Холодный мир

      Из поездки Темари вернулась рано утром, попросив Анко отправить ее раньше всех: сенсей была в курсе недавнего происшествия и без проблем выдала президенту школьного совета отдельную машину. Что о ней подумают одноклассники, Темари мало заботило, ее и так считали высокомерной заносчивой стервой, которой больше всех надо и которая самым наглым образом пользуется всеми предоставляемыми ей привилегиями.       По дороге она слушала «Времена года» и пыталась еще раз проанализировать все случившееся. Они с Шикамару ловили рыбу, и вроде бы в этом не было абсолютно ничего особенного, но когда он встал сзади нее, Темари ощутила странное волнение. И еще большее, когда он нес ее на спине. И когда буквально обнимал, поддерживая, чтобы не упала. Зачем ему заботиться о ней, Темари понятия не имела, а в его внезапно вспыхнувшие к ней чувства не верила. Столько лет в одной школе, пару лет в одном классе и ничего, и вдруг — как будто правда потому, что он упал и ударился головой. Он же никогда не проявлял к ней интереса. Он вообще ни к кому не проявлял интереса, кроме Ино и Чоуджи, и то, оба были его друзьями и сногсшибательную красавицу Ино, с которой мечтали переспать многие парни и даже некоторые девушки, Нара считал только подругой, да и она к нему интереса, как к парню, не проявляла, иначе эти двое давно бы встречались. А если бы он вдруг заинтересовался Темари, то почему не в начале года, а осенью? Она мало изменилась за короткие летние каникулы.       Или…       Да точно же!       Темари даже подпрыгнула на сиденье. Закатала рукава, рассматривая свои запястья — хотя если бы на них что-то было, она бы заметила. Ничего на них не было. Ни единого намека, ни единой надписи, хотя пора бы уже, и если надписей не было, значить это могло две вещи: либо ее соулмейт отсутствовал в этом мире (умер или еще не родился), что могло объяснять ее вечные проблемы, но было все же маловероятно, либо она сама была чьим-то соулмейтом — тем самым, вторым, который до определенного момента ничего не подозревает и на нем почти никак не отражается связь. Если так, то все вставало на свои места: Шикамару, оказавшись ее родственной душой, прочел на своем запястье желания Темари, среди которых должно было часто мелькать желание умереть, и… испугался за свою шкуру. Если Темари действительно покончила бы с собой, он бы тоже умер. Отсюда вся его забота, защита, попытки ее развеселить и накормить. Она могла его понять целиком и полностью, но все равно стало обидно. И странно, потому что с чего вдруг ее соулмейт — Нара Шикамару? Обычно соулмейты либо были во многом похожи, либо дополняли друг друга. И в чем она была на него похожа или в чем дополняла?       Лицемер, неужели сразу не мог сказать, что они — родственные души?       Темари откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. В ушах звенела веселая «Осень» Вивальди, и глаза у нее прослезились только потому, что она нечаянно взглянула на рассветное солнце.

***

      — Я дома! — тихо провозгласила Темари, снимая обувь в прихожей. Что-то с обувью было не так; она присмотрелась — и похолодела. Ботинки, тапочки и все, что принадлежало Гааре — исчезло. Зато появилось что-то новое: пара женских туфель на высоком каблуке.              Что за бред?       Медленно она прошла на кухню. Отец сидел за столом — он знал, что Темари вернется, ждал, чтобы… чтобы что?       — С возвращением, — сказал Раса.       Темари молчала.       — Садись, — он кивнул на стул. — Нам нужно поговорить.       Да, черт возьми, им нужно было поговорить. Темари опустилась на стул, скрестила руки на груди, пристально уставившись на отца.       — Гаара… — он запнулся под взглядом дочери. — Гаара вернулся в больницу.              Все-таки вернулся… все-таки Раса избавился от младшего сына. Темари усилием воли сдержалась, не сказав на это ничего, ибо у отца, очевидно, были и другие новости.       — А еще, — он нервничал. Темари стало странно и почти смешно: Раса, взрослый человек, имеющий множество подчиненных на работе, прямо сейчас боялся рассказать о чем-то ей, школьнице. — Ты же понимаешь, я… мне еще не так много лет. Я любил твою мать, но я устал быть вдовцом, и я…       Глаза Темари широко распахнулись. Женская обувь в прихожей была более чем ясным намеком на то, что у отца кто-то есть, но она до последнего надеялась, что это мимолетная любовница, а не…       — Я долгое время встречаюсь со своей коллегой. Ее зовут Теруми Мэй, мы любим друг друга, и я предложил ей переехать ко мне… к нам.       — И она переехала? Когда меня не было дома?.. То есть… ты поэтому закрыл Гаару в больнице? Чтобы он не мешал тебе кувыркаться с твоей новой девкой?!       — Темари! — Раса повысил голос. — Как ты разговариваешь?!       — Как с отцом, которому на меня плевать! Нас с Канкуро ты тоже вышвырнешь, если станем мешать? — Темари вскочила. — Это… это просто… у меня это в голове не укладывается! Ты даже ничего мне не сказал, просто поставил перед фактом! И что, может, прикажешь называть ее матерью?!       — Темари! — рявкнул Раса, ударив кулаком по столу.       Нос щекотнул запах чужих духов с ароматом океана. Темари обернулась — на пороге кухни стояла молодая женщина. Возможно, немного моложе отца. Красивая: длинные рыжие волосы, ярко-голубые глаза, стройная фигура. Карура выглядела гораздо проще, и в Темари снова всколыхнулась злость и ревность.       — Мы можем успокоиться… — заговорила Теруми Мей.       И она еще смеет предлагать успокоиться?! Темари громко фыркнула, развернулась на каблуках и бросилась прочь. Не слушала, что ее зовут, открыла дверь, выбежала на улицу. Зазвонил телефон — Темари вынула его из кармана и отключила.       Она знала, что ведет себя ужасно, понимала, что с ее стороны это эгоистично, но, если бы все произошло по-другому, она не стала бы выходить из себя. Если бы отец не запирал Гаару в больнице. Больше всего Темари злилась на это, а не на Теруми — она знала, что в жизни Расы были женщины, принимала это спокойно, даже не отрицала мысли, что отец может завести серьезные отношения, и в любом ином случае она бы поддержала его, потому что он на самом деле долго был вдовцом и не обязан был хоронить себя следом за женой, но…       Но все вышло, как вышло, и Темари почти бегом летела по улицам еще сонного утреннего города, не зная, куда идет. У нее даже друзей не было, к которым она могла бы явиться со своим горем, и где Канкуро — она не знала. Позвонила бы ему, но если бы включила телефон — ей бы начал названивать Раса.       Ну и ладно. Темари сунула руки в карманы, замедляя шаг. Не смотрела, куда идет — только под ноги. Неважно было, куда она шла. Все было неважно, все было бессмысленно, все было бесполезно, что бы она ни делала — все заканчивалось неудачей, все пути вели в тупик.       Сначала ей под ноги упала длинная темная тень, а потом Темари уперлась носом в чью-то грудь. Подняла глаза — даже не удивилась. Конечно же, это он. Конечно, она пришла к его дому. От Шикамару пахло сигаретами, он завязал волосы в низкий хвост и смотрел взволнованно.       — Темари, что случилось?       Много чего случилось…       На самом деле, кое-что случилось и касаемое его. Их.              — Покажи руку, — сказала Темари.       — Зачем?       — Просто покажи руку.       Шикамару потер затылок, но возражать не стал, что уже было подтверждением ее догадки. Протянул правую руку. Темари закатала рукав черной водолазки и увидела аккуратную надпись «я хочу умереть».       Что и требовалось доказать.       — Я так и думала, — бесцветно сказала она. — Это и есть причина, почему ты вдруг обратил на меня внимание.       — Нет…       — Врешь, — Темари мотнула головой. — Не ври, мне на самом деле плевать. Ты мне безразличен, ничего не изменилось.       — Поэтому ты в такую рань возле моего дома? — недоверчиво хмыкнул Шикамару.       — Если хочешь, можешь считать, что я явилась сюда именно ради тебя, мне все равно.       Такой пустоты у нее в голосе он ни разу не слышал. И в глазах — Темари смотрела, как будто ничего не видела перед собой. Как будто ее глаза были неживыми. Она шагнула вперед, собираясь пойти дальше, неизвестно куда, может, вниз головой с моста, и, может, Шикамару следовало пойти за ней, проследить тайком, но он, не задумываясь, схватил ее за запястье, удерживая.       — Подожди, ты куда?       Она даже вырываться не стала. Шикамару встряхнул ее за плечи.       — Да приди же в себя!       Ничего. Не разозлилась, не закричала, не обругала. Тогда Шикамару испугался — что бы с ней ни происходило, это было плохо, нужно было что-то делать, а что? Нужно привести ее в чувство, но как? Лучше выхода, чем разозлить, он не видел, а как разозлить? Не ударить же? Он даже представить не мог, что ударил бы ее.       Можно…       Шикамару сглотнул. Это точно должно было если не разозлить ее, то шокировать. Во всяком случае, отвлечь внимание от каких-то ее внутренних жутких переживаний.       Почему-то он нервничал так, будто это было свидание, будто перед ним была любимая девушка, перед которой обязательно нужно было выглядеть крутым. Во рту пересохло, отчаянно захотелось курить, хотя ничего еще не произошло — только мысль промелькнула в голове.       Взяв Темари за плечи более бережно, Шикамару наклонился и коснулся губами ее губ. Сначала только коснулся, потом осторожно поцеловал. Не знал, насколько умело, действовал больше по интуиции, но она вздрогнула, и это было уже хорошо. Шикамару углубил поцелуй, и тут же щеку обожгла пощечина.       — С ума сошел? Не трогай меня!       Наконец-то ее глаза были не пустыми. Шикамару потер щеку, подумал, что, наверное, удар ей поставил Канкуро. Чего и следовало ожидать от девушки, у которой есть старший брат.       — Хочешь чаю? — спросил он.       Темари широко распахнула глаза.       — Ч-чаю?.. Думаешь, я пойду к тебе домой после того, как ты ко мне приставал?       — Да не приставал я. Я не знал, что сделать, чтобы ты очнулась, — устало объяснил Шикамару. — Ты бы себя видела, жуть какая-то. Вот я и… сработало же, — усмехнулся он.       Темари посмотрела на свою руку, на его щеку, и ей на целую секунду стало стыдно. Потом она вспомнила, зачем ему беспокоиться о ней.       — Можешь не переживать, — проворчала она. — Я не собираюсь убивать себя. То, что я иногда хочу сдохнуть — это всего лишь мысли. Я не умру. Ни за что. Хотя у тебя нет причин мне верить, у тебя нет гарантии, что я не поеду крышей… но я могу только пообещать, что не умру.       — Да не в этом дело, — Шикамару ощутил, что густо краснеет. — Точнее, сначала дело было в этом, ты права, но…       Но она умела мило улыбаться, кормила с рук белочку, была теплой, пахла сладким солнцем, красиво пела, и у нее, он был уверен, имелось еще много сторон, пока ему недоступных, которые ему хотелось узнать.       — Все, сказанное после слова «но» — не имеет смысла, — Темари покачала головой. — Хорошего дня, Нара.       Она зашагала вперед, и даже спина ее выглядела одинокой. Косички подпрыгивали при ходьбе. Шикамару смотрел ей вслед, думал, взвешивал — и не выдержал. Догнал, крепко обнял со спины, не давая шанса вырваться, но Темари не стала вырываться. Наоборот, вдруг обмякла, опираясь спиной на его грудь.       — Я так устала, — тихо сказала она. — Иногда мне кажется, что я попала в зыбучие пески, и они тянут меня вниз, тянут и тянут, а если я барахтаюсь, пытаясь выбраться, то они затягивают еще быстрее и глубже… И выхода просто нет. Никакого.       Чужая широкая ладонь легла ей на глаза.              — Я не то чтобы специалист в этом, — хрипло проговорил Шикамару. — Но мне кажется… если ты хочешь плакать, плачь, никто не увидит, а я никому не расскажу.       Темари хотела отказаться, оттолкнуть его и уйти наконец, но…       Ее будто прорвало: с губ слетел всхлип, после рыдание, и остановиться она уже не могла — стояла и плакала, как ребенок, громко и безутешно: оплакивала все сразу — свои горести, тоску по матери, страх за Гаару, злость и обиду на отца, раздражение по поводу Канкуро, домогательства отморозка, все-все-все.       Шикамару обнимал ее и думал, что ему тоже кажется, будто он тонет в зыбучих песках. Только иначе и по другому поводу.