Икигаи

      — Ты ничего не знаешь о дне святого Валентина? — удивилась Мэри.       С тех пор, как Хинамори ее расколдовала, они стали общаться достаточно часто. Мэри оказалась веселой и энергичной девушкой, и словно задалась целью если не показать Момо все интересные вещи в Хогвартсе и Хогсмиде, то хотя бы рассказать о них, как и о Европе в целом. Она рассказывала не менее интересно, чем Северус, и с ней было немного легче в некоторых моментах. В частности, с ней можно было говорить о парнях, причем без капли ревности с ее стороны — Мэри еще с прошлого курса счастливо встречалась с Салливаном из Рейвенкло и они поженились бы после окончания школы, а Салливан на Хинамори не обращал особенного внимания.       — У нас нет дня святого Валентина, — Момо подтянула колени к груди. Февраль здесь был гораздо холоднее, чем у нее на родине — или в этом году так вышло. Пустые трибуны на квиддичном поле продувал ветер, но зато здесь было очень удобно посидеть вдали от посторонних глаз.       — Правда? — удивилась Мэри. — А, ну да, у вас же и святых нет…       Святых не было. У Хинамори все еще не укладывалось в голове, почему христианские святые умирали за веру, почему их за ту самую веру преследовали и каким образом они вдруг стали равны богам-ками. Концепция всесильного и всемогущего единого Бога в ее голове тоже не очень укладывалась — она читала о нем, о Деве Марии и Иисусе, но поверхностно, просто чтобы знать, в честь чего здесь празднуют Рождество и Пасху. И все же человек редко мог стать кем-то равным божеству.       — Ну так вот, — принялась рассказывать Мэри. — Святой Валентин, то есть, тогда просто Валентин, жил в III веке нашей эры в Риме, в городе Терни, когда при власти был жестокий император Клавдий II. Он много воевал, а воинов ему не хватало, и он решил, что все это потому, что его солдаты влюбляются, женятся, у них появляются дети и они больше заботятся о своих семьях, чем о войне. Иногда даже уходят из армии из-за этого. Тогда император запретил легионерам жениться во время службы, и, тем более, нельзя было венчаться по христианским традициям. Но, конечно, влюбляться запретить не смог бы никакой император… Валентин же был полевым врачом и заодно священником. И христианином. Жалея влюбленных, он нарушал закон, втайне венчая их. Кроме того, он мирил тех, кто ссорился, писал за легионеров влюбленные послания и дарил молодоженам цветы. Но долго все это делать тайком он не мог, кто-то донес, император обо всем узнал, Валентина арестовали и приговорили к казни. В ожидании приговора Валентин влюбился в слепую дочь тюремщика, которая навещала его, и перед казнью отправил ей письмо, подписав его «От твоего Валентина». Когда она получила это письмо, то прозрела. И так как казнили Валентина четырнадцатого февраля, то с тех пор и повелось именно в этот день дарить возлюбленным открытки. Иногда дарят не только открытки, а, например, шоколад, но принимать шоколад от мужчин стоит осторожнее, это знак особого внимания.       — Грустная история, — печально сказала Момо.       — Ну да, — не стала спорить Мэри. — Все истории о святых — грустные. Или почти все. Зато получать открытки приятно… если они не пропитаны уксусом или гноем бубонтюбера.       — И такое бывает? — удивилась Хинамори.       — Всякое бывает, хотя мне таких и не дарили… А ты подаришь Северусу открытку? В день святого Валентина в Хогвартсе работает анонимная почта, и, конечно же, будут танцы.       Про танцы Момо знала — соседки по спальне начали обсуждать наряды еще в конце января, и ее тоже вовлекали в обсуждения; после Рождества отношение Крэбб и остальных к Хинамори заметно потеплело. Наконец получив Розье себе в женихи, Вирджиния больше не боялась его потерять, а остальные девушки тем более не были особенно предвзяты к новенькой.       — Если подарю — это будет намек? — спросила она.       — Просто выражение чувств. Это же будет открытка, а не коробка конфет. Можешь купить или сделать самостоятельно. Уверена, Северус тоже пришлет тебе открытку, — широко улыбнулась Мэри. — Он же пригласил тебя на танцы?       — Пока нет, — смутилась Момо.       — Тогда пригласит, — не усомнилась Макдональд. Вдруг по ее лицу пробежала тень задумчивости.       — Хочешь, открою тебе секрет? — наконец спросила она. — Мы с Салливаном выяснили в прошлом году. В Хогвартсе есть одна комната… особая. Она выполняет желания.       — Желания?       — Эта комната находится на восьмом этаже, напротив гобелена с изображением Варнавы Вздрюченного, который учит троллей балету. Нужно трижды пройти туда-сюда, думая о том, что тебе надо туда попасть, и она появится. И там может быть все, что угодно, кроме еды и питья.       — Ого, — протянула Момо. — Спасибо.       — Я бы тебе этого никогда не рассказала, но так как ты сделала мое лицо нормальным — комната на день святого Валентина в твоем распоряжении, — усмехнулась Мэри. — То есть, в вашем.

***

      Пригласить Хинамори на танцы Северус хотел как-то по-особенному, не просто догнать и спросить «пойдешь со мной?», а сделать это в более романтической обстановке, но в какой будет лучше — понятия не имел. Романтика никогда не была его стихией, а Момо вдобавок была не из тех девушек, к которым он привык, и нравиться ей тоже могло не то, что всем. Но тянуть время тоже не стоило. Ее мог пригласить кто-то другой, и что, если бы она согласилась?       Звезды любят все, рассудил Снейп. Хинамори нравились уроки Астрономии, чего она не скрывала, и после очередного урока Северус знаком попросил ее остаться. Тайком пропасть с глаз профессора Синистры было совсем не сложно, и занятие проходило вместе с Хаффлпаффом, а не с Гриффиндором, поэтому никто и не думал им мешать, и когда урок закончился, на Астрономической башне осталось только двое студентов. Единственным минусом был холод, но ночь выдалась безветренной, и поэтому почти теплой, да и одевались они для Астрономии в утепленные мантии, а кто-то — и в шапки.       Полярная звезда ярко сияла посреди темного полотна неба.       — У нас она называется Мёкэн, — сказала Момо. — «Тот, кто видит все». Он повелитель звезд, управляет их движением на небе, а на земле — управляет судьбами людей.       — А Орион? — указал Снейп глазами на созвездие.       — Содэ-боси, «звездный рукав». Есть много названий, но мне больше всего нравится это. Будто девушка вытянула руку в сторону, — демонстрируя это, Хинамори сама отвела в сторону правую руку. — А вон те звезды, одна красная, вторая белая… Бетельгейзе и Ригель… есть легенда, что это звезды кланов Тайра и Минамото. Когда-то очень давно они воевали между собой, и все Тайра оказались истреблены.       — Почему они воевали? — Северус поежился. Звезды показались ему источающими холод.       — Из-за власти, — отозвалась Момо. — Будто бывают войны из-за чего-то другого… Тайра стали слишком влиятельными, а Минамото это, понятное дело, не нравилось.       — И император не пытался их остановить?       — Императора никто не спрашивал.       — Императора? — удивился Снейп. — Не спрашивали?       — Ну да. Наш тенно совсем не такой, как ваши короли. Он скорее жрец, чем правитель, и долгие годы его отстраняли от власти. Уважали, почитали, боготворили, но на деле он не решал ничего. Только Муцухито-тенно стал править сам.       — А маги? У вас же есть министр магии?       — Конечно, — тонко улыбнулась Момо. — Она есть.       — Она?       — Это всегда женщина. Верховное божество синтоизма — Аматерасу, женщина, богиня солнца, поэтому и главной среди магов должна быть именно ведьма.       — Среди наших министров тоже были женщины, — сказал Снейп. — Но не только. А как у вас называется Млечный путь?       — Небесная река, — почти пропела Хинамори. — Аманогава. Есть легенда… Принцесса Орихиме, дочь небесного повелителя, полюбила волопаса Хикобоси. Но она была не просто принцессой, а и искусной ткачихой, и ее жизнь вовсе не состояла из развлечений и праздности, как и жизнь ее возлюбленного. Любовь же их застила им глаза так, что они совершенно забыли о выполнении своих обязанностей, и отец Орихиме разгневался на них. В гневе он разделил их Небесной рекой, и с тех пор встретиться они могут лишь раз в году — в седьмой день седьмого месяца. В этот день проходит фестиваль Танабата.       — Праздник в честь влюбленных? — тут же уцепился за это Снейп.       — Вроде того. Хотя никого из них не казнили, как святого Валентина, — Момо глянула в сторону Северуса с лукавой улыбкой.       — Я… я хотел пригласить тебя на танцы, — сказал он. — Прости, что не сделал этого раньше. Ты же никому еще не обещала?       — Мне не хочется обещать никому, кроме тебя, — очень тихо ответила Хинамори.       Не выдержав больше, Снейп притянул ее к себе, обнимая. Момо была прекрасна во всем, и он влюбился в нее не за это, но рядом с ней, кроме прочего, он чувствовал себя нужным. Не невесть как оказавшимся в ее обществе, а действительно нужным ей, и не вопреки чему-то, а просто так — и с каждой секундой она становилась нужна ему все больше. Не так, как Лили. Иначе. Сравнивать их с Лили было невозможно.       — Я очень тебя люблю, — сказал он ей в макушку. Хинамори промолчала, но прижалась крепче — про чувства она почти ничего и никогда не говорила, но исходящее от нее тепло и ее сияющие глаза были красноречивей слов.

***

      День святого Валентина, как всегда, с самого утра был шумным. По школе порхали голуби — хотя обычно письма разносили совы, для такой частой доставки почты эти птицы были не так удобны. Голуби же, маленькие, юркие и все до единого белые, доставляли письма быстрее и заодно своим цветом символизировали чистоту и невинность.       Началось все на завтраке, где, вдобавок, большинство блюд имели форму сердечка. Белый голубь опустился на плечо, казалось, каждому старшекурснику и старшекурснице, а к кому-то прилетело целых две или три птицы. Глорию Гринграсс окружила целая стайка: она была красивой, еще никому не давала никаких обещаний и поговаривали, что в ней течет кровь вейлы.       Хинамори протянула руку, и на ее запястье опустилась белая голубка. По тому, как покраснел Северус, сразу можно было понять, кто прислал ей открытку — изящную карточку с нарисованными на ней цветами персика и… иероглифами. Надпись сообщала «Я люблю тебя», и была правильной. Ни единой ошибки в начертании, и выписаны иероглифы были очень аккуратно, будто писал опытный каллиграфист.       — О, Северус, — тихо ахнула Момо. — Это…       — Я нашел учебник японского, и попробовал, — виновато сказал он. — Не знаю, как получилось.       — Прекрасно получилось! И эти цветы — ты их сам рисовал?       Снейп густо покраснел.       — Ну… да. Но в них тоже нет ничего особенного…       — В них все особенное, — заулыбалась Хинамори. — Спасибо.       От смущения Северуса отвлек другой голубь, севший ему на плечо и требовательно курлыкнувший, привлекая к себе внимание. Открытка от Момо тоже выглядела просто — хотя было принято дарить открытки, аляповатые до вульгарности, но Снейп терпеть не мог перебор украшений, и, оказалось, не прогадал. Хинамори тоже обошлась только рисунком и надписью, но не на японском, а на английском, и это было не просто признание в любви, а стихи.       «Летят журавли       чрез Небесную реку,       где я тебя жду.       Нас не разделит время.       Пространство — посмеет ли?»       Это было мало похоже на любовное стихотворение. Совершенно не похоже — и все-таки каждая строчка была о любви. Даже первая, о журавлях: Северус вычитал, что в Японии эти птицы символизируют верность влюбленных. Нарисованы на открытке были тоже они, а еще — листья неведомого ему дерева и какие-то горы.       Зачарованный, Снейп не сразу сообразил, что отправительница открытки сидит рядом.       — Это… — он прижал карточку к груди. — Это очень… это…       — Я не мастер стихосложения, — довольно-смущенно сказала Момо. — И художник из меня посредственный.       — Вовсе нет, — Северус покачал головой. Если бы можно было поцеловать ее прямо сейчас — он бы поцеловал, но они находились в Большом зале, где все их видели. — Ты чудесная.       — Я же говорила, — сказала Алиса за столом Гриффиндора. — Северус сразу в нее влюбился.       Лили сердито фыркнула. Несмотря на то, что свою открытку она получила, все равно было обидно, хотя бы потому, что обычно на день святого Валентина получала две — от Джеймса и от Северуса. Сейчас Снейп не прислал ей даже самой простенькой карточки. Никакой. Зато прислал новенькой, а ее открытку прижимал к сердцу, тогда как послания от Лили как можно быстрее прятал. Как же иначе, если она была магглорожденной, а эта японка — чистокровной?       — Тебе же он не нравится, — заметила Алиса.       — Раньше — нет, — проворчала Лили.       — А теперь — да?       Вместо ответа Эванс яростно ткнула вилкой в пудинг. Да или нет — она не знала. Как жених, Снейп был не так перспективен, как Джеймс. В намерениях Поттера Лили уверена не была. Все шло как-то не так — когда Северус исчез из ее жизни, все утратило… правильность. Будто из мозаики выпал один пазл, и она перестала быть идеально-цельной.       Алиса медленно поднесла к губам свою открытку — украшенную бумажными кружевами и лентами, с изображением розовой розы в центре. Фрэнк, сидящий напротив и чуть поодаль, смущенно отвел глаза. Лили посмотрела на подаренную ей карточку — не менее шикарную, украшенную лентами, тесьмой и даже бисером. Все это множество деталей говорило о любви, но почему-то Лили думала, что не одна она получила валентинку от Джеймса Поттера.       Впрочем, на танцы Джеймс пригласил именно ее, и Лили согласилась, но все еще не знала, рада ли этому.