Ещё одно бесполезное попаданчество

На следующее утро её разбудил настойчивый стук в дверь. Эмили с трудом поднялась, чувствуя, как усталость тянет её обратно в кровать. Вчера она сожгла все найденные в доме отчёты, уничтожая доказательства махинаций Элиота, но от этого тревога не ушла — мысль о том, что она может умереть из-за чужого проступка, не давала уснуть. Только ближе к рассвету, когда тело и разум окончательно утомились от тревожных и параноидальных мыслей, Эмили погрузилась в беспокойный сон. Стук повторился, и она, раздражённо поморщившись, крикнула: — Кто там? С той стороны раздался мягкий, женский голос: — Сынок? Эмили застыла. Она сразу поняла, кто стоит за дверью. Вчера Джек говорил, что мать Элиота, Мэри, сильно переживает за него, и, видимо, она приехала, прознав о его возвращении. Эмили выдохнула, пытаясь успокоиться и настроиться на роль, которую ей предстояло сыграть. Она провела рукой по лицу, сглаживая усталость, и открыла дверь. Перед ней стояла женщина, изображённая на картине над камином, только немного старше. Время, казалось, обошло её стороной — Мэри выглядела не старше тридцати, с гладкой кожей без морщин и густыми, тёмными волосами без единого седого волоска. Эмили могла бы принять её за кого угодно, но только не за мать взрослого мужчины. Мэри смотрела на неё с беспокойством, её глаза поблёскивали от волнения, а губы дрожали, словно она готова была разрыдаться. Через мгновение она не сдержалась и шагнула вперёд, заключив сына в крепкие объятия. — Элиот, сынок, — шептала она, её голос дрожал. — Слава богу, слава богу с тобой всё в порядке. Эмили почувствовала, как вина тугим узлом обвивается вокруг её горла. Она медленно обняла женщину в ответ. Такая маленькая… Мэри казалась такой хрупкой в её объятиях, с её новым мужским телом, и от этого Эмили стало не хорошо. Она с большим трудом стёрла эти эмоции с лица. Наконец, Мэри медленно отстранилась, смахивая слёзы с лица. Её взгляд задержался на сыне. Она всматривалась в его черты, и её глаза потемнели. — Ты так похудел, — прошептала она с укором, проводя рукой по впалым щекам Элиота, обросшими щетиной. — И глаза… Ты совсем не спишь. Не заботишься о себе… Её голос звучал одновременно нежно и строго, как у матери, переживающей за ребёнка. Эмили хотела что-то ответить, но не успела — Мэри подняла с пола большую сумку и, не дожидаясь приглашения, прошла в дом. Она уверенно направилась на кухню. — Я знаю, ты устаёшь на работе. Тебе нужно нанять кого-нибудь, кто будет помогать по дому, — заговорила она, одновременно распаковывая сумку. — Не могу же я позволить тебе жить одному. Ты ведь совсем не умеешь готовить и убираться. Эмили молча последовала за ней, наблюдая, как ловко Мэри начала раскладывать принесённые продукты по полкам. Улыбка женщины стала немного шире, когда она заметила, что полки были заполнены хотя бы частично. — Знаешь, у меня есть кандидатура. Женщина из района Сигансина. Она переехала в столицу, чтобы быть ближе к внукам, и как раз ищет работу. Очень хорошая хозяйка. Я бы не доверила твой дом кому попало… Но если у тебя уже есть кто-то на примете, я сначала хочу познакомиться с этой девушкой. Никаких незнакомок в доме, — Мэри бросила взгляд через плечо, словно ожидая возражений. Эмили не успела вставить ни слова — Мэри продолжала говорить, одновременно находя кастрюлю, наливая в неё воду и начиная чистить картошку. — Не подумай, что я лезу в твою жизнь, сынок. Я мать. Я переживаю за тебя, и это естественно. Что если ты встретишь воровку? Или, что ещё хуже, — она понизила голос, — женщину, которая захочет занять место хозяйки в этом доме. Это недопустимо. Мэри даже не смотрела на неё, полностью поглощённая готовкой. Эмили наконец решилась помочь, подошла к женщине и потянулась за миской с очищенным картофелем. Но Мэри несильно ударила её по руке. — Ты что удумал? Мужчинам на кухне не место. Просто сиди и отдыхай. Или займись чем-нибудь полезным, — резко, но беззлобно бросила она. Эмили снова попыталась что-то сказать, но Мэри продолжила: — Я знаю, ты расстроен из-за ухода Риты. Я всегда знала, что позволить тебе жениться на ней было ошибкой. Но твой отец думал иначе. И вот что из этого вышло. Она тяжело вздохнула, очищая картофель, и продолжила: — Но ничего. Ты не спеши, сынок. Жди свою судьбу. А если встретишь кого-то, кого стоит рассмотреть… Позволь мне сначала взглянуть. Я не жду, конечно, что ты придёшь за моим благословлением. Просто надеюсь, что ты посоветуешься со мной хотя бы. Эмили быстро осознала, что её присутствие в разговоре совершенно не требовалось. Мэри говорила без остановки, наполняя кухню своим голосом, и не давала вставить и слова. Она обсуждала всё подряд: наим домработницы, поиски новой невесты для Элиота, подготовку к свадьбе Джека и даже свежие сплетни столицы. Временами речь женщины перескакивала на погоду и то, как в её молодости всё было «по-другому». Эмили поняла, что лучшим выходом будет просто слушать. Она села за стол, наблюдая за тем, как Мэри с удивительной сноровкой управляется на кухне. За её действиями было интересно наблюдать. Эмили даже начала вникать в то, как работает старая кирпичная печь. Мэри начала с того, что вычистила зольник от остатков золы. Затем уложила дрова, добавив сухих щепок, чтобы огонь быстрее разгорелся. Ловко зажгла лучину, поднесла её к дровам, и вскоре пламя разгорелось. Она прикрыла дверцу, оставив небольшую щель, чтобы воздух питал огонь. На верхней плите стояла чугунная кастрюля, в которой уже закипало масло. Эмили слушала, как женщина без устали говорит, и вдруг начала чувствовать необычайное спокойствие. Вчерашняя встреча с Джеком оставила её измотанной — она ожидала от Мэри того же: упрёков, обвинений, допроса. Но этого не было. Женщина не задавала никаких вопросов. Это напомнило Эмили её собственную мать. Когда Эмили была моложе, каждый раз, когда её жизнь катилась к чертям собачьим, она знала, куда идти. В родительский дом. Её мама всегда умела слушать — терпеливо, внимательно, без осуждения. Она никогда не задавала неудобных вопросов, не требовала объяснений, которых Эмили сама не готова была дать. Вместо этого мама мягко отводила её мысли от бед, наполняя время лёгкими, ни к чему не обязывающими разговорами. Мама была для неё пристанью в бурном море. Мэри тем временем заканчивала готовить жаркое. Запах блюда распространился по кухне, наполняя воздух ароматом специй и чего-то уютного. Эмили вдохнула этот запах, и что-то в её голове вдруг щёлкнуло. Перед глазами вспыхнули образы. Первым пришло воспоминание, наполненное теплотой. Молодая Мэри кормит маленького Элиота с ложки этим самым жаркое. Мальчик смеётся, а она терпеливо подбирает капли со стола, приговаривая что-то успокаивающее. Затем воспоминание сменилось: Элиот бежит по дому и бросается в объятия матери, звонко выкрикивая: «Мамочка!» Следом пришло ещё одно: уютный вечер дома. Маленький Элиот лежит между Мэри и Николасом, они читают ему сказку. Голоса родителей звучат так тепло, что сердце сжимается от умиления. Картины продолжали сменяться. Теперь подросток в академической униформе сидит за столом, перед ним тарелка с жаркое. Он смущённо улыбается, пока мать гордо смотрит на него. Сцены становились всё ярче, всё насыщеннее. Быстро сменяли друг друга. Но последнее воспоминание поразило Эмили в самое сердце. Мэри, одетая в чёрное, готовит это же блюдо после похорон Николаса. Её лицо потеряло прежнюю живость, оно было напряжённым и осунувшимся. А Элиот… он сидел за столом, весь сжавшись, и беззвучно плакал. Его боль была почти осязаемой, и Эмили почувствовала её как свою собственную. Она вздрогнула, пытаясь прийти в себя. Эти воспоминания не принадлежали ей, но ощущались до жути реальными. Её грудь сжалась. Она судорожно вдохнула, хватаясь за сердце, словно пытаясь сдержать что-то, вырывающееся наружу. На глаза начали наворачиваться слёзы. Она едва могла дышать от нахлынувших эмоций. Её мучения прекратились, когда Мэри неожиданно обняла её. Объятия были мягкими, но уверенными, как будто она хотела вытащить сына из бездны его страданий. Эмили замерла, не зная, как реагировать. Однако тепло этих объятий принесло облегчение: дыхание стало легче, слёзы иссякли, хотя дрожь в теле ещё не ушла. Мэри осторожно вытерла его слёзы и погладила по голове, словно утешая маленького мальчика. — Ты знаешь, для меня самое важное — это твоё счастье, сынок, — прошептала она мягко. — Если ты несчастен, то и я несчастна. Эти слова будто вернули ей почву под ногами. Голос Мэри наложился на голос её матери, родной, такой далёкий теперь, но всё ещё живой в её памяти. Они звучали вместе, создавая гармонию, которая наполнила всё её существо. Только что она увидела воспоминания Элиота. Она не только видела воспоминания, но и ощутила его самого. Это были чувства, глубокая привязанность и боль Элиота, которые теперь отозвались в её душе. Она видела, как он любил и доверял своим родителям, как безгранично их ценил, и как опустошила его потеря отца. Теперь она знала, каким он был. Эмили поняла, что лучший способ — быть откровенной, насколько это возможно. Но даже тогда каждое слово давалось ей с трудом. — Мама, — Эмили впервые произнесла это слово, и оно прозвучало странно, но естественно. — Ты уже знаешь, что Маргарита требует аннулировать брак. Мэри замерла. На её лице промелькнула тень боли, смешанная с усталостью. Она медленно выпустила «сына» из объятий и, не говоря ни слова, повернулась к печи, где стояла кастрюля с уже готовым блюдом. Эмили почувствовала, как воздух вокруг стал плотнее. Но нужно продолжать, даже если эти слова могут её ранить. — Я собираюсь согласиться, — добавила она, почти шёпотом. — А потом я хочу уехать из столицы. Мэри, казалось, не услышала или не захотела слышать. Она молча разложила еду по тарелкам, затем налила чай и, наконец, села за стол. Её движения были размеренными, словно она пыталась спрятать свои эмоции за привычными действиями. — И куда ты собираешься? — спросила она, не поднимая глаз. Эмили заранее обдумала этот вопрос ещё вчера и теперь, глубоко вдохнув, ответила: — В район Трост. Мэри отложила ложку, внимательно глядя на неё. В её взгляде смешались удивление, беспокойство и что-то ещё, более глубокое, что Эмили не могла сразу распознать. — Когда? — коротко спросила она. — После свадьбы Джека, — ответила Эмили. По её мнению, это будет лучший момент. — Через две недели? — переспросила она. — Почему так скоро? Эмили опустила взгляд. Оказалось что до свадьбы оставалось всего две недели. Девушка сделала мысленную пометку и продолжила. — Я не могу здесь оставаться, — наконец призналась она. — Здесь… я чувствую себя, как в ловушке… Эмили знала, как тяжело это будет для Мэри. Потерять мужа, а теперь ещё и сына. Но она не могла остаться. Оставаться означало жить чужой жизнью, каждый день играть роль Элиота Даво, притворяться перед его близкими, запутываться в его прошлом. Она не была настолько великодушна, чтобы жертвовать собой ради одной лишь памяти о незнакомце. Эмили всегда выбирала себя, и этот раз не стал исключением. Она здесь не останется. Она уедет. Куда-то, где никто не знает человека по имени Элиот Даво. Начнет с чистого листа, построит жизнь, которая принадлежит только ей. Это был её путь к свободе. Мэри вздохнула и некоторое время молчала, внимательно наблюдая за ней. Потом она заговорила снова, на этот раз её голос звучал печально: — Ты изменился, Элиот. Раньше ты всегда всё обдумывал, действовал осторожно. А теперь такое решение, и так быстро… Я не узнаю тебя. Эмили едва заметно вздрогнула. Она понимала, что перемены в поведении сына не могли остаться незамеченными. Однако их можно было списать, учитывая последние события в его жизни. — Я не хочу тебя расстраивать, — только и могла выдавить она из себя. Мэри молчала, затем её лицо смягчилось, но грусть осталась. Она накрыла руку сына своей, сжимая её чуть сильнее, чем нужно. — Хорошо, сынок. Если это действительно то, чего ты хочешь, я не буду тебя удерживать. Но почему бы не выбрать что-то поближе? Сигансина, например. Или другой район Сины. Трост… это за стеной Роза. Люди там другие. Тебе там не место… Эмили услышала в её голосе лёгкое пренебрежение. Она помнила, что в мире «Атаки титанов» отношение жителей внутренней стены к тем, кто жил за внешними, было, мягко говоря, недоброжелательным. Но ей нужно было поехать именно в Трост. — Нет, мама. Чем дальше, тем лучше, — сказала она твёрдо. Мэри, казалось, хотела что-то возразить, но остановилась. Она долго смотрела на неё, будто пыталась понять, что именно изменилось в сыне. Наконец она вздохнула. — Как я уже говорила, для меня самое главное — твоё счастье. Если ты найдёшь его там, я смирюсь. Но, Элиот, я всегда буду ждать тебя дома. Помни об этом. Эмили почувствовала, как с её плеч словно сняли груз. Она позволила себе искренне улыбнуться, почувствовав редкое для неё в последнее время облегчение. — Спасибо, мама. Спасибо за то, что понимаешь. Эти слова сошли с её губ так легко, что даже удивили саму Эмили. Глядя на тёплую, чуть уставшую улыбку Мэри, она вдруг почувствовала себя… уютно. На короткий миг ей показалось, что перед ней сидит не чужая женщина, а её собственная мать. Эмили не могла проживать жизнь Элиота Даво, но, пожалуй, вполне могла бы позаботиться о тех, кто его любил.

Два дня спустя

Эмили была женщиной. Как женщина, она прекрасно понимала других женщин. Лично Эмили предпочитала, чтобы бывшие никогда не возвращались. В идеале, умерли. Однако большинство женщин желают, чтобы их бывшие провели остаток жизни с разбитым сердцем, за осознанием, что упустили любовь всей своей жизни. Именно поэтому, вечером, перед встречей с Маргаритой, Эмили нарочно не расчесала волосы, оставив их в беспорядке. Щетина, которую она так и не научилась брить, была только кстати. Она выбрала самую мятую рубашку из гардероба и добавила несколько капель дешёвой водки на манжеты, чтобы от неё исходил лёгкий запах алкоголя. Пропустив стаканчик для убедительности, она надела поверх старый, чуть потёртый пиджак, тем самым завершая образ «без пяти минут алкоголика». В тот же день, когда она встретилась с матерью, Эмили отправила письмо бывшей жене с просьбой о личной встрече. Ответ не заставил себя ждать — уже на следующий день Маргарита пригласила её в ресторан неподалёку от дома. Эта женщина выбрала нейтральную территорию, чтобы обезопасить себя. Но это было только на руку попаданке. Эмили с улыбкой посмотрела на букет маргариток, который держала в руках. Конечно, это было банально до омерзения — дарить Маргарите её же именные цветы. Но в этом-то и был смысл: пусть выглядит как дежурный жест отчаявшегося бывшего, который не представляет, как теперь жить. В конце концов, от Элиота сейчас хотели именно этого — банальности, неуклюжести, слабости… Сыграть такое было не сложно. С этими мыслями Эмили вошла в ресторан. Заведение было небольшим, но уютным, с нотками изысканности: высокие окна, тяжёлые шторы, аккуратные столики, покрытые белыми скатертями. У одного из таких столиков, у окна, сидела Маргарита. Эмили не сразу узнала её. Она была похожа на женщину с портрета, но имелись различия. Маргарита была безупречна — элегантное платье подчёркивало стройную фигуру, причёска уложена с ювелирной точностью, а лёгкий макияж лишь подчеркивал природную красоту. Казалось, художник просто не смог передать всю глубину её обаяния и изящества. Его мастерства было недостаточно, чтобы воплотить это на холсте. Эмили коротко вздохнула, поймав себя на мысли, что завидует ей. Подобравшись, она направилась к столу, на ходу примеряя на лицо неуверенную, извиняющуюся улыбку. Игра началась. — Привет, — произнесла она робко. Маргарита подняла взгляд, и её голубые глаза удивлённо расширились, словно она не сразу узнала его. Она внимательно оглядела бывшего с головы до ног, задержавшись на небрежной одежде и общей неряшливости. Уловив лёгкий запах алкоголя, её брови слегка нахмурились. — Элиот? — в голосе прозвучал очевидный вопрос, требующий объяснения. Эмили, стараясь придать голосу нотку горечи, протянула ей букет. — Ты, как всегда, великолепно выглядишь, — сказала она, слегка склонив голову в знак учтивости. Затем, чуть приглушив голос, добавила с нарочитой грустью: — Этот букет кажется ничтожным перед твоей ослепительной красотой. Маргарита медленно приняла цветы. На её лице появилось смешанное выражение: лёгкая растерянность, доля любопытства, возможно, даже оттенок смущения. Но неприязни не было. Её взгляд задержался на букете, и на мгновение Эмили уловила, как уголки её губ чуть дрогнули, будто она хотела улыбнуться, но сдержалась. — Рита, я так ждал этой встречи, — продолжила Эмили, намеренно делая голос чуть громче, чтобы привлечь внимание окружающих. — Я столько думал о нас в последнее время и… Она замолчала, внезапно сменив тон. Её лицо выразило сожаление и печаль, словно слова дальше произнести было слишком тяжело. — Меня раздирают эти мысли, — с показной драматичностью она воскликнула. — Рита, я не могу жить без тебя! Маргарита резко оглянулась по сторонам, словно проверяя, сколько людей успели услышать это. Её лицо оставалось невозмутимым, но в глазах мелькнуло лёгкое раздражение. — Тише, Элиот. Присядь, пожалуйста, — холодно, но всё же спокойно попросила Маргарита, указывая на стул напротив. Эмили виновато опустила голову. Она послушно села, стараясь выглядеть растерянной и смущённой, как несмышлёный ребёнок, получивший строгий выговор и не понимающий за что его так. Она молчала, глядя на Маргариту с тихой тоской. Теперь оставалось ждать — позволить бывшей жене говорить, проклинать, обвинять. Именно так Эмили собиралась выведать всю нужную информацию. — Ты позвал меня ради этого? Чтобы извиниться и всё вернуть? — в голосе Маргариты прозвучала насмешка. Это были скорее риторические вопросы, ведь она уже сделала свои выводы. — Дорогой, для этого уже слишком поздно. Она немного понизила тон, почти переходя на шёпот, и добавила: — Ты игнорировал меня все эти месяцы, заставляя бегать за тобой, как собачка. И теперь что? Зачем весь этот фарс, Элиот? Эмили быстро подстроилась под этот упрёк, анализируя новую информацию и подбирая правильные слова. — Потому что я не хочу разводиться с тобой. Пожалуйста, Рита, — с мольбой произнесла она, слегка опустив взгляд. — Элиот, нет. Наш брак изначально был ошибкой, — её голос звучал тихо, но в нём слышалась горечь, будто она мысленно вновь возвращалась к тем дням, — Нам обоим от этого будет только хуже. — Всё не могло быть настолько плохо, правда? У нас ведь были и хорошие дни. Маргарита горько усмехнулась, её глаза сверкнули болью, которую она больше не пыталась скрывать. — Да, такие дни были, — признала она. — Но их было слишком мало. Я страдала в этом браке, Элиот. Каждый день ждала, что всё изменится, старалась ради тебя, менялась ради тебя. Шла на крайности. Тосковала по тебе каждую ночь… Но когда я узнала об измене… С меня хватило. Я больше не буду возвращаться к этому. Её слова были полны обиды и горечи, но Эмили заметила, как Маргарита охотно открывается, выпуская накопленные эмоции. Это было именно то, на что она рассчитывала. — Я больше не буду изменять тебе. Я буду верен только тебе, Рита, — тихо пообещала она, протягивая руку, чтобы взять её за ладонь. На удивление, Маргарита не уклонилась. Более того, она сама переплела их пальцы, словно делала это множество раз раньше. — Ты не сможешь поменять то, кто ты есть, Элиот, — сказала девушка, её голос стал мягче, но от этого слова звучали ещё горше. — Ни ты, ни я ничего с этим не сделаем. Маргарита смотрела на их переплетённые руки так же ласково, как и говорила, но от этого у Эмили внутри всё затрепетало. Она ожидала встретить ту холодную, рассчётливую стерву, чьи слова в письмах казались острыми, как ножи. Вместо этого перед ней сидела совсем юная девушка с разбитым сердцем, которая не боялась показать свою уязвимость перед бывшим. Эмили начала догадываться, что произошло в их отношениях, но нужно было убедиться. — То, что было у нас с Джеком… — осторожно начала она, но тут же замолкла, изображая глубокое сожаление. Она прикусила губу, чтобы усилить эффект. — Я не хочу слышать это имя, — резко ответила Маргарита, отводя взгляд. — Если ты хоть немного меня уважаешь, не произноси его. Гнев на её лице вспыхнул на мгновение, и она невольно сжала её руку крепче. Эмили вспомнила, что и Джек тщательно избегал называть её по имени... — Рита, то, что было между мной и ним… Я готов прекратить это. У него скоро свадьба, так что мы можем… Эмили не успела договорить, потому что её перебил смех Маргариты. Девушка тут же отбросила её руку и прикрыла рот ладонью, но продолжала тихо смеяться, пока её глаза не наполнились странной смесью злости и насмешки. — Свадьба? У этого мужчины свадьба? — Маргарита наконец выдавила, её голос дрожал от отчаянного смеха. — Ты шутишь, правда? Этот смех насторожил Эмили. Она напряглась, ожидая, что Маргарита скажет дальше. — Так во-от почему ты начал этот фарс. — продолжила та, зло улыбаясь. — Какой же ты глупенький, Элиот. Я ведь тебе говорила, множество раз, что этот стервец никогда не выберет тебя! Теперь он жениться, и у тебя наконец открылись глаза? Очень жаль, но ты уже опоздал. Я уже не та послушная Рита, готовая ждать тебя дома, готовая быть твоей жилеткой для слёз... Я изменилась. Её слова звучали ядовито, но Эмили видела, что за ними скрывается нечто большее. Маргарите было по-настоящему больно. Эмили почувствовала себя виноватой. Теперь картина была куда яснее: их отношения оказались запутанным треугольником, как из какой-то дешёвой мелодрамы. Маргарита искренне любила Элиота, строила с ним будущее, даже зная, что тот был увлечён Джеком, который, судя по всему, несмотря на интим и странную дружбу между ними, не отвечал ему взаимностью. А теперь, узнав о предстоящей свадьбе Джека, Маргарита решила, что Элиот вернулся лишь потому, что ему больше некуда идти. Затевая эту игру, она понимала, что её действия могут задеть её чувства. Но теперь с сожалением осознавала, что, сама того не желая, затронула раны, которые только начинали заживать. — В погоне за его сердцем ты потерял моё, — голос Маргариты дрожал. — Не думай, что можешь вернуть всё этими пустыми, лицемерными словами, Элиот. У меня тоже есть гордость. С этими словами она резко поднялась, явно намереваясь уйти. Эмили вскочила следом, протянув руку, чтобы остановить её. — Это не связано с… с ним. Рита, прошу, выслушай! Самое ужасное — она не могла позволить ей уйти, ведь так и не узнала, чем именно её шантажируют. Эмили уже протянула руку, чтобы остановить Маргариту, но неожиданно ощутила, как кто-то грубо схватил её за шкирку и буквально припечатал обратно к стулу. Эмили резко обернулась, скривившись от боли, и уставилась на мужчину средних лет. Он был высоким, с холодными голубыми глазами и светлыми волосами. Его лицо выражало презрение, а голос звучал грубо и угрожающе: — С меня хватит. Сделаешь хоть шаг — я тебя прикончу. Эмили застыла, глядя на незнакомца в ужасе. Она понятия не имела, кто он такой, но их внешнее сходство с Маргаритой сразу бросилось в глаза. «Отец?» — мелькнула мысль, но что-то в его поведении подсказывало, что это может быть и старший брат. Как женщина, она никогда не сталкивалась с такой грубой агрессией в свою сторону, и теперь её сердце грохотало в груди от страха. — Марк, что ты делаешь здесь? — с удивлением спросила Маргарита, оглядывая его. Эмили тут же мысленно вычеркнула версию об отце. — Не хотел оставлять тебя одну с ним, — бросил он, глядя на юношу как на мусор. — И правильно сделал. Этот сопляк совсем страх потерял. Его слова разозлили Маргариту. Но, заметив любопытные взгляды других посетителей, она, похоже, решила не устраивать сцену. — На нас все смотрят. Сядь, — тихо, но твёрдо произнесла она. Марк стиснул зубы, бросив на неё тяжёлый взгляд, но всё же подчинился, усаживаясь за стол. Его взгляд тут же вернулся к Эмили, будто предупреждая: «Только попробуй сделать что-то глупое.» — Нам лучше уйти, — сжав губы, добавил он. — Мы так и сделаем, — кивнула Маргарита, но её взгляд остался прикован к Элиоту. — Как только он договорит. Эмили почувствовала себя крайне неуютно. Она чуть отодвинула стул, чтобы оказаться подальше от Марка, чем вызвала у него презрительную усмешку. — Трус. Ей хотелось что-то ответить, но не зная, какие отношения связывают Маргариту и Марка, она решила промолчать. Лучше было сосредоточиться на разговоре с бывшей женой. — Ты неправильно поняла меня, Рита, — начала она, стараясь звучать искренне. — Я не хочу вернуть тебя из-за… этого человека. Мне жаль, если всё выглядит именно так. Но моё решение было обусловлено другим. Я больше ничего не чувствую к… ты знаешь кому. Я искренне хочу вернуть тебя и начать наш брак с чистого листа. Эмили говорила осторожно, подбирая слова, чтобы не дать Марку понять суть их разговора. Что-то ей подсказывало, что он не в курсе всей ситуации между ними. К тому же она до сих пор не была уверена, как в этом мире относятся к гомосексуалистам, и рисковать не хотела. — Ты лжёшь, — сказала Маргарита почти беззлобно, но с печальным вздохом. — Это очевидно. Но дело уже не в этом. Мы не можем быть вместе, потому что я уже состою в отношениях с другим мужчиной... Которого безмерно люблю. Её слова прозвучали как окончательный приговор, но выражение лица Марка подсказало Эмили больше, чем она ожидала. Он посмотрел на Маргариту так, будто её заявление было признанием в любви ему самому. Эмили ошеломлённо уставилась на обоих, не веря своим ушам. — Он тебе в отцы годится! — выпалила она прежде, чем успела себя остановить. Маргарита нахмурилась, а Марк улыбнулся криво, будто эта выходка его лишь позабавила. — Но он лучшее, что произошло со мной за всё время нашего брака, — ответила Маргарита, её голос звучал сдержанно, но решительно. Эмили почувствовала, как краснеет. Она судорожно кашлянула, стараясь скрыть своё смущение. — Я понимаю, — проговорила она наконец. Наступила короткая тишина. Марк и Маргарита обменивались взглядами, словно молча обсуждали что-то важное. Их молчаливый диалог казался Эмили раздражающим. Чем больше она наблюдала за ними, тем сильнее росло чувство сожаления. Её прекрасная бывшая жена заслуживала лучшего. Кого-то по моложе, по красивее, по богаче. Точно не такого вульгарного мужлана, который к тому же в два раза старше неё. Маргарита осталась, терпеливо ожидая от неё чего-то. Возможно, она просто наслаждалась ситуацией, а может, просто ждала, когда Эмили сделает ход. Как бы то ни было, женщина была благодарна за передышку — хотя бы несколько секунд на то, чтобы привести мысли в порядок. Эмили судорожно думала. Она всё ещё не знала, чем её шантажируют, но не могла позволить себе продолжать расспросы при Марке. Его присутствие всё усложняло. Этот человек был как глыба, преграждающая ей путь, но если бы его хотя бы на пару минут удалось спровадить… Она могла бы остаться с Маргаритой наедине и узнать правду. Эмили решила рискнуть. — Если ты его любишь, я не буду вам препятствовать, — тихо начала она. В голосе звучала наигранная покорность, но внутри она лихорадочно обдумывала каждое слово. — Но мне нужно убедиться, что он тебя достоин. Марк громко фыркнул. — А сам-то достоин? — бросил он, склонив голову чуть набок. Голубые глаза сверкали холодным вызовом. Эмили ощутила, как в груди поднимается волна злости. Её терпение лопнуло, и она едва удержалась от того, чтобы повысить голос. — Я хотя бы смогу дожить с ней до старости. А что насчёт тебя? Марк стиснул кулаки. Его пальцы побелели от напряжения, но он молчал. Казалось, ещё немного — и он сорвётся. Однако Маргарита мягко положила руку на его кулак, успокаивая. — И как же ты собираешься это проверить? — спросила она. Её голос звучал на удивление мягко, но в нём сквозила тихая насмешка, словно она разговаривала с упрямым ребёнком, а не взрослым мужчиной. Эмили вдруг вспомнила слова Джека о том, что Марк — нувориш. И идея пришла сама собой. — Очень просто, — сказала она с нарочитой лёгкостью, скрестив руки на груди. — Я соглашусь на аннулирование брака прямо сейчас, если он заплатит мне тысячу золотых крон. — Элиот! — возмущённо воскликнула Маргарита. — Я должен быть уверен, что он хотя бы сможет обеспечить тебе достойную жизнь, — твёрдо заявила Эмили, бросая взгляд на мужчину. Марк рассмеялся, но в этом смехе не было веселья. Его губы растянулись в кривой улыбке, но глаза потемнели. — Тысячу? — протянул он. — Ты уверен? Эмили улыбнулась, полагая, что поймала его на крючок. Она хорошо знала таких людей. Нувориши, которые только начинают ощущать вкус богатства, часто бывают до смешного скупыми, особенно если дело касается других людей. Тысяча золотых крон была слишком большой суммой, чтобы её можно было вот так легко отдать. В её голове уже складывался сценарий: он начнёт отнекиваться, станет оправдываться, и она сможет использовать это, чтобы вбить клин между ним и Маргаритой. Если удача будет на её стороне, она даже сможет уговорить девушку отправить его прочь. — Конечно, можешь попробовать сбить цену, — добавила она с насмешкой. — Но это будет выглядеть жалко. На миг все замерло. Затем Марк, всё так же улыбаясь, медленно потянулся к внутреннему карману пиджака и вытащил чековую книжку. Эмили почувствовала, как у неё пересохло в горле. — Принеси мне перо и чернила, — лениво бросил Марк официанту, который тут же поспешил выполнить приказ. — Марк, прекрати, — прошептала Маргарита, пытаясь схватить его за руку. — Это ни к чему. — Всё к чему, — холодно ответил он, даже не взглянув на неё. Когда официант вернулся, Марк с абсолютным спокойствием выписал чек. Его рука двигалась плавно, словно этот жест был для него столь же привычным, как завязывание галстука. Затем он аккуратно оторвал листок и протянул его Эмили. — Завтра в суде. В девять утра, — сказал он, его голос звучал так мягко, что это больше походило на насмешку. Эмили медленно взяла чек. Она знала, что в нём должно быть написано тысяча крон, но увидев цифру, едва не уронила его. Две тысячи золотых. — Ты блефуешь, — выдавила она, хотя голос дрожал. Марк рассмеялся, но в его смехе не было веселья. Это был смех человека, который наслаждается своей победой. — Это легко проверить, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Банк ещё открыт. Эмили ощущала, как у неё подкашиваются ноги, хотя она сидела. Этот мужчина уничтожил её игру одним движением, превратив её провокацию в фарс. Маргарита выглядела разгневанной, её взгляд метался между ними. Она явно не одобряла то, как всё разворачивается. Но Марк, похоже, находил в этом особое удовольствие. Эмили почувствовала, как краснеет. Со стороны могло показаться, что её захлестнула злость. Но только она знала, что её эмоции куда сложнее. Этот мужчина — самоуверенный, холодный, властный — вызывал в ней не только раздражение, но и странное возбуждение. «Чёрт возьми,» — подумала она, кусая губу. — «Он слишком хорош. Для неё.» И теперь она ненавидела себя за эту мысль.