало, как в лихорадке, то знобило, а внутренности скручивало в тугой клубок, грозя выбросить содержимое наружу тем или иным путем… И думать о чем-то кроме было нереально. Нил сидел в кресле, поджав ноги и обхватив себя руками. Натянутый капюшон кофты бросал тень на его впалые глаза, из-за чего не было ясно, спит парень или нет. В какой-то момент ему даже стало мерещиться что-то за окном. То ли черные неясные силуэты, то ли сказочные существа. Только он пытался сфокусироваться и разглядеть их, отвлекаясь от нарастающей боли, как они пропадали, менялись или перемещались в другое место. Его начинало мутить от этого мельтешения перед глазами. Пальцы мелко дрожали и почти не слушались, пока он, плюнув, не решил подняться и вернуться на диван. «Блядство». — Нил сыпал грубыми словами весь путь, что казался вдвое длиннее, чем обычно. Приходилось опираться о стены, чтобы не свалиться на пол, и контролировать ватные ноги, едва державшие его прямо. Впоследствии он даже не смог точно вспомнить, в какой момент оказался в положении лежа, тяжело дыша от духоты под ватным одеялом. Но так было лучше. Тепло ненадолго дарило облегчение, позволяя провалиться в сон и не думать. Не помнить. Первые сутки так и прошли — полубессознательно, но с каждым часом состояние, и без того плачевное, ухудшалось. Спокойные, пустые сны сменялись кошмарами, а тело ныло и тряслось. Казалось, он ощущал разом все суставы, кости и вены в себе, что отзывались острой болью на любое движение. Это было невыносимо. Он не видел лиц, не слышал голосов, даже когда к нему обращались криком; только вяло отмахивался, не желая покидать свой кокон, и тратил остатки сил на злобное рычание в ответ. Окружающий мир для него становился враждебным и страшным. На следующий же день организм начал пытаться очиститься. Нил с трудом выползал на край постели, чтобы не спать потом в собственной рвоте, и изрыгал из себя потоки едкой, горькой массы. Всхлипывая и скуля от болезненных спазмов и ощущения сосущей пустоты внутри. У него не было аппетита несколько суток, даже воду выпить было затруднительно, но из желудка регулярно выходило нечто. Нилу чудилось, что он в конце концов просто выплюнет все свои органы, и тогда наконец все прекратится. Правда, скорее всего, он при этом откинется… Хотя разве это волновало кого-нибудь? Или его самого? Вонь стояла отвратительная. Но парня хватало только на то, чтобы вытереть рот рукавом и снова спрятать голову под одеяло до следующего приступа. Это длилось часы — а может, годы, — его тело истощилось и болело, а на голову словно кто-то надел стальной обруч и закручивал все туже и туже. Нил беззвучно плакал, усугубляя обезвоживание, и почти не двигался. Почти. До того, как начался самый тяжелый и опасный этап. Ощущения усиливались с каждой минутой. Очертания комнаты расплывались и мельтешили, как помехи на старом телевизоре, у его бабушки когда-то был такой… Его выворачивало, крутило и рвало на куски. Думать было невозможно. Нил тяжело дышал, зажмурившись, и чувствовал, как на него накатывает адская, просто невыносимая боль. Он издавал невнятные звуки, стонал и практически ревел, ползая по полу. Искал что-то — хоть что-нибудь! — что могло ему помочь. В отчаянии, будто дикий зверь, он бился плечами и боками о стены, тумбочку, сдирал кожу с костяшек, но ничто не приносило облегчения. Ничто не способно было отвлечь его от чувства, будто каждая косточка в теле ломается, трещит, ноет. Перед глазами цветное месиво, в ушах гул. Он не мог сосредоточиться и, кажется, в припадке стал кого-то бить. Или же нечто?.. Пытался сконцентрироваться, его снова замутило, но он упорствовал, и перед ним вырисовалась фигура. Высокая, лохматая, с длинными закрученными рогами; вся черная, и только страшные красные глаза смотрели неотрывно, прямо. Захлебываясь криком, Нил замахал руками, пытался отбиться ногами, не в состоянии хоть что-либо осознать, кроме ужаса и боли. Если это по его душу, то так легко он не дастся. — Отъе… Отъебись! Бля… кхах. — Как только он сумел выговорить это? — Пусти ме… ня! Отпусти! Аргх! Его трясло, мышцы сводило спазмами, и он свалился обратно на пол, как мешок с мясом. Проблевался куда-то под ноги (копыта?) рогатого демона, мечтая только об одном — скорее сдохнуть. Он уже и выглядел как покойник: бледный, с испариной на лбу, весь дрожал, зрачки сужены, и рот не способен изрыгать из себя ничего, кроме желудочного сока и ругательств. А мозг не в силах обработать информацию и подать искаженному сознанию сигнал, что с ним такое и где находится его бренная оболочка. Измучившись после непродолжительной схватки, парень безвольно замер. Страх перед неведомым существом не прошел, лишь притупился из-за нового приступа боли. Возможно, еще немного, и он вовсе смирится с мыслью, что его сожрут. Вдруг оно к лучшему? Хотя бы этот ад закончится. «Вставай, блядь!» — приглушенно послышалось сверху, однако Нил не отозвался. Его подхватили и куда-то бросили. Голова от этого только сильнее закружилась, и парень выругался. Ну вот, видимо, это конец. Он открыл глаза, посмотрел на чудовище, но оно почему-то медленно превращалось в человека. Обычного вполне, без шерсти и клыков, правда, явно раздраженного и злого. Неизвестный нервными движениями сорвал с постели грязное белье, матерясь, и приказал кому-то — похоже, что Нилу, — лежать смирно. «Какого?..» — слабо вырвалось у того, и почти сразу после он потерял сознание.

***

Сильный холодный ветер гнал мощные волны, что разбивались о скалы, не причиняя вреда одинокому домику на острове. Дэннис сидел на веранде и курил, смотря пустыми глазами вдаль. Из-за гостя этой ночью не удалось уснуть, и он даже подумывал придушить пацана подушкой, а тело сбросить вниз под скалы, на съедение чайкам. Руки без перчаток замерзли, а крики всевозможных птиц, смешанные с шумом океана, уже порядком раздражали. Он устал. Хотел спать, хотел есть, но возвращаться в дом не желал. Тихое и уютное место, которым оно было до появления парня, теперь провоняло его мочой, потом и рвотой. — Да? — Телефонный звонок так и не успел раздаться. Дэннис снял трубку еще на первой волне вибрации. — Договор был не таким. Пацан сейчас блюет на моем диване, не говоря уже о том, что я стал для него нянькой. Скажи мне, как ты собираешься расплачиваться за это? Послышался приглушенный голос, но поступивший ответ его не удовлетворил. Мужчина достал из кармана пачку дешевых сигарет и закурил. Приходилось сдерживаться, чтобы не орать, хотя такое поведение не в духе Спенсера. Обычно он спокоен, даже хладнокровен. Обычно. Пока не приходится выстирывать блевотину с простыней. — Передержать у себя, а не нянчиться с ним и менять его зассанное белье. Да. Да… Нет. Я пошел тебе навстречу и разрешил привезти к себе, но не быть сиделкой, забирай этого нарика обратно в Штаты. Сбросив вызов, Дэннис сделал глубокий вдох, затянулся еще пару раз и, потушив бычок в пепельнице, направился в дом. Парнишка, слабый, совсем юный, валялся на полу и что-то бормотал. Ломка — страшная сила. Но сострадания хозяин дома не ощущал. Схватив парня за волосы, он отволок его в ванную. Тот снова брыкался, матерился, пытался отбиться и рыдал. Снова и снова. Холодная вода из лейки как гром среди ясного неба смывала вонючую жижу с худого тела и лица. Через некоторое время холод сменился теплом. И пока Нил отмокал и отогревался под душем, мужчина ушел в гостиную, чтобы привести ее в порядок. К тому моменту, как он закончил отмывать пол и приготовил поесть, парень смог сам выбраться из ванной и снова открыть рот. Ему явно не хватало инстинкта самосохранения. Но Спенсер старался сдерживаться до последнего и лишь кинул в гостя его толстовкой, а чашка с горячим крепким чаем тяжело опустилась на деревянный стол, что послужило молчаливым приглашением садиться. Нил двигался медленно, то и дело шипя и ворча от ноющей боли в мышцах. Тело еще не успело прийти в норму от ломки и самоповреждений, только разум слегка прояснился, парню все еще было хреново. Шмыгнув носом, он уселся за стол и бросил хмурый взгляд на хозяина дома. Первый раз за несколько дней он видел его без рогов, шерсти и демонических глаз. Вроде обычный мужчина — крепкий на вид, высокий, с темными, убранными назад волосами и очками в тонкой оправе. Немногие могли догадаться о его прошлом и о том, на что он способен. Такому палец в рот не клади — откусит по локоть и не подавится. Только Катушев не напрашивался к нему на попечительство: его вынудили здесь быть, так что об уважении к старшим и речи не шло. Даже если это грозило хорошим подзатыльником или вырванной прядью волос. Затылок до сих пор побаливал в том месте, где мужчина ухватился за отросшие пряди. Нил мало заботился о внешнем виде. Да и когда у него появлялись деньги, он редко даже на еду их тратил, — всё спускал на наркоту, — что уж говорить о стрижке или новой одежде. Бывало, приходилось подворовывать вещи у зазевавшихся посетителей общественных прачечных, приходя туда по ночам и умыкая мелочевку из-под носа владельцев. Нечестно, конечно, но когда остаешься один, и не такому обучишься. Чай он влил в себя не сразу. Сначала взял кружку обеими руками, грея об нее пальцы, потом долго принюхивался… После пережитого стресса и долгого отсутствия аппетита употребить хоть что-нибудь казалось тяжелее некуда. Нил отлично помнил, как день и два назад блевал дальше, чем видел. Не хотелось бы это повторять, но суровый взгляд Спенсера впервые не дал возразить. Да и вечно сопротивляться тоже не было сил, поэтому парень молча принялся пить. Горячий напиток приятно согревал гортань и уходил вниз по пищеводу. Что ж, пока не так плохо, как он ожидал. Жить можно. Однако о еде пока что и думать было тошно. Впрочем, тарелку перед носом парня так и не поставили. Макароны с консервированной тушенкой пахли лучше, чем выглядели, но Спенсера это не особо заботило. Он был голоден и быстро управился со своей порцией. Затем так же молча встал из-за крохотного обеденного стола и, сложив посуду в мойку, строго посмотрел на гостя. — Помоешь посуду. И еще раз заблюешь простынь — заставлю все вылизать с нее, усек? И на этой доброй ноте мужчина ушел наверх, где стояла единственная на весь дом кровать, разделся и лег спать. С приездом парня Дэннис основательно сбил себе режим и теперь без зазрения совести мог провалиться в царство Морфея еще до наступления темноты. Хотя здесь, в самой северной части Исландии, понятия света и темноты были своеобразными. Можно спать хоть сутки и все равно, проснувшись, не сразу понять: день или ночь на дворе. Дэннис жил здесь второй год. Летом, а точнее с мая по август, ему приходилось занавешивать все окна самой плотной тканью, которая была, чтобы хоть немного «ощутить ночь». Бывало и такое, что солнце не заходило за горизонт вообще, лишь меняло свое положение на небосклоне. Зимой дело обстояло не лучше. Полярная ночь хоть и длилась от силы месяца два, но привыкнуть удавалось не сразу. Вот уж где поистине живешь по биологическим часам. Уснул Спенсер мгновенно, забыв даже подбросить сухих дров в печь, чтобы поддерживать в доме тепло. Впрочем, к холоду ему не привыкать, а за «гостя» мужчина вообще не переживал. Если бы тот сдох у него за столом, Спенсер бы просто вызвал коронера с полицией и, пожалуй, ушел бы на рыбалку. Нил просидел на одном месте минут сорок. Конечности отказывались слушаться, поэтому он медлил с тем, чтобы начать есть или хотя бы просто сдвинуться. Накапливал силы, так сказать. В доме было тихо и оттого неуютно. Он сам почти не издавал звуков, кроме прерывистого, шумного дыхания. Ушибы, полученные от ударов обо-все-что-попадалось-в-гостиной, не давали о себе забыть и отзывались болью каждый раз, когда он вдыхал. Сначала Нил старался делать быстрые, маленькие вдохи, чтобы свести боль к минимуму, но это не помогало. Так что он бросил это дело, дышал как удавалось и крепко зажмурился, представляя в голове что-то отвлеченное. Вспомнилась Америка, ее солнечные берега и небоскребы… Все то, что покорило его, стоило ему первый раз приехать в Сан-Диего с родителями. Они чудом накопили на билеты и скромное жилье в сказочных Штатах, сбежав от нищеты и тоски в родной стране. Денег тогда хватило на месяц или два, но старшие Катушевы, к счастью, быстро нашли работу, а маленького сына отдали в школу. Жизнь вошла в совсем иное русло, появлялись новые возможности и перспективы. Были ли они счастливы? Вполне. Ведь вот она, долгожданная мечта, почти в их руках, пока они не… Следующие кадры, подброшенные памятью, вызвали тошноту. Он резко открыл глаза, дернувшись на месте, словно хотел сбежать от самого себя, но через секунду замер. Пальцы судорожно вцепились в край стола для опоры, и Нил глянул на них едва ли не с удивлением. Он что, сорвал ногти?.. Похоже, в припадке произошло больше, чем он помнил. Да и сейчас с трудом мог сфокусироваться на окружающих предметах. В конце концов легкое чувство голода таки проснулось. Сделав усилие, Нил поднялся со стула и подтащил к себе тарелку. Порцию он съел небольшую, чтобы продукты не переводить и не выблевать лишнее на ковер через пару минут. Как бы он ни строил из себя бунтаря — получать от здоровенного мужика по шее удовольствия мало. А за помощью неизвестно сколько и в какую сторону бежать. Дурацкий остров. Дурацкий Спенсер с его правилами. Вот загнулся бы он где-нибудь в подворотне, никто бы и не вспомнил, зато весь этот кошмар закончился бы! А теперь что делать? Заделаться домашним рабом? Подносить Дэннису завтрак, стирать ему носки и мыть посуду… «Бля-я-ядь, посуда ж еще!» — пронеслось в голове. Издав страдальческий стон, парень встал у мойки и все время ворчал, как ненавидит домашние дела. На пустяковое задание ушло едва ли не вдвое больше времени, чем в обычных условиях. И после он ощущал себя еще хуже, чем до обеда. Потому, тоже забив на дрова и камин, завернулся на диване в одеяло и уснул тревожным сном.