Солгу тебе ещё раз

      Через день произошло небольшое событие: Анджи принесла с собой укулеле, и всеобщее внимание с первой же перемены переметнулось к ней. Она расчехляла маленький инструмент с такой любовью, с какой матери пеленают новорожденных детей, и улыбка её также была похожа на материнскую. Но стоило только Анджи прижать укулеле к себе, как её лицо застыло в странном мистическом выражении, словно она была величественной скульптурой в музее греческого искусства. Или же Орфеем в женском обличии. Девушка коротко вздохнула, её грудь приподнялась, оживлённая воздухом — и первая парта третьего ряда обособилась от остального класса и вознеслась под небеса, сопровождаемая тихим, мягким, как моти, пением.       Кокичи смотрел в окно. Анджи сумела выключить весь класс первой же строчкой, и, как это ни было досадно, его самого тоже. В царстве умиротворения он чувствовал себя свернувшим не на ту тропинку тенгу, чьи пакости отчего-то перестали работать. Люди замерли — и он бессмысленно слонялся среди них, кривя рожи и расставляя бесчисленные ловушки перед их ногами… Но они не делали ни шагу.       Они слушали музыку и дышали свежестью чистоты.       Кокичи не любил песни Билли Айлиш, но благодаря голосу Анджи они обретали особую сладость и… пахли какао? Фыркнув своему же странному сравнению, Кокичи подпёр лицо кулаками и предпринял попытку отвернуться к окну ещё более демонстративно. А сам краем уха всё же слушал.       Каждый день его одноклассники раскрывали перед ним свои новые черты, выступали на дефиле талантов и увлечений. Его журнал продолжал пополняться мелкими, но значительными деталями: Цумуги ходила в театральную студию («Может быть полезным союзником!» — помечал Кокичи), Кибо набирал максимальные баллы на состязаниях в ай-ти клубе («Неплохо разбирается в компьютерах — плюсик в карму хакера»), Химико могла собрать древний кубик Рубика за пару минут и объяснить это тем, что ей под силу взаимодействовать с артефактами прошлого («Логика и моторика — вот если бы она была менее сонной!»)… Кто там ещё был выделяющимся в классе?       Ома почесал нос и вздохнул.       Корекиё, на которого он прежде смотрел как физик-теоретик на авангардную картину, неожиданно оказался активным читателем блога Рантаро, и в комментариях у них состоялась любопытная дискуссия по поводу колеса Сансары. «Всё равно что в мельнице — всё перемолется», — вот и всё, что написал Кокичи тогда, но этого хватило, чтобы разжечь интригу и заставить Шингуджи несколько дней преследовать его с философскими вопросами. В реальной жизни Корекиё выглядел куда более жутко, чем в сети, и Кокичи спрятался от него в LINE, как тануки в чайник.       И всё же это было весело.       Даже слушать Анджи, дёргающую нейлоновые струны и поющую про чьи-то «глаза цвета океана», было весело. Она одна смогла утихомирить целый класс — и Миу не стала исключением. Может быть, потому что как раз ей принадлежали эти самые глаза? Или она думала о глазах Кибо, сидящего напротив неё? Они тоже были голубыми…       Смешок Кокичи никто не услышал. — Впервые пала я в океан, в океан твоих синих глаз…       Со вздохом обречённости (нет, он не любил Билли Айлиш!) Кокичи стянул с края парты свой дневник и, щёлкнув ручкой, принялся добавлять к каждому профилю по одной короткой строчке.       Голубое пламя ада. Сталь, отражающая небо. Сладкий тёмный батат. Тёплый пол из красной сосны. Слишком рано опавшие листья. Нежный кофе с маття. Сигнал, извещающий об опасности. Фасоль в томатном соусе. Морская лазурь. Цветущая горькая сирень. Янтарная лисица. Предштормовое небо.       Нажав измазанным в чернилах шариком на очередную клетку, ручка остановилась — а вместе с ней и сам Ома. Кончик с кнопкой едва не оказался во рту — но Кокичи вовремя одёрнул руку. Это была одна из тех привычек, от которых ему следовало отучиться. Хотя… зачем? Он всё же прикусил кончик ручки. Так лучше думалось.       Образы всплывали в мыслях довольно быстро: Кокичи нужно было лишь представить лицо одного из одноклассников, чтобы цвет их глаз обрёл своё соответствие. Но глаза Шуичи не желали находить своего двойника из материального мира. Сначала Кокичи казалось, что они поблёскивают золотом — но то было лишь отражение солнца. Потом ему почудилась бронза — но и это было лишь наваждение. Ох уж эта его привычка отводить взгляд! А может, он скрывает за своим взглядом что-то очень важное? Что-то такое, что поможет Кокичи с его планом? К тому же, Сайхара-чан проявил интерес к Данганронпе, а это уже говорило о нём мно-го-е. Что, если Кокичи сделает верный ход чёрными и…       Маленькая цель легкомысленной мушкой села на стену — и Ома пронзил её брюшко метко брошенным дротиком.       Он уже знал, что будет делать. Но прежде разберётся с одним крошечным вопросом.       Глаза цвета чего…

***

— А это для Каэде, у которой сегодня генеральная репетиция к концерту в честь Праздника осеннего равноденствия! — с летней, затерявшейся в конце сентября улыбкой объявила Анджи и, перебрав пальцами на грифе, принялась наигрывать простенькую мелодию незамысловатым боем. Это получалось у неё особенно легко: Анджи и укулеле существовали в едином симбиозе уже несколько лет, начиная с того лета, когда она привезла его с какого-то далёкого острова и собственноручно расписала клюквенно-красным солнечный корпус. «Оно станет посредником между мной и богами, — уверяла Ёнага, любовно обвивая гриф пальцами. — Искусство — вот что рисует истинную натуру человека, чистую, открытую. Вот что нужно богам в первую очередь».       Акамацу-сан, кажется, тоже говорила нечто подобное. В её словах не было упоминаний о божествах — она говорила о простых людях, которых объединяло одно важное свойство: все они умели говорить на языке музыки. Шуичи испытал это на себе, когда пару лет назад сходил вместе с ней на памятный концерт, посвящённый столетию смерти Клода Дебюсси. И скоро пойдёт на новый, на этот раз в честь какой-то годовщины с его дня рождения…       Шуичи нахмурился, пытаясь припомнить даты рождения композитора, так любимого его подругой. Память не подводила его, однако страх совершить глупую ошибку следовал за ним по пятам. Теоретически он уже знал многое об увлечениях Каэде, включая правила и термины, которые она рассказывала ему во время подготовки к экзаменам, факты из биографии композиторов, худо-бедно разбирался в клавиатуре и нотных обозначениях, но все эти знания были поверхностны, как пузырьки от дождя на воде. Каэде сумела найти в этом нечто большее. Расстроит ли её, если он окажется невнимательным — хоть самую чуточку! — к тому, что она так любит? Может ли он позволить себе минуту слабости, пока её нет на месте?       Сейчас она трудилась — или расслаблялась? — в одном из концертных залов, отрабатывая программу к завтрашнему празднику осени. Видеть перед собой пустую парту было непривычно. И так же пусто.       Анджи как будто бы пыталась эту пустоту заполнить своей музыкой, но песни под укулеле были чем-то совсем далёким от того, что Шуичи доводилось слышать от Каэде. Фортепианная музыка была похожа на журчание освежающего источника, а голос Анджи напоминал солнечный свет — и всё-таки Шуичи не мог решить, что ему нравилось больше. Может быть, можно любить всё вместе?       А если Каэде предложит ему сходить на вечер классической музыки или посетить какой-нибудь акустический концерт… что он выберет? А что выберет сама Каэде?       Шуичи отвёл взгляд, и лицо его стало забавно растерянным. Время от времени подобные вопросы заставали его врасплох, и Сайхара позорно сбегал от них, обещая себе решить всё на месте — но каждый раз без раздумий соглашался на предложения подруги. А дядя будто бы нарочно поощрял его «увлечение» классикой: дескать, она благоприятно влияет на умственную деятельность. Может быть, поэтому у Каэде не возникало с ним никаких проблем, в отличие от других его друзей. А про… — Сайха-ара-чан! — раздалось совсем под ухом, и Шуичи невольно дёрнулся, резко поворачивая голову в сторону голоса. — Ты чего такой угрюмый сидишь, а-а?       Да. Про Ому-куна его дядя ещё ничего не знал. К счастью. — Э-э, да я не угрюмый вроде. — Шуичи сложил руки на парте: хоть что-то должно было уравновесить до рези в глазах яркую весёлость, вспыхнувшую в улыбке и глазах Кокичи. — Просто заслушался и задумался. — Да ла-адно! — Кокичи упёрся локтями в парту и на секунду — всего на секунду — взглянул на перебирающую струны Анджи. Похоже, она собиралась подбирать новую песню. — Все мы знаем, почему у тебя такое настроение. Мне так жаль тебя, так жаль! — Голос Омы вдруг стал плаксивым, и Шуичи насторожился. Кокичи же поманил его пальцем и, склонившись, зашептал: — Я не думал, что Акамацу-чан так быстро бросит тебя…       Вопросительное восклицание застряло в горле Сайхары — и Кокичи с хихиканьем отстранился, но только затем, чтобы усесться на край парты и одарить поверженного соперника победным взором. Губы Шуичи сами собой задрожали и расплылись в неловкой усмешке: не то от абсурдности фразы, не то от столь открытого и простого взгляда, в котором читалась бесхитростная истина. Не каждому доступная. — Н-нет, — всё же запнулся Шуичи, стискивая пальцы рук. — Мы с Акамацу-сан просто хорошие друзья. Так что меня никто не бросал. — Кокичи активно закивал и заулыбался, заползая всё дальше на парту и вынуждая стеснённого одноклассника двигаться. — У неё ведь важная репетиция сегодня, поэтому она отпросилась на день. Завтра уже сюбун-но хи, она будет выступать в… — Да ну его, этот хиган! — махнул рукой Кокичи, кривя губы. Сайхара вопросительно поднял брови, но странный проблеск грусти в сиреневых глазах исчез, не успев воплотиться полноценно, и сменился на прежнюю смешливую колкость. — Раз уж Акамацу-чан посмела так пренебречь тобой, то вместо неё… <…>! Ой, то есть, кхм! — Кокичи выпятил грудь и сощурился, как гордый лев с фиолетовой гривой. — Ты должен быть признателен за то, что такой великий человек, как я, снисходит до тебя и одаряет тебя своим бесценным вниманием!       Пропевшая только одну строчку, Анджи вдруг остановилась и укоризненно, но всё так же светло посмотрела на Кокичи, направившего на Шуичи указательный палец. Призыв его прозвучал подобно боевому приказу, и Шуичи приподнял плечи, словно бы заслоняясь от недовольных взглядов одноклассников: «Что у вас такое происходит, почему вы прерываете пение Ёнаги-сан?» И только Ома держался так же величественно, глядя на «завербованного» старосту сверху вниз и… чего греха таить, его улыбка была по-настоящему королевской. — Опять этот… — сдавленно прошипела, а затем вздохнула Миу. В любой другой день она бы уже подлетела к мелкому паразиту с чем-нибудь длинным и толстым, но голос Анджи продолжал обнимать как её, так и всех остальных, гладя по голове и ласково успокаивая душу. Клокочущий водоворот негодования рассосался и плеснул в сторону берега беспокойными, уже утихающими волнами. — Не обращай внимания на этих… — фыркнула Тенко, подпирая щёки ладонями. — Продолжай, пожалуйста!       Просьбы посыпались со всех парт, словно блестящие конфетти, вылетевшие из хлопушки, — и только Рантаро молча повернул голову в сторону «нарушителей», и Шуичи был готов поклясться, что разглядел в его зелёных глазах непонятную мягкость. У него никогда не было братьев или сестёр, но взгляд этот точно принадлежал бы его старшему брату — тонко-снисходительный и в то же время покровительственный. Что хотел он сказать этим взглядом, Шуичи не успел понять: Амами уже отдал всё своё внимание той, что вновь начала настраивать струны.       Кокичи с высоты парты оглядел затихших с первыми мажорными аккордами одноклассников и беззаботно качнул ногами вперёд-назад. «Совсем не под стать будущему королю школы», — вдруг подумалось Сайхаре. Но он тут же исправился. Если Кокичи и планировал «стать королём школы», то королём он был бы совсем не обычным… — Ну так что? — вызывающе повторил Ома, задирая подбородок, но продолжая улыбаться так же тепло и смело. — Что бы ты ни делал, моё сердце всё трепещет, — сладким голосом запела Анджи, меняя один радостный аккорд другим, — и в твоих глазах огонь пылает — так меня он заряжает…       Шуичи колебался всего пару секунд, прислушиваясь к прокрадывающемуся к нему в сердце пению. — Конечно, — осторожно улыбнулся он, будто ощупывая почву под ногами. И лицо Кокичи расцвело. — Я признателен тебе. — Тогда! — Кокичи пафосно упёр руки в бока. На него тут же зашикали, но он не обратил на посторонних никакого внимания. — Тогда сегодня я украду тебя!

***

      Сентябрьский вечерний воздух был всё так же свеж и ласков. Вдохнув полной грудью, Шуичи неспешно вышел в калитку и по привычке придержал дверцу для Каэде, после чего понял, что его спутницы нет рядом. И что сегодня в этом вечернем воздухе есть примесь чего-то нового, похожего на терпкий запах распустившихся в небе праздничных фейерверков. И эта примесь уже выпала в осадок в лёгких Сайхары — но отнюдь не утяжеляла их.       В открытую калитку верхом на велосипеде въехал Кокичи — и тут же соскочил с сиденья, вновь становясь ниже Шуичи на целую голову. Несправедливо. — Значит, это ты имел в виду, когда говорил, что… украдёшь меня? — наконец спросил Шуичи, крепче сжимая ручку портфеля. Он сделал первый неловкий шаг в сторону своего дома, другой и остановился: что-то удерживало его на месте. А вот Кокичи смело зашагал в нужном направлении, катя велосипед с левой стороны, будто и впрямь знал, куда идти. — Ты и правда так думаешь? — нахмурившись, обернулся он. — Разве так крадут людей? Какой же ты глупый, Сайхара-чан… А я-то думал… что ты меня понимаешь… — Н-нет-нет! — поспешил поправиться Шуичи, поравнявшись с парнем. А сам вздохнул в сторону: похоже, это будет сложнее, чем он себе представлял. — Я ведь пока не так хорошо тебя знаю. Я имею в виду, оно и понятно, учитывая твою особенность. Но я правда хочу понимать тебя! — Ни-ши-ши, глупенький Сайхара-чан, — захихикал Кокичи, скашивая взгляд на зажатую «жертву похищения». — Неужели ты действительно замахнулся на невозможное? Хочешь разгадать дело великого Омы Кокичи, м-м? Вперёд! Вот он, я, весь перед тобой, открытый! — Парень демонстративно раскинул руки в стороны и, спохватившись, поймал начавший падать велосипед. — Но если в твою голову закралась ма-алюсенькая мыслишка о том, что я похищу тебя таким глупым способом… То ты никчёмный детектив, Сайхара Шуичи!       «Это похоже на правду, — мысленно вздохнул Шуичи, поглядывая на повеселевшего друга. — Интересно… если он не знает правды, считаются ли его слова за ложь? Или он всё-таки искусно притворяется?» Парень бросил будто бы случайный мимолётный взгляд в глаза Кокичи, но этого было недостаточно, чтобы найти в них ответы. И, пожалуй, сам Кокичи прекрасно это знал, потому что вдруг заулыбался ещё больше, но на этот раз не широко, а будто бы… мечтательно? Впрочем, исправился он очень быстро: прежний пронзительный взгляд уже нанизал Сайхару на шампур колющейся улыбки. — Ну… — протянул Шуичи, тормозя перед светофором и останавливая Ому, уже шагнувшего было на пустую проезжую часть. Мысли клубились в голове густым туманом. Можно ли выудить из них хоть что-нибудь полезное? «Представь, что ты на работе у дяди», — посоветовал он сам себе. Но совет этот оказался не самым приятным. — Давай! Ты в Данганронпе с титулом Абсолютного Детектива! — подбодрил его Кокичи, с чересчур беспечной лёгкостью целясь в слабое место старосты всея класса. — Неужели никаких зацепок? — Я… Хах. — Смущённая улыбка спряталась за тенью опущенной кепки. — Значит, я Абсолютный Детектив из Данганронпы? — Прямо как она? — Кто же тогда ты, Ома Кокичи? — А это тайна! — Кокичи приложил указательный палец к губам и хитро посмеялся. — Тайна, над которой бились десятки детективов, и ни один из них так и не смог её разгадать!       Он первый ступил на дорогу — и Шуичи, опомнившись, поспешил за ним, отгоняя нависшую над ним тень интриги. А она уже заползла внутрь него и захватила контроль над панелью управления эмоциями. Кокичи катил свой велосипед вперёд и вперёд по улице, никуда не сворачивая, но язык Сайхары не поворачивался, чтобы сказать ему о том, что повернуть нужно было ещё несколько минут назад. Он вёл его за собой — в какое-то неведомое место, в котором Шуичи внезапно очень захотелось побывать. — Так… почему ты не говоришь правду? — после долгого молчания решился он.       Идущий впереди него Кокичи вдруг остановился и смерил его недоверчивым взглядом. От невесть откуда взявшегося стыда Шуичи страстно пожелал телепортироваться домой, да поскорее. — Пф-ф, — фыркнул Ома, — ты настолько безнадёжен или притворяешься? — Притворяюсь, — быстро признался Шуичи, а сам отвесил себе мысленный подзатыльник. Солгал. А глаза Кокичи после его признания загорелись смехом — и Сайхара услышал этот смех, хотя вслух Кокичи и не посмеялся. — Государству это невыгодно, Сайхара-чан, — серьёзным голосом проговорил Ома, что никак не сочеталось с его игривым взглядом. — Тебе лучше не знать, через что мне пришлось пройти, чтобы получить частичную независимость… Бр-р! — А вот поёжился он вполне натурально. Не от холода ли? — Так что если тебе дорога твоя жизнь — не сдавай меня. Всё это дело… гора-аздо запутанней, чем тебе кажется, ни-ши-ши… — Не сдам, — пообещал Шуичи, и Кокичи, махнув рукой, двинулся дальше. У Шуичи не было иного выбора, кроме как последовать за ним по знакомой, но неисхоженной улице. — Но ты ведь можешь говорить правду, да? — Ты ещё спрашиваешь! — хмыкнул Кокичи. — Или ты не веришь мне, а? Вот в чём вопрос, Сайхара-чан. Веришь мне? Значит, могу. А если не веришь, то есть ли смысл слушать мои слова? — Я… — споткнулся Шуичи. Что тогда есть правда? И если не что, тогда где? Как разобраться в том, что постоянно скрывается за спиной иллюзии, растворяясь в отражениях множества зеркал? Мнимым призраком дразнит, щекочет, а затем исчезает, будто его и не было? Может, эта правда такая же? — Я не знаю, — честно ответил Сайхара. — Пока ещё не знаю.       Маленькие камешки шуршали под шинами велосипеда. Это было правдой. Кокичи Ома шёл справа от велосипеда. Это тоже было правдой. Сам Кокичи Ома тоже был правдой — Шуичи видел его и мог дотронуться, мог услышать и мог поговорить с ним. Но что делать с его словами? — Какого цвета твои волосы? — спросил Шуичи, готовясь прикусить язык. — Х-ха! — Ома обернулся на него, словно проверяя, всерьёз ли «Абсолютный Детектив» задаёт такие дурацкие вопросы. — А ты сам разве не видишь? Ох, или ты сомневаешься в том, что ты видишь? Может быть, тебе сходить к окулисту? Или провериться на дальтонизм? — Сайхара не сдержал улыбки, чем несказанно обрадовал спутника. — Или проблема в твоём восприятии? Хм-м… — Кокичи растопырил пятерню и показал её Шуичи. — Сколько пальцев ты видишь? Ты же веришь в то, что видишь, да? — Получив утвердительный кивок, парень повернулся лицом к дороге и продолжил: — Хотя нельзя отметать возможность того, что я — всего лишь твоя галлюцинация. — Не верю. — О-о? — удивлённо протянул Кокичи. — Не веришь? — Не верю, — повторил Шуичи. — Но верю тебе, да. — Правда? — Правда. — Ох, а вдруг… — Услышав в голосе Омы привкус неуловимого нечто, Шуичи навострил уши, готовясь вслушиваться, чтобы выцепить из его речи не только слова, но и то, что за этими словами стоит. Не только что, но и как сказано — на практике в агентстве и этот принцип использовался довольно часто, чтобы Шуичи привык к нему и в повседневной жизни. — А вдруг я как раз планирую втереться к тебе в доверие, чтобы потом сменить позиции и нанести тебе удар в спину? А доверчивый Сайхара-чан даже не подозревает, какая опасность угрожает его жизни в том месте, куда я его веду, ни-ши-ши…       Секундное замешательство парализовало Шуичи. Он инстинктивно оглянулся: поворот к его дому остался далеко позади, а бесконечные дома успели с десяток раз сменить друг друга и теперь глядели на недо-детектива испуганными большими стеклянными глазами. Только шумные машины безразлично проезжали мимо, торопясь по своим делам, да камешки всё шуршали да шуршали под колёсами и ботинками. Небо темнело: вечер позёвывал, неспешно собираясь на смену дню, и вместе с ним холодал и ветер, оставляющий мурашки на шее Сайхары. Или эти мурашки — не заслуга ветра? — Эм-м… — растерялся Шуичи, сокращая расстояние и становясь плечом к плечу с Кокичи. — А что за опасность?       Он увидел, как смешно сморщилось лицо Кокичи, когда тот засмеялся, и облегчение смахнуло напряжение с его плеч. Конечно, это же ложь! Почему он продолжает забывать про это? Или ему всё же стоит подозревать одноклассника в лжи по поводу… лжи? Какая нелепица. — О-о, это самая страшная угроза, подготовленная специально для тебя! — Что-то зловещее и одновременно дурашливое мелькнуло в глазах Омы, когда он перевёл взгляд на него. — Как говорит Монокума… — Он с трудом подавил смешок и, прикрыв ладонью нижнюю часть лица, прокашлялся и продолжил писклявым голосом: — «Для такого случая я приготовил особое наказание для…» — Нет! — взволнованно воскликнул Шуичи, замахав руками. — Не надо!       Кокичи разразился звонким смехом, спугнув сидящих на заборе птиц. — Не волнуйся, Данганронпа меня нисколечки не интересует! — задорно заявил он, показательно скрещивая пальцы. — Именно поэтому я могу спойлерить тебе сколько захочу! Как тебе такая опасность, Абсолютный Детектив Сайхара Шуичи? Ты уже дрожишь? — Шуичи мотнул головой, но Кокичи воодушевлённо продолжал, сощурившись глядя прямо в глаза парню, словно собираясь его гипнотизировать. — Трясёшься, чувствуя, как холодеет кровь в твоих венах? Руки леденеют, а сердце замирает от страха! О да, я знаю, что всё это ты чувствуешь!       С каждой фразой Шуичи всё больше убеждался в том, что ощущает он совершенно противоположное. Холод, о котором говорил Кокичи, сменялся теплом, как будто он сунул ему в руки горячую чашку свежеприготовленного чая, пар от которого согревал замёрзшее лицо. И хотя внутри всё и вправду перетряслось и перемешалось, Шуичи не беспокоился о том, как позднее будет наводить порядок в себе. Да и возможно ли вернуть всё в прежнее состояние, если рядом непредсказуемый Кокичи Ома, который почему-то говорит одной лишь ложью?       Или всё-таки не одной? — О-ох, но, может, ты пощадишь меня? — замявшись, подыграл Шуичи, отводя взгляд. — Это слишком жестокое наказание от такого короля, как ты… — О, серьёзно? — распахнул глаза Ома. — То есть, ты хочешь сказать, что я был бы не королём, а тираном, который бесчеловечен к своим подданным? Я не заслуживаю этой власти и буду свергнутым? — В его голосе задрожала обида. — Это твой план — попрепятствовать мне занять трон этой школы? Как подло, Сайхара-чан! — Нет, я не это имел в виду! — в смятении пробормотал Сайхара. — Наоборот… Мудрый правитель — милосердный правитель. И если ты пощадишь меня и будешь благодушен к своим подданным, то тебя все будут любить. Вот. — Шуичи поправил козырёк кепки. — Всякое благо начинается с малого. Так что…       Цепкие пальцы ухватились за его предплечья и развернули. — Ты, что, хочешь помочь мне захватить школу? — оживился Кокичи, с надеждой глядя на Шуичи. Велосипед брошенной игрушкой привалился к забору и тоже повернул свой руль к Сайхаре, ожидая ответа. И Шуичи уже успел пораскинуть разбежавшимися в разные стороны мыслями, как загоревшийся взгляд Омы внезапно потух. — Хотя… Зачем это? Я и один справлюсь, зачем мне посредники и помощники? Я ведь великий… — Хочу, — перебил его Шуичи. Сам не понял, когда согласие успело вырваться из его рта. — Нет. — Кокичи отпустил его руки и вернулся к велосипеду. Всего пара шагов, проделанных им, показались Шуичи такими тяжёлыми, будто к ним привязали пудовые гири. — Я и сам справлюсь. Всегда справлялся один, зачем мне кто-то ещё? — Тихая усмешка вовсе не была весёлой, однако, когда Кокичи обернулся к нему, на его губах красовалась всё та же улыбка. — А вдруг ты предашь меня и займёшь моё место? Нет уж, я буду <…>.       «Кем?» — хотел участливо поинтересоваться Шуичи, задетый резкой сменой настроения, но Кокичи уже махнул рукой и перевёл тему. — Так где ты там живёшь? Как невежливо с твоей стороны заводить меня в такие дебри! А если мы потеряемся? — Но ведь это… — Сайхара не договорил и указал в противоположном направлении. — Мы пропустили поворот к моему дому ещё несколько улиц назад. — Гид из тебя отвратительный, — буркнул Кокичи, поворачивая велосипед. — Ты точно никогда не будешь моим помощником.       «Это ведь… ложь, да? — беспомощно предположил Шуичи, нагоняя парня. — С каждым разом он путает меня всё больше и больше, и я, похоже, совсем перестаю что-либо понимать. Мне хочется верить ему, но он продолжает пускать мне пыль в глаза и смеяться, говорить загадками или абсурдными шутками. С одной стороны, как говорится, у кого веселый нрав, тот и сквозь железо пройдет. С другой же, можно ли доверять человеку, который готов в любой момент это доверие подвесить на тонкой леске над каньоном и поднести к ней острый нож? Кто ты такой, Ома Кокичи? Кто ты такой?»       Вытерев о пальто вспотевшую ладонь, Шуичи вздохнул. И тут же пожалел об этом. Потому что взгляд, которым одарил его Кокичи, так и говорил: «Что, я тебя так достал, что ты хочешь поскорее от меня отделаться?» И хотя сам Ома молчал, Шуичи принялся объясняться: — Я не потому вздыхаю, что мне тяжело в твоём обществе, если что. Просто… ты в самом деле тайна. А загадки бывает не так просто разгадывать. Вот я и думаю… — Ни-ши-ши, — тихо посмеялся Кокичи. — О, я совсем не переживаю. Мне вообще нет дела до того, как ты ко мне относишься. И вообще я с тобой сейчас иду только потому, что ты завёл меня непонятно куда, и я не знаю, как отсюда выбраться. Не прельщайся, Сайхара-чан. — Э-это ложь? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс Сайхара. Брови Кокичи поползли вверх. — Я никогда не лгу, — серьёзным тоном ответил он.       Шуичи не стал спорить с ним.

***

      Выруливая на родную, залитую сумраком улочку, Кокичи прокручивал в голове плёнку с короткой прогулкой и устало молчал. Как он и предполагал, Шуичи натыкался на выставленные им шипы лжи и отступал, обходил его круг за кругом, пытаясь подобраться поближе — и снова колол пальцы. Заглянуть к нему в архив мыслей представлялось невозможным: Сайхара-чан чаще молчал, чем говорил, и всё думал, думал, думал — а о чём? О хорошем ли, о плохом? Сентябрь заканчивался, хиган был в самом разгаре, а Кокичи так и не понял, какое мнение о нём сложил тот, кому он придумал уже с десяток прозвищ. День за днём он был готов делать разные выводы, но сегодня остался в замешательстве.       Конечно, ему нужен был человек рядом. Но догадался ли об этом Шуичи? Что значили его бесчисленные вопросы о правде и лжи? Начал ли он к этой правде подбираться или ложь завязала ему глаза чёрным шарфом? Сможет ли он нащупать настоящего Кокичи среди близнецов-фальшивок?       Если бы он мог сделать хоть что-то… — Дурацкий Сайхара-чан, <…>, — пробурчал Ома. И мысленно закончил: «Ты такой же непонятный, как я».       Но одну вещь он всё-таки выяснил.       Как бы ни пытался Шуичи скрыть от него свои глаза, как бы ни старался он осторожничать с ним, тщательно подбирая слова, Кокичи сумел разглядеть в нём то, что искал.