малышка любит диллера

«Путь меж камней, маршрут нелинейный

Мы переживём это смутное время»

Oxxxymiron

Сборы проходили нервно. В пол шестого утра девушка проснулась с уже мокрыми глазами. Какой-то кошмар, про прошлое из Питера засел в груди, намекая, что это только цветочки. За колёсами можно было даже не тянуться, слишком рано. Перед глазами стоит мёртвый образ Егора, в груди которого дыра от пули, дыхание сбивается, руки подрагивают. Рыжая хватается за голову и мычит, пытаясь прогнать мысли, которые чёрными пятнами отравляют мозг, будто чума. Мобильник на тумбочке загорается и вибрирует, уведомляя о каком-то сообщении. Но, в это время не спят только они, поэтому круг подозрений сужается. Киса Спишь? Она слабо улыбается, почему-то радуясь его сообщению. Может это и есть счастье? Радоваться обычным словам.

Лисёнок

К сожалению нет, а ты хер ли так рано встал?

Киса Я и не ложился, короче одевайся и выходи, я буду ждать на четвёртом этаже.

Лисёнок

Отсосать может ещё, не? Нах так рано.

Киса Ты можешь хоть один раз выключить характер и сделать как я прошу? Лисёнок, пожалуйста, тебе понравится.

Лисёнок

Когда мы обсуждали экстремальный секс, это не значило вставать в 6 утра и трахаться без презика на четвёртом этаже (

Но Ваня уже не отвечает. Поразмыслив пару секунд, приходит осознание, что выбора то, у неё и нет. Либо идти сейчас, либо сидеть выслушивать что-то от отца, который скоро должен проснуться. Что Кислову от неё понадобилось в такую рань — непонятно. Но он вроде не грубил, не обзывался и даже написал пожалуйста, а это уже маленькая победа. Всё таки, нужно с чего-то начинать, хотя бы маленькие шажки. Конечно, две такие бомбы медленного действия вряд-ли смогут жить бок о бок, но курортный роман всё больше и больше привлекает. И когда только Сорока успела свыкнуться с чувствами к этому кудрявому. Может разговор с Мелом и впрямь помог, может, наконец-то она сама осознала, что без него будет сложно. Девушка уже представила удивлённое лицо Бори, когда он об этом узнает. И почему-то эта мысль сильно цепляла и останавливала девушку. Ещё и эта Алёна, сучка крашеная. Царапина на щеке щиплет, напоминая о разукрашенной маленькой стерве, которая вдруг решила, что девушка ей по силу. Хрена с два, Рыжая не такая обычная. Она с лёгкостью может затмить эту дуру, если конечно захочет, а захочет ли? Стоит ли дать Кисе очередной шанс и наконец-то перестать бегать от своих чувств? Не знала, либо не решалась. Может всё станет лучше, может наоборот. Но живём один раз, ведь правда? Что она будет рассказывать внукам? А так будет хоть что-то интересное. Юля встаёт с кровати и начинает собираться, понимая, что момента лучше этого уже не будет. Она готова попробовать. Сердце он ей точно не разобьёт, у Кисы сил не хватит. Такую ледяную глыбу не проломить, но можно растопить. И пусть на это уйдёт всё время в Коктебеле, сегодня, она почему-то готова это признать. Чего бы не было потом, жизнь в её руках. Ведь всё, что не делается — к лучшему. Мама всегда так говорила, но Рыжая не привыкла углубляться в её слова. Она углублялась в купюры с нулями, которые ей всегда давали. В любви есть ноль, на купюрах тоже, так всегда и думала. Приходилось думать, что б не умирать от печали и тоски в груди. Привыкла быть сама по себе, без родительской любви, но может дева может найти её в ком то другом? Дрожа от холода, Сорока быстро нацепила свитер кофейного цвета поверх футболки, и буквально прыгнула в широкие штаны, завязывая шнурки почти до удавки. Свежие порезы на предплечьях ужасно болят и пекут, хотя Дева всё обрабатывала. Ей точно стоило кончать наносить себе вред, но не могла остановиться. Она чувствовала себя живой только благодаря этому. Глянула в зеркало, оценивая свой внешний вид. Вика бы упала в обморок от такого вида. Она привыкла видеть подругу в дорогих платьях, туфлях, но не в таких балахонах. Сорокина бросает пустой взгляд на туалетный столик, решив сегодня быть без макияжа, так как день обещает быть тяжёлым. Вспомнила, как в Питере шутила о том, что боится такой жизни, получается накаркала себе всё. Боялась жить для чего-то или для кого-то, боялась потерять себя. А теперь, прежнюю девушку можно было найти только в фотках на айфоне и собственных воспоминаниях. Сейчас это не та Юля, которая уезжала из Петербурга, далеко не та. Бегло собирает рюкзак, закидывая в него табачные изделия из сумки, перцовку и зажигалку. Кольца на пальцы, духи на шею и запястье, уставшую улыбку на лицо. За окном каркают вороны, срывается мелкий дождь и воет ветер. Небо снова затянулось серыми облаками, не оставляя шанса хорошей погоде. Даже в Питере были солнечные дни, а тут лишь мрак и страх. Внутренний голос кричит возвращаться домой, не терпеть этот ужас и просто забыть, но всё не так просто.Юля проверяет телефон, замечая сообщения в группе. Киса Кто-то уже встал? Гендос Я, блять, к сожалению. Забирать вас не буду, на своих двух дойдете. Закидывает жвачку в рот и снова глупо лыбится, отбивая сообщение.

Юля

Нет тебе прощения, Гендос (0(0

В последний раз смотрит в зеркало, подхватывает рюкзак и выходит из комнаты на цыпочках, надеясь не разбудить отца. Ведь тогда, она не только не выйдет, но и вряд-ли сможет спокойно улыбаться без болючих ощущений. Пытается не забыть зайти обратно за курткой блондина, накидывает куртку на плечи, ныряет в конверсы и покидает квартиру, прихватив ключи. Почему-то ей казалось, что она уходит навсегда. Не из квартиры, из прежней жизни. Всё хорошее останется за порогом, как призрачное прошлое, которое ускользает сквозь пальцы, как песок на крайнем пляже Коктебеля. Она выходит на лестничную клетку и прикрывает глаза, борясь с внутренними демонами. Они шепчут бросить всё и пустить на самотёк, манят отступиться. Но она уже одной ногой там, в аду. Уже отступилась, уже проиграла судьбе. С этажей выше звучит тихая мелодия, что означало присутствие парня. Под кожей смолит Карфагеном, испаряясь ядовитыми облаками прямиком в мозг, тем самым отравляя его. Всё казалось пластилиновым, ненастоящим, плоским и мутным. И вот, Рыжая неуверенно поднимается вверх, сжимая руки в кулаки. Холод пробирал до костей, атакуя резко и неожиданно. Только вот, холод- это мелочь из проблем. Зачем она вообще идёт к нему? К чему это всё? Ей хочется найти человека, который в силе ответить на все вопросы. Чем всё обернётся после дуэли, будут ли жертвы. Но даже через несколько лет, Сорокина будет вспоминать это утро как самое страшное за всю жизнь. А пока, её зелёные глаза натыкаются на почти спящего юношу, который сидит на ступеньках, нервно моргая. –Я уже думал не придёшь. — он замечает её, зевая, Ваня поднимается с холодного бетона. –Я и не собиралась, будешь должен. — девушка складывает руки на груди и поднимает бровь, ожидая дальнейшие действия друга. Он лишь зовёт её ещё выше. –Не ссы, я ещё не придумал куда прятать труп. — Ваня проскакивает через пролёт, слабо улыбаясь. — Поэтому сегодня ты останешься живой. Было видно, Кислов тоже нервничает. Его лицо бледное, руки дрожат, веки слипаются. А внутри был ужасный ураган чувств, который хочет вырваться наружу. Но нельзя, это больно и страшно. –Куда ты меня ведёшь? Я трахаться не хочу. — хмыкает, наблюдая как парень толкает не слишком надёжную железную дверь на крышу, и та поддается. — Ало. –У тебя рот хоть когда-то закрывается? –Будто первый день меня знаешь. Брюнет, на удивление молчит. Юля уже хотела вступить в жаркую перепалку оскорблений, но видимо, друг решает выбрать режим терпилы и молча взбирается по шаткой деревянной лестнице. –Я не полезу. — она смотрит на него снизу вверх, оценивая внешний вид. –У тебя выбора нет. — толкает люк и становится ещё холоднее. — Юля, лезь давай. –Слышь, командир проклятый. — Сорока упирается одной ногой в лестницу. — Я её щас выбью, и выбора не останется у тебя. Дохера Царь? Юлия мнётся, пытаясь понять, стоит ли делать задуманное, но кудрявый пользуясь моментом опирается на руки и подтягивается, закидывая ноги. Она вдыхает и бурчит под нос, цепляясь за деревянные балки. Ледяной ветер через открытый люк заполняет помещение, заставляя вздрагивать. Дева, хоть и любила холод, но в Коктебеле он был собачьим. Такой, что ноги отказывали, а руки опускались. Но не смотря на всё это, она карабкается следом за Кисой, пытаясь найти его. Но парень гордо показав средний палец растворился в отверстии, открывая вид на серое, почти прозрачное небо без облаков. –По гроб будешь должен. — кряхтит, подтягиваясь и ойкая из-за затёкших мышц после сна. — Два раза уже. Утыкается лбом в гранитовую крышу, прикусывая язык. Тоже самое она говорила и в ту злополучную ночь, не подозревая каким боком ей всё это выйдет. А что, если он не вспомнил? Что, если это- игра в одни ворота без вратаря. А мяч- это все её обострённые чувства, клубок из ниток чести и желаний. –Не сдыхай. — слышится где-то впереди. Сорокина проклинает весь белый свет пока закидывает ноги и скулит от боли. За этот месяц она проходила больше, чем за жизнь в СПБ. Все эти холмы с жёлтой травой, горы и переулки — стоили того. Перекатившись колбаской по крыше, девушка решает не вставать. Над головой материализуется Кислов, смотря на подругу с немым вопросом. Он отмечает каждую деталь, через силу и боль, любуясь Юлей. Он смотрит влюбленно, она как на врага народа. Поднимается хрупкая девичья ручка, прося помощи. Ваня замечает тремор и длинные пальцы, покрытые ранами и царапинами. Ещё чуть-чуть, и его глаза начнут искрить, выражая своё восхищение рыжей особой. А сердце почти выпрыгнуло ей в руку, это было бы символично. –Поднять не хочешь? — зеленоглазая поджимает сухие губы, которые вот вот потрескаются. Брюнет молчит, пытаясь предугадать её дальнейшие слова. Вот уже месяц пытается прочитать её, но девушка не открытая книга романа, а сборник отборного яда в замке под замком, которую охраняет внушительный охранник на входе. Интересно, охранник часом не Хенкалина? При их первом знакомстве даже подумать не мог, чем всё закончится. Вот он, над ней как оголённых провод, живой и невинный. Только вот рассчитывать не на что, Рыжая уже показала себя один раз у кого-то на хате, прямо в лоб сказав «Кис, ты птица не моего полёта». Но он не даром именно Киса, таких девственных пташек ловит как нехер, и тащит ебать в пещеру как злой дракон. Но с Лисёнком так не хочется, она интересная. С ней хочется нежиться, обнимать и тонуть в болотных глазах, параллельно выискивая в них искры чувств, которые там видимо никогда не появятся. –Ало! — сипит девушка, махая рукой как маленький ребёнок. Кислов лишь отводит взгляд и двигается к краю крыши широким шагом. — Ох, кто ж тебя родил такого? –Идеального? –Конченого. — Дева поднимается сама, закрывая ржавый люк и вытирая руки. — Познакомишь? –Мы уже на этом этапе отношений? — кидает не оборачиваясь, становясь на край. — Знакомить тебя с семьёй ещё рано, не кажется? У неё поднимается какая-то жгучая волна яда к горлу, растворяя гортань полностью. Она лишь смотрит на фигуру у края и молчит. Он ведь не дурак? Это ведь не публичный самовыпил? –Слезь. — слишком резко рявкает девушка, двигаясь к нему. — Чё ж вы все любители показушно у края постоять. Кис, слезай. –А иначе? — парень всё-таки оборачивается и хитро улыбается. Снова хитрый Киса и ни капли искренности. Это защитные шипы. — прыгнешь за мной? –Всрался ты мне. — Юля смеётся, показушно отворачиваясь. — Можешь сигануть, хоть жить станет легче. — и тут же поняла, что сказанула. Она не видит его лицо, но прекрасно угадывает эмоцию. Он расстроился. Только вот руки потеют от мысли, что сильный ветер может ненароком скинуть юношу, а она это вряд-ли переживёт. От чего-то становится страшно. Его кроссовки шаркают по крыше, скидывая мелкие камни вниз. Рыжая уже нервничает, но специально не поворачивается. На крыше видно, как весь городок только просыпается и выбирается из темноты, выключая фонари. Тут и дышится легче, птицы пролетают ключём над домом, демонстрируя всю красоту обычного приморского города. Ваня не думает ни секунды. Полагаться на фарт всегда было его девизом по жизни, поэтому заносит ногу над краем, задерживая дыхание. С пятого этажа вполне реально разбиться, либо остаться инвалидом. А стоит ли этого лисёнок? Стоит. Парень боковым зрением глядит за подругу, которая всё же повернулась. Секунда и. женская рука хватает его за капюшон, с силой утаскивая обратно на крышу. Он лыбится как дурак, чуть ли не крича от счастья. Всё таки не прогадал, это была маленькая проверка на собственные чувства. –Ты в натуре конченый? — кричит на ухо, обнимая сзади за шею. Она испугалась не на шутку и теперь можно орать по всем правилам. Всё равно город ещё спит. — Ваня, твою мать! А Ваня выкручивается из женских рук, хватает девушку за талию и поднимает вверх, скаля зубы прямо в лицо. Наверняка, она подумала, что теперь её очередь летать, но кудрявый держит её над собой, наблюдая как рыжие волосы развиваются на ветру. –Мудачьё. — она скалится, болтая ногами в воздухе, с желанием заехать коленкой по яйцам этому ненормальному. — Пусти. Кислов, с надеждой не свалиться, медленно движется к краю с дьявольской улыбкой. Любая бы хотела сейчас оказаться на месте Юли — утро, крыша, романтика и хитрый Киса, который такими влюблёнными глазами смотрит на тебя. Но только не Сорокина, ей глубоко срать с высокой башни. Он всё-таки отпускает деву и через секунду получает довольно сильный удар в плечо. Она супится, тяжело дыша. Неужели и правда думала, что тот её скинет? Они одновременно присаживаются на край и свешивают ноги, пока девичья рука пытается найти в рюкзаке сигареты. –И нахер ты меня сюда позвал? — Сорока вытягивает сигарету из пачки губами, чиркая зажигалкой. — У меня было ещё пол часа сладкого сна. –Поговорить. — мрачно констатирует парень, в свою очередь вытягивая косяк. — Надо чёт решать. –А по моему, мы всё решили. — подкуривает и тянет дым, с наслаждением прикрывая свинцовые веки. — Вот, чё ты хочешь услышать от меня? –Да что угодно. — Киса тоже затягивается травой, задерживая дым в лёгких. — Царю нужно просветление. Я, сука, так больше не могу. Юлие становится тяжело дышать. Мысли путаются, пачкая мозг. Только этого ей сейчас не хватало, через полтора часа им надо стоять в рыбачьей бухте и труситься от страха, а сейчас что? Сопливые разговоры? –Конкретики, Царь батюшка, по братски. — девушка слабо улыбается, следя за чёрными птицами в сером небе. –Я больше не хочу этой ненависти. — Ваня тухнет на глазах. Тут либо осознание, либо приход. — Я устал, Лисёнок. Сердце делает кульбит и падает в пятки. Вот так просто что-ли? Да не может быть. Его видимо подменили, а старый Киса уже лежит где-то холодный под мусоркой от передоза. Это не её Киса. А может это к лучшему? Может всё-таки стоит попробовать не воевать, а просто жить. Без ненависти и обиды, просто жить. –Мы не совместимы, знаешь? –Знаю. Молчат. Просто курят, сидя друг от друга в шаге. Прям как в том грустном фильме, где люди просто физически не могут быть вместе. И сами внутри умирают от этой любви. –Стоп. — рыжая делает последнюю затяжку и отправляет окурок в свободный полёт с пятого этажа. — Это ты мне щас типа в чувствах признаешься?. Осознание приходит не сразу, но теперь больно стучит в груди. И в висках, и в каждой мысли, в каждом касании той ночи. Не может быть, это враньё, абсурд. Она резко переводит взгляд на него. Он молчит, поджав губы. Смотрит так, что тело пронизывает такая боль, что хочется согнуться пополам. Бабочки острыми крыльями врезаются внутрь, оставляя на стенках пульсирующие глубокие царапины, с бусинками крови. Чёрная сорока вновь раскрывает крылья и наконец-то ломает костяную клетку, вызывая аритмию. Его стеклянные глаза кажется вот-вот треснут. Смотрит так, будто готовился вечность, по ночам взвешивания все «за» и «против». Да, так оно и было. Только Юля не была готова от слова совсем. На языке больше не вертелся яд, в голове больше нет обидных слов, больше нету ничего. От прошлой Юли больше ничего не осталось. Она пепел по ветру, фантом, в темном углу заброшенной церкви. Она больше не та. И самое страшное, что чувства были взаимны. Всего одно «да» и она прильнёт к нему и больше никогда не отпустит. Больше не будет всего этого, больше никогда. И оставшиеся четыре месяца в Коктебеле, больше не будут серыми и скучными. Больше не будет ничего этого. Будет лучше и краше, будет, как во всех сладких мечтах. Будет хорошо, как она мечтала. –Ебать ты зависла. — улыбается кудрявый, выдыхая сладкий дым ей в лицо. — Никогда не признавались что-ли? Да расслабься. — он слегка толкает её в плечо. — А то прям лица нет. Просто интересно было просмотреть на твою реакцию. –Нахер иди. — огрызается, поворачиваясь спиной к парню. — Ты типа пошутил? –Нет. И снова по новой. Каждое чувство обостряется и сужается в яркую точку, где-то под лёгкими. –Значит нравлюсь? –А вот этого я не говорил. –Между строк читать умею. — улыбается, а щёки розовеют. — Чё? Никогда не признавался? –Пиздец ты тошная. — Киса с силой разворачивает её к себе, стараясь ненароком не скинуть. — Прям девочка пиздец. –А вот это уже признание в любви. — склоняет голову как умная собака, которая хочет понять хозяина хотя он разговаривает на неизвестном языке. — Чё теперь услышать хочешь? По глазам блять вижу, вспомнил. –Ну да, вспомнил. — сдаётся парень, приподнимая уголки губ. — Не разрыдаться же теперь. По глазам вижу, понравилось. –Ну допустим. — скалится, смотря будто сквозь него. — И что теперь? Кажется, что тот, кто целовал её и тот, кто сейчас сидит перед ней — два разных человека. Либо Ваня страдает от биполярки, либо девушка психически больна. Она хочет чувствовать его всегда и везде, наблюдать не со злобой, наслаждаться ним. Если Кислов так играет, то он труп. Сорокина застрелит его тем гарнитуром, и дело с концом, как и не было. Да только не сможет, привязалась. Они обязательно поговорят о поцелуе, но позже. Сейчас оба хотят насладиться моментом этой невинности, никуда не спеша. И пусть уйдут месяца, они готовы. –Да похуй, ты так мило смущаешься. — он растягивается в улыбке, искренне наслаждаясь девушкой. — Погнали, даю на раздумья все дни пока не уедешь. –А иначе? — зеленоглазая встаёт и отряхивает штаны, заправляя рыжие пряди за ухо. — Вдруг не скажу нихуя? — Значит в последний день приду и трахну.– Кислов двигается к люку, открывая тот ногой. — Ясно, понятно? –Щенка своего трахай, вы ж встречаетесь? –Не неси хуйню, она во мне души не чает. А нравится мне совсем другая. — он видит её недоверчивый взгляд. — Бля, ну честное пионерское. –Не дай бог, Кис. — смеётся, прыгая в люк за парнем. Что из этого выйдет — непонятно. Но стало легче, намного.

***

До безумия холодно. Зубы непроизвольно клацают, как бы девушка не сжимала челюсти. Ноги сводит, руки телепаются и двигаются отдельно от тела, пытаясь избежать ледяного ветра. Девушка замёрзла ещё тогда, когда они с Ваней мчали со всей дури в бухту, так как Мел предложил собраться на десять минут раньше. По дороге рыжая чуть не навернулась со скутера из-за парня, ибо он почему-то решил, что довольно хороший Вин Дизель и начал дрифтить на каждом повороте. Сейчас, Киса маялся у лодки, которую хрен знает зачем притащил сюда ещё вчера. На камне сидел будущий дуэлянт, наблюдая за бушующим морем и изредка прерываясь, дабы глаза не засохли. Рыжую обнимал со спины Хенк, пытаясь согреть, но бесполезно. Сорокина крутила головой и оглядывала место, ведь была тут первый раз. Тут оказалось довольно тихо, только изредка прилетали чайки, видимо тоже хотели посмотреть на дуэль. Юле было всё равно на судьбу режиссёра, жутко хотелось спать и закрыться от всего мира. Но нельзя, она с друзьями уже влипла, и нужно добить до конца. –Слышь, Ген. — в пол тона говорит над ухом Боря. — А твой доктор сам не откинется? Его ж ломает по чёрному. –Ну, какой был. — угрюмо отвечает старший, наблюдая за тем самым доктором. Зуев начал рассказывать про этого «Антоху», делая акцент на том, что тот сидит на хмуром. Сорока мягко выпуталась из объятий друга и решила подойти к Меленину, который уже успел появиться у берега. –Как ты? — она мягко положила руку ему на плечо, глядя вдаль. Море было неспокойным, будто вещало что-то. –Терпимо. — коротко выразился, бережно скидывая его руку. В его поле можно было почувствовать как атомы накаляются и отталкивают от себя всё живое, защищаясь. Его можно было понять, ему, кажется хуже всех. На нём не было лица, только пустота и адская грусть. Хотелось обнять, прошептать, что всё будет хорошо и не отпускать, но ему это было не нужно. Он сильный, он справится. –Нормально вчера спал? –Да, спасибо, что пришла. — парень слабо улыбается, поправляя шарф. — Я б с ума сошёл, если бы не ты. Сзади проносится Кислов и спрашивает про Спилберга. Он был самым жизнерадостным, по нему и не скажешь, что часом ранее на нём не было лица, как и у Мела. Сорокина улыбается от мыслей, что возможно ему помог разговор с ней. Да и она больше не чувствует себя живым мертвецом после его объятий, в кое-то веки. Ей приятно думать, что всё наладилось. Говорят, что один честный разговор может всё изменить. Так всё и было. –Кис. — шепчет лысый, оборачиваясь. — А ты лодку на рыбалку притащил типа? –Ну, если чё, то труп притопить, нет? — парень по детски оглядывает друзей, будто Егор спросил какую-то глупость. — Пару камней, верёвка и всё. Скинули. –Ну, да-да. — соглашается гендос. — Это ж так, для разводиловки. –Какой разводиловки? — накаляется Киса и Рыжая становится сзади него, что б в случае чего, попытаться охладить его пыл. –Ну, как какого? — старший разводит руками, оглядывая всех. — Если Роман деньги предложит, мы чё? Не возьмём что-ли? –Слышь. — Дева в моменте оттягивает его за куртку, надеясь, что они не сцепятся. — Дуэль тебе нихера не сделка, понял? -Слышь. — парирует друг. — Я понял, не накаляйся, я сам на нервах. Понял, нет? — повышает тон и Ваня потухает, делая шаг назад. Сорокина мягко берёт того за ладонь, успокаивая. Она ещё ни разу не видела, что б Киса вступал в драку с кем-то из своих. Но прекрасно понимает, что это ничем хорошим не кончится. –Всё, хорош. — её голос слегка подрагивает, как бы она не поправляла маску пофигизма. Ещё чуть-чуть, и она треснет, показывая живое нутро. Парень гладит её по руке, тяжело дыша. Девушка может только угадывать, помогает ли она ему хоть чем-то. Всё таки он привык двигаться сам по себе, не опираясь ни на кого. А тут вдруг, сама рыжая бестия, пытается его успокоить и даже не язвить, странно даже. Не привычно. –Всё, вон он идёт. — Хенкин хлопает Егора по плечу и устремляет взгляд, на волнующегося и бегущего режиссёра. В его руках блестит и отливает на слабом солнце пак короны и несколько коробок пицц. Слюна скапливается во рту либо из-за еды, либо из-за позыва вывернуть желудок наизнанку. Выглядит мужчина мягко говоря паршиво — видимо всю ночь прокручивал это утро и пытался предугадать действия молодых ребят. –Там дорогу короче развалило. — его осипший голос звучал ритмично цоканью бутылок. — Блин, водила застрял, пришлось пешком идти. Парни, — он переводит взгляд на рыжеволосую, не ожидая её здесь увидеть. — И дама, простите за опоздание. –Ага. — Ваня бросает её руку, наверняка жалея об этом, и порывается вперёд. — А это вот, это вот зачем? Вот это, объясни мне, зачем? — чуть ли не рыча произносит Киса, указывая на вещи в руках режиссёра. Роман ставит свои подачки рядом с коробом от гарнитура, ещё не зная, что в нём лежит. Ей дурно, ей хочется блевать. Атмосфера давит и сжимает в беспросветный кокон, не оставляя шанса на спасение. –В общем, пацаны. — он задыхается, пытаясь привести дыхание в норму. — Я вот всю ночь не спал, думал там всякое. –говорит Роман и достаёт две бутылки с янтарной жидкостью, как бы любуясь ими. Так любуются детьми перед смертью, женой любуются, друзьями. Может, в глубине он знает о своей участи, никто не отменяет такой вариант. Но если бы Сорока знала о своей скорой смерти — закрылась в квартире на сто замков и уж точно не пошла бы на встречу к скелету с косой. –Это однозначно косяк, каюсь. — бутылки становятся рядом со званым ужином. Завтраком, если быть точнее. — Но кто не без греха? Юлия оборачивается на друзей, пытаясь найти хоть какую-то поддержку. Чувствует себя дохлой рыбой, выброшенной на берег. Другой город, другие люди и она одна. Среди всего этого ужаса осталась одна, даже маяк не спасает, тьма слишком густая. –Егор. — по новой начинает мужчина, но Дева уже не слушает. Молча запрыгивает на камень, пытаясь не опрокинуть короб на землю, цапает виски и отворачивается, откручивая крышку. Это казалось единственным спасением, иначе точно потеряет себя среди этих скал и бушующего моря. Горячая жидкость обжигает горло, приходится жмуриться и закрывать рот рукой. Пожалела, что с утра не понюхала, так бы может и без вискаря обошлась. Киса на крыше скурил косяк и вообще выглядит бодрым, но она наверное, словила бы бэд трип. –Ахереть. — это уже Зуев. — А компенсация? Рыжая слабо улыбается, делая несколько щедрых глотков. Ноги косятся, как бы не упасть на Романа, который уже полез в карман отсчитывать бабки. –Полтинник. –Семсяд-пять. — пререкается та, мысленно ссылаясь на потерю девственности. –Нормас, чё. — хмыкает Кислов. — Пивко с вискариком, пиццы зажевали и помирились, да? — рявкает и Сорокина уже думает, что тот вот-вот сорвётся. — Слышь, а по чём нынче девственность, Спилберг? Полтос и дальше поехали? Снова разговаривают, но у неё звенит в ушах. Виски без запивки это смело, даже слишком. Приходится опуститься на кортаны и отставить алкоголь, уже хватит. Влезает «медик», надеясь на дозу. Но он её не получит, а режиссёр не вернётся домой. Они не уйдут отсюда со здоровой психикой, ведь как гром среди ясного неба звучит. –Будет. Я не принимаю извинения. Невидимые руки судьбы перекрывают кислород. Волны увеличиваются, солёными каплями брызгая на дутые куртки. Всё остальные проблемы вдруг резко отошли на второй план, теперь всё не так важно. Клокочет сердце, стучит кровь, вены вздуваются от потерянного выражения лица мужчины. Видимо, не так он себе представлял поездку в забытый богом городишко. Да и никто не представлял, что выйдет всё именно так. Блондин заводит свою шарманку, которую вчерашним днём прогонял по сто раз каждому на ухо. Пистоли в его руках смотрятся угрожающе, любое оружие в руках детей будет так смотреться. Даже безобидная рогатка может причинить боль, не то, что настоящий огнестрел. Она движется к Меленину, который следует за Ваней, пока тот расставляет коробки пиццы как не слишком прочные барьеры. Хочется столько всего сказать, обнять и пообещать другу, что всё будет хорошо. Но останавливается, и пустыми зелёными глазами смотрит вдаль. Мечтает проснуться в своей комнате в Петербурге, позвонить Мике и рассказать про страшный сон. Пьяный скрипач в груди своим смычком рвёт струны души, обрезая все пути отступления. Обрезает связь с прошлой жизнью, разрезая временную петлю на две части. И сейчас они застряли между них, в астрале, другом мире, не здесь. –У меня семья, пацаны. — окончательно теряется Спилберг, устремляя взгляд куда-то вдаль. –Раньше о них надо было думать, семьянин. — рявкает брюнет в своей манере, хлопая по плечам лысого. –Вань. — шепчет Юля, желая упасть на колени и зарыдать. В уголках глаз уже началась собираться соляная жидкость, щиплющая глаза. Он переводит взгляд на девушку и быстро движется к ней. Хоть и самому паршиво, но Киса не хочет, что б Лисёнку было плохо. Крепко зажимает в объятьях и отводит к скале, где минутами ранее корчился от ломки доктор. –На меня смотри. — Киса гладит её по щекам, пытаясь поймать зрительный контакт. Она уворачивается как может, но мужская рука крепко сжимает подбородок. — Лисёнок, на меня. –Мне страшно. — голосовые связки надрываются и вот вот разорвутся. — Ваня. Рыжая хватается за его руки, как за последнее спасение. Понимает, что он не в силах это всё остановить, он ждал этого. Парень прикасается лбом к ней, поджимая губы. Тяжело дышит, прикрыв глаза, обоим чертовски больно. –Ты сильная, потерпи. –парень оставляет невесомый поцелуй на здоровой щеке, сам чуть ли не всхлипывая. –Во что мы ввязались? — горячие слёзы скатываются, губы посинели и дрожат. Ей страшно за Егора, очень страшно. — Будь он проклят. –Пожалуйста, Юляш, прошу тебя. — форма имени выжигается на коре мозга, заставляя отшатнуться. Так называл её Миша, всегда и везде. Она не хочет видеть в нём его. Кислов уходит, становясь меж барьерами. Сорокина падает на скалу, закрывая лицо руками. Ей нужно к Мелу, но ноги больше не идут. –Значит так, правила такие. — кричит парень, сверля взглядом Романа, который чуть ли не посинел от страха. — На счёт три, противники сходятся к барьеру. Барьеры это пицца, до неё пять шагов. Можно стрелять сразу, можно дойдя до барьера. — Киса кидает мимолётный взгляд на Егора. — Главное его не переходить. –Пистолеты заряжены, вы видели как я их заряжал. Можете выбирать. — подхватывает Хенк, показывая гарнитур. Меленин медлит, но всё-таки берёт пушку. Сорока выходит из своего укрытия, вытирая слёзы. Горечь подступает всё сильнее, но уже поздно. –Так, всё, расходимся к барьеру. Гена, Боря и Юля движутся к Егору, а вот Киса решил постоять со Спилбергом. Каждый по очереди обнимает друга, шепча на ухо разные слова. Девушка сжимает его до хруста костей, тихо всхлипывая. –Скажи моим, что я уехал в Питер. — коротко выражается дуэлянт, по доброму смотря на подругу. Она истерически кивает, закрывая рот рукой. Лепечет пожелания удачи, зная, что это ничем не поможет, после чего даёт блондину оттащить себя к камням. Она могла бы сейчас ринуться, вырвать оружие и ринутся со всех ног в участок, но уже пообещала сама себе- стоять до конца. Всё могло закончиться раньше, они бы с Кисой просто упали замертво за тем сараем. Это счастье- стоять тут живыми, и смотреть, как кто-то заберёт своими руками чужую жизнь. Вот так просто, как-то по детски даже. Только вот, детство закончилось давным давно, а это не игрушки. Сзади крепко обнимает Боря, под боком равняются Зуев с Кисловым. Видно, как у Меленина трясутся ноги, пистолет падает, а глаза бегают по каждому присутствующему. –На счёт три сходимся. — кричит Киса, сжимая кулаки. Сейчас, он решает чью-то судьбу. –Раз. Юля тонет в своих переживаниях. Это всё сон, нереально. Опустите оружие и простите один другого, пожалуйста. –Два. Волны увеличиваются, чайки рисуют круги над ребятами. Антон готовит аптечку, все задерживают дыхание. Давай, Егор. Ваня медлит, тоже не хочет. Перед глазами проносится приезд, чемоданы, угрюмый отец, первая встреча в супермаркете. Хенк сильнее обнимает, Гендос рядом вздыхает. Прощай рассветный Петербург. Закат мы можем не застать. Спустя громкое молчание, Кислов всё-таки решился. Его голос разносится громом, от которого Юле становится еще паршивее чем вчера, и хуже чем завтра. Его голос не оставит кого-то живым. –Три! Ей хочется закрыть глаза, но нельзя. Поэтому смотрит, как дуэлянты начинают сходиться. Одновременно наставляют пистолеты друг на друга, продолжая идти до барьера. –Нет. — её никто не слышит, голос утопает в какофонии из выстрелов. Роман, выстрелив в воздух — падает, а на белой футболке растекается багровое пятно. Все как один срываются к мужчине, окружая, будто стая голодных гиен. Рыжая смотрит на бледное лицо, на пулевое ранение, на друзей. Всё теряет краски, серый привычный мир. Такой был в Питере во время отходов. Такой и есть сейчас. Гул в ушах, кто-то кричит. Девушка жмурится, хватаясь за голову руками. Резкая боль, сбитое дыхание и предсмертные припадки Спилберга. Он дёргает головой и повторяет одно и тоже слово. Семья. Почему о ней раньше не подумал? Почему трахал Бабич, почему всё так?.. Доктор констатирует «семь минут и всё». Семь минут это куча времени, для человека, который уже видит тот свет. Падает на колени, хрипя и рыча от головой боли. Все они продолжают кричать и суетиться над мужчиной, но каждый прекрасно понимает. Поздно. Они убили человека, по-дурости. Из-за принципов, так просто лишили жизни простого семьянина. В нескольких метрах падает Егор. Его выворачивает как тряпку, корчится на гальке, душит себя своим же шарфом. Всё потеряно, за долю секунды. Не зря Киса лодку прихватил. Парни тащат уже мёртвое тело за конечности к лодке, мараясь в чужую кровь. Про таких говорят «первая кровь», но остановятся ли они? Скорее всего нет, скорее всего её будет по локоть. Сорокина хочет помочь, кое-как встаёт и берётся за тело, помогая парням. Безумно тяжело, но ноша убийц тяжелее. Этот крест, который все одновременно на себя взяли, ни с чем не сравнится. Теперь, его придётся носить до гроба, пока каждый не окажется в земле. Или на дне моря, как Роман. Его закидывают в лодку, и Сорока, с мутным сознанием, проезжается рукой по кровавому животу, заляпывая рукав светлого свитера. Только этого не хватало. Но продолжает толкать в уже мокрых штанах и кроссовках. Всё кажется каким-то триллером по телевизору, где главные герои по неосторожности становятся убийцами. Они и в правду убийцы, настоящие. И сейчас, они избавляются от трупа, до чего же смешно. И дева истерически смеётся, хватаясь за голову и лицо кровавыми руками. Запах крови тошнотворен, до блевоты. Её вытягивают за шкирку с лодки, роняя в воду. Намокает свитер, куртка и волосы. Сзади, крепкой хваткой её тащат на берег, пока она жадно хватает ртом воздух. Она как золотая рыбка из аквариума, которую по случайности достали и кинули умирать на огромный дубовый стол. –Юля, твою мать. — Гена с силой ставит её на ноги, пытаясь смыть чужую кровь с женского лица. — Приди в себя, ну! Сорока падает на колени и уже сама умывается, надеясь, что отпустит. Даже бэд трип не сравнится с этим ужасным состоянием. Все татуировки в крови, металлический вкус во рту, то ли от штанги, то ли от этой же бордовой жидкости. Зуев держит ей волосы, пока та тщательно избавляется от улик, промывая каждый палец. Не так она представляла себе «отдых» в Коктебеле, всё должно быть по другому. Солнце оставляет на воде золотистый цвет, пока лодка плывёт всё дальше. С трупом. Они сейчас привяжут камни к рукам и ногам, скинут его и дело с концом. Прям как и говорил Кислов. А потом, она уедет домой, забудет и никогда больше об этом не скажет никому. Этот секрет уйдёт с ней в гроб. Девушка заваливается на спину, прикрывая глаза. Вот и всё, дуэль состоялась. Меленин жив, но не его оппонент. Ей же нельзя, у неё папа капитан. А если всё вскроется? Все впятером пойдут за ручку в колонию, просто потому, что принципы оказались выше чей-то жизни. Его ведь дома ждут, как и всех остальных. Даже не хочется задумываться над другим исходом, этот казался самым лучшим. Бьёт крупной дрожью, ноги сводит от ледяных волн. Рядом, точно так же упал Гена, громко ругаясь куда-то в гальку. Собачья смерть, не иначе. Обычные школьники завели в бухту и просто напросто убили. Жестоко и мучительно, семь минут до кончины. Много, слишком много. А ведь так хорошо с утра начиналось, она даже радовалась, что наконец-то жизнь наладилась. Только вот у пуль одна траектория, а у стреляющих нет лишних мыслей. Вот так и свершилась легендарная, первая дуэль молодых ребят. У них вся жизнь впереди, а уже так накосячили. От крови не отмыться, сколько в море не купайся, все это знают. Эта кровь останется навсегда, будет приходить в страшных снах и с каждой передозировкой. Даже от передоза не так мучительно умирать. Это случился конец прежней, беззаботной жизни Сорокиной Юлии. Но начался новый этап, ведь теперь, их всех связывает ещё и общая тайна. Общий труп, как бы это не звучало. Звучит всплеск воды, тело утоплено. Всё сделано, всё свершилось. Сколько ещё смертей придётся пережить? В конце концов они могут и друг друга вызвать на дуэль если окончательно свихнутся. Но всё это будет потом, сейчас она рыдает навзрыд и понимает, что это был их судный день. Вот так по-зверски начинается новая история рыжей девочки из Питера с новыми друзьями. И с этим нужно будет научиться жить, не застрелиться же следом? Волна на пальце. символично. Татуировки начинают предсказывать будущее. Одна уже есть. Волна, омытая кровью.