Икигаи

      Лили, возможно, единственная в зале заметила, как Северус и Момо тайком уходят, и внутри нее заколыхалась настоящая злость. Эта злость появилась, как только она увидела Снейпа в этом его идеальном, черт бы его побрал, костюме — всегда же терпеть не мог, как он говорил, «расфуфыриваться»! И то, какими глазами он смотрел на японскую выскочку… На Лили он тоже смотрел с восхищением, но не с таким. Без благоговения, без обожания, без трепета, на нее так и Джеймс Поттер смотрел. Если бы не множество «но» Эванс решила бы, что Хинамори владеет магией, способной приворожить человека и не лишить его собственной воли, как Амортенция, но зачем ей привораживать именно Снейпа — было неясно. Он был талантливым и упорным, но он был практически нищим полукровкой. Зачем чистокровной ведьме, еще и иностранке, такой, как он, когда вокруг есть множество аристократов из древних магических семей? Тем более, что она могла получить любого, не прикладывая особых усилий: с первого дня перед ней стелились все слизеринцы, и не только они. Экзотическая внешность и загадочный флер Японии привлекал внимание.       Можно было бы как-то попробовать поставить ее на место, но… если во влюбленности Снейпа она была не виновата — а она была не виновата — то и винить следовало его. Это был его выбор, осознанный, и вина лежала на нем. Да и вредить Хинамори было… чревато. Это могло обратить против Хогвартса японское магическое общество, к тому же, сама Момо была достаточно сильной ведьмой, раз сумела расколдовать Мэри, сняв с той родовое заклятие. Лили видела ту маску на лице подруги… и даже Мэри теперь была больше подругой Хинамори, чем ее, Лили, и время предпочитала проводить с японкой-слизеринкой, а не с такой же, как она, магглорожденной гриффиндоркой. Да что все в ней нашли? Ну что? Выглядела она, что Лили нехотя признавала, действительно мило. И вела себя вежливо, и всегда была спокойной, и должна была знать очень много интересных вещей. Но разве этого достаточно, чтобы из-за нее разрушать многолетнюю дружбу и любовь? Она же все равно была здесь не навсегда, и Лили не представляла себе, что Северус может уехать в Японию. Как он может уехать? Совсем-совсем уехать? А если Хинамори останется в Британии… Второй вариант казался Эванс более реальным, но тогда, получается, Снейп на ней… женится? Бред какой-то.       — Лилс, ты здесь? — позвал ее голос Джеймса. — Неужели тебе так приятно со мной танцевать, что ты настолько замечталась?       Все это время он вел ее в танце, и Лили не была уверена, что не наступала ему на ноги, но недовольным Поттер не выглядел.       — Еще чего! — фыркнула она.       Было обидно еще и то, что попросить Мародеров как-либо хотя бы напугать Хинамори тоже было нельзя: и не только потому, что та девушка… впрочем, девушек эти четыре идиота не обижали, даже Блэк — при всем его сволочизме его с детства вымуштровали уважать противоположный пол; это не мешало Сириусу менять своих пассий с завидным постоянством, заставляя их плакать, но руку на девушку он бы не поднял, во всяком случае первым. И Джеймс после случая с боггартом изменил отношение к Момо и начал ее уважать. Даже поклонился ей при всех в знак благодарности.       Но чтобы Северус волновался — не обязательно же причинять Хинамори настоящий вред. А Мародеры… им можно было попросту соврать. В голове Лили медленно созрел план.

***

      После четырнадцатого февраля погода испортилась, и вместо холодных, но ясных дней начались дожди — и все же эти дожди ничуть не портили Северусу настроение. Он никогда еще не был таким счастливым, и даже понимание возможной временности счастья не мешало. Здесь и сейчас все было хорошо. Здесь и сейчас он любил и был любимым, и если первое чувство было ему знакомо, то второе Снейп ощущал впервые и это было волнующе, приятно и восхитительно. Непривычно, но чудесно. И никакого чувства вины — хотя сначала оно было, потому что он не считал себя достойным, тем более, спать с леди до свадьбы было невообразимо кощунственно, но Момо сказала, что на ее родине девственность не превозносят, возводя в культ. Есть она — хорошо, нет — тоже ничего страшного.       Другими словами: потеря невинности не мешала ей впоследствии выйти замуж (пусть она так и не говорила, но это читалось между строк), и это единственное не давало Северусу быть полностью счастливым. Мысль о том, что Хинамори придется отпустить, убивала.       Но здесь и сейчас она была с ним. Здесь и сейчас она была его, а он — ее. Он так легко вручил этой девушке свою душу, что впору было удивляться, но Северус не удивлялся. Не этому. Скорее, тому, как жил до ее появления.       Он даже начал учить японский — и ради нее, и просто из интереса: иероглифы напоминали древние руны и имели так же много разнообразных значений. Он читал книги о Японии — благо, таких в библиотеке появилось много после открытия этой страны миру. В этих книгах не было ни слова о магии, только о культуре, обычаях, истории, и все это имело свою магию.

***

      Свой план Лили начала воплощать в жизнь через неделю после бала влюбленных, когда приближалось полнолуние. Луна Ветров, которая, как прочие полные луны, позовет к себе оборотней. Это было опасно, и Лили понимала, что это опасно, но сомневалась, что настолько. Снейп вошел к Люпину один, и то у него получилось удрать. Зато он испугался — это и было ее первостепенной целью. Напугать обоих. Или же… вдруг выяснилось бы, что на самом деле Северусу плевать на новенькую, и он не стал бы переживать? Как бы там ни было, идея казалась Лили очень хорошей.       Для начала Лили сказала Джеймсу, что Хинамори наверняка знает способ помочь Ремусу, и, может, даже исцелить его от ликантропии — кто знает, какие тайны она скрывает? Она же сняла с Макдональд родовое, и создала тот жуткий зонтик, и сняла приступ страха самого Поттера, когда даже преподавательница растерялась… Джеймс счел, что Лили может быть права, Сириус, очевидно, тоже, а мнения Питера и тем более Ремуса они не спрашивали; Питер и так пошел бы за ними, куда бы ни поманили, а Ремус по очевидным причинам права голоса в данной ситуации не имел.       Отловить Хинамори одну, без Снейпа рядом, тоже оказалось просто: эти двое не постоянно проводили время вместе. Она сидела на подоконнике и читала, когда по обоим сторонам от нее плюхнулись Джеймс и Сириус и принялись на два голоса причитать, как плохо приходится каждый месяц их лучшему другу, и как они уверены в том, что Момо может помочь, и как клянутся, что она не пострадает, ее не дадут в обиду.       Лили притаилась за углом и наблюдала, и, когда Хинамори согласилась пройти вслед за Мародерами к убежищу Люпина, чуть ли не захлопала в ладоши, настолько идеально все складывалось.

***

      Капли дождя мерно постукивали по оконному стеклу. Полная луна путалась в голых ветвях деревьев. С недавних пор полнолуние наводило на Северуса тревогу: раньше он догадывался об оборотне в стенах школы, а теперь знал точно, и если Поттер, Блэк и Петтигрю куда-то пропадали именно в полнолуние, то, значит, это определенно было связано. Как связано, Северус не знал, иначе непременно рассказал бы профессорам и даже не счел бы себя доносчиком (разве доносчик — тот, кто сообщает о пожаре или разбойном нападении?), но что именно эта шайка делает с оборотнем, было неизвестно. Снейп был только уверен, что ничего хорошего.       Хинамори не было в Большом зале за ужином, и в гостиную Слизерина она никак не возвращалась — это действительно волновало. Северус мерил гостиную нервными шагами, не зная, стоит ли ее искать и не покажется ли он ревнивым параноиком: может, она где-то с Макдональд, или проводит какой-то свой личный магический ритуал, она никогда не отчитывалась ему, куда и с кем пойдет, и Снейпу в голову бы не пришло требовать таких отчетов. Но дурное предчувствие терзало душу, и поэтому, когда посреди гостиной появилась призрачная лань, Патронус Лили, Северус вздрогнул, сначала приняв ее за привидение. Даже теплая и счастливая энергетика, исходящая от всех Патронусов, ничуть не помогла унять тревогу.       — Мародеры повели Хинамори к Люпину, — сообщила лань испуганным голосом Лили — и исчезла, а Снейп остался застывшей статуей.       Повели ее к Люпину? К оборотню? Эти идиоты на самом деле… а почему нет? Им на все на свете плевать, а Момо попросту не знает, насколько оборотни опасны, она привыкла к другим, она читала о европейских вервольфах и они изучали их на Защите от Темных Искусств, но она может верить, что эти чудовища не настолько потеряны… Как им вообще в голову такое пришло?!       Оцепеневшим Северус был какие-то две секунды, после чего бегом бросился прочь из гостиной.

***

      — Вы анимаги? — удивилась Момо.       — Было сложно овладеть этой магией, но мы справились, — широко и белозубо улыбнулся Джеймс. — Хвост, продемонстрируй!       Питер поднес к виску волшебную палочку, пробормотал заклинание и начал стремительно уменьшаться в размерах — теперь вместо него была крыса. Маленький юркий зверек быстро шмыгнул наверх по Дракучей Иве, нажал на нужную ветку — и Ива замерла, перестав махать ветвями.       — Ух ты, — восхитилась Хинамори.       — Я туда не пролезу, — с досадой признал Джеймс. — А Бродяга — да.       Чтобы превратиться, Сириусу, в отличие от Питера, палочка не понадобилась — он просто шагнул вперед, человеческая форма поплыла перед глазами, как смытая водой акварель, и вот уже вместо человека рядом с ними стоял большой черный пес.       — Значит… идите, — Джеймс растрепал затылок. — Я за вами следом… подстрахую…       — Стойте!       Никогда Момо не видела Северуса таким… испуганным и злым одновременно. Он не наложил на себя Импервиус, и мокрые от дождя волосы липли к лицу, и мантия промокла, но ему, казалось, было плевать.                    — О, Нюниу…       Договорить Поттер не успел. Снейп бросился к нему черной молнией и схватил за грудки.       — Ты слишком много себе позволяешь, — прошипел он ему в лицо. — Что ты о себе возомнил?       — Эй, отпусти! — Джеймс попробовал его оттолкнуть, но хватка Северуса была цепкой.       — Если ты еще раз… еще раз хотя бы посмотришь на нее… в ее сторону… хоть пальцем ее тронешь… я тебя так прокляну!       — Не думал, что ты такой ревнивый, — усмехнулся Поттер.       — Ревнивый?! Ты ведешь мою девушку в логово зверя!       Впервые Снейп сказал о Хинамори «моя девушка» и сам того не заметил. Черный пес низко угрожающе зарычал; почему он до сих пор не примет человеческий облик — Момо не понимала. Вообще ничего не понимала: ей преподнесли все так, будто оборотни на самом деле контролируемы, и ее магия уж точно с такими справится, и если она не была склонна верить ни Поттеру, ни Блэку, то в свои способности верила, как в нечто незыблемое. Изгонять злых духов она умела, этому ее учили с первого года в Махотокоро, и в оммёдо у Хинамори был особенный талант. Чем отличается оборотничество от одержимости злой сущностью — она не понимала. Она сумела победить темного мага, который был в разы сильнее нее, который был ее учителем, и разве вервольф мог быть страшнее?       — Не нервничай так, — попытался продолжать улыбаться Поттер. — Мы просто шутили…       — Шутили?!       Нужно было достать волшебную палочку, но вместо этого Северус поступил на инстинктах — прямо кулаком врезал в это ухмыляющееся нахальное лицо. Джеймс качнулся назад. Момо ахнула. Пес зарычал еще громче, но остался псом, крыса так и продолжала прятаться в ветвях ивы.       — Идиот, ты мне нос сломал!       — Надеюсь!       — Ну все, Нюниус, ты нарвался! Ты за это ответишь! — но ни бросаться с кулаками, ни выхватывать свою палочку Джеймс не спешил. Снейп гордо выпрямился.       — Давай, Поттер, атакуй меня, посмотрим, кто из нас лучше в боевой магии! Атакуй один на один, без помощи своих дружков! Их же здесь, по всей видимости, нет, и даже твой питомец не спешит тебя защищать!       Мгновение Хинамори была уверена, что Джеймс нападет, но он лишь пронзил Снейпа уничтожающим взглядом.       — Разве твоя подружка не справилась бы с этим зверем? Ее магия не такая, как у нас, и Лили говорила…       — Лили? — ахнул Северус. — То есть… тебя на эту идею навела… Лили?       Он побледнел так, что Момо за него испугалась — вдруг ему станет плохо.       — Я бы могла попробовать… — тихо сказала она.       — Нет, не могла бы! — Снейп обернулся к ней. — Не знаю, что они тебе наплели, но там, — он ткнул пальцем в лаз под корнями дерева, — не кицунэ, тэнгу или тануки! Это не тот оборотень, с которым можно договориться или поладить! Это не тот Ремус Люпин, которого все знают вне полнолуний! Это зверь, который хочет убивать, просто убивать, неважно, кого! На животных он не бросится, но на человека — да! Даже если этот человек будет его родной матерью или его ребенком, оборотень его попросту не узнает, когда он — оборотень, и ему не поможет никакое оммёдо, потому что это не та одержимость!       — То есть… — Момо похолодела. Выходило так, что ее вправду вели в логово зверя, который мог ее разорвать… или обратить. Вели, чтобы… чтобы что? Верили, что она может помочь, или врали, желая причинить ей вред? Но за что им ей вредить?       — То есть, твоя магия не поможет? — Джеймс тоже побледнел. — Я… не знал…       — Ты мог бы подумать головой, — бросил Снейп. — Но голова у тебя, очевидно, только для того, чтобы ты трепал свои дурацкие патлы.       — Что там за шум? — услышали они голос Хагрида. Лесничий не представлял такой серьезной угрозы, как завхоз или кто-то из профессоров, его можно было уболтать, но Джеймсу этого явно не хотелось, и, махнув рукой, он зашагал к замку. Черный пес побежал за ним. Момо заметила неуловимо-быстрое движение крысы.       Снейп порывисто обнял ее, не успела она сказать и слова. Обнял и прижал к себе так крепко, как никогда раньше.       — Никогда больше им не верь, — попросил он. — Ни им, ни… Эванс, — признать последнее было больно. Северус не думал, что Лили может быть такой. Что она может намеренно желать кому-то вреда. Хуже, чем просто вреда.       — Ты замерзнешь, — сказала Хинамори.       — Плевать.       Он отстранился от нее: черные пряди волос прилипли к лицу, глаза все еще полыхали какой-то безуминкой. Он волновался за нее, бежал сюда ради нее, он практически подрался за нее… Все ее существо переполнила нежность.       Момо поцеловала Северуса, сжимая в пальцах ткань мантии на его груди, и он ответил, пряча ее в кольце своих рук. Где-то в хижине под землей выл оборотень, Луна Ветров ярко сияла в небесах, омытая дождем, а они целовались и целовались, и ничего этого не существовало — только они вдвоем.