Немного

«Только никогда, мой брат-чародей, Ты не найдешь себе королеву, А я не найду себе короля…» © Мельница — Дорога сна.

      В своих руках он держал чудовище, оскал которого пугал окружающих, но только не его. Его изящные пальцы могли без страха дотронуться до губ, оттянуть нижнюю и обнажить белоснежные клыки, полюбовавшись ими перед поцелуем.       У Девятого Предвестника Панталоне было всё, что он пожелает: роскошь, статус, завистливые взгляды недругов, на коих, в общем-то, плевать. Во всём фальшивом блеске бесконечной деловой суеты не хватало немного человеческой искренности, немного тепла и немного бесценного доверия, которые ни за какую мору не купишь.       Он не мог знать, что всё это получит внезапно и с неожиданной стороны.       Второй Предвестник Дотторе был вспыльчивым, безумным в своей страсти к науке, презрительным к человеческой жизни и честным в своих прагматичных желаниях. Когда нуждался в увеличении финансирования, то шёл к Дельцу Панталоне и коротко, без церемоний ронял сей факт перед ним.       — Нужно больше моры, — стальным голосом чеканил Дотторе.       — Ваши аппетиты непомерны, — тянул Панталоне сладкими нотами напускной вежливости.       — Рационально обоснованы, — гнул свою линию Дотторе.       — И где же? — и на этот вопрос приземлялась увесистая папка с проектами, написанными бегущим врачебным почерком. Далее следовали комментарии Дотторе, который с упоением и дикой увлечённостью излагал их.       Самое интересное, что Панталоне был не против слушать его. Потому что в этом виделась стабильность. Неиссякаемая страсть Дотторе к идеям и исследованиям периодически маячила перед Панталоне ярким пятном. Периодичность из раза в раз заставляла появляться мужчину в белом халате и клювовидной маске в роскошном кабинете Панталоне. Когда Дотторе снимал устрашающую маску, Панталоне с удовольствием наблюдал, как глаза Доктора оживлённо блестели, руки жестикулировали, а голос вещал о грандиозности будущего проекта, звеня волнением.       В такие моменты Панталоне, возможно, сам не замечал, как его искусственная слащавая улыбка превращалась в искреннюю, заинтересованную. Как он качал головой, умиляясь фигуре, вальсирующей от избытка эмоций на квадратных метрах кабинета. Он смирился с тем, что Дотторе стал зависать во второй половине дня в финансовом отделе, развалившись по-хозяйски на диване. Панталоне признал, что привык к присутствию этого чудовища.       Кажется, было логичным, что в один из таких вечеров Дотторе, нарушая личные границы, слишком близко наклонился к лицу Панталоне, буравя того алым взглядом.       — Хочу снять с тебя лицо, — острый язык прошёлся по кромке ослепительных зубов. — Идеально красивое. Помещу в формалин и буду любоваться.       Панталоне тогда только посмотрел из-под дужки очков, покачав головой.       — Так себе комплимент, — откомментировал он и вернулся к изучению цифр, делая вид, что не обратил на подобную близость внимание.       — Но оно и вправду красивое, — бледные холодные пальцы легли на нежную щёку Панталоне. — Особенно когда ты не притворяешься.       А Дотторе наблюдателен. За год их сотрудничества, если можно было назвать сотрудничеством откровенное вымогание денег, кратких словесных перепалок и молчаливого просиживания времени на диване, он изучил всевозможные незримые маски Панталоне. При том, что реальной маски тот не носил. Ну, да, такое лицо грех было прятать.       Дотторе же скрывал маской глаза, по которым ясно читались кипящие эмоции. Часто это были гнев и ярость, злость и досада, радость и ликование. Иногда разочарование и усталость. Никогда сожаление и сочувствие. Если что-то или кто-то его интересовали, то он проявлял интерес. Так что, по сравнению с лощеным образом Панталоне, Дотторе вообще не добивался того, чтобы произвести какое-то впечатление на остальных. Ему было всё равно. Вот и сейчас, подмечая с некоторых пор в себе желание прикоснуться к лицу Панталоне, Дотторе именно это и сделал.       Панталоне не отшатнулся, не вздрогнул, только снова поднял глаза, откладывая документ в сторону.       — Никогда не притворялся, дорогой, — усмехнулся он.       — Ну, да, конечно, — сарказм пропитал язык Дотторе.       — Не с тобой, — и как-то негласно эта фраза заключила между ними неозвученный контракт.       Губы соединились в обоюдном жесте, не желая притворяться и ждать. Тело поддалось на открытые прикосновения. Руки сами зарывались в серебристо-синеватые пряди. Ранясь о клыки, Панталоне упивался поцелуем, который впервые за долгое время он дарил не в уплату на переговорах, не по личной выгоде, а потому что хотел сам.

Немного человеческой искренности среди лживых масок.

      Хирургические пальцы без лишних движений расстегнули все хитрые застежки. Стараясь не прокусить кожу шеи, Дотторе оставлял яркие следы. Пожалуй, его устраивало, что с ним красивый Панталоне приоткрыл кусочек порочной, но всё ещё имеющейся, души.       Сначала всё как-то механически, математически выверено, по-врачебному. Если тут нажать — будет приятно, если там погладить — услышишь благодарный стон. Почти как эксперимент. Опыт. Исследование. В которое, однако, по происшествии времени захотелось нырнуть с головой. Он и нырнул, после трёх месяцев таких вечеров.

***

      — А почему ты так нежничаешь со мной? — вдруг спросил Панталоне, приподнимаясь на локте, ведя изящными пальцами по голой груди и животу, испещренному глубокими шрамами.       — А твоим нервно-мышечным синапсам не нравится? — иногда Дотторе не умел в человеческую речь.       — Что? А теперь не на фонтейнском или сумерском… откуда ты там… — певучий голос улыбнулся.       — Объективно, рептильному мозгу не нравится опасность, — начал занудствовать гений.       — Всё-всё! Я понял! — со смехом изящное и мягкое тело Панталоне накрыло жилистое и жёсткое. Заткнув поцелуем лекцию любовника, он смеялся беззаботной лёгкостью.

Немного тепла в холодных серых буднях.

***

      — Дыши! Чурл тебя дери, дыши! — ладони раздавали пощёчины по прелестному, мертвенно-бледному лицу, обрамленному влажными чёрными локонами.       Ещё одна порция антидота в вену прокатилась горячей волной.       — Панталоне! Посмотри на меня! — голос искрился бессильной яростью.       Беспокойство обрезало нервы. Дотторе фиксировал обморочно-отравленное состояние Панталоне. Благо, что тот пошёл напрямую к нему. Переговоры с очередным деловым партнёром, который имел нужные связи на чёрном рынке, завершились тем, что Панталоне таки умудрились подсыпать или подлить яд.       Первая мысль при нетипичном недомогании была броситься в знакомый цоколь лаборатории. Это оказалось спасением.       Открыв глаза, первым, что заметил близорукий взор, стала знакомая фигура с серебристо-синими волосами, лежащая на соседней кушетке. Дотторе как был в халате и обуви, так и свалился рядом.       — Дотторе?.. — голос ещё слаб, сил мало, но пациент приподнялся на предплечье, чтобы лучше видеть человека напротив.       — Мхм… — продираясь сквозь поверхностный и беспокойный сон, мужчина тёр воспалённые глаза, встряхнул головой, убирая пряди волос с лица.       — Ты что, ревел? — Панталоне отметил припухшие веки.       — Я? Нет, — кажется, Дотторе смутился. — Один реагент слишком едкий.       — Ты совершенно не умеешь врать мне, — слабая усмешка раскрасила болезненное лицо.       — А чего ты ко мне притащился вообще? — закрыл смущение возмущением Дотторе. — Не боишься, что и я тебя отравлю?       — Нет. Ты, наверное, единственный, кому я доверяю здесь, — откровение далось на удивление просто.       Со вздохом Панталоне откинулся на подушку, закрывая глаза в умиротворении.       — Скажешь тоже… — прошелестел в ответ Дотторе.       Тем не менее поднялся, кратко поцеловал в бледные губы, нежно касаясь прохладными пальцами любимого лица. — Отдыхай.       Лекарственный сон снова забрал сознание Панталоне в царство Гипноса. Ведь ему ничего не угрожало. Его чудовище спасло его.

Немного бесценного доверия на пороге смертельной опасности.

***

      — …и вот он бьётся в агонии и просит пощады, пока я выкалываю ему глаза! — Дотторе хохотал из-под маски, в визоре которой поблескивали красные огоньки.       Панталоне слушал, изогнув губы в чарующей улыбке, как его любовник нашёл и расправился с неудавшимися отравителями. Пальцы в шёлковой перчатке с нанизанными поверх кольцами постучали по стеклу бокала, привлекая к себе внимание.       — Ты знаешь, что ты у меня безумное чудовище? — не прекращая улыбаться, произнёс Панталоне.       — Да, — снял маску Дотторе, отложив её в сторону. — Ты тоже вызываешь у меня повышенный уровень дофамина и окситоцина.       — Скажи просто по-человечески, — всплеснув руками, поджал губы Панталоне.       — Я тоже люблю тебя.

Немного любви во время незримой войны.