destino

Придворный окунает одну руку в глубокий золотой чан, наполненный маслом, после слегка растирает его в руках и наносит на спину мирно лежащего Юнги. Сладкий запах меда, кальмоса, корицы, миндаля и шафрана разносился по всему банному помещению, пробираясь в самые недра лёгких. Сильные руки касаются аккуратной спины, масло позволяет аккуратно скользить по молочной коже, разогревая ее. Чимин двигается неторопливо, разминая каждый участок юного тела. Он плавно ведёт от тонкой шеи, постепенно массируя плечи и спину, и опускается к копчику и ягодицам. Казалось, Юнги уже сладко спал, но фразы, брошенные им во время массажа, выдавали его бодрствование. Напряжение после трудного дня моментально улетучивается, оставляя за собой только приятные ощущения. - Ты готов к завтрашнему представлению? - спрашивает Пак убаюкивающим голосом. - Угу, - сухо отвечает полусонный Мин. - Всё ещё беспокоишься из-за метки? - Пак чувствует, как тело под ним моментально деревянеет. Это тема - табу для Юнги. Ему уже девятнадцать лет, а имя своего соулмейта так и не проявилось на его девственно-чистой коже. - Понимаешь, - раздается первый всхлип, - у всех она уже давно есть. У всех, кроме меня. Чимин очень переживает за друга. Ему самому семнадцать, и вот уже несколько месяцев на его запястье аккуратным шрифтом выведено такое родное "Ким Намджун". Тот был одним из придворных писарей императора, как только и у него проявилось имя, они сразу же нашли друг друга и с тех пор не расставались ни на день. - Не переживай, - пытается поддержать его друг, - оно появится совсем скоро, вот увидишь! Чимину удается отвлечь приятеля от тучных мыслей, портящих ему настроение, и перевести тему. * Трибуны в Колизее были сплошь заполнены ликующей толпой. Все сегодня ожидали боя двух самых сильных гладиаторов амфитеатра. Юнги со скучающим видом сидел в самой середине, откуда открывался невероятный обзор на действо. Около парня покорно сидели слуги, оберегающие его от невыносимой жары и подносящие ему спелые фрукты. - Куколка, пожелай мне удачи, - крикнул один из самых сильных бойцов - Чон Чонгук. Мужчина давно оказывал многочисленные знаки внимания молодому императору, порой вгоняя того в краску. Надо сказать, что и самом Мин импонировал красивому гладиатору. Хищные взгляды, прикусывание губы, хитрая ухмылка - всё это было только между ними. Неожиданно раздался громкий звук трубы. Бой начался. Открывали игры колесничные гонки на гигантском ипподроме. Барьер украшали статуями и обелисками, так что зрители часто не могли разглядеть происходящее на противоположной стороне гоночной дорожки, что только подстёгивало напряжение и интерес к гонке. Заезд состоял из пяти кругов. Колесницы запрягли четырьмя лошадями. Римские гонщики были оснащены всем необходимым. Массивные шлемы прикрывали их головы, а чешуйчатые доспехи смягчали увечия. Гонка уже началась, а Мин даже не смотрит в ту сторону. Его мысли сейчас совершенно в другом месте. Обычно он ходил сюда для поддержания авторитета среди народа - кровавая бойня отнюдь не интересовала его. Но было то, что заставляло ходить его на каждый бой, а вернее кто. Чон Чонгук. Этот парень необъяснимо притягивал младшего к себе, Мин даже не понимал, чем тот так сильно его привлекает. За длительными размышлениями он и не заметил, как гонка закончилась. Слуга вытащила его из транса, слегка тряся за плечо. И вот, очередной напыщенный гладиатор, посвящающий свою победу молодому Юнги. Мин смотрит на него с лёгким раздражением. Идон улыбался ему своей кривой улыбкой, вызывая в младшем лишь отвращение. Его сейчас интересовали лишь пострадавшие лошади, при виде которых он еле сдерживал непрошеные слёзы. Следующие бои Юнги даже не смотрел, он ждал лишь конечного, где будет участвовать Чон. Сегодня он будет драться с Джексоном - парнем, который ухаживает за Мином уже продолжительное время. Свежие лилии под его окнами каждое утро, лучший виноград со всей Италии - ничто из этого не впечатляло юношу. Звук трубы поразил амфитеатр, выводя императора из своих мыслей. - Завершающий бой! Завершающий бой! — кричал глошатый. Мин особо не напрягся. Чон всегда побеждает. И они оба знают, что каждая его победа посвящена именно Юнги. Это не было оглашено, просто они оба это знали. Резные ворота с характерным скрипом железа поднимаются, впуская гладиаторов на поле боя. Чон как всегда выглядит шикарно. Тонкая туника облегает накачанное тело, показывая сексуальный рельеф мышц, толстый шлем, защищающий голову от ранений и легендарный меч, который принес мужчине не одну сотню побед. С противоположного конца под громкие крики и свисты выходит Джексон. Он смотрит только на Мина, взгляды которого снова посвящаны не ему, что его изрядно подбешивало и заставляло сводить от гнева гнилые зубы. Судья подаёт сигнал к началу боя, и все зрители ожидают зрелища. Джексон дерётся из последних сил, Чонгук сильный соперник. Звон острых кинжалов и крепких щитов эхом отдается от стен Колизея, оглушая всех вокруг. Чон пару раз задел мужчину, нанося ему несильные ранения. Рука Джексона сильно кровоточила, что только распаляло зрительский аппетит. Юнги завороженно наблюдал за Чоном. Тот прытко уходил от клинка противника, иногда прикрываясь щитом. Неожиданно у Мина сильно зачесалась спина. Сзади все горело и неимоверно жгло, будто парень находился под палящими лучами в пустыне Сахаре. Юноша подумал, что это от сильной жары, стоящей над городом уже неделю, но вскоре удостоверился в обратном. Слуга шепнула что-то ему на ухо, и они вместе ушли с представления. - Что там, Ынха? - чуть ли не кричал парень, ожидая ответа. - Имя, - с некой грустью сказала девушка. - Что, ты не шутишь? - Юнги безумно обрадовался и пытался посмотреть, чье же имя было предначертано ему судьбой, - ну же, помоги мне. Кто там? - Чон Чонгук. Оба сразу же замолчали. Юнги, кажется, забыл как правильно дышать. Лёгкие заполнил пыльный воздух, а сухие губы пытались вобрать его все больше. Момент, которого он так долго ждал. Слёзы счастья наворачиваются на его глаза при одной мысли, что у него на лопатках эта, уже ставшая родной, метка. Они вернулись на место, прикрыв спину парня белоснежной парчой. Юнги все пытался разглядеть, куда пришлась метка Чону. Наверное, она была скрыта под одеждой. Кажется, Чонгук тоже заметил, что что-то не так, но не подал виду. Увлеченный своими мыслями, Гук не заметил, как Джексон выбил щит из его рук и повалил его на горячую землю. Это моментально отрезвило Чонгука, и он, собрав все силы, продолжил драться. Через пятнадцать минут бой завершился. Чонгук выиграл. На земле без сознания валялся истекающий кровью Джексон, а Чон лишь смотрел на своего мальчика. Бурные аплодисменты взорвали Колизей. Чон побежал по стадиону с победной пальмовой ветвью в руках. * Пир, устроенный в честь самого сильного гладиатора Рима, уже давно был в самом разгаре. Гости заняли предназначенные им места, столы вот-вот сломаются от всевозможных угощений. На особых столах стояли сосуды с вином, которое после разливали по золотым кубкам, украшенным драгоценными камнями. Пирующих обслуживали рабы, разносящие пищу на серебряных подносах. Каждый гость сам накладывал себе угощение в тарелку. Диковинные яства, привезенные из разных мест, заманивали гостей своим запахом и обилием. Музыканты играли на различных инструментах, развлекая гостей пира. Перелив ангельских арф пробирался в самое сердце каждого, пленяя тех своим звучанием и заставляя забыть о реальности. Юнги не особо любил всю эту шумихи, поэтому спустя несколько часов душного мероприятия, он незаметно удалился в сад, что был покрыт ночным мраком. Из дворца всё ещё раздавалась громкая музыка и гулкие, переплетающиеся меж собой разговоры пьяных гостей. Мин присел около ветвистой оливы, растущей в глубине пёстрого сада. Теплый воздух пробирался под одеяния, приятно щекоча кожу, а острый месяц освещал всё вокруг своим белым светом. Оперевши усталую голову о ствол дерева, Мин прикрыл глаза, наслаждаясь музыкой ветра, переберающего тонкие листья дурманящей оливы. Чьи-то шаги насторожили парня и заставили его открыть полусонные глаза. Перед ним стоял Чонгук. - Ну что, малыш, вот мы остались одни. Мужчина неспеша, будто бы боясь спугнуть дикого котёнка, подходит к сидящему парню и, опускаясь на колени, смотрит на него. - Ваши глаза сияют, словно звёзды в бездонном океане небес. Они столь очаровательны, что я тону в них. Очертание вашего облика заставляет меня коротать ночи в состоянии любви. Ваши карие глаза можно сравнить с зёрнами ароматного, горячего кофе, а улыбка ваша ярче солнца, сияющего в небе. После каждого слова мужчины сердце Юнги пропускало удар. Кажется, оно колотилось у него в горле, не позволяя сглотнуть мешающую слюну. Во мраке ночи лунный свет освещает только пол лица Чонгука, но Юнги уверен - сейчас он смотрит именно на него. Чон берёт руку парня, что меньше его в три раза, и несмело целует ее, после поднимая Юнги в объятия над землёй. - Позволите ли Вы мне прокатить Вас на своем коне,— робко спрашивает старший, боясь напугать парня своей напористостью. Юнги просто вкладывает свою руку в чужую, он полностью доверяет ему. Приподнимаясь с мягкой травы, Юнги спотыкается, но Чон вовремя хватает его, и парень повисает в воздухе. Они молчали. Это была не неловкая пауза, они просто смотрели друг другу в глаза, прерывисто дыша. Чонгук смотрит в эти глаза цвета янтарного миндаля, не в силах оторвать завороженного взгляда. Глаза напротив бездонные, будто бочка, наполненная смолью, они засасывают в эту пучину подобно зыбучим пескам, из которые невозможно высвободиться. — Ваш пленительный взгляд, император, заставляет испытать англельское чуство влюбленности, что возносит меня на самые небеса, словно патока перед глазами. На эти слова Юнги моментально заливается краской. Они непозволительно близко друг с другом, горячее дыхание опаляет щеку младшего, заставляя его краснеть ещё сильнее. Они проходят к императорской коннице, где Чон оставил своего коня. Конюшня, высеченная из белого мрамора, поражала своими размерами. Инцитат был самым быстрым конем, Чонгуку всегда доставалось самое лучшее. Борзой гнедой конь почевал в коннице, укрытый одеялами, вышитыми заморским шелком и мелкой россыпью драгоценных камней. Как только парни вошли туда, животное сразу же проснулось, ластясь к хозяину. Этот конь не подпускал к себе никого, кроме Чонгука, но при виде Юнги не встал на дыбы. Зверь подошёл к парню, вид которого проецировал лишь спокойствие, и обнюхал его. Мин вытащил из кармана наливное яблоко, которое унес с собой с пира, и поднес к зубам коня. Животное благодарно посмотрело, съело фрукт и смиренно преклонило голову. - Он принял вас, — сказал Чон, следя за восторженными взглядами младшего. Гук подсадил Юнги, чтобы тот смог забраться на лошадь, и залез сам. Минуя высокие ограды дворца, парни выехали за его пределы на маслинновые рощи. Быстроногий конь скакал рысью на натянутых поводьях. Они ехали в абсолютном безмолвии, наслаждаясь лишь присутствием друг друга. Теплый летний ветер обдувал лицо, побуждая прикрыть глаза от услады вечера. Юнги не помнит, сколько времени уже прошло, сейчас это было не важно. Он помнит только свои руки, опоясывающие накаченный торс мужчины и свою голову, мирно покоящуюся на широкой спине. Почувствовав, что конь остановил движение, Мин открыл глаза. Они находились сейчас где-то далеко от дворца. В этом месте росли гранатовые деревья, раскидистые ветви которых гнулись от тяжести наливных плодов, и ароматные цветы, запах которых наполнял лёгкие воздушной дымкой. Первым с коня слез Чон, после чего поймал крохотного Юнги, что был намного меньше его самого. Оставив животное пастись, Гук взял за руку младшего и пошёл вглубь рощи. Лёгкой поступью они шагали средь гранатов, уклоняясь от ветвей. Остановившись, Чон взял обе руки парня и посмотрел ему в глаза. - Позволь мне увидеть ее, — будто бы молит Чонгук парня. Юнги разворачивается не сразу. Тень сомнения промелькнула на его лица, но после он понял, что Чон заслужил видеть свое имя. Скидывая белую парчу, Мин обножает кожу, цвета слоновой кости, и имя, ювелирно выведенное на правой лопатке. Будто бы под волшебными чарами, Гук не сводит взгляда со своего имени на чужой спине. - Я могу прикоснуться? — робко спрашивает старший. В ответ лишь тишина, изредка нарушаемая трелью сверчков. Грубые пальцы касаются нежной кожи, аккуратно проводя по ней. Чон чувствует, как ёжиться и покрывается мурашками Юнги. Гук долго рассматривает, никак не может наглядеться на своё имя. Подносит губы и легко целует каждую букву. - Дай теперь мне посмотреть! - нетерпеливо восклицает Юнги, смущённый всем этим. Чонгук хитро смотрит на парня, снимая свою рубаху. Рельефная грудь открывается взору удивленного младшего. Там, на левой груди, прямо на сердце черными буквами выбито его имя. Мин набирается смелости и касается горячей кожи тонкими пальцами, чуть царапая покров ногтями. - Она прекрасна, — единственное, на что хватает слов. Чонгук смотрит на парня с теплотой, с нежностью в глазах. В них черным по белому читается "Только мой. Отныне и навеки". Юнги увлеченно рассматривает метку, не обращает внимание на мужчину, который взглядом голодным его пожирает. Тоненькая ручка снова тянется к метке, но ее тут же перехватывает рука посильнее. Чон подносит его хрупкую руку с своему лицу, прикрывает глаза и целует. Юнги кажется, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди или переломает все рёбра. Гук открывает глаза и двумя пальцами цепляет младшего за острый подбородок. От неожиданности Юнги даже не успел что-то сказать, как его губы накрыли чужие. Мягкие губы перебирали губы Юнги, окрыляя и превознося его над землёй. Первый его поцелуй произошел с человеком, которому Мин навеки вложил свое сердце в ладони. - Вы опьяняете лучше, чем самое дорогое вино, Ваши уста словно бутон пышной пионы, а глаза цвета янтаря смотрят на меня, наполняя чувством юношеской любви. С тех пор, как я Вас увидел, во всех моих образах проглядывался Ваш миловидный лик, в каждой тишине слышался Ваш звонкий,словно хрусталь, голос. Вы прекрасен и искусен, ваше слово словно озарение, Ваш душистый аромат запрятался в глубине моего безнадёжного сердца. Сегодня мне сказали, что я безумец, потому что живу мечтами. Что ж, я согласен на этот статус, ведь все мои грёзы только о Вас. Согласны ли вы принять в свои нежные хрупкие руки моё изголодавшееся по любви сердце? - Согласен, — единственное, что смог вымолвить парень, перед тем, как его утянули в глубокий поцелуй, одновременно наполненный нежностью и страстью.