У тебя на лбу написано

Празднование юбилея шоу было отличной идеей по мнению всего состава съемочной группы: они действительно здорово потрудились, и абсолютно все заслужили этот маленький и шумный праздник. Даже Антон, который в последнее время довольно сильно отдалился от общей компании, предпочитая копаться в себе и путаться в собственных мыслях, сегодня сидел здесь, вместе со всеми, заливисто смеясь с очередной Арсовой глупости. Тот сегодня особо пестрил странноватыми и местами совсем своеобразными шутками, но Шастун, себе не изменяя, рассыпался сотней смешинок с каждой из них, чувствуя себя как никогда легко и понимая, каким дураком был, когда решил, что отдалиться от ребят будет наилучшим, пусть и временным, решением. — Потёк, — хихикает Попов, открывая пачку карбонада, когда их веселье ещё только начиналось и пока ребята из съемочной подтягивались постепенно. — В честь праздничка, Арс, — Шастун зумит камеру, приближая гордое название «Юбилейный», а потом видит, что тот реально протек на штаны. — Блять, Арс, реально потёк, ну ты козлина. Шуточные диалоги, смешки и попытки салфетками оттереть штаны Антона — все начиналось довольно легко и забавно. Когда же подрулили остальные ребята, а Стас открыл первую бутылку шампанского, радостно произнося первый тост за успех передачи, то вечеринка уже тогда начинала брать курс куда-то не туда. Начать стоит с того, что в довольно небольшом помещении, где активно танцевали, пили и развлекались много людей, было невъебенно жарко. Буквально каждые пять минут Шастун одергивал себя, чтобы не завернуть рукава, в надежде хоть как-то избавиться от удушающего чувства духоты. Он выходил покурить раз пять за последний час, но, откровенно говоря, лучше ему не стало. Об осторожности он начал забывать примерно со второй бутылки вина — немного завернул рукава кофты, скакал под Сережу Лазарева вместе со всеми и так или иначе оказывался рядом с Арсом: в танце, за столом, в курилке. Брюнет то ли преследовал его, то ли сам Шастун неосознанно хвостиком за ним вился, и не то, чтобы он хотел выяснять как же все было на самом деле и кто за кем следил. Как говорится, нахуй надо. Музыка громче, глаза закрыты, а алкоголь крепче: Воля раскупоривал бутылку пятилетнего коньяка, слушая шуточки от Попова о том, как это банально. Антон же уже не чувствовал той сраной тревоги, что так долго не давала расслабиться среди своих друзей, пропал идиотский страх, что все насквозь видят через его огромные худаки, что же там скрывается под слоем синтетики. Ближе к двенадцати начали расходиться: Стас, сославшийся на жену, Воля, под всеобщие шуточки, что он спешит на другую передачу и почти весь состав креативной и съёмочной групп. Оставшись небольшой и довольно дружной компанией, ребята решили, что пора разбавить выпивку и танцы чем-то иным. — Давайте в бутылочку! — пьяная Оксана, обнимая руку Матвиенко, абсолютно не может понять, почему остальные пятеро мужчин протестуют, но все же сдалась. — Ну давайте хоть в правду или действие, если я встану на этот танцпол ещё раз, я упаду. Суркова пьяно хихикает, а Дрон, который, судя по всему, выпил больше остальных, что-то согласно мычит. Импровизаторы же находились в той приятной кондиции, когда море ещё не по колено, но до порога уже нужна подмога. * Не особо вникая в предложение Сурковой и в то, чем это чревато, Шастун тоже бурчит что-то отдалённо напоминающее «ну давайте» и откидывается на спинку дивана, натыкаясь на пристальный взгляд голубых глаз напротив. Арс, поймав ответный взгляд, улыбнулся и перевёл глаза на пустую бутылку от вина на столе. — Так, я начинаю! — заявляет Оксана, пытаясь поудобнее сесть, — Позяо! Позов приподнимает голову и выжидающе смотрит на неё. — Правда или действие? — на последнем слове девушка икает, вызывая всеобщие смешки. — Действие, — пожимает плечами Дима, мысленно готовый к очередной дурости их менеджера. — Ты должен выпить штрафную без рук, — машет на него рукой Оксана, не придумав пока ничего более интересного. Мужчина хмыкает и легко выполняет действие, просто взяв со стола чью-то трубочку. — Арс, правда или действие? — ход переходит к Диме. — Правда? — Попов звучит неуверенно. Все в этой комнате понимают, чем чревата ложь и что вероятность того, что это проявится на видном месте — очень даже велика. — Как там дела у Алёны? — Арс цокает. Дима спрашивал об этом неделю назад, на что голубоглазый отмахнулся и ушёл от ответа и тот, видимо, теперь решил докопаться. — Я не знаю, мы после развода не общаемся, — пожимает плечами Попов, наливая себе ещё и бросая взгляд на Шастуна. — Тоха, правда или действие? Антон все ещё переваривал информацию о том, что Арс не общается с бывшей женой, поэтому не сразу среагировал. И только в момент, когда пьяное сознание доперло до мысли, насколько же, блять, опасно в это играть тому, кто более трех лет не носит футболки и довольно скрыт(н)ый — идея отстойная. Мда, пьяный проспится, а дурак-то останется. — Действие, — кивает Шастун сам себе, надеясь на что-то безобидное, но Арс собственные (и чужие) границы для себя стёр ещё в тот момент, когда запил водку гранатовым вином. — Сними толстовку, — пожимает плечами Попов, пристально и чуть прищуриваясь глядя на Антона. И куда, скажите на милость, подевался тот интеллигентный граф, жертвующий рубашку на сокрытие чужой тайны? — Фу, Арс, это по-пидорски, — мычит Серёжа, а Попов и глазом не ведёт, все неотрывно смотрит на то, как глаза Шаста все больше наполняются ужасом. Особенно после слов Матвиеныча. — Я передумал, правда, — Шастун решает, что может рискнуть и ответить на вопрос, нежели продемонстрировать всему коллективу две свои самые большие тайны — ориентацию и виновника того, что она такая.* — Ты гей? — вопрос Арса рушит все надежды парня на то, чтобы выйти сухим из этой ситуации, собственной репутации не подмочив. Шаст нервно сглатывает, надеясь, что в его взгляде видно, насколько он бы сейчас не прочь Попову врезать, прямо в его чертов графский нос. Нервно улыбнувшись и, как надеялся Антон, незаметно приспустив завернутые рукава толстовки, он, глядя в глаза провокатора, отвечает простое и лаконичное: — Нет. А затем чувствует, как правда, будь она неладна, чернильными пятнами ползёт по коже на лбу. Шаст, не дожидаясь, пока кто-то из пьяных друзей увидит, пулей вылетает из помещения, на пути снеся полку с какими-то реквизитами. А затем слышит, как хлопнула дверь их гримерки и шаги по пустым коридорам главкино. Персонал никуда не делся, где-то зависали засидевшиеся монтажеры, где-то все ещё велись съёмки, но в общем и целом люди разошлись по домам. Даже уборщица, недовольно цокая на засевших в гримерке импровизаторов, ушла около трех часов назад. Антон же упорно шёл до самого конца коридора, чтобы скрыться от лишних глаз в гримерке Команд. В помещении было темно, пахло чем-то напоминающим моющее средство, а ещё было жутко холодно. То, что нужно, решил для себя Шастун, усаживаясь на один из диванчиков и откидывая голову на спинку, накрывая лоб ладонью.

Пиздец.

Шастун остервенело трёт ладонью лоб, пытаясь его оттереть, убрать злоебучие буквы. Он злится. Чертовски злится: на себя, на Арсения, на ебучий корпоратив. Он проклинает свою неосторожность и глупость: это же каким надо быть ебланом, чтобы так тупо прогореть. Три года прятаться, переодеваться в тёмных углах и шарахаться от любого предложения поехать на море позагорать и поплавать. — Ебалай, — в тишину шепчет Антон, закрывая глаза и сдерживая желание свернуться калачиком и расплакаться, громко и мокро, как в детстве, когда со всей дури проезжался коленями по асфальту или получал ремня за принесенную из школы двойку. Дверь с тихим щелчком открывается, в тусклом бледном свете из немногочисленных окон, стоит высокий силуэт. — Отъебись от меня, Поз, — Антон, не открывая глаз, шлёт лучшего друга, наверняка пришедшего утешать несчастного товарища. — Не угадал, — голос Арса тихий, но Шастун вздрагивает так, будто на него сейчас наорали. Этого ещё, блять, не хватало. — Смысла не меняет, — довольно резко отвечает Антон, отворачиваясь от тёмного силуэта. Свет никто включать не хочет. — Что ты там за представление, блять, устроил? Доволен, сука? Алкоголь развязал язык, Шаст без зазрения совести выливал собственную обиду на его высочество Попова и, будем честны, далеко не без оснований. — Ты блять знал, что у меня есть что-то, что я не хочу никому рассказывать, знал и поступил так хуево, — Антону обидно, Антону больно, Антону хочется, чтобы Арс понял, извинился, что блять угодно, лишь бы не разрушать их, какие-никакие, отношения. Потому что для Шастуна сейчас поступок Арсения — предательство. — Ребята пьяные по самое не хочу, никто даже не обратил внимания на то, что ты резко ушёл. Для всех тебе стало плохо и ты выбежал, — пытается успокоить его Попов, выставив руки вперёд и немного подрагивая. Мужчина уже и сам понял, что перегнул палку и, пытаясь увериться в собственной догадке, чуть все не испортил. — Мне жаль, я увлёкся, — продолжает Арс, и сам не очень понимает, про что именно он сейчас говорит, но прикрывает за собой дверь и подходит к дивану. — Ты… Ты можешь мне рассказать, чтобы это исчезло. — Отъебись, Арс, — Антон не хочет. Он боится признать это, он три, а то и больше лет, смотрел на себя в зеркало, всеми фибрами души ненавидя то, кто он есть и не желая этого признавать даже в мыслях. А Попов просит его признать это перед ним. Пиздец. — Какой же ты пиздун, Попов. Вести себя так, после того, как мне буквально пришлось спиздить твою рубашку, чтобы этого не увидели. Холодная ладонь мужчины ложится на его плечо, легонько сжимая. — Прости, я перебрал и особо не думал, — оба понимают, что оправдание слабовато для проеба масштаба «пошатнул мир Антона Шастуна». — Нахер тебе вообще это нужно было, — Шаст начинает откровенно злиться, действительно не понимая, к чему все это представление. — Надеялся что-то увидеть, — Арс криво усмехается и отводит взгляд куда-то в сторону, неопределённо взмахивая рукой. Антон хмурится, наконец соизволив поднять голову и оторвать от неё собственную ладонь. Чёлка немного скрыла свежую надпись, но сейчас он был слишком… Заинтересован внезапной догадкой. — Что-то… Конкретное? — у Шастуна от нервов сжалось все, что только могло бы. Если он сейчас ошибся — пиши пропало. В голову услужливо поползли старые гомофобные фразочки Арса и любовь блокировать за всё и вся. Попов молча кивает, а потом машет рукой, мол, неважно. — В общем, прости меня, я не имел никакого права так посту… — Антон, все ещё пьяный и злой, впервые за долгое время решил, что пошло оно всё нахер, как там, на картинках в одноклассниках? Большими шагами? Шаст сам не понял, хрен ли думает об этом сейчас, когда его губы грубовато целуют его коллегу и друга, а этот самый коллега и друг сидит, застыв, словно изваяние. Даже рука замерла в воздухе — у Арса вечно эта дурацкая привычка ими размахивать. Антон отстраняется и тысяча извинений и оправданий готовы сорваться с языка, но Попов, наконец, отмерев, тянет его назад, напористо целуя и зарываясь пальцами в русые волосы. Шастун опешил, не понимая, какого черта Арс ещё не прописал ему между глаз (а тот может, проверяли). — Арс… — парень отстранился, а губы Попова перешли на шею. — Арс, подожди. Постой. Рука Шаста упирается ему в грудь, чуть отталкивая, но в то же время цепляясь за его джемпер, не давая окончательно развернуться и выйти. — Что за черт? — спрашивает Антон, глядя в голубые глаза напротив и пытаясь хоть что-то в них прочесть. — Это ты мне скажи, — тихо отвечает Попов, а Антон еле сдерживается, чтоб не ударить его. — Ты поцеловал меня. — Ты меня тоже. Их диалог звучал до невозможного тупо и оба это понимали. Шастун надеялся, что Арс, как человек более взрослый (не в счет, что самому уже тридцатник скоро) начнет диалог, адекватно поговорит с ним, пояснит, что сейчас было, но Попов молчит, ждет первого шага от другого. — Почему ты устроил там этот цирк? — на грани того, чтобы наорать, еще раз задает вопрос Антон, надеясь услышать адекватный ответ. — Я хотел узнать… Помнишь, не так давно, на съемках выпуска я… скажем так, — Арсений поудобнее сел на диване, нервно сцепив пальцы. — Вел себя чуть более провокационно и задавал различные вопросы во время «Свидания вслепую»? Я надеялся увидеть ответ хоть на один из этих вопросов. Глупо, да? Может быть. Несправедливо по отношению к тебе? На все сто, но ты же не скажешь, если тебя спросить. — Кто бы говорил, мистер скрытность, — закатывает глаза Антон. — Из тебя, блять, даже клещами не вытянешь. Даже сейчас не заговорил, пока тебя не подтолкнули. И да, я гей, Арс, спасибо, что спросил это при всех тех, от кого я это прятал в течение трех гребаных лет. Ты бы еще прямой эфир запустил в этот момент, вот умора была бы. — Тох… — голубоглазый шокировано смотрит на парня. — Ты даже не понимаешь, блять, насколько херово ты себя повел, я от кого угодно этого ожидал, но не… — Тоха, блять! — Попов схватил его за подбородок, заставляя взглянуть на себя, а затем достал телефон, на секунду ослепил вспышкой смартфона, а затем сунул экран в лицо Шасту. Антон, у которого еще бегали точки перед глазами после вспышки, не сразу увидел, что на лбу у него было пусто. Он подорвался к ближайшему зеркалу и включил подсветку, задирая толстовку до самой шеи, чтобы посмотреть. И действительно, кроме одной единственной надписи на ключице — пусто. Абсолютно чистая кожа, покрытая только редкими родинками, о существовании которых Шастун и забыл, пока они прятались под десятками чернильных слов. Арс, все это время неотрывно наблюдающий за ним, нахмурился, разглядывая шастуновское отражение в зеркале. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы разобрать печатные буквы над сердцем.

Мне нравится Арсений Попов.

Он подскочил к Антону, разворачивая того к себе и еще раз вчитываясь в эти буквы. — Это искал? — немного насмешливо спрашивает Шаст, глядя сверху вниз на ошарашенного Попова. — Вроде того, — Арс нервно сглатывает и ведёт пальцами по буквам, а потом смотрит на чистые подушечки пальцев так, словно ожидал, что она смажется. Шастун, что-то бормоча про глупость, с улыбкой притягивает его к себе и, наконец, целует, крепко обнимая и прижимаясь ближе, так, как давно хотелось. Тонкие и вечно холодные пальцы Попова ведут по оголенным ребрам, обводя немногочисленные родинки и слегка нажимая на нежную кожу, пуская сотню мурашек по коже парня. Шаст плавится под его прикосновениями, тает в умелых руках. Арс отрывается, тяжело дыша и утыкаясь лбом в плечо. Его ведет, мысли плывут и крайне сложно зацепиться за что-либо. — Ты мне тоже, — шепчет он, нежно касаясь губами кожи на шее. — И чертовски давно. Антон думает, что это — лучшее, что он слышал в своей жизни. Сразу после этого тяжёлого вздоха-полустона, сорвавшегося с губ Попова, когда Шаст снова приник к его губам, чуть более напористо, чем раньше и подталкивая к дивану, чувствуя, как дермантин на мебели неприятно скрипит от контакта с кожей. — Арс… — шепчет Антон, давясь воздухом, чувствуя горячие губы на шее. Попов спускается все ниже, прикусывая соски и хищно улыбаясь, слыша тихий стон, сорвавшийся с губ Шастуна. — Советую быть потише, — мокрая дорожка поцелуев спускается все ниже, а длинные пальцы уже цепляют пряжку широкого ремня на джинсах, как бы невзначай задевая уже болезненно возбужденный член. — Арс, блять, — шипит парень, выгибаясь навстречу ласкам, под звук расстегиваемой ширинки. — Тише, Тоша, — тихо смеётся он, спуская джинсы до щиколоток и прижимаясь губами к низу живота, а затем зубами оттягивая резинку боксеров, после отпуская, от чего та больно врезается в кожу. Мужчина поглаживает возбужденную плоть сквозь тонкую ткань, с каким-то нечеловеческим удовольствием глядя на то, какой Антон податливый и чувствительный. Наконец, Арс стягивает ненужную ткань, давая себе пару-тройку секунд на то, чтобы насладиться открывшимся зрелищем. Шастун едва подавил желание прикрыться, спрятаться от взгляда ошалелых голубых глаз, жадно скользящего по обнажённой коже. Он покраснел до кончиков ушей, не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями. — Какой же ты красивый, — шепчет ему на ухо Арсений, а затем, коротко поцеловав, вновь опускается ниже, проводя ладонью по всей длине и размазывая выступившую смазку, в попытке уменьшить дискомфорт от сухой ладони. Попов потирается щекой о член, а затем берет в рот. Сначала одну головку, лаская её языком и мягко обхватывая губами, а затем принял его практически полностью, расслабляя горло и заставляя Шастуна дёрнуться от переизбытка ощущений. Антон же был готов кончить от одного взгляда на то, как порнушно и по-блядски выглядел в этот момент голубоглазый — зрелище поистине незабываемое, в лучшем смысле этого слова. Арс стонет, пуская вибрации по члену во рту и Антона кроет с головой. Он дышит все чаще, чувствуя как губы скользят по стволу, а пальцы ласкают мошонку. — Арс, я… — рука Попова резко пережимает член у самого основания, не давая Шасту кончить раньше времени. Темноволосый отстраняется, с пошлым причмокиванием выпуская головку изо рта и последний раз, проходясь языком вокруг неё. Дрожащими пальцами Антон наконец помогает избавить и его от одежды, сдергивая чёртову футболку и отбрасывая куда-то в сторону. С узкими джинсами Арсу приходится справляться самому, мысленно проклиная собственный стиль одежды. Наконец, когда на возбужденный член ничего не давило, Попов издал блаженный стон, тут же сорвавшийся в хрип, едва Шаст, облизав ладонь, обхватил его, как можно нежнее, боясь навредить кольцами, приятно холодя кожу. Они снова целуются, сталкиваясь языками и кусая друг друга, целуются, словно изголодались друг по другу. Руки путаются в волосах, гуляют по обнажённой коже, оставляя горящие следы от подушечек пальцев. Шаст все ещё не особо может поверить в происходящее, а Арсений где-то отдалённо в сознании жалеет, что первый раз у них будет в тёмной гримерке Команд, при свете от большого зеркала. Но оба не сомневаются, когда Шаст переворачивается на живот, устраиваясь поудобнее на диване и чувствуя, как сочащийся смазкой член на грани приятного трётся о грубый материал дивана. Арс же, устроившись в ногах, выцеловывал выпирающие, словно крылья, лопатки и спину, постепенно переходя на поясницу. Антон тихо всхлипнул, почувствовав язык Попова, коротко прошедшегося между ягодиц. Арсений обвел вокруг тугое колечко мышц, обильно смазывая слюной, за неимением лучшего и, облизав собственные пальцы, попытался вставить один. Шастун дёрнулся от неприятных ощущений, пытаясь отодвинуться, но темноволосый придержал его за бедра, не давая отстраниться и аккуратно разрабатывал дырочку. Найденный на гримерном столике крем для рук стал настоящим спасением. Вскоре первичный дискомфорт сошёл до минимума, а палец свободно входил, так что Арс добавил второй, успокаивающе целуя бедную спину и шепча, какой же Антон красивый. Пальцы нащупали простату, из-за чего Шастун буквально прошибло током, а с губ слетел непозволительно громкий стон. — Тише, ты же не хочешь, чтобы нас услышали? — шепчет Попов, разводя пальцы внутри в стороны и довольно слушая вздохи Шаста. Зеленоглазый качает головой, насаживаясь на пальцы мужчины и тихо постанывая, закусив костяшку пальца. — Хороший мальчик. Антон тихо скулит, когда пальцы выходят из него и внутри непривычно пусто, а в следующий момент утыкается в подлокотник, заглушая стон дешёвым кожзамом и проезжаясь членом по неприятной ткани, когда Арс, быстро натянув презерватив, входит в него плавным движением, постепенно заполняя и неспеша растягивая. — Блять, — слышит Шаст тихий стон от Арсения и это все ещё музыка для его ушей. Чуть морщась от непривычных ощущений, светловолосый пробует сам насадиться на ствол Попова. Тот, поняв намёк, неспешно начал двигаться, подбирая верный угол. Шастун чудом сдерживает стон, когда головка задевает ту самую точку, а Арс сбивается на сумасшедший темп, окончательно отпуская себя и ведя руками по такому желанному телу. Их обоих хватает не надолго: на грани какого-то болезненного возбуждения, Арс обхватывает член Антона, быстро и размашисто двигая рукой и доводя его буквально за пару движений, следом изливаясь в презерватив, почувствовав, как Шаст сжимает его изнутри. Обессиленный до невозможного, Арс осторожно выходит из него, снимая и завязывая презерватив в узел и отправляя его в ближайшую урну, укладывается рядом, крепко прижимая Антона к себе и целуя в лохматую макушку. Зеленоглазый все пытается отдышаться, прикрыв глаза и стараясь не думать о том, что они кажется испортили диван в гримерке. — Как там луна сегодня, Арс? — в какой-то полудреме спрашивает Антон, глядя на Попова через плечо. Тот смеётся, прикрывая глаза и чуть морща нос, а у Шастуна сердце делает «ебоньк» от этого вида. — Красивая настолько, что можно умереть, — шепчет он и тянется к губам, чтобы украсть ещё один поцелуй.