Икигаи

      Сколько длился поцелуй — Северус не смог бы сказать. Ему казалось, что вечно. Он не был мастером поцелуев, он знал об этой стороне жизни лишь от соседской девчонки — другой, не Эванс — которая была старше года на два и в одно лето предложила Снейпу научить его «кое-чему». Ее звали Грета, она была из семьи, которая считалась еще беднее и ниже по статусу, чем семья Северуса, говорили, что ее мать подрабатывает тем, что продает себя, и что она займется тем же; когда мать увидела Северуса рядом с ней, то устроила дома скандал, угрожая, что если он будет продолжать общаться с «этой» — то все расскажет отцу. Снейп перестал общаться с Гретой, и целоваться с ней ему не понравилось. У нее всегда неприятно пахло изо рта и она всегда смеялась над ним, называя «малышом» — это был неприятно и гадко. Северус общался с ней лишь затем, чтобы знать, как вести себя с девушкой, если однажды Лили… хотя дальше поцелуев и кое-каких рассказов у них с Гретой дело не зашло.       Сейчас Снейп не думал ни о Грете, ни о Лили. Вообще ни о чем. Была только Хинамори, ее губы и окружающая их обоих ее пламенная энергетика. Она пахла нежным сладким цветочным ароматом, ее губы были горячими и податливыми, и…       …Боже.       Понимание накрыло Северуса лавиной. Момо отстранилась первой — или он первым, это тоже осталось непонятным.       Они заговорили одновременно:       — Момо…       — Северус…       Это было еще более неловко. Снейп кашлянул в кулак, делая вид, что совершенно не смущен.       — Понимаешь…       Снова вышло хором. Хинамори рассмеялась. Северус досадливо цокнул языком, дернул подбородком: говори.       — Скажи ты, — ответила она.       — Хм…       Как ей сказать? Что ей сказать? Что у него есть Лили? А разве у него есть Лили? Что он хочет встречаться с ней, с Момо? А разве так можно? Если бы она была обычной ученицей Хогвартса, Снейп обязательно так бы сказал, понял он. Он прямо сейчас бы сделал ей предложение. Но она не была обычной ученицей Хогвартса и не могла ею быть.       Лили… Лили исчезла. Любовь к ней, больная, похожая на одержимость, растаяла в рассветных лучах нового солнца. Лили Эванс была не для него и Северусу было все равно, что она — не для него.       Он тоже был не для нее. Они могли дружить, но не больше; даже дружба у них складывалась совсем не такая теплая и крепкая, как следовало бы тем, кто дружит с детства. Отношения Мародеров были крепче.       — Лучше скажи ты, — попросил Снейп.       Щеки Хинамори покрылись легким румянцем персикового оттенка.       — Я… я не знаю, — проворчала она. — Это ужасно сложно. Я же не навсегда приехала. И Эванс…       — Что Эванс?       — Вы же близки?       — Больше нет, — Северус даже головой мотнул в знак доказательства. — Больше точно нет. Мы и не были. Мы просто выросли вместе, и все.       — Но я все равно приехала не навсегда, — Момо потерла стремительно краснеющие щеки. — Я вернусь домой.       — Давай вернемся пока что в школу, — спохватился Снейп. — Здесь холодно.       Путь обратно до замка они проделали в молчании. Хинамори смотрела в другую сторону, не на Северуса, и неловкость становилась почти физически ощутимой. В гостиной, все такой же украшенной и наполненной ароматами еды, легче не стало.       Момо села на диван, подтянув колени к груди. Северус уселся рядом, не зная, можно ли, но так как она даже не отодвинулась — очевидно, было можно. Она помолчала, а потом очень тихо сказала:       — Ты обо мне ничего не знаешь.       Спорить было бы глупо — Северус действительно знал о Хинамори очень мало. Почти ничего, кроме ее имени и статуса крови. Она многое рассказывала о Японии, но очень мало — о себе. Снейп это понимал и сам о себе тоже рассказывать не стремился, потому что история бы вышла печальная и жалкая: Коукворт, вечно уставший отец, их с матерью ссоры, серые будни, покрытые угольной пылью…       — Я… — Момо смотрела перед собой, куда-то вдаль, сквозь стены, сквозь время. Северусу стало не по себе от ее вида. — Я… убила человека.       — Что? — Снейп вздрогнул.       — Это был мой учитель. Айзен Соуске. Наверное… наверное, я любила его. Это была первая любовь. Или не любовь, а восхищение… впрочем, какая уж теперь разница. Он преподавал Чары, и я была его любимой ученицей. Лучшей ученицей. Он занимался со мной дополнительно, разглядев во мне особый талант, и учил не только тем заклинаниям, которые мы проходили в общей программе, но и… другим. Опасным. Смертоносным. Убивающим. Не знаю, почему он это делал. Возможно, он хотел воспитать из меня свою последовательницу. Скорее всего, он просто думал, что я не научусь. Мы обходились только теорией, сложно научиться чему-то, не имея практики… а потом…       Северус слушал, превратившись в статую и впитывая каждое слово. Начали пропадать девушки, Хинамори вошла в класс и учитель напал на нее, но она успела выставить щит и не дала ему выбить свою палочку…       — Это была темная магия, — мрачно продолжала Момо. — Я знала, что темная. Я читала о заклинаниях, которым Айзен меня учил. Я знала их наизусть, до последней буквы, до последнего слога. Я только не применяла их. Но когда я поняла, что иначе он меня убьет… я применила.       Она подняла руку. Широкий рукав мантии сполз вниз, открывая тонкое бледное запястье. Хинамори сжала и разжала пальцы.       — Хаджике, — одними губами проговорила она. — Это… это был огненный шар. Он врезался Айзену в грудь, но не испепелил его, а вроде как вошел внутрь и стал мечом в его груди. И он упал мертвым. Потом я сказала, что его заклинание срикошетило от моего талисмана. Оно действительно срикошетило, и это дало мне возможность контратаковать, но… но не это его убило, а я.       — Ты же защищалась, — возразил Снейп. — Это была битва и ты победила. Это не убийство.       — Убийство, просто в особых обстоятельствах, — упрямо сказала Момо. — Хуже всего, что я не сожалею. Я любила его и восхищалась им, но когда поняла, что он все это время мне лгал и я была для него разменной монетой — это восхищение исчезло. Все исчезло. Я даже рада, что смогла его убить, потому что если бы у него получилось провести тот ритуал — он бы стал бессмертным.       — Постой, — озарило Снейпа. — Когда мы проходили боггартов…       — Да, — Хинамори скривила губы. — Это был он. Я не боюсь, что он станет призраком и будет меня преследовать, но… я сама кажусь себе его призраком. Или казалась. Я говорила его словами, писала его почерком, читала те книги, что он мне давал, даже чай пила тот же! Я хотела подражать настолько, что стала зеркалом… и отразила иллюзию. Того, кем он на самом деле не был. Цветы в зеркале, луна на воде…       — Но его больше нет, а ты здесь, и ты — это ты, — твердо сказал Северус. Что еще сказать — он не знал, а утешать не умел, и сам был немного шокирован этой историей, хотя думал, что после раскрытия тайны Люпина-оборотня его уже ничто не способно удивить. И тут эта прекрасная нежная и хрупкая девушка вдруг признается, что совершила убийство, более того — что выполнила сложную магию, до того зная ее только в теории.       — Да, я — это я, — кивнула Момо. — Я вернула себе себя. Теперь точно вернула. После этого праздника, после… — она покраснела. Снейп невольно опустил взгляд на ее губы. Намного проще было бы продолжать целоваться или продолжать есть приготовленные ею блюда, но… они должны были поговорить. Именно сейчас, когда никто не мог их услышать.       — Но даже так, — Момо виновато посмотрела на Северуса. Наконец-то на него, а не вдаль и не сквозь. — Я все равно уеду в Японию. Наверное, нам надо… остаться друзьями. Просто друзьями, — вроде бы этими словами принято обозначать расставание, но говорила Хинамори не так, как человек, который кого-то бросает или отвергает. Совсем не так. Ей было жаль, и Снейп это чувствовал. Она не хотела оставаться просто друзьями.       — Ты меня любишь? — вырвалось у него само собой. Момо широко распахнула глаза.       — Я…       Любовь для нее было слишком громким словом. Та самая, всеобъемлющая, которая в историях побеждает смерть — это было что-то несуществующее. Даже в случае Айзена она не понимала, что чувствовала — любовь или всего лишь преданность. Она не привыкла говорить прямо и четко, в чем еще находила свое отличие от европейцев, которые выражали свои мысли так, как есть, не завуалированно. Иногда они врали, но ложь, полуправда и завуалированная истина — разные вещи.       И чем Момо тогда отличается от Айзена, если привязывает к себе человека и лжет ему? Или не лжет? На Самайн она видела в зеркале его. Она хотела видеть его чаще, говорить с ним, радовать его, и целоваться с ним было восхитительно приятно, и если бы он был японцем — она бы не колебалась ни секунды.       — Если и да… — начала Момо, но Северус ее перебил.       — Не надо «если»! Ты меня любишь, и я тебя люблю, и…       — Любишь? — ее глаза распахнулись еще шире, хотя казалось, это невозможно.       — Ты правда удивлена? — Снейп нервно хохотнул. Он тоже был удивлен, он много думал, анализировал, пытался осознать — и осознал. В тот момент, когда его губы коснулись ее губ, все как будто встало на свои места, и осознание пришло, растеклось по жилам теплым ароматом персиковых деревьев. Он ее любит. Не Лили. Момо. Неважно, откуда она, неважно, кто она, неважно, что было в ее прошлом — он ее любит.       — Немного, — отразила нервную усмешку Хинамори. — Но…       — Но до конца года еще есть время, — снова перебил ее Северус. — У нас еще есть время. Может… за это время…       Может, они друг друга разлюбят. Может, разлюбит кто-то один. Может, Момо решит остаться в Британии. Может, Снейп решит уехать в Японию.       Будто прочитав его мысли по лицу, Хинамори медленно кивнула.       — Ты прав. Давай… не будем друзьями.       Она нежно улыбнулась, и Северус легко поцеловал ее в эту улыбку.

***

      Последние два дня каникул пролетели быстро — как один миг. Они с Момо все время были вместе, и раньше тоже, но после объяснения это совместное времяпровождение ощущалось иначе, пусть они и не целовались больше, и тем более Снейп не позволял себе заходить дальше — зато мог накрыть ладонью ее руку, когда они сидели рядом. Мог заправить ей за ухо непослушную прядь волос. Мог словно невзначай коснуться.       В первую ночь нового года ему приснилась та самая ладья, на которой плыли божества: она покачивалась на волнах моря, бескрайнего, и небо словно было его продолжением — или море тоже было небом. Когда Северус рассказал про это Момо, она обрадовалась и сказала, что это к большой удаче. А что ей самой приснилось — не сказала; точнее, ответила «ничего». Снейп не поверил, но и расспрашивать не стал.

***

      Он ложился спать в пустой спальне среди тишины, а проснулся, когда комната была наполнена голосами вернувшихся в школу однокурсников — веселыми и немного раздраженными.              — Держи! — Уилкис пихнул ему в руки коробку шоколадных лягушек, — С Рождеством!       Снейп терпеть не мог подарки, в основном потому, что не имел возможности ничего подарить в ответ и чувствовал себя обязанным, поэтому с друзьями они раз и навсегда договорились — или ничего не дарить, или дарить сладости. На сладости Северусу бы хватило, и Альфреду досталась такая же коробка, Мальсиберу — набор драже «Берти-Боттс», а Розье — сахарное перо.       Розье выглядел совсем не как отдохнувший человек после рождественских каникул. Тяжело плюхнувшись на свою кровать, он взъерошил волосы и упавшим тоном сказал:       — Мы с Крэбб теперь помолвлены.       — Да ладно! — присвистнул Мальсибер.       — Что-то ты не рад, — заметил Уилкис.       — Да я… рад… не знаю, — Эван цокнул языком. — Я ее не люблю. Не сказал бы, что она мне противна, не противна, она милая… но я ее не люблю. Она жеманная, чопорная, и вдобавок не так уж красива. И я знал, что однажды женюсь не по любви, я всегда это знал, но… черт, — он снова взъерошил волосы. — Смотрю на Пандору и хочется рыдать, — с его губ слетел нервный смешок. — Почему моя кузина выбрала в мужья того, кого любит, а я возьму в жены ту, кого должен? Потому, что я наследник рода?       — Именно поэтому, — пожал плечами Мальсибер. — Вряд ли кто-то из таких, как ты, бывает доволен супругой, лорд Розье.       Эван бросил в него подушкой. Снейп отвел глаза, чувствуя непонятное торжество — или понятное, потому что знал, что Эвану нравится Хинамори, и что Хинамори Эван не нравится, а он, Северус — нравится. Более того. Оказалось приятно стать более удачливым соперником, пусть они с Розье и не соперничали.       Или не очень удачливым, потому что Момо все равно уедет, но… но Снейп изо всех сил надеялся, что у них получится не расстаться.