Немного

      Этот поцелуй какой-то другой. Дотторе коснулся губами губ Панталоне. Не попытался укусить, просунуть язык или лизнуть. Нет дикости в виде острых зубов. Нет животной страсти. Панталоне не тянули за волосы, не прижали к столу и не захотели нагнуть.       Дотторе лишь накрыл щёки ладонями и прихватил губами верхнюю губу Панталоне невесомым движением, словно взмах крыла бабочки. Чуть отстранился и поцеловал нижнюю. Сместился и поцеловал в уголок губ, потом щёку и скулу.       Губы Дотторе порхали по лицу и возвратились нежным поцелуем в губы. Панталоне испугался впервые за долгое время.       Сердце забилось взволнованной птицей в клетке не от предвкушения страстной ночи, но от эмоций, захлестнувших высокой волной.       Дотторе отстранился и посмотрел глаза в глаза, пристально, будто гипнотизировал. Панталоне хотел бы отвести глаза, но не смог. Пытался спросить, но слова застряли в горле.       Дотторе прикрыл глаза и прижался лбом ко лбу. Стоял немой статуей, нарушая покой открывшейся тишины лишь касанием пальцев, что запустил в волосы Панталоне. Перебирал их с вдумчивой неторопливостью, с надрывной нежностью, поглаживая чёрные блестящие пряди.       На миг мир изменился, сузился до масштабов комнаты, в которой они сейчас находились. И весь объем пространства заполнился хлынувшими эмоциями Дотторе. Его усталое лицо освещал лишь огонь камина. Его мощная статная фигура утратила ореол могущества, уступая место утомлённой уязвимости. Дотторе посмел скинуть с себя маски. И надменность, въевшаяся в скулы, ухмылку и взгляд, куда-то испарилась. Фантасмагория разума? — Нет же. Дотторе позволял себе быть в этот момент обычным. Он позволял себе быть.       Панталоне помедлил, неловким движением приобнял Дотторе одной рукой. Внутри щекотало какое-то беспокойство, даже тревожность. Она каталась по извилинам, спотыкалась по нервам, заставляя руки подрагивать, и зависала где-то в желудке. Мышцы оставались напряжёнными, аж шея заболела.       Дотторе устроил лоб на плече Панталоне. Тяжёлый протяжный выдох раздался глуховатым тоном из груди.       — Я определённо что-то хотел тебе сказать, — Дотторе так и бормотал в плечо Панталоне.       — Но не говоришь, потому что? — Панталоне наклонил голову в сторону, разминая шею.       — Потому что, — ответ Дотторе впервые за долгое время неопределённый.       Он продолжал сопеть в плечо, гладить Панталоне по волосам и зависать.       Одна чётко оформившаяся мысль перебегала по внутренностям, перескакивала по островкам изнурённого сознания и оседала в гладких стенках перикарда. Дотторе подбирал слова для недавно стукнувшего его осознания. И теперь он прикидывал возможное будущее, пытаясь углядеть из настоящего фасеточным зрением все варианты. Просчитывание неопределённости изматывало почти в физическом смысле.       — Вообще-то, твоя голова — не пушинка, — Панталоне поморщился, подёргав плечом.       — Угу, — Дотторе поднял голову, поморгал осоловелыми глазами и взял Панталоне за руку.       Почему-то подержаться за руки в данный момент казалось самым важным.