hoseok, qui vit sur le toit

Ты прячешь глаза за огромными солнечными очками. Тебе давно не было так неловко. А ведь ты всего лишь зашла в магазин и быстренько выбежала из него с пакетиком в руках. И всё бы ничего, если бы это не был бы магазин интимных товаров. Успокаиваешь себя только тем, что в этом городе тебя никто не знает и не запомнит соответственно. Забегаешь за угол, снимаешь с себя платок и очки, прячешь всё вместе с пакетиком в свою огромную сумку от Birkin. Оцениваешь внешний вид в отражении витрины ближайшего магазина. Под глазами мешки, щеки немного впали, и цвет лица ассоциировался не с аристократичной бледностью, а с болезненной тусклостью. Могло быть и хуже. Тебя так и тянет зайти, выпить ещё кофе в ближайшей кофейне. Но отказываешь себе в этом, ибо кофеина в тебе и так много. Ты от него стала такая раздражительная, нервная, неразговорчивая. Это точно от кофеина, а не от того, что Сокджин практически живёт на работе и домой приходит только чтобы поспать. И то через ночь. Усмехаешься сама себе. Тебе бы гордо хлопнуть дверьми и элегантной походкой, с чемоданами наперевес, спуститься к такси. Бросить презрительный взгляд на мужа, что появится на балконе, ведь до этого ты так смело кинула ему документы на развод. А потом он бежал бы за тобой по узким ступеням парадной вашего дома, распугивая соседей: «Нет, подожди, ты всё не так поняла. Давай поговорим!» А ты лишь пафосно хлопнешь дверью авто и скажешь водителю: «à l'aéroport s'il vous plaît» /«à l'aéroport, s'il vous plaît» - фр. в аэропорт, пожалуйста/ Но в жизни, ты просто придёшь домой, заваришь чай и будешь искать место для своих друзей-игрушек. «Друзей-игрушек». Для кого-то это звучит странно, но не для тебя. Ты с детства окружала себя такими друзьями. Детский дом, новая семья, новая семья мужа, жизнь только с мужем. И на протяжении всего пути, ты сама с собой. С тяжелым вздохом открываешь двери вашей общей квартиры, и тебя встречает тишина. Хотелось бы завести кота или собаку, но Джин на дух не переносит шум, шерсть на одежде и посторонние запахи. Вот так и живешь в тишине и одиночестве, но зато в тепле и сыта. Сыта по горло всем происходящим. От грустных мыслей тебя отвлекает шум на кухне, будто звон стекла. Ты предельно осторожно, на цыпочках проходишь к дверному проёму и заглядываешь на кухню. Ты не знаешь, что тебя больше пугает: твоё видение, что выпило несколько бутылок алкоголя из запасов Сокджина, или то, что твоё видение выпило несколько бутылок из личных запасов твоего мужа. Хосок пафосно крутил в руках бокал, наполовину наполненный жидкостью, словно эксперт рассматривал на свету оттенок, вдыхал аромат, а затем нелепо пожал плечами и залпом выпил содержимое. Тебя даже в носу засвербело, ибо на запах этот виски хуже нашатырного спирта. А этот даже не поморщился. Оцениваешь количество бутылок на столе: виски, шнапс и портвейн. Серьёзно, boire comme un trou. Приходить в гости без приглашения не вежливо, но зато тебе точно будет не одинокого и не скучно. /boire comme un trou. - фр. идиома "пить, как дыра/рыба" т.е. очень много / - Хосооок-а, - ты проходишь на кухню, бросая сумку на пол. - О, привет, Малышка! – Парень встаёт и протягивает к тебе руки. Так хочется с разбегу в объятия, и чтоб крепко-крепко. - Как же это здорово, что ты прилетел! – обнимаешь его за шею, а парень подхватывает тебя за талию и слегка приподнимает от пола, кружа в руках. Ты будто снова маленькая девочка, которую захотели взять на ручки. - Ещё б не здорово, - он ставит тебя на пол и берёт бутылку кальвадоса, что, оказывается, стояла на барном стуле и отпивает из неё три больших глотка. До тебя только сейчас доходит весь реализм происходящего. Джин наверняка помнит, сколько алкоголя осталось в его домашнем баре. И ему тяжело будет объяснить, куда всё делось. Не то, чтобы тяжело – невозможно. Вряд ли он поверит, в рассказ о том, что весь его алко-запас выпил парень с пропеллером на спине, что живет на крыше. Он скорее поверит, что ты совсем чокнулась от одиночества. Но это ведь не так? - Хосок-а, а это… - тебе неловко даже начинать разговор. – Это алкоголь Сокджина. И он будет недоволен, тем чт… - Ах, какая же ты всё-таки гадкая! – Парень морщиться, надувает губы по-детски и уходит в другую сторону стойки. А тебя будто к месту штырём прибило, и стало так неприятно, обидно. – Когда самый больной в мире человек, - парень театрально запрокидывает голову, прикладывая к ней руку, – возьмёт пару глотков алкоголя… Охххххх! Он хватается за сердце, а ты чувствуешь себя единственным зрителем в этой нелепой постановке, в театре одного актёра, и хочется ему подыграть, чтобы сбить смущение, что витало в воздухе, словно пыль от старого ковра. - Ты заболел? – прикладываешь обе ладошки к щекам и изображаешь крайнюю степень удивления, не боясь переиграть. - Да у меня самая высокая температура в мире! – Хосок снова прикладывает одну руку ко лбу, а второй обмахивается, дергает воротник, пытаясь всеми силами показать, как ему душно и жарко от своей температуры. - Ммм, - ты вспоминаешь, как тебе однажды было плохо от температуры в 39.6. ты даже стоять не могла и боялась, что умрешь от слабости. А этот чудик ходит, руками машет, живее всех живых. - Да! Если хочешь знать, - он, словно у себя дома, берёт початую бутылку кальвадоса и идёт в гостиную, залетая на диван, укладывается на нём так, что пропеллер врезается между подушек. – Знаешь, что… - он выдерживает паузу и рассматривает, как ты строго смотришь на него, скрестив руки на груди. – Ты должна стать мне родной матерью. Подходишь к парню, прикладываешь руку к его лбу, ожидая, что обожжёшься. А что ещё ожидать от человека с пропеллером в спине, может у него какая-то особая температура, повышенная. Но на деле, он просто тёплый. Прикладываешь вторую руку к своему лбу, будто проверяя, насколько разная у вас температура. Да всё одинаково! Хосок перемещает твою ладонь на свою щеку, и, закрыв глаза ластиться к ней, как бездомный котёнок. Он улыбается беззаботно, пока трётся щекой об твою ладонь. Несмело проводишь большим пальцем по его щеке, буквально по миллиметру в несколько секунд. Так хочется словить этот момент, удержать его за ускользающий хвостик. Парень открывает глаза и цепляет ими твой взгляд. Он кажется добрым и открытым, будто окунешься в него с головой, со всеми своими страхами и он примет тебя, и больше не отпустит. Хосок ловит твою руку своей ладонью и касается губами внутренней стороны запястья, а тебя , словно coup de foudre - мелкая дрожь проходит от руки до самых губ, что теперь покалывают миллионы тончайших и острых иголок. Но лишь вырываешь руку и отходишь от парня на шаг, начиная оправдываться перед самой собой: /coup de foudre - фр. идиома "удар молнии" означающий "любовь с первого взгляда"/ - Слушай, нет у тебя никакой температуры и ты и не болен даже. - Нет! Болен! - Неа, - мотаешь головой, сдерживая улыбку от того, как парень снова надувает губы и забавно смотрит исподлобья, как рассерженный ребенок. - А я тебе говорю, болен! - Нет, не болен. - Чего ж ты такая противная! – Он выпрямляется на диване, подпрыгивая на попе, хлопая себя ладонями по бёдрам. – Я что не могу заболеть, как все люди?! - А ты что хочешь заболеееееть? - А ты вот не хочешь? - Нет, - пожимаешь плечами и резко мотаешь головой. Что хорошего в том, чтобы болеть? Даже в детстве, когда ты лежала с больным животом, с ангиной или болезненными месячными, ты должна была пить разные таблетки, терпеть больнющие уколы, которые по заверению врачей, должны были убрать боль, а не вызвать неприятное покалывание в месте прокола на попе. С возрастом всё стало только хуже, ты должна сама обеспечивать себя лекарствами, сама их принимать, неважно, что от них тошнит ещё больше, чем болит живот. Лежать с температурой или с ознобом, зная, что никто не принесёт тебе попить или хотя бы не согреет, очень грустно. - Да все этого хотят! – Хосок фыркает и отпивает алкоголь из бутылки, снова раскладываясь на диване, подпирая лопасти подушками. – Лежишь себе такой… О! Слушай, летим ко мне!