Мастерская разбитых сердец

Забыть боль так трудно — но ещё труднее помнить хорошее.

Счастье не оставляет шрамов. Мирные времена ничему нас не учат.

— Чак Паланик «Дневник»

      

      Юнхо схватили два стражника-ящера и потащили из залы. Единственное, что Чон смог услышать прежде, чем двери со скрипом закрылись, был лающий смех Мавана и его немногочисленных подчиненных. Младший демон ликовал от своего триумфа.       Бок резало от недавнего удара настолько, что было больно дышать. Будто его не ударили, а пронзили острейшим клинком, так еще и ловко провернули в плоти.              — Энергичнее двигайся, ангелочек, — рявкнул на него один из охраны, резко поддергивая вперед. Мастер беззвучно ахнул, но поддался темпу его ведущих. Как бы наивно не был совершен этот поступок, вариантов особо не было. Тем более теперь. Уён слишком дорогой друг, а встреча с Сохи изначально была поворотом в никуда.              Дорога шла через Дьявольский Базар. Многочисленные лавки под кроваво-красным небом без небесных светил. Казалось бы, что-то страшное и жуткое, но нет. Он уже видел подобное, но однажды уже смог истребить дьявольское нечто, оставив рядом с собой только законопослушных демонов.              — Помнится мне, когда-то Адамантовый Дом был не чуть не хуже нашего Базара, пока один мерзопакостный идиот в белых одеждах не выкорчевал оттуда все нажитое! — съязвил один из ящеров.              — Где же он теперь? То-о-очно, — протянул второй, — Плетется рядышком и дует сладкие губки от нарастающей боли! Как тебе, Милли, такая обстановочка? Может быть, махнешь своими белыми крыльями и развеешь прах здешней нечисти?              Это место было ничуть не лучше переулка, когда только Юнхо нашел его. Черным, вонючим и гадким, пропахшим гнилью и окутанный развратом. Царство грехов, не иначе.              Они проходили мимо лавок, где полуживотные-полулюди торговали протухшим мясом и всевозможной отравой, которая оставляла шлейф на каждом существе, что лишь ей поинтересовалось.              Наикрасивейшие женщины-Лилины с третьим глазом во лбу предлагали свои интимные услуги, заманивая прохожих в темные бордели, оказывали свои дамские услуги, заканчивая приятное времяпровождение нападениями и смертью.              Алаши с величественными бычьими головами и орлиными когтями продавали украшения из азеррака и обсидиана, чьи зазывалы нарочито уменьшали цену в десять, а то и в двадцать раз от истинной.              Камбиоли, так называли детей -потомков от грешного союза человека и демона, развлекались с детворой чудовищ-торговцев, иной раз загоняя их в углы и избивая, пока те не теряли сознание или вовсе не падали насмерть. Каждый ребенок того базара знал, что попасться на глаза камбиолям, все равно, что заранее вздернуться или совершить любой поступок, несовместимый с жизнью. Повышенная агрессия и изощренная жестокость воспитывали из таких детей самую непобедимую армию. Остальные твари не имели силы, даже близко схожей с силой этих гибридов.              Бесята, словно тараканы, бегали по торговой улице, ловко уворачиваясь от чужих ног, лап и копыт. Некоторые из них, конечно же, были не настолько умелыми, поэтому их легко, будто мушек, давили покупатели и гости базара. Они даже не пищали, когда умирали. Здешняя иерархия не позволяла это делать.              Ящеры вместе с Милемасом двигались к центру. Там, около самой площади, вымощенной каким-то красным, подобным раскаленной лаве, камне располагался самый известный здешний общепит — столовая «Огненный змей». На удивление, помимо адских существ здесь было полно и людей. Скорее всего, уже не людей, но пока что новоиспеченные демоны еще имели человеческую форму.              Чревоугодье? Почему бы и нет. Крабы, омары, черная икра, дорогие стейки с соусами из экзотических фруктов — это лишь малая часть из того, что можно было здесь попробовать! Столы в этом месте валились от разнообразия блюд, а главное: все, что вы закажете, принесут вам совершенно бесплатно! Нужно лишь поддаться греху!              — Эй, Милли, не хочешь перекусить? — один из стражников небрежно задрал голову мастера кверху, буквально выплевывая вопрос ему в лицо. Чон промолчал, в очередной раз чуть оскалившись от колющей боли.              — Не хочет, пусть как хочет! Он упустил свой последний шанс насладиться вкуснейшими блюдами! — торжественно объявил второй. Серьезно, ему не хватало только фанфар для полного включения в остановку.              — Кэб, а ты не хочешь? Может съедим по парочке тухлых осьминогов? Или сельди? Как тебе сюрстремминг?              — Как ты можешь есть эту мерзость? От нее даже воняет кислятиной! — ответил второй ящер.              — Так мы идем?              — Да будь ты проклят, гребаный рептилоид, пойдем!              Снаружи заведение выглядело куда радужнее, чем внутри. Как будто это была какая-то немыслимых размеров голограмма. Внутри уже не было красивый блюд, от которых валились столы и существ, похожих на людей. Затхлый воздух при входе уже говорил о том, что в этом месте, как и в лавках, продают и готовят тухлятину, но в отличие от торговых точек, здесь её еще и сервируют, и красиво подают.              Юнхо зажмурился. Из-за уксусоподобного, спертого воздуха с ярким послевкусием жженого угля сперло дыхание и заслезились глаза. Он вжался в стену позади себя. Хотелось свернуться калачиком, но любое резкое движение провоцировало боль.              — Змей, нам по два осьминога! — вальяжно усевшись за одним из свободных столиков, крикнул Кэб. Змей, который, скорее всего, и был шеф-поваром и начальником сего кафе, лишь одобрительно кивнул. Через пару секунд из кухни послышался звонкий звук хлыста и сразу после — еле слышный басистый скулёж.              Не прошло и десяти минут, как большая двухглавая черная собака, чем-то напоминающая кане-корсо, принесла две тарелки с заказом. Её тело было изуродовано множеством шрамов и ссадин. Чон даже смог разглядеть на её правом боку новенький порез от хлыста.              — Это тебя сейчас ударили? — одними губами спросил мастер, слегка нагибаясь к существу, пока его охрана была увлечена поеданием тухлых головоногих. Собака была больше метра в холке, поэтому сильно стараться не пришлось. — За что?              — Я выполнила свои обязанности на секунду позже. — также ответила ему она. — Мне нужно работать тщательнее, иначе он убьет моих щенят.              — Аиша! — с надрывом прошипел Змей с кухни, — Кажется, ты забываешься!              — Уже иду, мой господин! — пролаяла собака и ринулась к кухне.              Стоило только ей забежать за калитку, как гости снова услышали звук кнута. Сначала один, затем еще один, и так — пять подряд. А после — тихое, еле слышное собачье поскуливание где-то в самом дальнем углу.              Больше Юнхо не видел Аишу. После того, как ящеры доели свои деликатесы, стража снова скрутила Чона и потащила в направлении тюрьмы.              На площади, пока сполна наевшиеся рептилии медленно трясли своими большими серо-коричневыми животами, Милемас успел оглядеться.              Она чем-то напоминала площадь в Адамантовом Доме, где обычно собирались уличные музыканты, играя свои маленькие концерты или местные поэты-любители, сочинявшие стихи по ходу чтения, которые пытались продвигать свою писанину в массы.              Некоторым, кстати, это вполне неплохо удавалось. Взять в пример того же старину Лютика — земляного гнома — маленького старичка, обожавшего зеленый и красный цвета. Обычно он выходил читать стихи в ярко-красных расклешенных брюках и салатовом фраке, застегнутом по самое «не хочу».              Старикашка даже умудрился издать сборник своих коротких произведений для детского чтива и продать пару десятков экземпляров за один вечер, но его кошелек, полный выручки, тотчас был опустошен лисятами-карманщиками, успешно проевшими чужие серебряные монеты в соседней закусочной.              Площадь Возмездия, так назвали её ящеры между собой, не была круглой. Скорее она напоминала какой-то восьмиугольник с неровными углами. Одним словом, будто её проект рисовал школьник, имеющий по геометрии не то, чтобы «неудовлетворительно», скорее, он был даже не аттестован. Где-то пространства было в два, а то и в три раза больше, а где-то наоборот, образовалась мизерная по размерам подворотня, куда смог бы пройти лишь ребенок, и то, втянув в себя живот насколько это было бы возможно.              На одном из таких маленьких углов стоял небольшой, скромно украшенный шатёр для гаданий, на противоположном играли загримированные музыканты, горланившие песни на непонятном языке (их звучание больше смахивало на крики, чем на подобие вокала). Парнишки на козлиных ногах чем-то напоминали американскую группу KISS во времена начала их карьеры — такие же кудрявые, длинноволосые и с черными звездами на глазах.              Посередине площади возвышалось величественное многоэтажное здание из черного кирпича. Иначе его называли «Банком Душ». Во всяком случае, об этом гласила огромная табличка на предпоследней паре этажей, выписанная массивными золотыми буквами.              — Тебе сюда, беляшик, — хихикнул Кэб, подталкивая Юнхо ближе к кольцам на двухстворчатой двери.              — Он не откроет её сам, идиот. Мы же его связали! — цокнул второй, указывая сослуживцу на очевидное. — Щупальца того тухлого осьминога атаковали твои, и без того отсутствующие мозги?!              — Зато он был вкусным, тебе ли этого не знать, — закатил глаза первый ящер.              Двери отворились без их натиска. Без чьей-либо помощи вовсе. Сами.              Перед стражами и мастером открылся невероятно красивый вид на многоэтажную библиотеку с множеством различных книг, полки которой состояли исключительно из золотых слитков. Мощные, но, в то же время, изысканно выполненные колонны расположились вокруг куполообразного главного зала, потолок которого был усыпан зелеными малахитовыми кристаллами. Снова ротонда. В центре купола стояла стойка так называемого ресепшена, за которой восседал полулысый гоблин в важном костюме с изящно завязанной бабочкой на короткой шее. Сзади него сидела симпатичная, но тоже полулысая гоблинша, которая что-то сосредоточенно печатала на механической машинке.              — Имя, — без любого намека на приветствие, пафосно вопросил гоблин. На малюсенькой табличке справа такими же маленькими буквами была выгравирована его должность «Старший администратор» и имя «Гэбберт».              Ящеры и Юнхо промолчали.              — Имя!              Один из стражей снова пнул Чона под дых, на что тот, задыхаясь от снова появившейся резкой боли, выдавил из себя свое настоящее, дарованное на небесах имя:              — Милемас.              — Мы давно тебя ждем, Милли! Ты немного припозднился, — обрадовался Гэбберт. — А я смотрю, знакомое лицо! Помню же, где-то я уже его видел! Когда тебе крылья резали! — расхохотался гоблин, а все остальные работники — такие же существа, как и главный администратор, подхватили его омерзительный смех. — На цокольный этаж его. Сейчас никто с ним разговаривать не будет.              Стражники, повинуясь, кивнули и, снова схватив его под руки, потащили по лестнице вниз. Колени нещадно бились об острые углы ступеней, выложенных мелкой, не обточенной стеклянной плиткой. Ему даже не дали возможности пройти по ним вниз. В конце лестницы на ноги мастера было страшно смотреть — штанины порваны, а новые ссадины начинались от середины бедра и заканчивались только там, где начинались стопа. Но на этом пытки не закончились.              Это испытание было только смешным разогревом для предстоящих.              — Кандалы! Принесите кандалы! — тут же закричал встретивший их охранник. Это был получеловек кабан-бородавочник в стальных доспехах и мечом в широких ножнах.              Тюрьма Банка Душ была одной из самых серьезных мест заточения непослушных граждан темного мира. За тысячи лет существования отсюда удачно был совершен всего лишь один побег. Остальные несчастные, когда-то совершившие бесполезные попытки сбежать, были замучены или жестоко убиты за свои проступки. В доказательство тому были их ветхие обезображенные и скрюченные тела при входе в темницу, а над дверью табличка: «Всякий смельчак будет наказан».              Мрачные черные стены из камня, грозные масляные факелы, из которых пышил огонь, спертый воздух и никакого намека на что-то живое и чувственное. Неживые стражники и еще не полностью погибшие узники. Нацепив на мастера тяжелые цепи из чугуна, его повели в камеру. Тело оцепенело от здешнего холода, ссадины на коленях болели настолько, что их было больно согнуть, а кровь стыла в жилах от вида его новых соседей.              Худые, сгорбленные, изнеможённые, серолицые. В камерах сидели ангелы, эльфы и другие представители духовного и волшебного мира света. Наручники на тонких запястьях казались непосильной ношей для оставшегося от них существа. Они еле передвигались, а их полуоткрытые глаза сражали своим пустым взглядом.              Камера, в которую привели Юнхо не сильно отличалась от тех, которые он видел по дороге. Маленькая комнатушка с голыми каменными стенами, покосившимся от несчетного времени потолком и не имеющая окна. Здесь не было ни света, ни стола со стулом, ни даже чего-то похожего на койку. В углу валялся старый разворошенный стог жесткой соломы, который, скорее всего, служил прошлому владельцу подобием кровати.              — Как тебе твои апартаменты класса люкс, Милли? Как по мне — просто бесподобно! — съязвил стражник. — Да и соседи тоже ничего. Гордон, у тебя появился новый друг на оставшуюся вечность!              Из соседней камеры послышалось чье-то тихое бормотание, Чон тяжело вздохнул.              — Да ты не беспокойся, Милли! У нас тут тоже своего рода отель! Жаль, что нет услуг клининга, кормят раз в три дня и уборная доступна один раз в сутки в порядке живой очереди, — расхохотался Кэб. — Не «all inclusive» конечно, но за самый дешевый хостел вполне сойдет.              Мастер продолжал молчать, не поддаваясь на придурковатые подначивания охраны. Единственное, от чего бы он сейчас точно не отказался, так это от того, чтобы эти трое исчезли с глаз долой. Во всяком случае, в этой отвратительной обстановке.              — Сумиэль дал тебе на раздумья три дня. Подумай, Милли, что для тебя дороже. — подмигнул ему тюремный страж, закрывая дверь камеры на огромный замок.              Если бы он только имел возможность вернуться во вчерашний день. Пускай даже это был бы его последний шанс или желание — он однозначно и бесповоротно повернул бы время вспять. Назад. К ней. Прижался посильнее, сказал, как сильно ждал и любит, и целовал-целовал-целовал. Проклятье.              Сейчас может произойти все, что угодно. И он может стать тому виной. Его наивность, безрассудство и любовь. Чего он хотел добиться, придя в логово самого дьявола на личный разговор? Сущий бред, не меньше. Чем он думал, оставляя Сохи одну?              — Какой же я идиот, — прохрипел Юнхо, когда его, наконец оставили одного. Массивные цепи нещадно давили на запястья и щиколотки, ноги болели, боль в боку так и не утихла, но сейчас все это было мелочью по сравнению с ошибкой, которую он совершил. — Я просто оставил её, так еще и когда она спала. Герой, надел кольцо и ушел, а какой в этом толк! Я сделал только хуже!              — Кому ты подарил кольцо? — это был Гордон, его мнимый сосед.              — Одной девушке. — Чон закусил щеку, чтобы получше сконцентрироваться на разговоре. Он довольно часто делал так, оставаясь наедине с собой.              — Которую ты любишь? — скорее всего его новый знакомый был на порядок старше. Вероятно, за стеной даже сидел седовласый дедушка, познавший многовековую земную жизнь.              — Люблю.              — На тебе лежит проклятье, — задумчиво продолжил голос. — Черню-ю-ющее.              — Его только дурак не заметил, умник! — плюнул Милемас.              — Но его можно убрать, — сейчас мужичок точно улыбался.              — Каким образом? Его наложил Маван! Я должен его убить, чтобы его снять. А я даже этого сделать не могу, иначе попаду прямиком в гиену огненную, и никакой небесный король мне уже не даст шанс!              — Тише-тише, ты чего такой шумный. Сейчас сон-час, все отдыхают!                     — Извините, — замялся мастер. Что-что, а чувство стыда в нем присутствовали всегда.              — Есть кое-что, через что нужно пройти, прежде чем получить желаемое, — загадочно произнес Гордон.              — Что ты имеешь в виду? — ответа не поступило.              — Гордон!              ***       Утренние лучи беспечно играли в догонялки на сонном лице Сохи, когда та открыла глаза. Сегодняшний день почти ничем не отличался от остальных: сейчас она встанет, примет утренние процедуры, позавтракает, покормит Пикси, прогуляется с Баффом и, схватив в охапку лиса, побежит на работу, а её мысли будут греть воспоминания о вчерашнем вечере.              Потирая глаза после сна, девушка почувствовала что-то жесткое на безымянном пальце, обратив внимание на левую руку. Кольцо. На пальце красовалось изящное, нежное кольцо с мальчиком и розой. Маленький принц и его роза. Оно идеально подошло по размеру, а его дизайн был просто великолепен. Она сняла его и покрутила вокруг. Надпись на внутренней стороне Сохи заметила далеко не сразу. Буквы были достаточно миниатюрными и не сильно броскими для глаз.              «Il mio cuore e il tuo per semper». Еще со школы Бу не сильно дружила с иностранными языками, но, к её удивлению, даритель попал в точку. Итальянский был единственным, что она смогла хотя бы как-то запечатлеть в своей голове. Перевести фразу тоже не составило труда. Мое сердце навеки твое. Она была крылатой и часто встречалась в речи итальянцев, лишний раз придавая их нации повышенную эмоциональность и чувственность.              — Какой он сентиментальный — глупо улыбнулась девушка.              — Юнхо! Юнхо, ты здесь? — радостная, она вскочила с кровати и ринулась в общую залу, но не нашла там никого, кроме еле дышавшего кумихо. Он был холодным и не держал температуру уже около двух дней, не говоря уж о том, когда в последний раз она видела его в сознании.              Быстро собравшись и так и не выяснив, где мастер, Сохи схватила Уёна и побежала в клинику, где провела плодотворные двенадцать часов рабочей смены.              Её пугало, что лисе становилось хуже. Катастрофически пугало. А еще больше — то, что она ничего не могла с этим сделать, ведь обычно в таких случаях уже никто никого не тянет. Хозяева просто принимают горькое решение.              

***

             Уставшая, Бу вернулась домой ближе к ночи. Её скорее вымотали морально, чем она смогла утомиться физически. Она еле стояла на ногах. Неимоверно хотелось только одного — опустошить холодильник и выпить пару баночек пива. Ну или соджу. Все зависит от её дальнейших намерений и готовности собутыльника ее поддержать.              — Юнхо, я дома! — крикнула Сохи, но не услышала никакого ответа. — Юнхо! — она прошла в зал, но там тоже никого не было. Свет погашен, а единственные звуки издавали оголодавшие Пикси и Баф.              Наверное, задерживается.              На кухонном столе лежал маленький сверток бумаги, а рядом — чашка с остывшим недопитым, скорее всего, еще с утра чаем и миниатюрная синяя книжонка в бумажном переплете. Она явно была уже читанной: из-за страничек выбивались маленькие разноцветные закладки, а где-то даже кто-то что-то подчеркнул маркером.              «Я заварил вкусный чай и недавно прикупил для тебя интересную книгу. Вчера ты уснула, наверное, я очень нудно читаю. Кольцо? Ах да, это вышло совершенно случайно! Но я рад, что я смог подарить его тебе.              Оставайся там, где улыбается твое сердце, Сохи.              Я обязательно приду к тебе.              Ю.»              — Он снова затеял что-то неладное или просто пошел трудиться в мастерскую до ночи? — пожала плечами Бу, складывая записку в изначально задуманный четырехугольник. Углы были согнуты неровно, вероятно, мастер торопился. Куда-то опаздывал или мысль написать её была настолько импульсивной, что он не смог удержаться? Странно.              Сохи взяла книгу. В её руках она оказалась еще меньше, чем думала девушка. Выглядела книжонка весьма потрепано: когда-то острые углы затупились, а белая бумага пожелтела от времени. Все было напечатано на английском.              — Маленький принц. Антуан де Сент-Экзюпери. — немного покачав головой, она открыла начальный форзац. — год выпуска одна тысяча девятьсот сорок третий, Нью-Йорк, США. — цифры заставили ее, не задумываясь, полезть в Интернет и посмотреть дату выпуска первого издания.              «6 апреля 1943»              — Не может быть. — ахнула Сохи. — Где он её достал! Это ведь настоящая реликвия!              Листает дальше.              Выделено синим фломастером. Текст сильно размылся из-за спиртовой основы маркера, но прочитать его было все еще возможно:              «Люди забираются в скорые поезда, но они сами не понимают, чего они ищут, поэтому они не знают покоя, бросаются то в одну сторону, а то в другую… И все напрасно… Глаза слепы. Искать надо сердцем.»              Заметка: Сегодня ты явилась ко мне во сне, а утром, когда я проходил мимо булочной, увидел девушку почти точь-в-точь! Но мое сердце не вздрогнуло при её виде. Значит, она не ты.              Она зачарованно пролистывала страницу за страницей, попивая уже остывший, оставленный чай, и читала историю о маленьком мальчике, влюбившемся в опасный, шиповатый цветок, и его верном ушастом друге, который был не против, чтобы его приручили.               «Ночью, когда ты будешь смотреть на небо, ты увидишь мою звезду, ту, на которой я живу, на которой я смеюсь. И ты услышишь, что все звёзды смеются. У тебя будут звёзды, которые умеют смеяться!» — гласила следующая из многочисленных заметок. В этот раз она была помечена зеленым. Её полуоткрытые губы дрогнули в улыбке.              Заметка: Сегодня звезды на небе светят ярко-ярко. Надеюсь, если ты сейчас где-то там и не спишь, ты тоже смотришь на них, а если нет — то обязательно взгляни вверх! Если мы будем вместе смотреть на звездное небо, то наши взгляды обязательно встретятся!              Ветхая бумага приятно пахла старостью. Не пылью и влажностью, а именно старостью. Той самой атмосферой, когда та была написана и передана в руки своему первому читателю.              «Я-то воображал, что владею единственным в мире цветком, какого больше ни у кого и нигде нет, а это была самая обыкновенная роза. Только всего у меня и было что простая роза да три вулкана ростом мне по колено, и то один из них потух и, может быть, навсегда… какой же я после этого принц…              Он лег в траву и заплакал.» — фиолетовая.              Заметка: Я был и буду счастлив только тогда, когда у меня будешь ты — моя роза! Я верю, что когда-то мы повстречаем друг друга снова. Неважно, в следующей жизни или в этой. Я обязательно отыщу тебя.              — Уже отыскал, — прошептала девушка. — Спасибо, что отыскал меня, Юнхо. — в глазах стали копиться слезы, но Бу решительно смахнула их, не давая себе расчувствоваться. Это была лишь середина истории. Она обязалась дочитать ее до конца.              Медленно, но уверенно девушка близилась к финалу. Логическому завершению сего обнародованного произведения. Страница за страницей. Текст был невесомым на понимание, но помимо самой захватывающей дух истории, каждая заметка отдавалась теплотой в области сердца.              Кроме двух последних.              «И он опять засмеялся. Потом снова стал серьезен:              — Знаешь… сегодня ночью… лучше не приходи.              — Я тебя не оставлю.              — Тебе покажется, что мне больно. Покажется даже, что я умираю. Так уж оно бывает. Не приходи, не надо.              — Я тебя не оставлю.» — снова фиолетовый.              Заметка: Ты только не ходи за мной, хорошо? Я тебя не оставлю.              — Черт возьми, что он имеет в виду? — тревожность росла. В один момент Сохи показалось, что ее окунули в чан с холодной водой, но на это ни с того, ни с сего взявшийся испуг не исчез. Дрожащими руками она почти дочитала до конца. Все, вплоть до предпоследней страницы. Переворачивать было страшно.              «И тут он тоже замолчал, потому что заплакал.              — Вот мы и пришли. Дай мне сделать еще шаг одному.              И он сел на песок, потому что ему стало страшно.              Потом он сказал:              — Знаешь… моя роза… я за нее в ответе. А она такая слабая! И такая простодушная. У нее только и есть что четыре жалких шипа, больше ей нечем защищаться от мира.              Я тоже сел, потому что у меня подкосились ноги. Он сказал:              — Ну… вот и все…              Помедлил еще минуту и встал. И сделал один только шаг. А я не мог шевельнуться.              Точно желтая молния мелькнула у его ног. Мгновенье он оставался недвижим. Не вскрикнул. Потом упал — медленно, как падает дерево. Медленно и неслышно, ведь песок приглушает все звуки.» — красный.              Заметка: Единственная красная за всю книгу. Когда я читал эту историю впервые, у меня не было красных закладок, поэтому я оставлю её сейчас, прочитав её в последний раз. Прости меня, Сохи, но теперь настала моя очередь уйти. Я до слез этого не хотел, но так должно быть. Так предписано. Я не могу ничего изменить. Сейчас не могу. Поверь мне, Сохи, так будет даже лучше. Я постараюсь не задерживаться надолго.              На следующей странице: Эта книга всегда была моим талисманом, поэтому теперь я хочу отдать его тебе. Она — самое дорогое, что у меня есть. За исключением тебя, Сохи.       Сохрани ее для меня,              Милемас.              Сегодняшняя дата.