Разбитое сердце Одри

      Одри любит дождь. Ей нравится спать под звук стучащих о стекло капель — уютно, умиротворяюще. И сразу ужасно лень что-либо делать и куда-то идти. Так бы и поступила, осталась бы в постели и не вставала, если бы не совесть, чувство ответственности и будильник, бьющий кувалдой по затылку.       С трудом разлепляя глаза, Одри переворачивается на спину, затем на бок, тянется к прикроватной тумбочке и поднимает телефон. Ведёт пальцем вверх по экрану, отключая раздражающую дебильную мелодию, которую никак не сменит. Тяжело вздыхает и садится, трёт лицо пальцами в попытке отогнать сонливость и желание завалиться обратно в постель.       — Твой будильник может перебудить весь дом, честное слово, — раздаётся сонное бормотание за спиной.       Одри улыбается вяло, но весело. Она оборачивается и встречается с прищуренным взглядом Малека. Мысль о том, что это уже второе утро в его — теперь их, как он сам сказал, — квартире, заставляет улыбнуться шире. В груди ещё больно тянет, но Мартин позволяет себе расслабиться и поверить, что всё будет хорошо.       Она пожимает плечами.       — Зато наверняка проснёшься.       — У меня в первой половине дня даже пар нет. За что ты со мной так?       Одри собирает все силы, чтобы не рассмеяться. У Малека нет такого большого таланта, чтобы всерьёз изобразить ужасные страдания. К тому же без труда можно увидеть искорки веселья в глазах — и плюс заметно, как он сдерживает улыбку.       — Да ладно, не придуривайся, — усмехается Мартин. — Ты просто ворчишь, потому что меня будильник разбудил, а не ты. Тебе же нравится вставать раньше и находить какие-нибудь извращённые способы меня поднять.       — Извращённые, да? Так ты меня любишь, Мартин?       Одри смеётся, когда Малек изображает обиду, хоть и не особо старается. Буквально две секунды спустя он не выдерживает и растягивает губы в усмешке, перекатываясь на бок.       — Ночь, знаешь ли, была насыщенной. Хотелось поспать.       Улыбка на девичьем лице превращается в хитрющую ухмылку. Одри медленно наклоняет голову в сторону и смотрит на Малека. Театрально цокает.       — Устал? — Она едва держится, чтобы не потянуть уголки губ ещё выше. Неторопливо подползает к Синнеру и нависает над ним. Каштановые волосы щекотят бледное лениво улыбающееся лицо. — Выносливость подводит? Старость не радость, профессор?       Его сонливость исчезает почти моментально. Он сощуривается, и хищный взгляд обещает скорую расправу. Вероятно, Одри сейчас должна в ужасе убежать, однако она лишь шире ухмыляется, абсолютно уверенная, что ничего ей не будет. Мартин часто так по грани ходит и выбирается сухой из воды.       Она любит его дразнить. Малек тогда таким смешным становится, угрожающе глаза сужает. Особенно забавно в универе — там он вообще ничего не может сделать, только молча взглядом даёт понять, что ей кранты, когда они останутся наедине на безопасной территории.       А сейчас они одни… в квартире…       Ой.       — Нарываетесь, мисс Мартин.       — Как всегда. Но мне уже надо собираться, иначе опоздаю. А то Бейкер меня и так ненавидит, не хватало ещё опоздать.       — Он ничего не сделает, даже слова тебе не скажет, — неторопливо произносит Малек, касаясь пальцами её колена. Видя вопросительный взгляд, продолжает: — В конце прошлого семестра он донимал ректора требованиями уволить меня из-за романа со студенткой. Он был абсолютно уверен, что мы с тобой в отношениях, но за неимением доказательств ректор послал его в пешее эротическое. Сказал даже, и я цитирую: «Ходж, Малек уважаемый профессор и точно не совращает наших девушек. Так что иди работай, будь добр».       — Совращает?! — давится смехом Одри и старается ровно дышать, когда его ладонь скользит по бедру. Она уже почти жалеет, что затеяла эту игру. Почти. — Ну, в то время мы уже и правда были вместе, слухи даже ходили, но всерьёз утверждать, что у нас отношения, не имея доказательств, ещё и к ректору идти… Но я не могу переварить слово «совращает».       Малек улыбается.       — Когда мы вышли, я сказал ему, что, если он тебя тронет хоть пальцем, — я сверну ему шею.       — О Боже. Я знаю, какое у тебя лицо, когда ты всерьёз угрожаешь. Он там не умер на месте со страха?       — Нет. Но принял к сведению.       Одри вздыхает и покачивает головой, переваривая услышанную информацию. Она, конечно, в курсе, что Бейкер бывает дебилом, но не подумала бы даже, что до такой степени. Идти к ректору и требовать увольнения лучшего — и это не только её мнение — профессора, опираясь ни на что… потрясающая тактика, ничего не скажешь.       Размышления прерываются резко, когда Малек внезапно валит её на кровать и нависает сверху, хватая за запястья и пригвождая их над её головой к подушке. Тут она понимает, что реально попала, впрочем не чувствуя какого-либо желания сопротивляться… Хотя ради приличия надо бы. Наверное.       — Теперь серьёзно поговорим. Старость не радость, значит?       Одри пытается двинуть ногами, но он тут же сжимает их своими коленями, обездвиживает её полностью. Опасный прищур даёт понять — пощады можно не ждать. Только смириться со своей участью — и со своим длинным языком без костей.       — Малек, я опоздаю.       — Ничего, Бейкер переживёт.       Больше у Одри нет ни шанса произнести хоть что-то — Малек быстро наклоняется и впивается в её губы поцелуем. Мысли из головы вылетают моментально, становятся неважными, и всё, что может Мартин, — отвечать на поцелуй.       Его пальцы скользят вниз по её рукам — по запястьям, предплечьям, плечам. Касаются груди, рёбер, ныряют под спину, когда Одри выгибается. Она тут же обвивает его шею, прижимаясь ещё теснее.       Руки движутся ниже. Поцелуи спускаются с губ на подбородок и шею. Ключицы. Грудь. Живот. Одно бедро, второе. Коленки. Медленно, неторопливо.       Одри дышит часто и тяжело. Из-за того, насколько чувствительной стала кожа, каждое прикосновение — как электрический ток, каждое прикосновение — вызывает мурашки. Мартин уже не думает ни про учёбу, ни про опоздание, ни про то, какая она суперответственная. Единственное, что волнует, — Малек, его касания, его хитрая ухмылка и то, что она его хочет. Прямо сейчас.       Они целуются вновь, избавляют друг друга от одежды. Малек тянется в ящик прикроватной тумбочки, шуршит упаковкой, разрывает её. Через пару секунд снова обвивает запястья Одри, прижимает над её головой, пристраивается между бёдер. Она обнимает его ногами, хочет пошутить что-то насчёт презервативов в ящике и постоянной готовности — и не успевает, когда он входит в неё и срывает с губ протяжный стон.       Малек набирает темп, и Одри запрокидывает голову, прерывисто дыша. Он покрывает новыми поцелуями подбородок, шею и ключицы. Скользит руками вверх, переплетая свои пальцы с её. Возвращается к губам, прикусывая и слегка оттягивая нижнюю.       От ускоренных движений Мартин совсем сносит голову. Она выгибает спину, чувствует губы между грудями, горячие пальцы на рёбрах, когда Малек отпускает её ладони. Одри вцепляется в его волосы, в плечи, потом отпускает, стискивает простыню, следом заводит руки за голову, сжимает подушку, спинку кровати, не зная, куда себя деть от удовольствия, нарастающего внизу.       Ещё несколько толчков — и всё тело сотрясается, когда доходит до пика. Одри громко стонет, поджимает пальцы на ногах. Пара движений, и Малек кончает следом, вновь целуя её, переплетая пальцы. Он касается губами подбородка, оставляет дорожку из поцелуев по линии челюсти, останавливается рядом с ухом.       — Кто там старый, напомнишь? — шепчет Синнер, и горячее дыхание опаляет кожу.       Одри бы ответила что-нибудь колкое, но сил нет придумывать и разговаривать. И воздуха не хватает.       Такое доброе утро ей точно нравится.       Первая неделя учёбы прошла удачно. Одри, как всегда, выжимала максимум, и некоторые преподаватели прямо-таки от счастья светились, когда видели её. Особенно профессор Нильсен, с которым ни одна пара не обходилась без увлекательных споров, ибо на каждую его точку зрения у неё была своя. А аудитория наблюдала за ними, как за игрой в пинг-понг.       Домой Мартин впервые обожала возвращаться. Она не думала, что может получать кайф от мысли об этом. Обычно тело напрягалось до невозможности, а теперь губы так и растягивались в улыбке, когда пары заканчивались, потому что Одри знала, что пора ехать в самое любимое место на свете.       О родителях она старалась не думать. Мысли о них вызывали жуткий спазм в районе солнечного сплетения. Два или три раза даже по ночам вскакивала из-за кошмаров, сюжет в котором был один — последняя встреча с отцом и матерью. Он орёт о том, какая дочь никчёмная сука, а мать поддакивает. Он и руку поднимает, наверняка намереваясь ударить по лицу, но на этом моменте Одри просыпалась. Вернее, с криком, задыхаясь, вырывалась из сна.       Она и сейчас быстренько отогнала лишние размышления, зажмурившись на мгновение и сразу открыв глаза. К тому же зашедший в кафетерий Малек моментально поднял настроение. Он вежливо улыбнулся, и она, неторопливо опустив ногу на ногу, сделала то же самое. Едва сдержалась, чтобы не растянуть губы в слишком счастливой улыбке или слишком хитрой. Во-первых, была рада его увидеть сейчас — после свалившихся мыслей о родителях, а во-вторых, в голову лезли воспоминания сегодняшнего утра, когда он в очередной раз не хотел никуда её отпускать, потому что у самого, видите ли, пары опять только во второй половине дня.       Одри с трудом оторвала от него взгляд и вернула внимание на сидящую напротив Рут — та увлечённо говорила о чём-то, но Одри, к своему стыду, прослушала абсолютно всё. Она отхлебнула чай и постаралась вникнуть в смысл. Адамс порой ужасно обижалась, когда Мартин её не слушала. Так что девушка приложила все силы, чтобы исправиться.       — Одри, ты опять в облаках витаешь? Что с тобой творится эту неделю? — ворвался в сознание возмущённый голос Рут.       Одри резко моргнула, возвращаясь в реальность. Она посмотрела на подругу более осознанно и виновато поджала губы, делая моську Кота в сапогах и глазами умоляя: «Не бей меня, я хорошая». Через несколько напряжённых секунд облегчённо выдохнула, когда Рут махнула рукой и улыбнулась — сегодня у неё явно не было настроя обижаться.       Мартин допила чай.       — У меня просто случились кое-какие перемены, и я в кои-то веки хорошо себя чувствую, — обтекаемо ответила она.       — И не рассказываешь мне! — воскликнула Рут, округляя глаза.       — Вот, рассказала, — пожала плечами Одри. — Но подробностей не жди. Не могу поделиться. Тут прям, ну… э… личное.       Конечно личное. Не рассказывать же, что она к Малеку переехала — их преподу, между прочим. Рут будет в таком ахере, что её придётся откачивать. Да и тем более Одри действительно не хотела рассказывать. Её отношения, её переезд, её перемены — это её дело. Ничьё больше. Даже Рут необязательно знать.       Адамс с подозрением сощурилась.       — Просто ты выглядишь… иначе.       — Что? Мешки под глазами? А, почти не спала сегодня. Голова учёбой занята.       Слишком много ошибок в имени «Малек Синнер». Этой учёбой её голова точно была занята, да. Всю ночь.       Одри потянулась к бутылке с водой.       — Да нет, — махнула рукой Рут. Поглядев на неё несколько секунд очень задумчиво, вздохнула. — Ладно, не обращай внимания. Не могу объяснить.       Мартин слегка нахмурилась. Глотнув воды, закрыла бутылку. Внимательно посмотрела на подругу.       — У тебя-то всё нормально? Ты какая-то загруженная.       — Нет, у меня…       Одри была уверена, что у Рут почти вырвалось «всё в порядке», но та вдруг поджала губы и остановила себя. Свела брови к переносице, переместила взгляд на какую-то точку вдали. Долго сидела без движения, не издавая ни звука. Напряжённо размышляла. Затем, вся словно сдувшись, вздохнула вновь — протяжно, тяжело, будто смертельно устала нести какой-то груз. Обеспокоенно посмотрела на Одри, и Мартин показалось, что в глазах напротив мелькнул… страх?       — Рут, в чём дело? — Она подалась вперёд, упёрлась локтями в стол. Наклонилась к Адамс, встревоженно нахмурилась. — Что случилось? Расскажи мне.       Рут скрестила руки и откинулась на спинку стула. Повернула голову, бросив взгляд в ту сторону, где за одним столом с профессором Нильсеном сидел Малек и вёл с ним разговор. Судя по хитро прищуренным глазам, спорил на какую-то тему — ага, с Нильсеном все любили подискутировать о чём-то.       Повторяя за Рут, Одри тоже откинулась на спинку. Лопатки больно врезались в дерево. С Малека она перевела взгляд обратно на Адамс. Старалась вести себя непринуждённо, пока голова лихорадочно работала.       Блять, серьёзно? Неужели прошлогодние подозрения были правильными?       Рут заглянула Одри в глаза.       — Я ещё в прошлом году себя на этом поймала, — тихо заговорила Адамс. — Думала, пройдёт, но… Одри, понимаешь, мне кажется… я влюблена в профессора Синнера.       Перед глазами встала красная неоновая табличка с одним только мигающим словом: «Катастрофа».       — Ты ему об этом сказала? — самым спокойным голосом, которому научилась у Малека, задала вопрос Одри.       Глаза Рут стали ещё больше, чем были.       — Ты что? Нет, конечно. С ума сошла? Ну… — Настроение её менялось с умопомрачительной скоростью. Сначала испугалась, теперь казалась застенчивой и смущённой. — Я хотела бы сказать. Вдруг у нас бы что-то вышло? О его личной жизни ведь вообще никакой информации, он такой скрытный. Вдруг у него нет девушки?       Есть, твою мать. Перед тобой сидит!       Одри сцепила пальцы и спрятала их под столом, чтобы побелевших костяшек было не видно. Она, честно сказать, понятия не имела, что ответить на такое откровение. Что посоветовать лучшей подруге, которая влюблена в твоего парня?       Щекотливая ситуация. Мягко говоря.       — По нему вообще половина университета с ума сходит, — продолжила Рут. — Даже некоторые преподавательницы. Профессор Престон его иногда так глазами поедает, аж жутко.       Ага. Поедает. Одри видела.       — Но мне кажется, что он её терпеть не может. Такой у него взгляд иногда… Бр-р.       Ещё бы он её терпеть не мог. Где-то в июне эта длинноногая кукла зажала Малека в его же собственном кабинете и весьма активно пыталась забраться ему в штаны. Естественно, ругаться он не стал, но на место курицу поставил. С тех пор она не приближалась, но глазами его и вправду пожирала, несмотря на то что Малек ясно дал понять — шансов у неё ноль.       Одри бы ей патлы все повыдирала и в задницу засунула, но вряд ли сие действо закончится чем-нибудь благоприятным. Так что убивать гадину приходилось только мысленно.       — А он вообще ни на кого не смотрит. По-моему, какое-то время даже слухи ходили, что он гей.       Мартин подавилась смехом и снова потянулась за водой. Она сильно прикусила губу изнутри, чтобы не захохотать в голос — едва ли это оценили бы студенты и преподы, сидящие в кафетерии. Пришлось в срочном порядке успокаивать истеричный смех несколькими большими глотками воды.       — Это смешно, — заговорила наконец Одри. — Раз не смотрит под каждую юбку в здании и не рассказывает про отношения, то сразу гей? Может, он слишком занят работой, нет? И сюда ходит ради преподавания, а не чтобы романы крутить?       — Справедливое замечание, но эти длинные языки сама знаешь…       — Ага, легче много болтать всякой херни, чем учиться. — Одри закрыла бутылку, отставила её и потёрла переносицу. — Ладно… Что ты делать собираешься?       — Не знаю, честно говоря. Поговорю с ним открыто, наверное. И узнаю, что он мне ответит. Ну, знаешь, либо да, либо нет. По крайней мере, у меня будет какая-то определённость, и я смогу спокойно жить дальше. Попытаю счастья, если он свободен, или… отступлю. — Мгновением спустя Рут едва слышно добавила: — Ох, хотелось бы надеяться на первый вариант…       Одри нервно сглотнула. Сдержала порыв посмотреть на Малека и вместо этого проверила время на телефоне. Выпрямилась, собираясь вставать.       — Пошли. У нас пыточная у Синклера.       — Господи, только не это. С его повёрнутостью на гипнозе… Он же ни о чём другом вообще не говорит.       — Понимаю и поддерживаю, но шевелись.       Направляясь к выходу, Одри словила боковым зрением, что Малек посмотрел на неё. Однако сама не повернулась, лишь нахмурилась и прибавила шагу. С тяжёлым сердцем исчезла в коридоре, чувствуя жжение между лопаток.

✗ ✗ ✗

      Остаток дня выдался сложным. Одри не могла перестать думать о разговоре с Рут, постоянно прокручивала его в голове. Ко всему прочему, жутко разболелись виски — так противно тянули, что едва получалось сосредоточиться на занятиях. Она еле-еле дождалась конца последней пары, а потом пулей вылетела из аудитории и выбралась из здания, глубоко вдохнув прохладный воздух, медленно опустившись на ступени.       Боль чуть отступила, но не прошла полностью. Одри помассировала виски, только от этого стало ещё хуже. Она обхватила ладонями голову и наклонила её, застыла в таком положении на несколько минут.       Спустя время на плечо легла чья-то лёгкая рука. Выпрямившись, Мартин обернулась и встретилась взглядами с Фелонией. Та сидела рядом и, едва заметно хмурясь, смотрела на девушку.       — Увидела, как ты из универа вылетела, — заговорила она. — Всё ок? Выглядишь дерьмово.       Для кого-то прямота Фел была тяжёлой, невыносимой и оскорбительной. Но Одри она давала свободу. Перед подругой можно было не прикидываться, что всё хорошо и дальше будет лучше. Можно было оставаться собой. Можно было жаловаться на всё, и она не осудит. Можно было просто… дышать.       К слову, Фелония — единственный человек, который знал об отношениях Одри и Малека. Хотя она сама догадалась — Мартин ей ничего не рассказывала.       Жаль, что с лучшей подругой она такой свободы не чувствовала. И желания быть настолько откровенной.       — Всё сложно, — отозвалась Одри. — Это касается Рут. И Малека. И у меня и так голова этим забита полдня, не хочу обсуждать. Сил нет. Виски отваливаются.       — Таблетки дать? — первым делом предложила Фел, однако в следующую секунду спохватилась: — Нет, подожди, тебе же мой обезбол не помогает. Блин.       — Не заморачивайся. Спасибо, — вымученно улыбнулась Одри. — У Малека есть обезболивающее. Я схожу к нему. Всё равно надо поговорить.       — Окей.       Фелония приобняла Мартин за плечи и потёрла их, пытаясь приободрить. Приподняла уголки губ, но тут же их опустила, когда зазвонил телефон. Она вытащила его из кармана брюк и кинула взгляд на дисплей. Закатила глаза и сбросила вызов. Клюнув Одри в щёку, резко поднялась.       — Срочные дела. Помчусь. А то мозг сожрут. Звони мне, если помощь понадобится, ага?       — Конечно. Спасибо, Фел. Надеюсь, срочные дела тебе не сильно испортят настроение.       — Уже испортили. Но справлюсь. Спасибо за заботу, милашка.       — Ну фу, Фел… Просила же.       Рассмеявшись, Фелония отсалютовала двумя пальцами, развернулась и спешным шагом направилась прочь от университета. Одри провожала её взглядом до тех пор, пока та не скрылась из поля зрения.       Состояние стало попроще, и она выдохнула, потерев ладонями лицо. Хотя сил встать ещё не нашла. Так что продолжила сидеть на ступенях, лениво наблюдая за выходящими из здания студентами. В какой-то момент заметила и Рут, но та решила не приближаться — только рукой помахала, слабо улыбнулась и ушла.       Паршивое настроение вернулось обратно, будто никуда не уходило.       На одном месте Одри просидела долго. Настолько, что все студенты уже по домам разбрелись.       Она вздрогнула, когда в кармане брюк громко булькнул телефон. Достав его, открыла мессенджер и прочитала сообщение. Малек Ты дома?

Я

Нет. Сижу около универа. Ты у себя?

Малек Да

Я

Сейчас приду

      Одри убрала телефон и поднялась. Побрела ко входу. Зайдя в здание, тут же повернулась в сторону кабинета Малека — наверное, и с закрытыми глазами бы его нашла. Несколько минут спустя уже постучала в дверь, сразу получив разрешение войти.       Её встретил обеспокоенный взгляд. Она ответила новой вымученной улыбкой и кинула сумку на кресло, стоящее у окна. Приблизилась к столу и присела на край, сбоку от Малека. Ткнулась своей коленкой в его.       — Рассказывай.       Как всегда, никаких вопросов. Ни «что случилось», ни «в чём дело». Уже по лицу сразу видел, что что-то не в порядке, и предпочитал не тратить время на то, чтобы спрашивать. С другой стороны, сейчас Одри особо и не скрывала далёкое от нормы состояние.       — Болтали сегодня с Рут во время обеда, — начала она. На автомате принялась нервно дёргать коленкой, но Малек тут же остановил, сжав её пальцами. — Она сказала, что влюблена в тебя. Я в прошлом году ещё это подозревала, конечно, но думала, что пройдёт. Надеялась, точнее. А оказалось… Мне вот что делать? Сказать, мол, прости, подруга, но препод, в которого ты влюблена, уже полгода немножко в отношениях? Со мной.       Одри задёргала другой коленкой, и Малек поднялся. Он встал к ней вплотную, сжав её ноги своими и лишив возможности двигать конечностями. Спокойно посмотрел сверху вниз и опустил ладони на плечи.       — Из-за чего конкретно ты волнуешься?       — Она меня возненавидит. Она же считает, что у нас друг от друга вообще никаких секретов. Прям вообще. Ну, так и есть. Почти. О тебе я ни словом не обмолвилась ни разу за полгода. Она решит, что я её предала.       — Ты не излишне драматизируешь?       — Нет. Я в принципе не драматизирую. Я с детства её знаю, понимаешь? Слишком хорошо знаю. Она возненавидит меня. За то, что я скрыла отношения с тобой, догадываясь о том, что она к тебе чувствует. Не рассказала ей. Даже сегодня, когда она уже прямо призналась.       Малек бесшумно вздохнул. Заправил волосы Одри за уши, мягко обнял ладонями лицо, скользнув большими пальцами по скулам. Оставил ласковый поцелуй на лбу. Почти успокаивающий.       Тревожность самую малость отступила.       — А ещё ты боишься, что её влюблённость встанет не только между тобой и ею, а между тобой и мной. Боишься, что, раз она влюблена, тебе в какой-то момент придётся отступить. Уступить.       — Нет, я… Нет. Ну…       — Одри.       — Я не знаю. Возможно. Я ещё не успела… Я не подумала об этом, но, может быть, и правда… Не знаю.       — Одри.       — Ну что?       — Я люблю тебя.       У Одри все слова в глотке застряли. Она неотрывно смотрела Малеку в глаза и дышала через раз.       Это не впервые, когда он говорил, что любит её. Просто сейчас как будто фраза прозвучала… глубже, проникновеннее, что ли. Так, чтобы Одри в очередной раз поняла и осознала, что она любима и что её никто не собирался бросать. Ни ради её лучшей подруги, ни ради кого бы то ни было.       Мартин медленно вдохнула и ещё медленнее выдохнула.       — Я знаю, — тихо сказала она.       — Я люблю тебя, — повторил Малек, явно не убеждённый её «я знаю». — Ничья влюблённость между нами не встанет. Тем более Рут ведь ничего не знает. И вряд ли ты планируешь рассказывать. Она наверняка придёт ко мне, мы поговорим, я объясню, что у меня есть девушка, и она отступит. Переживёт отказ. Не маленькая девочка. Справится.       — Это как-то… неправильно.       — Одри, диагноз пациенту не тот ставить — вот что неправильно. А это просто жизнь. Мы справимся со всем вместе. Прекращай уже думать обо всех. Подумай о себе.       Ей больше нечего было сказать. Одри просто смотрела на него. Потом заставила отпустить её ноги, поднялась, обняла, обвив руками торс. Прижалась крепче, стоило ему обнять в ответ и оставить поцелуй на макушке.       Мартин закрыла глаза. Стало тепло и хорошо.       — Я тоже тебя люблю.       Малек снова поцеловал её, на этот раз в висок.       Она мысленно цокнула — про обезбол забыла спросить.       — Поехали домой.       — Вдвоём? А разве можно?       — Ты время видела? Никто нас не увидит. Это первое. И второе. Я и прежде тебя подвозил. Это не будет выглядеть подозрительно. Расслабься, Одри. Всё хорошо.       Одри отлипла от него и вскинула голову. Поднявшись на носочки, прижалась губами к его губам. Через мгновение отстранилась, не смогла сдержать улыбки при виде его довольного лица.       — Поехали. Ты с ног валишься. И обезболивающее где-то в аптечке. Те, что в кабинете оставляю, закончились сегодня.       — Откуда ты…       Малек приподнял бровь.       — Ну да, на кой я спрашиваю. Ты мысли мои не читаешь ещё, случаем?       — Читаю.       — Вот и что я сейчас подумала?       — Что ты меня любишь и я самый лучший мужчина на свете, потому что сейчас отвезу тебя домой.       — Вовсе нет. Я подумала, что хочу напиться какао. Хотя ладно, поймал, это я тоже подумала.       — Всё уже, пойдём.       Одри развернулась, обошла стол, схватила сумку с кресла. Показав Малеку язык, направилась к двери, но резко застыла в паре метров от неё. Мартин могла поклясться, что видела чей-то силуэт и слышала быстро удаляющиеся шаги… И дверь была приоткрыта.       Сука.       Одри забыла плотно закрыть её, когда зашла. А Малек, вероятно, не обратил внимания. Да и поздно ведь уже, в здании почти никого… В этом крыле, по крайней мере. С чего бы кому-то сейчас приспичило прийти к Синнеру?       Сука.       — Одри, в чём дело?       Мартин одеревенело повернулась к нему.       — Нас кто-то подслушал.