Разбитое сердце Одри

      Одри не планировала влюбляться в преподавателя.       Поступая в университет, она собиралась прилежно учиться и стараться изо всех сил. Быть сосредоточенной лишь на лекциях и не впускать в закрытое на тысячу замков сердце никого. Дружбу ещё допускала, но любовь… девушке было не до неё.       Ну, как говорят… хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах.       Одри придерживалась задуманного довольно долго. Она не ограничивала себя в общении, но учёба всё ещё стояла на первом месте. Впрочем, нельзя отрицать, что с одним из преподавателей у неё сложились самые близкие отношения… И Мартин всеми силами старалась подавить любые намёки на то, что её чувства выходят за рамки дружбы. Каждый раз напоминала себе, что ходит в университет, чтобы учиться, получить профессию, а не для романов с учителями.       Ситуацию усугубляло то, что, кажется, он к ней тоже что-то испытывал… Одри не могла этого не замечать. Она ведь понимала, чувствовала людей. Она видела. Однако сам, в отличие от неё, своей симпатии не скрывал. Не демонстрировал, само собой, но и не скрывал. Давал те знаки, что могла понять только Одри.       И девушка понимала.       Потом сопротивляться не осталось сил.

Полгода назад

      Последняя пара закончилась ещё час назад, а у Одри никак не получалось уехать домой. Старый отцовский джип, на котором она ездила обычно, торчал в ремонте. Такси не желало приезжать — особо занятый день у них там, что ли? Пешком тащиться полтора часа в ливень и ветер тоже не улыбалось. Рут подвезти не могла — она бегала за одним преподом, чтобы уговорить поменять оценку и обещать сделать всё, что он попросит.       Одри, у которой проблем с учёбой и оценками никогда не возникало, оставалось только сочувствовать подруге. И слегка злорадствовать. Всё время говорила ей учиться, не пропускать лекции, а та вечно тусила где-то и отмахивалась, мол, потом разберусь. Вот и разобралась. Осталась с кучей хвостов.       Впрочем, Мартин была уверена, что в следующем семестре получится та же картина. Она просто надеялась, что Рут сможет закончить университет.       А пока хотела решить свою проблему — каким-нибудь магическим способом вернуться домой.       Не особо хотелось, если честно, потому что там отец, который снова станет сжирать мозг тем, что Одри «могла бы лучше», и мать, которая не скажет ему поперёк ни слова. Каждый такой раз Мартин находилась на грани того, чтобы сорваться, связаться с какой-нибудь плохой компанией, запить, закурить и пойти затусить в клуб на три дня, однако всегда себя останавливала одной мыслью — это испоганит ей жизнь. Разрушит то, что выстраивала так долго и кропотливо.       Следовательно, все эмоции забивались внутрь. Одри знала, что так нельзя, но и по-другому не могла. Не скандалить ведь с отцом — он не услышит. К матери взывать тоже не было смысла — она всегда смотрела на мужа, всегда выбирала его и считала, что он прав во всём, что бы ни говорил. Мартин просто молча выслушивала то, что хотел сказать отец, потом извинялась, что не оправдала ожиданий, обещала стать лучше и уходила к себе. Она лишь мечтала скорее вырваться отсюда.       В общагу же ей не дали съехать. Скандал закатили такой, что до сих пор отцовский крик в ушах стоял. Даже мать тогда голос подала. Поэтому Одри не любила возвращаться домой, а когда приходила, вела себя как мышка — ходила тихо и старалась не попадаться родителям на глаза. Перестала даже есть вместе с ними — просто брала еду и исчезала в своей комнате.       Легче становилось только здесь, в универе. Тут спасали неугомонный Давид, который был старше на год, и вечно испепеляющая всех взглядом Фелония, которая училась на другом факультете. Однако даже они не могли переплюнуть одного-единственного человека — профессора Малека Синнера. Вот уж с кем Мартин чувствовала себя нормально — и нормальной, а не ошибкой природы, которая никак не исправится и не станет идеальной.       Одри уныло усмехнулась. С чего вдруг мысли занесло в эту степь?       — Одри? — раздался рядом голос, а напротив остановились знакомые шаги. — Ты чего тут сидишь? Решила промокнуть до нитки?       Мартин подняла голову и потянула вверх уголки губ. Встретилась взглядами с Малеком, посмотрев на него из-под нависающего капюшона худи.       Да уж, вспомни лучик — вот и солнце…       — Не-а, — мотнула головой она. — Не знаю, как добраться до дома. Всё, что могло пойти не так, пошло не так. Джип в ремонте, такси не едет, Рут бегает за Нильсеном и не может меня подвезти. А пешком топать — я помру.       Малек усмехнулся. Подойдя ближе, он слегка потянул вверх капюшон, обвёл взглядом бледное лицо. Уголки губ чуть опустились, показывая беспокойство, брови сошлись на переносице.       — Не спала? В мешки под глазами весь факультет можно вместить.       — Люблю твою честность.       Синнер был её самым лучшим другом. Человеком, знающим о ней в буквальном смысле всё. Он видел любые перемены в настроении, замечал плохое самочувствие, от его внимания не ускользало ничего. От профессора невозможно было что-либо скрыть, невозможно было его обмануть — а Одри пыталась. Не вышло.       Они не виделись сегодня, а ему хватило пары мгновений с ней постоять, чтобы заметить отвратительное самочувствие.       Так что теперь предпочла, вернув капюшон обратно, просто с досадой ответить:       — Не спала.       Несколько секунд Малек молчал.       — Сейчас ещё и промёрзнешь до костей.       — Как будто первый раз.       — Пойдём. Я отвезу тебя.       Брови Одри подлетели к волосам — там и застряли. Раньше ей такого необычного предложения от него не поступало. Она ведь на своей машине всегда. А теперь он что предлагал — провести ближайшие минуты настолько близко?       Ха. Смешно.       Кое-что просто Одри опустила. Малек был её лучшим другом, конечно, только… последнее время в их дружбу стали вмешиваться чувства совершенно иные. Максимально далёкие от дружеских. Она старалась игнорировать, старалась загнать куда-нибудь поглубже и притвориться, что ничего нет. Детская позиция? Возможно. Только Одри почему-то этого боялась — и опасалась, что учёба улетит в бездну, если она впустит в мысли хоть что-то, помимо неё.       На нервы давил ещё и тот факт, что Малек знал обо всех её мыслях и метаниях. Точно знал. Он же читал её, как открытую книгу, которую поймут даже тупые.       — Тебе же в противоположную сторону, — заговорила наконец Одри.       Мозги, кажется, всё-таки отсырели.       — Ну… — пожал плечами Малек и крутанулся на пятках в сторону ступенек, — не хочешь — как хочешь.       Он принялся спускаться, растягивая губы в той ухмылке, какая бесила Одри больше всего. Когда он так делал, сразу хотелось его стукнуть. Однако сейчас она с каждым шагом дорогих туфель медленно осознавала, что теряет шанс добраться до дома и спастись от дерьмовой погоды.       А Малек всё отдалялся.       — Стой! — воскликнула Одри и резво вскочила. Закинув рюкзак на плечо, метнулась за Синнером и через пару мгновений уже его догнала. — Ну ты зануда вредная.       — Это ты решения принимаешь долго, — парировал он. — Холодно, домой доехать сложно, я предлагаю подвезти — о чём тут думать?       Малек остановился рядом с авто и открыл дверь с пассажирской стороны, быстрым наклоном головы приглашая садиться. Только Одри, сощурившись, остановилась в нескольких сантиметрах от него и скрестила руки. Она буквально прожигала взглядом дыру в невозмутимом лице — потому что он знал, по какой причине девушка тормозила, по какой причине порой смущалась рядом с ним, по какой, мать её, причине иногда так остро на него реагировала.       Знал — и постоянно провоцировал, постоянно творил что-то возмутительное и раздражающее, постоянно выбивал из колеи. Одри, как и он её, хорошо его понимала и хорошо читала, видела, знала, что он к ней тоже неравнодушен. И была почти уверена, что своим придурочным поведением выбивал её на эмоции, чтобы перестала их сдерживать, дала им волю и уже призналась, что неровно к нему дышит.       На языке вертелось множество неприличных ругательств, которые Одри подцепила от Фелонии. Она даже почти их произнесла, но вместо этого поджала губы, перестала убивать Малека взглядом и села в машину, попутно стянув с плеча рюкзак и прижав его к себе. Шумно выдохнула, когда Синнер захлопнул дверцу и спустя секунды приземлился на водительское место.       Машина тронулась.       Одри тоже.       Она ткнулась затылком в спинку сиденья, собираясь подумать что-нибудь умное. Что-нибудь об учёбе. Что-нибудь о Рут, которой, может, стоило помочь с хвостами. Что-нибудь, что не касалось сидящего рядом профессора.       Отвлечься не удалось. Зато уснуть — да. Одри отключилась, стоило только закрыть глаза.       Проснулась, по ощущениям, через минуту. С мучением подняв веки, увидела, что над ней склонился Малек. Он сжимал её плечо и пытался разбудить. А ей хотелось вытолкать его из салона и спать дальше.       — Мартин, мне тебя вынести? — спросил Синнер. Вопрос звучал с наездом, но из-за смешной ухмылки не получалось воспринять угрозу всерьёз. — Всё понимаю, но тебе всё же лучше пойти к себе в кровать.       — Ага… — вяло пробормотала Одри, — отдохнёшь там.       Хватаясь за его руку, она вытянула себя из салона и захлопнула дверцу. Обнаружила, что треклятый дождь наконец закончился. Закинув рюкзак на плечо, девушка прислонилась к машине и вновь шумно выдохнула.       — Отец опять все мозги вытрахает. «У тебя максимальный балл? Могла бы лучше». «Лучшая на курсе? Пф-ф, могла бы ещё лучше». Я везде могу вытянуть себя до безупречности и идеала, а ему всё, блять, будет мало. В школе была лучше всех — похуй. В универе лучше всех — похуй. Я могу вывернуться, а он хер положит на все мои старания, потому что ему мало, не так и я могла бы лучше.       Одри до боли и крови прикусила губу, заставляя себя заткнуться. Она отвернулась и зажмурилась, когда слёзы обожгли глаза, а в груди сдавило так сильно, что перехватило дыхание. Показалось, будто заболело то место, где копились все эмоции, которым Мартин не давала выхода.       Она с трудом взяла себя в руки. Не позволила ни одной слезинке скатиться по щеке. Стёрла кровь с губы. Медленно вдохнув, так же медленно выдохнула. К Малеку повернулась уже с прежним выражением лица — «заебалась, но держусь».       Как всегда, он не купился.       — Спасибо, что подвёз, и прости за мой французский. Постоянно ругаюсь, как сапожник, когда не спавши.       — Одри.       — Завтра увидимся, да? У меня же твоя пара первая.       Она попыталась смыться поскорее, добраться до двери подъезда, чтобы не видеть это беспокойство в его взгляде, чтобы не слышать вопросов и не давать никаких ответов, чтобы ничего не рассказывать. Ей часто казалось, что она не заслужила того участия, которое проявлял к ней Малек, не заслуживала того, как сильно он всегда за неё беспокоился.       Вероятно, влияние отца так сказывалось? Одри думала, что вообще ничего не достойна в этой жизни. Она же не лучшая. А любят только таких. Идеальных и лучших.       — Одри!       Малек никогда не терял терпения и не повышал голос, поэтому теперь, стоило ему так сделать и, схватив за руку, развернуть её к себе, она максимально удивилась. Смотрела на него огромными глазами.       — Сядь-ка, — не давая шанса возразить, отрывисто бросил Малек и заставил её приземлиться на верхнюю ступеньку крыльца.       Одри резко выпустила воздух носом.       — Может, продолжишь монолог? — вернув в голос спокойствие, спросил он.       — Может, нет? — вымученно отозвалась Мартин. — Я устала и хочу спать. У меня нет желания…       — Одри.       — Ну пожалуйста, а. Я не хочу. Не хочу. Это больно. Я устала. В другой раз спроси, только не сейчас.       — А до другого раза ты подавишь ещё больше эмоций и хуже закроешься. И не станешь ни о чём говорить. Не выговоришься и ничего не выплеснешь.       — Всё расскажу, что захочешь узнать. Обещаю. Но в другой раз.       — Одри.       — Обещаю. Обещаю, всё расскажу. Вообще на всё отвечу. Честно. Честно.       Диалог оборвался. Одри и Малек неотрывно смотрели друг на друга. Она — жалобно, дико устало, с мольбой. А он всё сильнее щурился — как-то жутко, хищно, будто бы даже злясь. Однако следом его лицо разгладилось, взгляд стал проще, спокойнее, и вместо слов Синнер просто взял её за руку.       Мартин опять захотелось плакать. А следом она застыла и закрыла глаза, когда Малек потянулся вперёд и прижался губами к её лбу.       Вот просто. Словно каждый день так делал.       Хотелось истерично заверещать, оттолкнуть его и убежать, но одновременно Одри боялась пошевелиться. Медленно подняла веки, как только Малек слегка отстранился, тем не менее оставшись слишком близко. Настолько, что сердце зачастило и из головы вылетели все мысли, которые прежде бешено крутились.       — Давай поговорим о чём-нибудь другом, — произнёс он таким низким голосом, что Одри стало совсем плохо.       Ну, хорошо… но плохо.       Если Малек пытался её отвлечь — что ж, у него отлично получилось.       — О чём? — отчего-то вдруг захрипев, спросила она.       — Например… у меня есть вопрос. Так, чтоб поразмышлять. — Он помедлил, прежде чем продолжить: — Когда двух людей безнадёжно друг к другу тянет — правильно ли, что один из них этих чувств избегает и старается не замечать взаимности? Может, этому одному стоит хоть что-то себе позволить, хоть в чём-то дать себе свободу? Разрешить себе чувствовать?       На миг хватка на ладони Одри стала крепче. В его глазах полыхнул такой огонь, что ей стало жарко, несмотря на промозглую погоду.       — Слишком эмоциональная речь для такого вечно суперспокойного и невозмутимого человека, как ты, — совсем тихо произнесла она.       — Ты ко мне чувствуешь что-то или нет, Мартин? — не выдержав, задал Малек прямой вопрос.       Прошли секунды, пока Одри молча смотрела ему в глаза. Затем, мысленно отвесив себе подзатыльник, она признала правоту Синнера — хоть что-то уже пора высвободить, а не забивать поглубже да побольнее — и, подавшись вперёд, поцеловала его.       Пусть всё катится к чёрту и горит синим пламенем. Сейчас Одри не нуждалась ни в чём и ни в ком, кроме него. Плевала она на правила и приличия, плевала на все «нельзя».       Мартин была по уши влюблена в Малека.       Когда он притянул её ближе, отвечая на поцелуй, она поняла в очередной раз — это взаимно.

Сейчас

      Одри отбила по двери неровный ритм костяшками. Следом открыла её и с улыбкой просунула голову в кабинет, застав Малека стоящим у книжного шкафа.       — Профессор Синнер, можно? К вам тут какая-то барышня явилась.       Он повернулся к ней и с лёгким удивлением приподнял брови. Не глядя на полку, поставил туда книгу, которую до этого держал в руках, и не сводил глаз с Одри. Будто бы никак не мог взять в толк, что действительно видел перед собой именно её.       Мартин тут же зашла, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Не переставала улыбаться, теперь ещё и забавляясь из-за реакции Малека.       — Говорит, что ваша девушка. Её пустить или как?       Синнер наконец отмер.       — Ты же должна была приехать только завтра.       Уголки губ Одри поднялись ещё выше. Отлипнув от двери, она сделала несколько шагов к Малеку.       — Это я тебе так сказала. А то сюрприз бы не получился.       Они одновременно остановились около стола, и Одри вскинула голову, чтобы удобнее было смотреть ему в глаза. Она с таким трудом сдерживала смех — нечасто выпадала возможность увидеть Малека растерянным. Хотя Мартин обожала видеть яркие эмоции на его всегда непроницаемом лице.       Он смотрел на неё так, будто не мог понять, что вообще за человек перед ним стоял.       Правая бровь Одри слегка дёрнулась вверх.       — Ты не рад? Мне уйти?       Ещё пару секунд Малек молчал и не шевелился. Мартин уже всерьёз задумалась, что что-то не в порядке и ей стоит смыться побыстрее, как он вдруг шагнул к ней, обхватил ладонями лицо и впился в губы таким настойчивым поцелуем — аж коленки подкосились. Она сжала его запястья и наконец расслабилась.       Впервые за последние пару недель.       Родители вдруг решили потащить её в совместную поездку, типа семейные каникулы, и Мартин тысячу раз пожалела, что согласилась, и ещё тысячу — прокляла себя за это. Она ведь вполне могла догадаться, что никакого отдыха не получится — лишь очередные ссоры свалятся. Однако понадеялась на хорошее.       Дура.       Малек обнял её, мягко уткнувшись подбородком в макушку, и Одри прижалась к плечу, сцепляя руки за его спиной. Она закрыла глаза и постаралась выкинуть из головы последние четырнадцать дней, словно их никогда не было. Задача со звёздочкой…       — Зря съездила? — вдруг спросил он.       Одри тяжело вздохнула.       — Ты сначала была расслаблена, теперь снова напряглась. О родителях думаешь?       — Мне вообще нужно что-то озвучивать? — устало отозвалась она. — Ты же сейчас и так всё узнаешь.       — Тебя тело выдаёт.       — Да к чёрту их. Можно я останусь у тебя сегодня?       Не размыкая объятий, Одри отстранилась и вновь подняла голову. Встретилась с Малеком взглядами. Слегка нахмурилась, видя его слишком серьёзный вид. Не представляла, что вертелось у него на уме.       Так прошло время. Почти в тотальной тишине — её нарушало только тиканье часов. Одри отсчитала ровно три минуты.       — Переезжай ко мне.       Она точно знала, что не ослышалась — и что он не шутил. Только была в ахуе ошарашена настолько, что не могла выдавить не только ни единого слова, но и в принципе ни единого звука. Просто таращилась на Малека большущими глазами и ждала, что он произнесёт что-нибудь ещё. Однако он молчал и спокойно смотрел на неё, словно не предложил ничего необычного.       Другая часть сознания крутила у виска и вопрошала, чего Одри вообще тормозит. Надо соглашаться! Она была влюблена по самое не хочу, она обожала квартиру Малека, её вымораживали родители. В конце концов, Мартин — взрослая и самостоятельная девушка. Совершеннолетняя. Сама за себя решения принимала. Имела на это полное право.       Одри решительно выдохнула.       — Хоть сейчас. Конец каникул, послезавтра начинается учёба — самое время для перемен. Главное, в универ приезжать по отдельности. Чтобы не палиться.       Лицо Малека озарила улыбка, которую она обожала. В такие моменты хотелось вообще обо всём забыть и зацеловать его, чтобы он всегда так улыбался. Но она только чмокнула его в нос, иначе рисковала отвлечь себя от главной цели на сегодня — свалить из грёбаного ада в самое любимое место на свете.       — Согласен, — обняв её чуть крепче, сказал Малек. — Поехать с тобой?       Одри почти сказала «да», но остановилась. Конечно, ей было бы так спокойнее, но она чувствовала, что должна сделать это сама. Собрать вещи, поговорить с родителями — поставить их перед фактом, вернее, — и по возможности без ущерба для психологического здоровья покинуть ненавистные стены. Тут её разборки, её битва, если драматизировать, так что ей нужно справиться самостоятельно.       — Не надо, я сама, — слегка качнула головой Одри.       — Ты боишься, — как всегда уверенный в своих словах, произнёс Малек.       Господи, ну как же ей это нравилось, как она это любила — когда он так делал, когда он так считывал и чувствовал её. Просто балдёж. Каждый раз думала, что влюбиться сильнее невозможно, и каждый раз ошибалась.       — Отцу не понравится. Он, походу, планирует, чтобы я жила с ними до старости, потому что ему надо меня контролировать. Скорее всего, без скандала и военных действий не обойдётся, но я справлюсь.       — Меня не устраивает. Я поеду с тобой.       — Нет. Я справлюсь. Лучше жди меня дома и открой что-нибудь покрепче.       — Одри.       — Малек.       Он ничего не ответил, когда она точь-в-точь скопировала его интонацию. Как же долго Мартин тренировала этот навык — повторять тон, с которым Малек произносил её имя, когда пытался настоять на своём! Ей в такие моменты сложно было что-то ответить, и теперь — она уверена — он чувствовал себя точно так же.       Маленькая победа.       Одри оставила на его губах быстрый поцелуй, выпуталась из объятий и направилась к двери.       — Я на связи. Напишу, как подъеду.       Не дожидаясь ответа, скрылась в коридоре.       Могла поклясться, что услышала тяжкий вздох и «невыносимая девчонка».

✗ ✗ ✗

      Блять. Блять. Блять. Блять!       У Одри тряслись руки. Она даже не смогла открыть дверь машины, и таксисту пришлось ей помочь, после того как он загрузил в багажник чемодан и дорожную сумку. Стараясь не всхлипывать и хоть как-то унять слёзы, села в авто, зажмурилась и стиснула переносицу.       Всю дорогу до высотки, где жил Малек, Одри прорыдала. Лишь подъезжая, смогла более-менее взять себя в руки, хотя подозревала, что вот-вот вновь сорвётся. Она расплатилась с таксистом, забрала вещи и побрела к подъезду.       Какое счастье, что машину вернула отцу. Иначе точно бы вписалась куда-нибудь, если бы сама за рулём сидела.       Путь до квартиры прошёл в желании умереть. Просто лечь и сдохнуть — настолько в груди болело после всего, что пришлось услышать от отца и даже от матери, которая вдруг решила подать голос. Хотелось выдрать сердце и выкинуть душу, чтобы ничего не чувствовать. Семья всё равно растоптала и то и другое, не оставила живого места.       Громко шмыгнув носом и с нажимом проведя ладонями по глазам, Одри наконец позвонила в дверь. Малека увидела перед собой моментально, словно он всё это время стоял там и ждал, пока она подойдёт. Едва встретившись с ним взглядами, Мартин вновь ощутила желание разрыдаться, но на этот раз к жгучей боли внутри прибавилось облегчение — она знала, что теперь под защитой, рядом с человеком, который её по-настоящему любил и оберегал, который никогда не обидит её и всегда примет такой, какая она есть.       Он не скажет, что она — неблагодарная сука, которая ничего хорошего не заслужила в жизни.       Не скажет, что он отдал ей всё, что имел, ради неё же, а она хер на это положила.       Не скажет, что она эгоистка, которая считает, что вокруг неё вращается планета, и не заботится ни о чьём благополучии, кроме своего.       Не скажет, что она потом на коленях приползёт, когда рядом никого не останется, а «хахаль кинет».       Одри не находила слов. Она могла только прерывисто дышать и стискивать зубы, чтобы не сорваться на рыдания вновь. Аж челюсти ныли.       Малек молча занёс вещи в квартиру, затянул туда Одри, закрыл дверь и сжал девушку в таких крепких объятиях, что сдерживаться она уже не могла — снова разрыдалась. Мартин успела увидеть его лицо, прежде чем он привлёк её к себе, — играющие желваки, опасно прищуренные глаза, колючий холод во взгляде. Она испугалась, что он сейчас сорвётся и поедет в её дом набивать лицо отцу, и обняла его ещё крепче. Не хотела, чтобы это случилось.       Сначала Одри думала, что она идиотка, раз не поехала к родителям вместе с Малеком. Возможно, на неё не вылилось бы столько дерьма, будь он рядом. С другой стороны, она не увидела бы, как они на самом деле всегда к ней относились, не узнала бы правду, что, вероятно, по-настоящему они никогда её и не любили. А она всё это время надеялась на лучшее. Терпела и надеялась.       — Не хочу их больше видеть, — сдавленно проговорила Одри. — Не хочу. Не хочу. Не хочу. Не. Хочу. Никогда.       Одри Мартин, если ты переступишь этот порог — ты нам больше не дочь. Вернёшься — я вышвырну тебя на улицу.       — Тише, Одри, тише, — заговорил Малек, и она могла чувствовать, с каким трудом ему удавалось держать спокойный тон. Он стал гладить её по волосам. — Ты их не увидишь. Ты теперь со мной. Ты дома. Слышишь? Ты дома.       Одри только активно закивала и снова заплакала, не сумев больше ничего произнести.       Боль чуть-чуть отступила. Ведь правда, правда — Мартин дома. И дело не только в квартире. Дело в Малеке. Он — её дом.       Позже она это обязательно осознает в полной мере, а пока дала себе время наконец-то прорыдаться от души — за все годы внутри скопилось слишком много всего.