У тебя на лбу написано

Шастун по обыкновению ёжится от неприятного холода, стоя перед зеркалом в одних трусах и разглядывая собственное тело, пытаясь понять, как далеко зашли надписи. Вся грудь, ребра, лопатки и поясница были испещрены аккуратными, будто чернильными буквами, десятки раз складывающимися в одно простое слово: гей. Антон морщится, вспоминая, что закинул любимую толстовку в стирку, по привычке скребет ногтями по осточертевшим словам и отчаянно хочет, чтобы люди прекратили спрашивать. Но раз за разом ему в лоб прилетает вопрос: на интервью, на встречах фанатов, на проектах, в шутках и дружеских подъёбок и каждый раз он громко отрицает это, чувствуя, как очередной кусок плоти, словно клеймом, покрывается чёртовыми буквами. Он, откровенно говоря, очень устал — носить толстовки с длинным рукавом даже в самый жаркий день, потому что предплечья опутала цепочка его маленькой-большой лжи, напяливать десятки кожаных ремешков, потому что три слова перечеркивают паутинку вен на запястье. Шастун устал ждать, пока всю импрокрю переоденут, чтобы выгнать ассистентку и переодеться последним, буквально опаздывая на съёмки и эфиры. Вот и сейчас он выбирает из десятков похожих друг на друга мешковатых худи, параллельно ругаясь с менеджером по поводу одежды на сегодняшние съёмки, ему предстояло рассекать по сцене в футболке с довольно коротким рукавом и он понимал, что цепочку слов на предплечьях она не спрячет. — Пидорасы, — шипит Антон, печатая ответ. И вроде бы Суркова не виновата в том, что он заврался, но он продолжает срываться и доканывать бедную девушку своими капризами и странностями. Усаживаясь в такси, он открывает инсту, в очередной раз закатывая глаза на тупые вопросы в директе. Десятки шуточных (или не очень) вопросов о его ориентации летят в удалённое, а те, кто их задали — в бан. Шастун устало выдыхает и вздрагивает, когда приходит оповещение от Арса. Придурок, принявшийся шерстить интернет и взявший за привычку троллить Антона различными видео и произведениями фанатов, шутить над щенячьим взглядом и не догадываться, насколько верно его истолковали маленькие девочки по ту сторону экрана. — Сука, — ругается Шастун, но печатает треклятое «ахахахах» на очередной момент, где он слишком долго залипал на Арсения, чтоб его. Настроение, которое и без того было ни к черту, становится ещё хуже, поэтому по прибытии на съёмки Антон считает своим долгом испортить его всем остальным. Глядя на то, как ассистентка Оксаны убегает в слезах, он кривится. Ему не хотелось доводить девчонку до слез, но она была новенькая и ей не объяснили, что с Шастуном настаивать бесполезно. Антон критическим взглядом осматривает приготовленную футболку с цветными нашивками и быстро напяливает её, с недовольством замечая торчащие из-под рукава надписи. Не долго думая, он ворует рубашку, приготовленную Попову, поскольку по росту только его вещь ему подойдёт более или менее. Придирчиво глянув в зеркало, Антон спешит скрыться с места преступления, надеясь, что на съёмках не докопаются. Слоняясь по главкино в ожидании начала съёмок и игнорируя гневные сообщения от Шеминова, Антон листает ленту в инсте, пытается всячески отвлечься и нервно теребит край тёмной рубашки. Ему даже кажется, что она пахнет Арсом, что даже в теории невозможно, но помечтать можно. Неприятный сигнал из коридорных динамиков оповещает о начале съёмок и Антон вынужден бегом бежать в съёмочный павильон, понимая, что опять ему влетит за опоздание. Съёмки выпуска идут тяжело: Паша все чаще ставит их с Поповым в пару, злорадно хихикая, когда очередной гейский душевный момент вызывает дикие улюлюканья из зала. Шастун злится, Шастун избегает неловких сцен, Шастун в очередной раз проебывается. Арс, будучи в образе, позволяет себе слишком многое, не особо обращая внимание на сказанное. — Холостяк номер три, — улыбается ему Попов, а Антон плавится от этой улыбки, — Скажи честно, я тебе вообще нравлюсь? У Антона роль отрицающего все человека, и он, наигранно улыбаясь и делая вид, что от вопроса его сердце не пропустило удар, отвечает: — Ни капельки, — отвечает Шастун, разваливаясь на стуле и с ужасом чувствует, как по ключице едва ощутимо ползёт холодок. Антон надеялся, что подобные моменты в сценках не будут иметь значение, но теперь понимал, что его чувства к коллеге, которые он не очень хорошо, но очень старательно пытается скрыть, теперь буквально на нем написаны. Арсений недолго задержал взгляд на нем, чуть прищурившись, словно распознав ужас в зелёных глазах, но тут же переключился на Серёжу, пытаясь угадать злого осетинца из Швеции. Антон попытался собраться, взять себя в руки, улыбнуться, и вроде бы как, даже получается. Остаток эфира проходит скомкано: шутки выходили скорее на автомате, взгляд бегал, пытаясь задержаться на чем-либо, кроме Арсения, который напротив, только и делал, что касался, подначивал, звал его в сценки, намекая взглядом, что он ему нужен. На «Опозданиях» Шастун уже конкретно пропал, всерьез начиная злиться. — Ай, зачем такой горячий, начальник? — спрашивает Арс, а Антона замыкает. Он ошалело смотрит на Попова, слишком долго молчит, понимает, что в очередной раз волшебные ножницы Стаса спасут его от очередного эдита с щенячьим взглядом. Сценка идет свои чередом: Позов тупит, Арс каким-то чудом начинает догадываться. — Я задаю последний вопрос, да, — Шастун смотрит на ребят и молится, чтобы они побыстрее уже кончили завершили сценку. — Кого. Вы. Встретили? — День…? — Арсений непонятливо и побито смотрит на Сережу, который мечется, отчаянно пытаясь показать завравшегося юнца. — День. Вы встретили день! — Антон злится, Антон не справляется с этим, толкает тупящего Попова. — Ты баклан что ли? Кого вы встретили? День! День! Арс, с видом побитого котенка, держится за грудь, куда его пихнул Шастун, а зал сочувственно стонет. — Оооо, заокали, еб твою мать! — возмущается Антон, этим людям не понять, что он рискует обзавестись парочкой лишних надписей на теле и начать носить хиджаб, чтобы их спрятать. — Оооооо, блять, он толкается! * Паша смеется, зал ухахатывается, а Попов наконец разгадывает персонажа. Шастун выдыхает, скрываясь в гримерке, набирает горсть тутти-фрутти из вазочки на столе и угрюмо разворачивает розовую обертку. В гримерку входит Арсений, разваливаясь на кресле напротив. — Ты извини, что я толкнул, — стыдливо извиняется Шастун, коря себя за неумение сдерживать эмоции и неприятные порывы. — Да ничего, — улыбается тот, сверкая голубыми глазами, — Зато сразу догадался, у Димы совсем туго шло. — А Поз с Серёгой где, кстати? — спрашивает Антон, делая вид, что обертка от конфеты очень и очень интересная. — Переодеваться пошли, сегодня только одна съемка, — пожимает плечами Попов, доставая телефон. — А ты чего не идешь? — Шаст удивляется, обычно Арсений был среди первых уходящих, то на фотосессию, то на встречу с дочкой в определенные дни, то еще куда-то по своим графским делам. — Жду, пока рубашку вернешь, — усмехается Попов, глядя на не догоняющего Антона. Только сейчас парень обратил внимание, что Арс был в рубашке, не предполагавшей футболок или чего-то такого. Шастун спер не часть костюма — он буквально спер одежду Арса. — Блять, — Антон чувствует, как уши краснеют и слышит тихий смех Арса. — Все окей, я так понял, там что-то, чего никто видеть не должен, главное верни ее мне, — в глазах сверкают искорки, Попов искренне смеется, и кажется, совершенно не злится на парня. — Тебе идёт. Улыбка Попова светит, хочется отвернуться или зажмуриться, а Антон, как самый настоящий дурачок, тянется, смотрит. Смотрит куда дольше, чем положено, но Арс то ли не обращает на это внимания, то ли решил не смущать Шастуна. — Спасибо, — бормочет Антон и пулей вылетает переодеваться, когда в помещение заходят Дима с Серёжей, уже готовые ехать домой. Шаст слышит, как возмущается Матвиенко, что Попов ещё не готов ехать, видимо, он его подвозит. С сумасшедшей скоростью парень залетает в маленькое помещение и сдергивает мягкую ткань, следом избавляется от футболки и едва успевает надеть свою худи в ту же секунду, когда открывается дверь и в комнатушке появляется Арсений. Шастун вздрагивает, когда теплые пальцы касаются его собственных, забирая рубашку. Он скомкано благодарит и спешит сбежать, пока Попов не завел очередной смущающий разговор. Уже по дороге домой Антон с трудом давит в себе желание побиться головой об окно — останавливает только то, что таксист не поймет. Вернувшись домой, он первым делом сдергивает с себя кофту, вставая к зеркалу и едва касаясь пальцами ведет по свежим буквам, покрывающим ключицу.

Мне нравится Арсений Попов.

Коротенькая фраза, которую хочется содрать ногтями, замотать слоями ткани, замазать краской — что угодно, лишь бы скрыть её от чужих глаз, да и от своих собственных. Антон столько раз сам себе боится признаться, отрицает очевидное и нервно нажимает «скрыть истории и публикации» в инсте, лишь бы не мелькал перед глазами, а теперь все на нём, блять, буквально написано и от этого хочется выть. Из мыслей выдергивает щекочущий ноги хвост пушистого кота, который за долгий съемочный день соскучился по хозяину, однако Шастун игнорирует жалобный мяв Люка и тащится в ванную, в надежде стереть треклятые слова мочалкой. После душа новая надпись горела огнем — дурачина и правда словно надеялся смыть её. Антон ненавидел эти слова, просто за то, что это правда. Та самая правда, которую он упорно прятал даже от собственных глаз.