Разбитое сердце Одри

      Несколько дней Одри ходила сама не своя. Постоянно думала о том, что их с Малеком кто-то подслушал, и не могла понять, чьими же были эти любопытные уши. Она с подозрением смотрела на каждого студента и преподавателя, ждала, когда информация дойдёт до ректора и на головы её и Синнера свалятся проблемы — особенно на его, потому что за роман со студенткой не погладят по макушке. Вероятно, это вообще станет самым большим разочарованием для Мартена — Одри знала и видела, что ректор бесконечно уважал Малека. А тут такое. Синнер сам доказывал, что никакие романтические отношения с Одри его не связывают, а оказалось, что лгал прямо в лицо.       У Мартин нервная дрожь пробегала от одной только мысли об этом. Она совершенно точно не хотела, чтобы у Малека были такие серьёзные проблемы. А дойти всё могло и до увольнения, что стало бы ударом — он любил свою работу.       Успокойся, блять, уже. Успокойся, Одри, ради Бога, пожалуйста.       Так она себя каждый день утихомиривала, потому что… ничего не происходило. Просто. Ничего. Не происходило. Одри всерьёз ждала, что на следующий же день начнётся какой-то ад, а он прошёл более чем обычно. Лекции, споры с Нильсеном, пошляцкие шуточки Давида, болтовня с Рут и её мечтания о Малеке, причём слишком участившиеся. Она говорила о нём практически при каждой встрече с Одри, и в солнечном сплетении Мартин собирался тугой и шипастый комок. Хотя лицом оставалась невозмутимой. Настолько, насколько могла.       Всё было в относительном порядке. Проблем на голову не свалилось, так что Одри почти даже перестала себя накручивать. Да и спокойствие Малека утихомирило разрастающуюся в грудной клетке панику. Поэтому Мартин вернулась к обычному состоянию и прекратила истерить. Училась, доказывала Нильсену, что он верблюд, шуточно отчитывала Давида за самокрутки, которые он выкуривал за универом, и возвращалась домой — в тепло и безмятежность.       Ну а сегодня, как водится, всё пошло по пизде.       В ожидании, пока начнётся пара, аудитория галдела — все переговаривались между собой. Малека до сих пор не было, что Одри посчитала не особо хорошим знаком, потому что он никогда не опаздывал. Ненавидел это делать и студентов не прощал и не щадил, когда приходили позже положенного. Теперь сам задержался — на целых десять минут.       Одри убрала телефон в сумку, уже не в состоянии скролить новостную ленту. Тем более Мартин даже не видела экран, взгляд не задерживался на одном слове дольше пары секунд. Посмотрев на сидящую рядом Рут, она вновь почувствовала шипастый комок внутри — расслабленная влюблённая улыбка Адамс почти вызывала нервный тик.       Раньше подруга не улыбалась так часто и много. А с тех пор, как призналась, что влюблена в Малека, в ней словно второе дыхание открылось. Она стала такой весёлой и излишне позитивной, каждый день уголки губ были приподняты. И на вопрос Одри Рут сама объяснила: «Знаешь, вот призналась тебе о чувствах к Малеку, и так легко стало. Как будто гору с себя сбросила».       Мартин тогда почудилось, что в словах был какой-то подтекст. Будто Рут намекала на что-то. И те подозрения, которые закрались в голову, ей не очень понравились…       Одри с трудом оторвала взгляд от лица Адамс, и в этот момент наконец зашёл Малек. Рут воодушевлённо выпрямилась, Мартин выдохнула, аудитория притихла. Синнер опустил портфель на стол, оглядел студентов и ухмыльнулся.       — Позлорадствуете потом, — сказал он. — Пока можете порадоваться — следующую неделю никого не буду отчитывать за опоздания. Теперь — к теме лекции.       Малек разложил необходимые предметы на столе, кинул портфель на кресло, скользнул взглядом по Одри и отвернулся к доске. Взяв мел, принялся писать, потом небрежно нарисовал пару стрелок, которые вели от одних слов к другим.       Одри хмурилась, но слушать старалась внимательно, пока Малек объяснял тему. Она была уверена, что что-то случилось, хотя по нему, конечно, так совсем не скажешь. Однако Мартин знала его уже достаточно хорошо, чтобы видеть, как он напряжён и даже, кажется, зол. И ей пришлось заставлять себя сосредоточиться только на лекции, потому что беспокойство медленно, но верно подъедало. Хотелось всё остановить и спросить его, в чём дело, но она прилежно писала конспект.       Пара прошла занимательно. Малек задавал вопросы, интересовался мнениями, вовлекая студентов в тему, чтобы она усваивалась в головах и все шевелили извилинами. Порой он позволял себя переспорить и поднимал руки, принимая поражение. Никогда не упускал возможности безобидно подколоть — таким образом указывал на ошибку и заставлял задуматься.       Так проходила каждая пара, и многие студенты искренне обожали их посещать. Малек знал, как подать материал и вызвать интерес. Некоторые приходили лишь из-за того, что были влюблены в него по уши, конечно… и тем не менее. Синнер действительно был лучшим профессором в универе.       Лекция подходила к концу, и Малек, как обычно, поинтересовался, есть ли у кого вопросы. Параллельно взял тряпку, повернулся ко всем спиной и принялся стирать с доски всё написанное.       — У меня есть вопрос, профессор, — моментально подала голос Рут.       Одри напряглась. Желудок скрутило от нехорошего предчувствия. Стараясь двигаться спокойно и не дёргаться, закрыла тетрадь и убрала в сумку.       — Слушаю, Рут, — ответил тем временем Малек.       Секунда молчания растянулась до бесконечности.       — Вы с Одри на этом столе уже успели потрахаться? — невозмутимым нежным голоском спросила Рут. — Или только у вас в кабинете? Или в подсобке? В университете много интересных и укромных мест. Мне просто любопытно.       У Одри остановилось сердце. Она невозможно медленно повернулась к Рут и огромными, охеревшими от жизни глазами посмотрела на неё. Та подпирала ладошкой подбородок и с безмятежной улыбкой глядела на Малека, едва ли собираясь как-то объясняться перед подругой.       Адамс сегодня даже выглядела как ангелочек — струящиеся по спине рыжие волосы контрастировали с белоснежным платьем. Она и макияж нанесла, хотя не любила это дело, в отличие от Одри. Никогда особо не красилась. А сегодня прям… куколка.       Пазл в голове сложился. Вот кто подслушал разговор с Малеком в кабинете. Вот почему Рут так много и часто стала делиться мечтами и мыслями о нём — ждала, когда Одри не выдержит и расколется. Вот из-за чего её поведение так резко и неожиданно поменялось.       В носу засвербело, и Одри сжала челюсти. Она с трудом заставила себя отвернуться. Решила, что не заплачет. Ни за что. По крайней мере, не сейчас, не при всех. Трясущиеся пальцы стиснули левое запястье. Дышать ровно не получалось. Взгляд переместился на Малека, по-прежнему стиравшего записи с доски.       Аудитория затихла и замерла. В помещении наступила гробовая тишина. Кажется, одна лишь Рут чувствовала себя прекрасно и просто ждала ответа.       Малек убрал тряпку, неторопливо, даже почти лениво сунул руки в карманы брюк. Неспешно повернулся лицом к студентам, посмотрел на Адамс. Его лицо не выражало абсолютно ничего, во взгляде не мелькнуло ни единой эмоции, поза казалась расслабленной, лишь глаза были едва заметно прищурены.       В груди всё похолодело. Одри очень редко видела его таким, но хорошо знала, что означала подобная реакция.       Крайнюю степень бешенства.       Чтобы довести Малека до такого состояния, нужно было изрядно постараться. Мало кто мог действительно его разозлить. Очевидно, у Рут получилось.       — А ты давно к преподавателям в штаны лезешь, Адамс?       Ну и блять. Ну. И. Блять.       Малек всегда звал студентов по имени. Всегда-всегда. Не любил по фамилии — так он прикалывался только над Одри и только наедине. Просто выстраивал с каждым доверительные отношения, вызывал уважение, да и знал к тому же, что любому человеку гораздо приятнее, когда к нему обращались по имени. Подобные мелочи Малек всегда учитывал в общении со всеми — за это его тоже в универе обожали, отвечая тем же.       Однако случались исключения, и студенты знали — если ты довёл до того, чтобы профессор Синнер звал по фамилии, то считай, что он отправил тебя в свой чёрный список. В вечный бан. Он никого не топил, не занижал оценок, но хорошие отношения вернуть шансов не оставалось. А когда Малек смотрит на кого-то как на пустое место и относится равнодушно… Ну, лучше бы он кричал.       Происходило такое нечасто. Ни у кого не возникало желания доводить Малека до крайностей. Так что каждый раз это было событием вселенского масштаба.       Точнее, пиздецкого масштаба.       Одри почувствовала, как Рут застыла. Она выпрямилась так, будто ей лом воткнули в спину. Мартин слегка повернулась в её сторону и бросила быстрый взгляд — лицо Адамс стало белее её же платья, глаза округлились до размеров велосипедных колёс, ногти впились в нежную кожу ладони.       — Но… я…       — Не представляю, что заставило тебя думать, будто ты имеешь право на подобные высказывания, — проговорил Малек низким и по-прежнему спокойным голосом. — Ты подставляешь сокурсницу и преподавателя и срываешь лекцию. Отнимаешь время у тех, у кого имеются вопросы по теме.       Рут задрожала. Она была на грани слёз, однако сжала губы и глубоко вздохнула, чтобы, вероятно, не расплакаться. Прежний испуг во взгляде сменился на эмоцию, которую Одри едва ли описала бы. Злость? Ненависть? Разочарование?       Сложно было поверить, что Мартин видела это собственными глазами. Конечно, Рут могла обижаться и расстраиваться. Само собой. Она ведь человек, ей свойственны разные эмоции. Но такое… Казалось, словно светлая, добрая, понимающая Адамс канула куда-то в темноту, а ей на смену пришла обозлённая девушка, которая в любой миг готова была вцепиться Малеку в глотку.       Такие перемены вообще нормальные? Так бывает?       — Выйди вон, — кратко бросил Малек, так и не меняя интонацию.       Рут помедлила, а спустя мгновение стремительно поднялась. Ни на кого не глядя, закинула все принадлежности в сумку, схватила её и направилась к двери. Когда Адамс выходила, её нагнал голос Малека:       — После пар зайди ко мне. Поговорим.       «Поговорим» прозвучало ещё хуже, чем «Адамс».       Рут исчезла в коридоре, и Малек обратился к аудитории:       — У кого-то есть вопросы по теме?       Несмотря на общий ахер от случившегося, вопросы имелись. Малек на каждый ответил, объяснил всё, что интересовало, затем отправил студентов на следующую лекцию, и те послушно по-быстрому свалили. Чуть ли не по стеночке.       Он закрыл дверь и глубоко вздохнул. Повернул голову, когда Одри приблизилась и остановилась напротив. Она не знала, что сказать, что чувствовать, как себя вести, и лишь с силой сжимала ручки сумки, глядя Малеку в глаза.       Конечно, Одри понимала, что Рут будет больно, когда она узнает правду. Сама сказала Синнеру, что подруга возненавидит её и посчитает предательницей. Просто не думала, что Рут поступит так. Рассчитывала, скорее, на то, что они поговорят, Адамс сорвётся, накричит, обидится, перестанет с ней общаться, разочаруется, назовёт худшим человеком на свете, последней мразью — да всё что угодно. Но точно даже в страшном сне не видела… такое.       Одри как будто выпотрошило. Только в висках пульсировала тупая боль.       — Значит, это Рут подслушала, — безэмоциональным голосом констатировала Мартин.       Если прежде она почти ревела, то сейчас глаза были сухими, а в голове царила абсолютная пустота. Силы на эмоции попросту закончились.       — Я разберусь с ней, — произнёс Малек, и Одри поняла, что он по-прежнему был в бешенстве, нисколько не успокоился.       Она едва заметно приподняла уголки губ в безжизненной улыбке и сказала:       — Дома обсудим, ладно?       Малек не успел ответить — Одри исчезла за дверью.

✗ ✗ ✗

      День прошёл адски. Мартин делала вид, что не обращала внимания на взгляды, которые бросали на неё практически все, мимо кого она проходила и с кем сидела в одной аудитории, но на самом деле — ещё как обращала. Слышала шепотки за спиной и поражалась, насколько быстро распространялась информация и рождались слухи — насколько противно всё это липло к коже. Она уже чувствовала себя самой последней шаболдой, охмурившей профессора.       Одри бы предпочла отключить слух — некоторые девицы, не терявшие надежды заполучить внимание неприступного преподавателя, не особо задумывались, что она слышала их разговоры. Они недоумевали, что Малек в ней нашёл, не понимали, чем она лучше них, поражались, как долго парочка умудрялась скрывать отношения, и надеялись, что «эта несправедливость» дойдёт до ректора. Другие говорили, что насчёт их романа всё неправда, мол, не мог Синнер спутаться со студенткой, у него слишком безупречная репутация. Третьи с таким лицом, словно познали тайны Вселенной, шептались: «О-о-о-о-о-о, теперь понятно, откуда у неё высокие оценки по его предмету».       Были и осуждающие Рут и всех, кто судачил на эту тему. Но равнодушных не осталось точно. Произошедшая на лекции Малека ситуация прошлась по всему универу. Знали все — и обсуждали все.       Честно говоря, Одри думала, что к концу учебного дня сдохнет. Она не представляла, что делать и как теперь в таких обстоятельствах учиться. Сейчас уж точно проблемы на голову свалятся. Всё наверняка дойдёт до ректора, и он сто процентов вызовет на ковёр — Малека в первую очередь.       Одри только молилась, чтобы всё обошлось. Она очень, очень боялась последствий. Боялась за Малека. Гораздо больше, чем за себя.       Мартин тяжело вздохнула. Осенняя прохлада принесла мимолётное облегчение, когда она вышла из университета. Одри остановилась на верхней ступени и на миг закрыла глаза, почти сразу открыла. Она вздрогнула из-за поднявшегося ветра и сильнее затянула шарф. Сжав заледеневшие пальцы в кулаки, убрала руки в карманы пальто.       Боковое зрение поймало рыжий всполох.       — Рут! — воскликнула Одри раньше, чем успела сообразить, что делает.       Было заметно, что поначалу Адамс не хотела останавливаться, однако потом всё же затормозила. Она посмотрела Мартин в глаза, когда та приблизилась, и больше не было на лице Рут ни радости, ни улыбки. Только холодная злость и ни грамма жалости. Она будто в другого человека превратилась.       Одри едва совладала с онемевшим языком.       — Поговорим? — хрипло попросила она.       Рут промолчала. Несколько секунд вглядывалась в лицо Одри, пыталась там что-то отыскать, затем еле заметно наклонила голову в сторону, отвернулась и направилась вперёд. Каблуки её ботинок громко стучали, вбивая гвозди в череп Мартин.       Она пошла следом.       Спустя время они остановились в небольшом сквере, который располагался неподалёку от универа, и сели на разные стороны скамейки. Посередине осталось большое пространство — словно символизирующее огромную пропасть, что так резко между ними образовалась.       — Прости меня, Рут, пожалуйста, — севшим голосом произнесла Одри. — Я не хотела делать тебе больно.       Не выражающий ничего взгляд вернулся на неё.       — Ты могла сказать. Ты должна была.       — Я никому не рассказывала. Вообще. Только родители знали, что у меня есть парень. Никакой конкретики. Всё.       О том, что об отношениях с Малеком знала Фелония, Одри промолчала. Во-первых, не имела понятия, как Рут могла на это отреагировать, а во-вторых, Мартин не соврала, что никому не рассказывала, — пытливый ум Фел догадался обо всём самостоятельно.       — Мы с Малеком так решили. Для нашего же блага. Чтобы никто не мог случайно проболтаться. Сама же знаешь, как это случается. Заговорился, забылся — и уже выдал информацию, которой вообще не планировал делиться. Просто человеческий фактор. Мы хотели только защитить друг друга, и всё. Я его очень люблю, Рут. Очень. Я не хочу, чтобы ему прилетело.       — Дверь тогда надо было закрывать нормально.       — Рут, ну пожалуйста.       — Одри… — Адамс разочарованно покачала головой. Она закинула ногу на ногу и положила руку на спинку скамейки. — Ты знала о моих чувствах к нему и промолчала о ваших отношениях. А если не знала, то догадывалась. Ты слишком эмпатична, чтобы не заметить этого. Ты промолчала. Скрыла от меня такое. А ведь мы клялись друг другу, что никогда никаких секретов между нами не будет. А ты ничего не сказала. Позволила мне надеяться, что с Малеком у меня может что-то получиться.       — Нет! — охеревшая вкрай, воскликнула Одри. Несправедливое обвинение ранило ещё хуже, чем то, что Рут сделала на лекции. — Не надо. Единственное, в чём я виновата, — это в том, что не рассказала про отношения с Малеком. А остальное на меня не вешай. Остальное — уже твои мысли и ожидания. Я тебе их в голову не вкладывала. И Малек не давал тебе повода думать, что твои чувства взаимны.       Рут растянула губы в слабой снисходительной улыбке. Подпёрла костяшками скулу, ткнувшись локтем в спинку скамейки.       — Я ждала, что ты так скажешь, — мягко проговорила она. Мгновением спустя тихо усмехнулась. — Ну конечно, что ты ещё могла ответить?       К глазам вновь подкатывали слёзы, но Одри сдерживала их изо всех сил. Она старалась оставаться спокойной и собранной. Невозмутимой, как Малек. Стойко переносить удар Рут и этот тяжёлый разговор с ней.       Мартин сильная. Справится. Сейчас она не могла позволить себе разрыдаться. Она обязательно сделает это дома, потому что внутри столько держать — чревато последствиями. Но в настоящем моменте нельзя было сломаться. Пока она вкладывала все силы в то, чтобы не дать многолетней дружбе с Рут сломаться окончательно.       Должна ведь подруга услышать, да? Понять? Может же? Не всё ещё потеряно?       Ну пожалуйста. Пожалуйста. Я не хочу её терять.       — Слушай, я знаю, тебе обидно и больно. Наверное, я бы тоже себя так чувствовала на твоём месте. Но я никогда не хотела тебя обижать, ты же знаешь. Никогда. Я просто прошу… пойми и ты меня тоже. Я не могла рассказать.       — Могла. Просто решила по-другому.       — Блять, Рут, ну это не шутки же! — не выдержала Одри. — Мы на очень серьёзный шаг решились, когда начинали отношения. Обговорили всё. Каждую деталь. Чтобы не спалиться. Чтобы в проблемы себя не загнать. Договорились, что вообще никому не скажем. Малек с Нильсеном учились вместе, близко дружат — и он ничего не знает. Родители Малека тоже ничего не знают, думают, что он один. Понимаешь? Мы оба всё от всех скрываем. Чтобы защитить друг друга, о чём я уже сказала. Ну представь себя на моём месте. Ты бы не так поступила?       — Ты знала о моих чувствах, Одри.       — Да сука… — шумно выдохнула Мартин. — Ну сказала бы я. Что дальше? Ты бы мучилась меньше, что ли?       — Я бы не надеялась хотя бы. — Рут выдержала паузу и добавила: — В любом случае худшее даже не это, а то, что у тебя был от меня секрет, хотя мы обещали друг другу — ничего не скрывать. Одна тайна уже почти разрушила нашу дружбу однажды. И ситуация повторяется. И виновата снова ты. Ничему жизнь не учит?       Одри будто окатило водой из Северного Ледовитого океана. Из-за воспоминаний и так было больно, а от слов Рут стало ещё хуже. К округлившимся от шока глазам вновь подступили слёзы, и Мартин не дала им волю лишь каким-то чудом. Она крепко стиснула сумку пальцами, впилась в неё ногтями. Заставляла себя делать вдохи и выдохи.       — Ты меня… и в том… винишь? — резко севшим голосом спросила Одри.       — А кто ещё виноват, по-твоему? Если бы ты рассказала мне вовремя, всё было бы хорошо.       — Я пыталась. Ты же… мне не поверила. Об этом ты забыла уже? Сколько раз я пыталась тебе рассказать… и глаза открыть. Ты же не поверила!       — Не переводи стрелки, — невозмутимо отозвалась Рут и плавно поднялась со скамейки, повесив сумку на предплечье. — Ты не дала мне быть счастливой тогда, не даёшь сейчас. Может, ты специально и не рассказывала. Может, если бы рассказала, то я смогла бы с ним поговорить, он бы объяснился и мы бы остались вместе. А ты отнимаешь всё хорошее в моей жизни. Увела у меня Люка, теперь — Малека.       Одри была уже на грани. Её не по-детски колошматило. Она не могла и представить, что всё обернётся таким пиздецом.       — Да что ты несёшь? — прохрипела Мартин. — Я никого у тебя…       — Тихо. Не стоит, не утруждайся. — Рут подошла ближе, мягко и невесомо провела фалангами пальцев по щеке Одри, затем опустила ладонь на плечо. Нежно улыбнулась, слегка наклонив голову. Ласково проговорила: — По-моему, ты просто обыкновенная шлюха, Одри. И как я раньше не замечала?       Мартин застыла. Мозг отключился, лёгкие отказали. Она не имела понятия, как сделать новый вдох, и не могла оторвать взгляд от глаз Рут. Не хотела верить в то, что услышала, не знала, как уложить это в голове.       На мгновение Адамс сжала её плечо, приподняла уголки губ чуть выше и вновь коснулась побледневшей щеки. Следом, отстранившись и выпрямившись, развернулась и направилась прочь. Ни разу не обернулась.       Одри неотрывно смотрела Рут вслед и всё ещё не знала, как дышать.       Она как будто умерла.