Chasing the Night to See the Stars

Когда ее младший сын появляется без предупреждения в субботу утром, Эрин Реман сразу же понимает, что что-то не так. Чарли-самый заботливый из ее детей. Он присылает открытки на каждый праздник, звонит ей два раза в неделю, всегда расписывает свои визиты и никогда не забывает посылать ей фотографии своей команды с каждой выездной игры. Но, стоя на пороге ее дома с одним лишь рюкзаком, он выглядит усталым и побежденным. Почти болезненно. Поэтому она делает единственное, что может излечить от жизненных невзгод. Она готовит куриный суп с лапшой. Они едят его из дымящихся кружек на заднем дворике, которые Чарли прошлым летом отшлифовал и покрыл песком. За последние пять лет, прошедших с тех пор, как умер ее муж, большая часть дома была изменена под нежные уговоры ее сына. Узоры в виде корон, дверца шкафа в свободной спальне, кухонные шкафы и ванная на первом этаже-все было отремонтировано. Она возмутилась ценой, но ее встретило железный агрумент: "Какой смысл в зарплате тренера первого класса, если я не могу сделать этот дом таким же красивым, как женщина, которая меня в нем вырастила?" И на этом все закончилось. Доброта всегда была в центре морального компаса Чарли. Она ждет, пока они устроятся на диване в гостиной с мятным чаем, прежде чем ровным взглядом окидывает его. Ей не нужно вытягивать из него эту проблему. Он не пришел бы к ней, если бы не нуждался в доверии. Он рассказывает ей об их новом защитнике, Жане. Синяки, проблемы с питанием, неграмотность. Он рассказывает ей о том, как Жан пытался доставить удовольствие Реману, убежденный, что наказание-это то, как он должен был заслужить свое место в USC. Он рассказывает ей о гневе и горе Жана, горе, которое терзает того, кто ожидал смерти, но вместо этого получил второй шанс. Он говорит ей, что не знает, как помочь мальчику, не может понять, как показать Жану, что он только хочет, чтобы он был счастлив в USC. Он не может, не знает, как утешить мальчика, который никогда не знал нежного прикосновения, не может понять, как научить мальчика, которого когда-либо учили только насилию. Он не может смотреть на Жана без желания сжечь целиком Эдгара Аллена. Он хочет, чтобы этот мальчик ел, спал, улыбался, смеялся, жил. И когда она наблюдает, как ее сын рассказывает об ужасах жизни Жана, она не может не вспомнить тот день, когда Чарли появился у ее двери со своим социальным работником, неся ничего, кроме мешка для мусора, полного одежды и единственной книги Питера Пэна. Он пришел к ней в десять лет, но с массой тела семилетнего ребенка, синяками борца в клетке и усталостью солдата. Чарли был так зол, так боялся всего, что его окружало. Он дрожал от страха, когда она предлагала ему ланч, убегал из любой комнаты, куда осмеливался войти ее муж, Марион. Он кричал на сестер, когда они пытались вовлечь его в свои игры. Он намочил постель, кричал в ночных кошмарах и дважды убегал, прежде чем подумал о том, чтобы остаться в их доме. Но медленно, так медленно, что это причиняло боль, он потеплел к ним. Казалось, что сегодня он был испуганным мальчиком, а на следующий день-подростком, который называл их мамой и папой, благодарил за обед, посещал экси и французский клуб и видел кошмары только раз в месяц. Потом он был выпускником средней школы, выпускником колледжа, стипендиатом. Потом он был алкоголиком, потом выздоровевшим алкоголиком, а потом тренером. Но он всегда, всегда был ее сыном. Ее сын был так полон любви и света, что она легко могла видеть, как этот Жан проникнет в его сердце так незаметно, что он даже не понимал, что его любовь к мальчику была причиной того, что он сидел на ее диване, оплакивая свои недостатки в качестве тренера. О, она видит, как сильно ее сын любит этого Жана. Она видит это по тому, как поднимаются его глаза, когда он говорит о синяках на лице мальчика, по тому, как его голос заикается при слове "собственность". По тому, как трясутся его руки, когда он рассказывает, как Жан упал на колени в его кабинете, убежденный, что сексуальное наказание вполне уместно для какого-то изъяна на корте. Она смотрит на него, на бледность его кожи, на мешки под глазами, прежде чем взять его руки в свои, чтобы он перестал ерзать. - Чарли, - говорит она, уголки губ приподнимаются в не совсем улыбке. - Единственное, что тебе нужно, чтобы обеспечить этого мальчика, - это постоянство и дом. Ты знаешь, как организовать и то, и другое. Так почему же ты сидишь на моем диване, когда должен быть со своим мальчиком? - Он не мой мальчик, мама. - говорит Чарли, свет возвращается в его глаза. - Хм, - напевает она, прежде чем проводить его в его старую комнату, говоря ему, что уже слишком поздно возвращаться и обещая блины на завтрак. Когда она прощается с ним на следующий день, она знает, что он вернется. В конце концов, она всегда ожидала, что Чарли приведет домой детей. Она просто не ожидала, что они будут восемнадцатилетними и французами.