Fortis fortuna adiuvat | Фортуна любит смелых

— Блестяще, мисс Аддерли, — взгляд умудренных годами голубых глаз восхищённо пробежался по хорошо знакомым, выразительным чертам лица впереди сидящей юной леди, — Для Вас очередной этап обучения официально подошёл к концу, Далия. Жду Вас в следующем семестре, —профессор одарил брюнетку доброй, почти отеческой улыбкой. Всеми силами подавив радостный визг, девушка уверенно забрала протянутую зачётную книжку, твердой и выверенной поступью направляясь к выходу, в душе едва не срываясь на галоп от зашкаливающего счастья. — И, мисс Аддерли, — тембр профессора нагнал её у самого порога, — Отдохните как следует. Окончательно отбросив всю жизнь нарушаемые правила ведения манер в сотнях кругов, на которые с пелёнок делят общество, девушка энергично кивнула головой, позволяя себе искреннюю широкую улыбку: отдых она действительно заслужила. — Ну что там? — Далия, как всё прошло? — Ну же, Аддерли, не заставляй нас нервничать! Крики на секунду выбивают из колеи, и Далия почти ощущает себя клоуном в самом центре арены: да, её подруги определённо умеют с завидной лёгкостью навести шум. Но всё же, как приятны настолько искренние переживания! — «Отлично»! В этой книжульке — очередное «отлично»! Последнюю пару слов девушка уже вопила в черноволосую макушку Ады, попутно обнимая смеющихся Лиз и Лили. Сегодняшний день стал непередаваемо прекрасным. ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ Карета, увенчанная золотыми вензелями благородного рода Аддерли, размеренно пересекала бесконечную сельскую местность: пусть Лондон именуют хоть центром вселенной, но что может быть лучше пустынных видов нетронутой природы; ветра, отчаянно шепчущего на ушко самые сокровенные тайны; солнца, готового ослепить своей искренней любовью? Далия не знала и сомневалась, что когда-нибудь найдёт ответ. Семейная карета должна была привезти в стены академии её достопочтенных родителей, чтобы забрать единственную дочь домой, в поместье, истосковавшееся за неугомонным хохотом своенравной леди. Однако ветер пригорода активно заигрывает с компанией молодых красавиц, без единого намёка на степенных родителей: Далия с нежной улыбкой наблюдает, как Ада отчаянно, словно цена вопроса её собственная жизнь, доказывает не менее возбуждённой Лили свою неоспоримую правоту, и лишь резонные замечания всегда спокойной Элизабет не дают девушкам перейти к более весомым аргументам. Аддерли не может сдержать усмешки: стопроцентно, что подруги буквально оккупировали отцовский кабинет, заверяя, что если им не позволят встреть подругу из академии и привезти в поместье, то по приезде, как минимум, на трёх подруг у Далии станет меньше. Отец, скорее всего, добродушно усмехнулся, обвёл их внимательным взглядом зелёных глаз и отдал приказ запрягать лошадей, попутно назначая Аду ответственной за этот небольшой, но демонстративный бунт. Что ж, за друзей Далия действительно шептала луне и загадывала на рождественские свечи: девушки давно вышли из категории просто подруг, прочно заняв место в сердце и приняв на себя роль названных сестёр. Ада Костронг, Элизабет Мэйнроуд, Лили Зальцман и она сама, Далия Аддерли — с достижением пятнадцати лет именно их имена неустанным репитом звучали в самых разных лондонских кругах. Ада всегда была олицетворением силы — того самого внутреннего стержня, который усердно оберегал её все эти годы от женоподобных ухажёров: хрупкое телосложение и небольшой рост завидно гармонировали с чёрными, как смоль, волосами, любопытными, всегда готовыми бросить вызов, глазами и волевыми, резкими чертами лица. Костронг была девушкой непростого характера, впрочем, проживающая с этой незначительной деталью достаточно счастливую жизнь: окружённая любовью своей семьи и друзей, Ада была ровесницей Далии и, на момент своего текущего двадцатого года жизни, успешно обучалась искусству юриспруденции под руководством местного судьи мистера Брука, весьма лестно отзывающегося о её успехах, наперекор всем шёпоткам за спиной. Пожалуй, Далия и Ада действительно очень похожи: сильные характеры и большие амбиции, которые, на удивление, стали благоприятной почвой для их дружбы с самого раннего детства. Элизабет и Лили были другими: девушки буквально уравновешивали взрывоопасный «янь» вышеназванных леди своим мягким и женским «инь». Элизабет Мэйнроуд — живое воплощение благочестивой леди её возраста с блестящими перспективами на удачное замужество и счастливый брак. Изящного телосложения, нежных черт лица, да с копной шикарных вьющихся светлых волос — в шоколадных глазах этой красавицы не бывало злого умысла. Спокойная и нежная, сопереживающая и добродушная — Лиз была девушкой с большой буквы, примером всему подрастающему поколению лондонских мисс. Лили же — обратная сторона медали, но ни в коем случае не темная и пугающая: спокойная, последовательная и логичная в своих действиях, девушка частенько сбегала в мир собственных грёз, где не было места общепризнанным «надо»; Лили не таяла от изысканных комплиментов, но отпускала всю себя, стоило кому-либо завести разговор о тонком искусстве живописи или литературе: Зальцман не стремилась быть романтической героиней, но всей душой желала писать эти романы. Бумага ли, холст — дело десятое. Мисс Зальцман была счастливой обладательницей смугловатой кожи и глубоких карих глаз, высокого для леди роста и тонкой фигуры, шелковистых прядей цвета тёмного шоколада, что целомудренно прикрывали её хрупкие плечи. Поговорим же и о Далии. Мисс Аддерли с детства имела все перспективы к обсуждаемому и — более того — осуждаемому будущему: гувернантка семейства Аддерли не сможет сказать вам точной цифрой, сколько раз неугомонная девчонка прогуливала уроки шитья, сбегая в библиотеку, нетривиально прячась под столом, со свечой и книгой в руках. Благородный род с уважением относился к науке и миру искусств, а потому масштабная библиотека всегда пестрила самыми свежими собраниями, энциклопедиями и художественными произведениями. И всё бы ничего, если бы мисс лишь прониклась любовью к чтению: на рынке невест это стало бы ей увесистым плюсом. Далия, во-первых, твёрдо вознамерилась профессионально учиться науке и, Боже правый, во-вторых — уверенно выбрала сферой своих интересов врачевание. Лондон женщин-врачей не знал: акушерки и санитарки, сестры-помощницы, да сестры-милосердия — юная Аддерли основательно настроилась именоваться именно Доктором, пройдя все необходимые и даже больше круги обучения, теории и практики. И даже такой вздор можно было пережить, если бы не окончательно разрушающий всё фактор: мисс обладала недюжинным характером, своенравием и любовью к свободе. Это и стало окончательным катализатором того, что на данный момент не даёт покоя всему лондонскому свету: ведь именно сегодня в город, после очередного семестра на «отлично», из Лондонской Академии Врачевания возвращается единственная дочь семейства Аддерли — мисс Далия, известная громкими и скандальными отказами самым видным джентльменам местной элиты и полным пренебрежением к вековому протоколу поведения юных леди околозамужнего возраста. Хрупкая девушка с расправленными плечами и уверенно поднятой головой на секунду прикрывает яркие малахитовые глаза: чёрные ресницы нежным поцелуем касаются белой кожи, в то время как длинные тёмные волосы цепляют шею, ключицы и впалые щёки. Густые брови хмурятся лишь на секунду, и брюнетка уверенным движением распахивает глаза: Далия кожей предчувствует тяжёлые месяцы собственного отдыха и непрекращающуюся борьбу с вековыми устоями предков. Аддерли мягко улыбается — эту битву она обязательно выиграет. ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ Топот копыт прекратился, позволяя взглянуть на окрестности, восхищённо улыбаясь: Далия могла поклясться — за полгода поместье семейства Костронг стало ещё прекраснее! — Уверена, что не хочешь зайти? Все с нетерпением ждут встречи с тобой, — Ада, чей дом был последним пунктом остановки на пути к собственному, с надеждой вглядывалась в глаза подруги. — Мисс Костронг, Вы не даёте моей семье увидеть собственную дочь, — брюнетка шутливо возмутилась на подругу. — Твоя правда, Аддерли, — Ада смиренно вздохнула, уже через секунду сменяя настрой на более коварный, козыряя знакомым прищуром тёмных глаз. — Нам стоит ждать вернувшуюся мисс на сегодняшнем приёме Дорингтонов? — Боюсь, леди была в высшей степени утомлена дорогой, — уж предстать десертным блюдом на блеклом приёме в первый же день возвращения Далия точно не планировала. — Что на счёт тебя, Костронг? — Не поверишь, мистер Брук поручил мне горы экстренной документации. — В вечер субботы? — Таковы обстоятельства, — Ада одарила подругу незаметным подмигиванием. Девушки обменялись коварными усмешками — их понимание была на уровне ментальной связи, а потому именно с Адой всегда было проще всего: своенравные и независимые, спичкой вспыхивающие на любые нападки, они понимали друг друга как никто. Такая поддержка всегда была особенно ценной. — Люблю тебя, — Далия железными оковами обняла подругу, успокаивая так сильно скучавшее эти полгода сердце. — Хорошо, что ты есть, — объятия Костронг оказались ещё крепче, хотя, куда уж там, казалось бы, крепче? ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ — Шеф, повтори! — выразительный взгляд темноволосого мужчины недвусмысленно прошёлся по пустым пивным кружкам, на что его собеседник лишь усмехнулся, однако кивнул застывшему бармену, что смотрел на него в поисках ответа, как от более ответственного джентльмена. Ну и более трезвого, если начистоту. В двенадцать часов пополудни, в самом сердце Лондона, встретились разлученные обстоятельствами закадычные друзья. Клайду Уэсли тремя днями ранее стукнуло солидные 25 лет, которые, однако, не сделали из молодого человека безрадостного делового мистера. Уэсли был долговязым брюнетом с бледной кожей, яркими голубыми глазами и выдающимся ростом, не обделённый хорошим телосложением, а следовательно — и неприкрытым обаянием, которым ничуть не стеснялся пользоваться. Именно мистер Уэсли сейчас успешно опустошал очередную пинту пива, в перерывах восхищаясь долгожданному возвращению своего товарища. Непосредственно товарищ — мистер Адам Клиффорд — отбил собственной кружкой протянутый другом сосуд: грех не выпить за здоровье, когда речь идёт о твоём собственном. Мистер Клиффорд был обладателем смугловатой кожи, пронзительных тёмных, на деле — чёрных глаз с густыми бровями и ресницами, а также модной небольшой щетины, телосложением внушительнее Уэсли, он превосходил его и по росту, и по возрасту: Клиффорду было 26 лет, которым он, однако, не соответствовал: серьёзный и сдержанный, рано потерявший семью и принявший на себя все сопутствующие заботы; его характер был лишён вспышек эмоций и импульсов, которыми мог блистать его ранее упомянутый товарищ. Более экзотическая в лондонских краях внешность, холодная аура полнейшей неприступности — каждая девица считала своим долгом покорить эту вершину, но быстро теряла запал, осознавая, что не получает от мужчины никаких ответных сигналов, а потому и репутацией сердцееда располагал постепенно трезвеющий Клайд, не упускающий ни единой возможности знакомств с приятными леди. Исключительно из манер джентльмена, как выражался сам Уэсли. Клиффорду на это остаётся лишь дружеская усмешка. — Какие у нас планы, ваша серьезность? — Клайд поперхнулся собственным смешком, словив осуждающий взгляд спутника, нехотя принимая презентабельную позу, чтобы было возможно разглядеть хоть какие-то оси тела, помимо его любимой горизонтальной плоскости. — Доставить тебя в поместье, Уэсли, и дать проспаться: кто же знал, что за два года ты окончательно разучился пить, — злословить Адам любил и никогда себе в этом не отказывал. — Не спорю, — Клайд грустно опустил голову, с трудом находя точку опоры в виде собственной руки, — Однако надеюсь, Клиффорд, ты поможешь мне это исправить. Клайд в очередной раз оглядел увеселительное помещение и уставился в широкое окно, выходящее на центральную улицу. Словно ухватившись за удирающую умную мысль, мужчина резво перевел взгляд на товарища: — Завтра приём в Уайт-холле, — Адам с серьёзным выражением лица закатил глаза, на что Уэсли моментально его осадил, — Даже не смей, Клиффорд: я не тяну тебя силой к Дорингтонам, потому что мне оно тоже не надо, — Клайд говорил это как само собой разумеющееся, но, уловив издевательское выражение лица собеседника, тут же поспешил исправиться, — Потому что не хочу нагружать тебя бесполезными собраниями снобов высшего общества! — Премного благодарен, Уэсли, ты такой хороший пьяный друг, — Клиффорд пользовался беззащитностью Клайда перед алкоголем без малейшего зазрения совести. Сам Клайд в очередной раз тяжело вздохнул: — Мы должны быть в Уайт-холле, Ад, — голубоглазый мужчина стал неуместно серьезным, — К сожалению, прятаться вечно мы не сможем. Адам понимающе кивнул. Невозможно спастись от высокомерной элиты, когда ты сам, волей-неволей, являешься её частью. ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ — Мисс Аддерли! Какое же счастье видеть Вас снова, — крепкого телосложения мужчина спешно спускался по лестнице, не в силах скрыть счастливую улыбку. — Меньше слов, мистер Басс,— Далия с широкой улыбкой бросилась на шею мужчине, впуская в сердце долгожданное ощущение уюта. Вот, она наконец дома, уже обнимает дворецкого семьи Аддерли, сэра Нильсона Басса, по многочасовым разговорам и лаконичным советам которого она невыносимо скучала. Всё это означало только одно — лишь лестничный пролёт отделяет её от долгожданной встречи с семьей. — Беги, девочка, — дворецкий любовно огладил её предплечье, — Они уже извелись, — мужчина подмигнул ей, одновременно подталкивая в сторону лестницы. Пролёт Далия пролетела. Буквально; девушка уверена, что вовсе не чувствовала под ногами твёрдости мрамора. Холодная дверная ручка, возмущенный поток ветра в лицо — в гостиной собралась вся семья: матушка, увлеченная разговором с Роджером, собственно старший брат, прикрывающийся от миссис Аддерли свежей газетой — верный признак того, что разговор идёт о такой необходимой ему женитьбе, и фигура отца, застывшая у широкого окна, вполоборота ко всем присутствующим в комнате. — Ну, кто больше всех скучал по самой непутевой из Аддерли? — фразу-кредо из раннего детства Далия радостно провопила, в ту же секунду оказываясь в крепких объятиях старшего брата, руками дотягиваясь до маминых рук, а глазами находя счастливую улыбку отца и безграничную любовь в зелёных, таких же, как у неё, глазах. ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ — Клянусь, Дали, без тебя это поместье практически вымерло, — Родж Аддерли весело бросил в сестру белоснежной салфеткой, которую девушка ловко поймала. Сам же Роджер получил серьезный взгляд от главы семьи: суровым тоном, но со смешинками в глазах Алан Аддерли сделал сыну замечание: — Мать еженощно видит во снах твою женитьбу, а ты к тридцати годам оказался недееспособным для банального застольного этикета, Роджер? — Но Далия же оказалась к двадцати годам недееспособной для обычной жизни нормальной британской леди, — темноволосый мужчина внешне был копией собственного отца только за место зелёных глазах имел кристально-голубые — предмет восхищения не одной дюжины дам. — От тебя так веет энергией, Роджер, — с другой стороны стола раздался голос миссис Стефании Аддерли. Она представляла собой миниатюрную, слегка полноватую в силу возраста женщину, с короткими каштановыми волосами, красиво отливающими на солнце алым светом, и темно-зелёными, на границе с карими, глазами. В ней чувствовался невероятный свет, доброта и любовь: она представляла собой воплощение семейного очага, комфорта и уюта. — Полагаю, что смогу направить эту энергию в верное русло, пока этим вечером ты будешь сопровождать меня на приеме у Дорингтонов, — на добродушном лице расцвела коварная улыбка, тут же убивая весь шальной настрой старшего из детей. — Если бы знал, что ради вашей благосклонности нужно всего лишь заставить тыкать в меня пальцем всех достопочтенных господ, сделал бы предложение руки и сердца мистеру Бруку. Прилюдно! — Роджер недовольно бурчал, предвещая унылый вечер на привязи у далеко идущих интересах матери. — Он бы раздавил тебя, милый, — Далия с удовольствием ухватилась за возможность позлить брата, — Разница ваших весовых категорий сулит тебе лишь постоянную перспективу пассивного образа жизни, если ты понимаешь о чём я, — зеленоглазая подмигнула, старательно игнорируя возмущенный взгляд родителей. За полгода они успели позабыть о манере дочери вести беседы. ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ ⁓ Проводив маму и брата на приём, Далия неспешно прогуливалась в саду за домом, полной грудью вдыхая воздух родных мест. Эти территории, не богатые золотыми колоннами и фресками рук известнейших из творцов, есть самое ценное из всех её сокровищ. Именно в этих стенах девушка всегда получала такую необходимую поддержку и была надёжно скрыта от всех любопытных глаз и злых языков. Сначала в такие кажущиеся далекими пятнадцать, когда окончательно осознала, что не готова просто стать женой и матерью в стенах поместья какого-нибудь герцога; потом — два года спустя, когда после бессонных ночей и постоянных нотаций от всех общих знакомых, коих было немало, подавала документы в Академию, каждый вечер прося небеса о благосклонности; а с момента поступления — каждый приезд домой, когда все души Лондона знали о возвращении взбалмошной Аддерли, что еще не вылетела оттуда, где места для нее изначально не было и быть не могло. За ней наблюдали. Даже так, на расстоянии сотни с лишним километров, за чертой Лондона, который она покидала с легким сердцем, она знала: за ней смотрят. Женщины с завидной стабильностью интересуются у матери её успехами в учении, мужчины — расспрашивают брата о её личном статусе, более смелые (более наглые) — напрямую интересуются ею у отца. Каждый ждал её промаха, чтобы, уверенно направив на неё указательный палец, высказать давно заготовленное «Мы предупреждали». Но пока перфомансу не дано сбыться: Далия с воинственной уверенностью продолжает отвечать, что все её дела продвигаются замечательно: иногда безмерно приятно козырять экзаменационной ведомостью, «отлично» в которой появляется из кровавых чернил на не выспавшейся бумаге. — Мисс Аддерли, Ваш отец желает Вас видеть, — Далия спокойно кивает дворецкому, направляясь в кабинет главы семьи. — Присаживайся, милая, — сэр Алан спускает с глаз очки, переводя потеплевший взгляд на дочь, — Понимаю, что ты только с дороги, но нас ждёт серьёзный разговор, Далия. Младшей Аддерли не нравится строгий тон и сухое выражение лица отца, но девушка позволяет себе лишь кивок: — Слушаю, папа. — Милая, я бесконечно тобой горжусь, — мужчина с искренним восхищением смотрит на дочь, вводя её в ступор такой переменой настроения, — Мы всегда воспринимали тебя вопреки всему миру, Лия, ты и сама это знаешь. Твой путь, — отец на секунду замолкает, тщательно подбирая слова, — он тернистый, Далия, тернистый и сложный, но ты ни разу не дала нам повода сомневаться в твоих силах, — зеленоглазая девушка уверенно смотрит в лицо отцу, не показывая, как сильно ее начинает волновать поднятая тема разговора. Тем временем, он продолжал: — Ты и сами осведомлена о том, какую реакцию производишь в обществе, милая. И хотя я знаю, насколько тебе противная каждая вылазка в свет, ты должна понимать, что не сможешь бегать от этого всю свою жизнь. Идёт твой двадцать первый год, Дали… Ты не состояла ни в одних отношениях, не была замечена ни с одним спутником, за исключением Роджера, — это блестящая репутация, дочь. Но она же играет против тебя. Подумай: молодая и амбициозная, сокрытая на сотню самодельных замков — это неизбежно подогревает к тебе интерес. В особенности молодых людей, среди которых не все являются людьми чести и слова. Я хочу, чтобы ты была осторожна, Далия: Родж и я не всегда сможем быть рядом с тобой. Попытки завоевать твоё внимание грозят превратиться в серьёзные неприятности, если ты не будешь осторожна, — мистер Алан тяжело выдохнул, поднимаясь из-за стола и отходя к окну, — Я тебя очень люблю, Далия. Ты можешь быть свободна. Пытаясь уложить в голове всю полученную информацию, анализируя всё сказанное на скрытый смысл, Аддерли лишь машинально кивнула, прошептав у самой двери: — И я тебя, папа. Закрыв дверь отцовского кабинета, Далия прислоняется головой к массивному тёмному дереву, тяжело выпуская воздух из легких и вымученно прикрывая глаза: этот разговор поселил в ней зерно настоящей тревожности.