Âme sœur

Алексей сидел на больничной кушетке, без особого интереса наблюдая за врачами, которые хлопотливо приводили его в порядок. Бесстрашно проглотнув предложенную ему таблетку, он посмотрел на потолок, где его взгляд приковала дохлая муха внутри мигающей лампы (а ведь он до сих пор не мог понять как они там оказываются — вход находят, а выход — нет). Закончив обработку раны, медработники поспешно удалились, напоследок сказав: «Ожидайте к себе посетителя, Алексей Анатольевич». Он хотел было встать и, как перед многотысячной толпой, высказать всё, что думает об этом посетителе, который сейчас направлялся к нему на штатской машине. Но факт того, что была уже глубокая ночь и через считаные часы намечался обременительный судебный процесс, заставил его тяжело вздохнуть. Не сказав ни слова в ответ, Навальный стал прислушиваться к относительно беззаботной жизни коридора. Охранники не заставили себя долго ждать, вытаскивая наручники, лишь раздражительно посматривали на арестанта, который в такое время поднял на уши чуть ли не весь персонал. — Суицидник грёбаный, — сонно ворчал себе под нос один из них. — Не мог до утра с этим подождать. Усадив его на стул в комнате для допросов, они стали по обе стороны от дверей, выровняв спины, будто стражи каких-то врат. Алексей неподвижно сидел, а скромный, пустой стул, стоящий напротив, выглядел как шутка. Ведь он явно не стоил даже какой-то ворсинки в геленджикском дворце. Таблетка, которую ему дали, на удивление оказалась всё же обезболивающим, а не очередной крысиной отравой и тупая, ноющая боль в руке отступила. Не прошло и пяти минут как главный посетитель прибыл. Он зашёл неспешно, вальяжно, сияя своей вечной ухмылкой. — Вы свободны, — обернулся Путин к охранникам. — Также видео— и аудиозапись нашего разговора не потребуется. — Хорошо, Владимир Владимирович, — нервно протараторили оба, закрывая за собой скрипящую железную дверь. Сев на не самый удобный в этом мире стул, Путин наигранно взглянул на свои воображаемые наручные часы. — Доброй ночи, Алексей Анатольевич, — поправив красный галстук, он жадно посмотрел оппозиционеру в глаза. — Вы мне нравились, — облизав сухие губы, сказал Алексей. И, выдержав паузу, продолжил: — Нравились таким, каким были в клетке на рассмотрении дела №144128. — Да, эта атмосфера определенно навеивает некоторые воспоминания, — играет улыбчивой фальшью собеседник. — Почему Вы сейчас не спите? — Из-за Вас, — не отводя взгляд, говорит Президент. Алексей был озадачен данной фразой, как желчно бы она не звучала, и внимательный разведчик в отставке заметил это. — Неужели Вам так хочется умереть? — указывает он на место раны Алексея. — Я не собирался себя убивать. Удостовериваясь в правоте своей гипотезы, Путин позволяет себе глумительный, сдержанный смех: — Видно, что Вы не ознакомлены с природой шрама так хорошо, как с моей биографией. Он встает из-за стола и, медленно перебирая ногами, подходит к закованному в цепи. — Вы слишком привлекательно смотритесь в этих кандалах, но пожалуй, их лучше снять. Сокращая дистанцию, Путин возвышается над сидящим Алексеем. Он аккуратно берет руку, кожа на которой от трения с железом стала красной, и вставляет в замочную скважину ключ, которым его обеспечил начальник СИЗО. Мгновение — и наручники громко падают на пол. — Можно взглянуть? — он проводит указательным пальцем по бинту. Навальный шумно вздыхает, понимая, что не имеет права отказать и расслабляет мышцы руки. Бережно сняв бинт, Путин внимательно осмотрел глубокую сочившуюся рану. Алексей всем телом чувствовал собственнические нотки в этих прикосновениях, в том, что эта проклятая часть тела их навечно связывает. На его скуле в очередной раз проступил желвак бессилия. — Ничего личного, — снова заметив негодование оппозиционера, сказал Путин. — Как и в прошлый раз, — многозначительно взглянул на него, едва извиняясь, едва издеваясь. — Давайте не будем об этом, — отведя взгляд, как можно тише сказал Алексей. — Неужели всё было настолько плохо? — возвращаясь на место, Путин бросает вопрос в пустоту. Алексей в очередной раз молча вспоминает от чьих ласк он кончил. Это надо было просто принять как тот факт, что Земля круглая. Как то, что она вращается вокруг Солнца. Но он видимо застрял в Средневековье. — Я чувствую всё, что Вы делаете со шрамом, —  Путин возвращает Навального к реальности. — Поэтому, будьте любезны, не вынуждайте меня в будущем одевать на вас смирительную рубашку. — Я и вправду знаю Вашу биографию лучше этой фигни, — сладостно говорит Алексей, слыша, что Путин, оказывается, чувствовал ту боль. — И самое главное — шрам сохранит свою форму даже после заживления, увы, — иронизировано развел руками Путин. Да, Алексей хотел просто избавиться от этого шрама. Позорно пошел на поводке у какой-то скрытой эмоции, попросил друга-охранника (которого уже мистически уволили) дать ему нож и наслаждался болью, которая пронизывала тело. Оказывается, всё это было напрасно. Навальный устало потер руки, не зная что ответить. Да и о чем говорить с человеком, который управляет сейчас твоей жизнью, оставаясь в абсолютной тени для всех, даже для своих детей, наверное. Будет забавно, если вся жизнь Президента окажется таким же мифом как, например, существование 28 героев-панфиловцев. Политической, корыстной выдумкой ради самой же выдумки. Вы настоящий? Вопрос Ваденка — такой пушистый, быстрый, откровенно анекдотского типа, при просмотре вызывал у Алексея ничто иное, как отвращение, ведь страна спокойно смеется над тем, что их президент не является реальным. Что Путина, как такового, не существует. Кто это? Линии, которые черкала на бумажке какая-то акушерка в 52-ом году; засохшие чернила на документах в архивах КГБ; плоть, которая судорожно упала бы на колени при отсутствии воздуха; личность, решающая движением пальца что делать многомиллионному населению: богач, который выборочно дарит кому-то пулю, дешевую машину без тормозов, невкусный чай или окна, из которых можно нечаянно вывалиться. — Зачем Вам это всё? — обреченно спрашивает Алексей, в душе надеясь на что-то. — Вас же будут просто проклинать. — А Вам всё это зачем? Вас же просто забудут, — смеется, будто со школьника он. — Сейчас помнят, а через пятьдесят лет, сто лет, двести? Путин подходит к Алексею, садится на край стола, снисходительно смотря на эту игрушку. — Ей-богу, за ребячество и максимализм в данных вопросах я бы отымел Вас сейчас на этом столе. Глаза Алексея сверкнули гневным шоком от услышанного. Он оперся руками о стул чтобы встать, чтобы посмотреть свысока на Путина и спросить: «Чё ты сказал?». Но на его бедро опустилась нога, которую украшал черный лакированный туфель. — Сидеть, — понизив голос, приказал Путин. Он почти что дышал в лицо Алексею и тот впервые отчетливо, против своей воли, чувствовал терпкий запах духов. Они явно были изготовлены в одном экземпляре. — Ваша жизнь в моих руках словно мягкий, поддатливый пластилин, который вскоре затвердеет и будет подобен камню, — шепчет он, проводя по исхудалой щеке Алексея. — Этот камень смогут лишь расколоть, уничтожить или же принять таким, каким его когда-то слепили, — смешок срывается с его языка. — И Вы прекрасно знаете, что будущие поколения в этом случае выберут. Рука властно обхватывает подбородок, а губы воздушно касаются уст Алексея, дегустируя. Навальный горит, дрожит, не в силах пошевелить чем-либо. Он смотрит на слегка отстранившееся от него лицо, читая в нем учительское недовольство. — Вы устали, Алексей Анатольевич, — бегло смотрит на тело, которое ему де-юре принадлежит. Поворачивается, подходя уже к выходу: — А насчет шрама я предупредил. Ещё раз нарушите мой режим дня — будете проводить 2 года и 8 месяцев, которые Вам завтра дадут, под моим личным присмотром в Ново-Огарево. Спокойной ночи. Дверь с тем же мерзким скрипом закрывается. Алексей моргает несколько раз, будто очнувшись от гипноза и смотрит на пустой стул. — Зачем камень раскалывать, если его можно расщепить на атомы? — лоб морщится, а левая бровь изгибается в ожидании ответа. — Дороже стоит.