Солгу тебе ещё раз

      Эта учебная неделя началась со среды. Обычно для школьников радость от неполной первой недели была делом житейским, неудивительным и, по правде говоря, не такой уж и радостной. В самом деле, когда подобное случается из триместра в триместр, удачливым совпадением это уже не назовёшь. «Снова», — с пренебрежительной улыбкой говорили они друг другу, глядя на календарь. «Снова», — кивали им в ответ, пожимая плечами.       Но в этот раз всё было иначе. — Клянусь, эта чёртова урезанная неделя длится в четыре раза дольше полной! — шипела Миу, и карандаши ломались в её пальцах сухими прутиками. — Ещё один день в этом аду — и я сдохну, но нет, сначала я пригрохну этого обдолбыша, а потом… а потом мне уже нет смысла умирать, так что всё решено! — Завтра уже суббота, — с состраданием в ломающемся голосе сказал Кибо, вполоборота глядя на побагровевшую девушку и краем глаза — на пристроившегося позади неё новенького, залипшего в телефон с сосредоточенным взглядом. Отчего-то Кибо это встревожило, и он полностью сфокусировался на собеседнице. — Последний день. — Да мне похер, я уже не вывожу. — Сломанный карандаш полетел в мусорное ведро у двери — и с тихим грохотанием рухнул на дно. — Эти все его сюсю-мусю, — Миу взмахнула руками, чуть не заехав ими по щекам парня, — «Химико Юмено! Цумуги Широгане! Кайто Момота!» — А?! — гаркнул Кайто с четвёртой парты. — Хер на! — выругалась Ирума, преодолевая желание резко развернуться. Видеть смазливое личико Кокичи она хотела меньше всего. Её маленький нос сморщился. — Кто так приветствует одноклассников? Что за клоунада?       Кокичи оторвался от экрана на секунду-другую, довольно (и тихо) хмыкнул и вернулся к игре. Мисс Голуба, отдыхающая в ванне, была чертовски похожа на Миу Ируму, чем — непонятно, но и её вид заставлял Кокичи гаденько хихикать. Что за клоунада? А разве непонятно? Шаг за шагом он добивается того, чего хочет. Но куда простолюдинам до познания его замыслов…       Кибо стиснул пальцы и уставился в левый нижний угол. Кокичи со странной, не знакомой ему аурой светился за Миу — он не мог не слышать возгласов блондинки, но тем не менее никак не реагировал. Прошло всего два с половиной дня с момента его первого появления в классе, а он уже успел поддеть каждого, пусть даже и косвенно: Цумуги досталось за уйму фандомных значков на рюкзаке, Гонте — за схожесть с «Румынским Голиафом», Химико — за сонное лицо красной панды… Да даже его самого, Кибо, Кокичи почему-то назвал шотой, задав ряд крайне нескромных вопросов…       Избежала этой участи только Маки, хищными алыми глазами пантеры взирающая на мальца из-за спины Рантаро. Под таким грозным взглядом пошатнулся бы и Кайто, который своим необременительным отношением ко всему мог выстоять даже град стрел — они бы просто поломались на полпути, сломленные его щитом «let it be». Но Кайто выстоял и на этот раз. И продолжал стоять дальше. Впрочем, с этими двумя всё и так было понятно… А с Кокичи — ничуть.       Все ждали окончания первой учебной недели с таким нетерпением, словно она была последней. — Корекиё Шингуджи! Тенко Чабашира! Анджи Ёнага! Ёу!       Каждый день — один и тот же ритуал: выкрикнуть в приветствии парочку имён, полюбоваться вынужденными взглядами в его сторону («Что ты делаешь?», «Что тебе нужно?», «Боже, отстань», «Просто тихо вернись на своё место», «Закрой рот, пока я не сделала это сама…»), шлёпнуть ладошкой по парте Шуичи Сайхары, получив взамен тихое «Привет» и настороженное хмыканье от Каэде Акамацу, и только затем пройти к своей парте. Каждый раз разным маршрутом. Скользнуть между партами Цумуги и Корекиё, сидящими на камчатке крайнего ряда, похлопать по спине Рантаро и усесться на свой стул — или пройти по рядам змейкой, ловя неодобрительные, но в основном холодно-безразличные взгляды в спину. Услышать шёпот, ему не предназначенный, но произнесённый так, чтоб он точно услышал. И Кокичи слушал. Улыбаясь про себя. И склеивая крупные осколки.       Первым мячом в только что поставленное окно влетел вводный урок естествознания, который заботливая молодая учительница, накрашенная со вкусом и явным знанием и одетая строго, но стильно, решила провести в форме вопрос-ответ. Класс одобрительно гудел, и Кокичи вместе с ним, хотя викторины терпеть не мог. У него была идея получше. У него всегда была идея получше.       А учительница, кажется, любила философию больше, чем естествознание, и сыпала вопросами о ущербности антропоцентризма, материи и символизме, отходя от темы биологии, физики и химии и забываясь в монологах о проблемах взаимопонимания естественника и гуманитария… Кокичи позволил себе тихонько зевнуть и прикрыть рот ладонью, пока Анджи, выгнув спинку, поддакивала ей и всячески оттягивала время. — Помимо ассоциативного гуманитарного постижения мира и рационального естественного есть ведь ещё духовный способ познания, — приложив палец к щеке, говорила она, глядя куда-то вверх.       И река пускала свои быстрые воды в новое русло. — Каково общее количество хромосом у здорового человека?       Кокичи зевнул ещё раз, едва-едва не задремавший под разговоры о соотношении религии и науки, как и половина класса, старающаяся держаться бодро, чтобы не пропустить вопроса в лоб. Им повезло. Лихая пуля устремилась прямо к потерявшему бдительность Оме. — А? — скорее зевнул, чем спросил он. — Хромосомы — это носители генетической информации, — пустилась в объяснения учительница, поправляя чёрные пышные волосы, лежавшие на плечах. — Они отвечают за внешние и внутренние признаки человека и благодаря содержащейся в них дезоксирибонуклеиновой кислоте выполняют наследственную функцию. Нарушение в количестве хромосом в клетках человека чревато хромосомными мутациями, которые вызывают аномалии развития. Поэтому важно точно знать, какое количество хромосом содержится в клетках здорового человека и какие они бывают.       Кокичи не пришлось погружаться в раздумья, чтобы найти оригинальный и точный ответ. Его арсенал был полон оружия: каламбуры, шутки, двойной смысл, гипербола и ирония (ох, его любимая!), пародия и… Абсурд. — Мадагаскар, — ляпнул Кокичи, поддерживая щёку рукой.       «Это даже не число». И, судя по вытянувшемуся, а потом подобравшемуся, как аккордеон, лицу учительницы и её почерневшим зелёным глазам, в этом месяце она вряд ли обратится к нему с каким-нибудь вопросом. Или наоборот. — Количество хромосом в клетках человека равно 46, — отчеканила она, утеряв ту лёгкость в голосе, с какой общалась с Анджи. — Стыдно в таком возрасте не знать основные тезисы о строении человеческого тела. А уж отпускать неуместные шуточки на уроках — совсем недостойное занятие для ученика старшей школы. Вы так не считаете? — Неа!       Скукожившаяся от негодования учительница совсем не была похожа на ту леди, что вошла в класс после звонка. Её зеленые глаза, казалось, готовы были испепелить нахального школьника на месте, и класс съёжился, не зная чего ожидать. Учительница по естествознанию была изнеженной женщиной, любящей тематические разговоры вместо лекций, и выводить её из себя ни у кого не было причин. У Кокичи не было причин тем более. Однако колкое, жгучее «но» у него всегда было под рукой и выступало вместо какой бы то ни было причины. — Чаще всего аномалии вызываются нарушением количества аутосом, — вдруг заговорил Шуичи, нервно сжимая ручку, — которых в человеческом организме при отсутствии отклонений содержится 44. Структура хромосом может измениться несколькими способами. Это может быть… изменение модального числа хромосом. Или дупликация. Или обмен сегментами между близкими хромосомами. Или…       Ужасающая тень схлынула с лица учительницы, стоило только ей услышать разумную речь. Блестящая чёрная грива надменно всколыхнулась, показав Кокичи затылок. — У кого здесь отклонения, так это у тебя, — не сдержалась Миу, с треском ломая новый карандаш. — Налицо синдром Клайнфакхэда!       Кокичи мысленно поправил фамилию учёного и покосился на Шуичи, отвечающего на не предназначенный ему вопрос. Он крутил в руках ручку и на преподавателя не смотрел — словно всегда старался избегать взгляда собеседника, фокусируясь на постороннем предмете, но при этом не запинаясь и не теряя нить разговора. Воспоминания о Микан Цумики всплыли в голове случайно и были запихнуты обратно в архив с особым усилием. О ней Кокичи предпочитал не вспоминать. Рядом с ней чувство юмора хотело проблеваться и шуточки не получались, а если выходило что-то забавное, то на него смотрели не то что волком — медведем.       Примерно так на него смотрела и Маки. Даже сейчас он мог лопатками чувствовать, как её взгляд лазерной точкой упирается ему между лопаток, намечая цель для выстрела. Ругательства Миу по сравнению с жутким молчанием Маки были слепым котёнком на фоне хищной рыси.       А Шуичи всё что-то говорил. Кокичи пытался вслушиваться, но заумные слова и фамилии выскальзывали из его рук скользкой рыбёшкой, оставляя только ощущение услышанного. Приятное. Голос учительницы был требовательным и жестким, как пережаренное мясо, а вот Шуичи… Определённо medium-well. Хорошей прожарки с нежным розовым центром. Стейк, который хочется подцепить и вгрызться в сочное мясо острыми зубками.       Ну вот, теперь при одном только взгляде на Шуичи хочется мяса…       Кокичи отвернулся. — Тебе не нужно было этого делать, — шепнула Каэде, когда прозвучал новый вопрос. Шуичи отложил ручку, на корпусе которой уже стёрся логотип с названием дядиного детективного агентства, и, чуть поколебавшись, кивнул головой. Думал он о совершенно противоположном.

***

      На парту падает сложенный вчетверо листок. Не вырванный из тетради, ничуть не помятый, без ворсинок по краям, словно отрезанный ножницами из альбома для рисования. Опрятный. Кокичи быстро кладёт на него ладонь и притягивает к себе, вопросительно глядя на Рантаро, но тот коротко кивает в сторону Шуичи. Минутное сверление глазами не помогает: староста прикладывает все усилия, чтобы казаться абсолютно беспристрастным учеником, записывающим в тетрадь условие задачи по химии. «Ну и ладно», — жмёт плечами Кокичи, разворачивая записку и подмигивая бледнеющей преподавательнице. Она наверняка только выпустилась из университета и попала в класс, в котором учился «тот самый ученик, который взорвал химическую лабораторию». Упс! Как ей не повезло.       «Я забыл дать тебе свои контактные данные. Прости. Напиши мне, чтобы я мог добавить тебя в общий чат в LINE».       Кокичи разочарованно приподнял бровь. Настолько скучных записок ему никогда не писали. Номер телефона, ID в LINE и адрес электронной почты — Шуичи не мог хотя бы номер банковской карты приписать для подогревания интереса? Адрес? Номер налогоплательщика? Любимая конфета? Цвет трусов? Почему только серые данные?       Ома поджал губы в обиде — и его взгляд скользнул ниже. Там, у самого края, уже не таким ровным почерком красовалась размашистая приписка:       «Добавляйся и ко мне. У меня на стене свой влог про путешествия, так что я буду рад, если ты заглянешь на страничку. А ещё я пишу статьи на сайте RoundWorld. Ну, ты понял :) Рантаро».       И снова перечень контактов и разных сайтов. Уже интереснее.       Кокичи поднимает большой палец вверх, чем привлекает внимание учительницы и пугает её ещё больше. Он умудряется даже достать телефон из рюкзака, не получив замечания, открыть LINE и отправить запрос на добавление в друзья. Химичка стиснула в руках указку, за которую держалась как за поручни в метро, и отступила к доске. Было бы забавно, если бы в этот момент она думала, что в этот момент Кокичи строчит призывы бомбить химические лаборатории в своих школах или ищет единомышленников. Было бы ещё более забавно, если бы она узнала, что люди, оказавшиеся в зоне его интереса — это два лучших ученика класса. Но в добренькой молоденькой головке не было ничего, кроме заклинаний из хлорциклобутанов и других загадочных структурных формул…       Поэтому она отворачивается к доске, чтобы записать новую пулемётную очередь из СН, а Кокичи в это время суёт Рантаро выдранный из тетради по химии лист.       Записка, прилетевшая Шуичи, гласила: «Сайхара-чан трусишка, чего не подошёл на перемене? Боишься меня, да? Правильно, бойся. Я превращу твою жизнь в сущий ад, ни-ши-ши~» Сайхара виновато взглянул на Кокичи, игнорируя приподнятую бровь Рантаро, и, наткнувшись на большие грустные глаза, поспешил опустить голову и убрать записку в портфель. На этот раз он снова пообещал себе выбросить её в урну по пути домой. Но пока не знал, что снова забудет это сделать, а дома сложит лист бумаги в нижний ящик стола — к «Я не могу говорить правду». И уж точно он не мог знать, что скоро у него соберётся целая коллекция таких записок.       Но пока за окном — сепия первой сентябрьской субботы, и штурм стен класса и школы только начинается. Битва не на жизнь, а на смерть. Как пафосно звучит. А на деле…       За весь урок учительница по химии так и не решилась сделать Кокичи ни одного выговора, остерегаясь его выходок. В этот раз безоговорочная победа осталась за ним. Но впереди — ещё множество поединков, в которых ему придётся уворачиваться от лихих ударов и пуль, парировать выпады и совершать нападение самому. Но — Кокичи победно ухмыльнулся, вбивая в список контактов два новых имени, — разве это не подавление своей гордости? Ведь тот, кто сделает первый ход, проиграет. А разве он, Кокичи, может проиграть? Да ни за что на свете.       Его роль — подталкивать всех к неумолимому поражению.       Только так он сможет стать королём школы. Хоть это и не главная его цель.       В конце концов, жизнь — это война! И на этот раз Кокичи не намерен проигрывать. Он будет не один. По пути на вершину он позволит только одному человеку опередить себя на один шаг, чтобы схватиться за поданную руку, а вторую протянет тому, кто останется на шаг позади. Два одноклассника уже признали его — если верить слепой надежде, о которой так любил говорить Нагито. Осталось только распределить роли.       «Прости, — вдруг падает на его стол, — ты выглядел занятым, поэтому я не хотел тебя отвлекать».        «Это слишком слабое оправдание. Я знаю, что ты боишься. Но если ты признаешь моё величие, я позволю тебе быть рядом со мной, когда завоюю эту школу! Как тебе такое?»       Послание от Шуичи задерживается: Каэде укоризненно пихает мысок его лакированного полуботинка. Детский азарт Кокичи только вскипает, когда Сайхара теребит волосы, поднося и отрывая карандаш от вырезанного из скетчбука листка. Он рисует?       «Мне нужно подумать. — Кокичи морщится, предполагая, что Шуичи примется оперировать нудными фразочками. — Давай обсудим это позже. Не на уроке».       Кокичи наматывает прядь волос на палец и вытягивает губы уточкой. Ушёл от ответа. Как и ожидалось от скромного зануды. Чиаки была совсем другой. Открытая и покладистая, временами пылкая, она скрывала строгость под мягким пледом заботы о каждом в классе. Даже такой экспонат, как Нагито, получал от Чиаки столько ласки и доброты, сколько не давал ему никто другой. Она была среди тех, чьё существование можно было обозначить по пальцам одной руки. Тех, кто относился к Кокичи с пониманием.       Кокичи вздохнул и перевёл взгляд в приоткрытое окно. Размазанная по холсту серая гуашь. Опять. Пожалуй, только Чиаки могла бы вернуть солнце в этот сентябрь — но она осталась в той школе, куда вход Оме уже закрыт. Теперь же у него осталось только две маленькие надежды.       Кокичи хотелось верить, что они его не подведут.