Икигаи

      Огромная елка в Большом зале переливалась огнями, украшенная блестящими игрушками, свечами и мишурой. Зачем она нужна, если народу в Хогвартсе на Рождество оставалось мало, Северус не понимал, но теперь был рад, что елка есть и что она именно такая пышная и яркая — потому что эту елку видела Хинамори.       Ужин двадцать четвертого декабря был праздничным, несмотря на малое количество празднующих: Дамблдор, МакГонагалл, Флитвик и Спраут; из учеников, кроме Снейпа и Момо — шестикурсники Эвелинн Браун с Хаффлпаффа и Флориан Фортескью с Гриффиндора, и семикурсники Ксенофилиус Лавгуд и Пандора Розье с Рейвенкло. Всех их Северус знал только по именам, кроме Ксено и Пандоры — эти двое были известны всей школе. Парочка одинаково чокнутых гениев, даже внешне похожих, будто брат и сестра, но родственниками они точно не были. Когда они начали встречаться, не знали даже главные сплетницы Хогвартса, словно они уже приехали в школу, будучи парой. Такие счастливые влюбленные, что просто смотреть на них и то было приторно.       Снейп отвернулся от сладкой парочки и замер — в зал вошла Хинамори. Не в платье, в обычной мантии, и все же она выглядела не так, как всегда. Она сделала другую прическу, заколов волосы в пучок острыми тонкими заколками, и это ей очень шло — лицо смягчилось, а открытая шея казалась особенно… соблазнительной.       — Здравствуйте, — сказала Момо.       — А… да… здравствуйте! — Северус усилием воли вернул себя в реальность. — Вы прекрасны, миледи.       — Вы тоже, — искренне ответила она.       Уже второй раз Хинамори так говорила, и даже если это было из вежливости, звучало так искренне, что было приятно. Снейп учтиво предложил ей руку, провожая к накрытому столу.       Смысла сидеть за столами разных факультетов не было, и по приглашению Дамблдора, как всегда бывало на Рождество, они расселись за одним — профессорским, ломящимся от разнообразных рождественских блюд: индейка, гусь, кролик, ростбифы, разнообразная рыба, пудинг с изюмом и много других сладостей. Вместо мяса Момо пододвинула к себе блюдо с осетром, аккуратно и ловко отрезая кусочек рыбы. Северус взял вилку и нож, медленно отрезая кусочек гусятины — мягкое, с хрустящей корочкой и нежным жиром, мясо таяло на языке, а сладковатый и пряный соус из яблок идеально дополнял вкус. Дома они не могли позволить себе гуся на Рождество. Даже Эвансы ограничивались более дешевой индейкой.       Чтобы в просторном зале не было очень тихо, домовики заиграли музыку: ноты старинной колядки ласкали слух. Хинамори притихла, отвлекшись от еды, прислушалась.       — Тихая ночь, дивная ночь… Дремлет все, лишь не спит в благоговенье святая чета, чудным младенцем полны их сердца… — запела Пандора. Ее голос переливался в такт звону колокольчиков.       Младенец Христос… Момо знала о христианстве, но это было для нее красивой сказкой и не более. Ее боги были другими, и она пожалела, что здесь их нет. Здесь им нет места. Здесь в елке не поселится Тосигами-сама, сюда не приплывут Семь богов счастья… Европейский бог не услышал бы ее и не очистил бы ее душу, в то время как ей необходимо было очищение, поэтому вместо мяса она и ела рыбу. Осетр был приготовлен великолепно: его сладковатый привкус, отдаленно напоминающий орех, переплетался с легкой солоноватостью морской волны и нежной сливочностью. Украдкой Хинамори поглядывала на Северуса — тот тоже был занят едой.       Неожиданный хлопок заставил всех вздрогнуть — Флориан широко и виновато улыбался, весь усыпанный конфетти из взорванной им хлопушки. Эвелинн рассмеялась, и за ней рассмеялись все, даже Снейп чуть улыбнулся — слишком забавным был Фортескью.       — Если все наелись, — провозгласил Дамблдор, — приступим к играм!       Он взмахнул рукой, и свет в зале стал приглушенным, а посреди стола появилась глубокая миска. Сначала в миску словно сами собой, повинуясь заклинанию, высыпался изюм, потом бутылка наполнила миску бренди, и наконец содержимое подожгли — также магией.       — Позвольте, я объясню правила для мисс Хинамори, — сказал Дамблдор. — Эта игра называется «Хватка Дракона», и правила состоят в том, чтобы по очереди хватать изюминки и есть их. Кто наберет больше, тот и победил.       — Будете участвовать? — тихо спросил Северус. Эта игра входила в число самых ненавистных ему — он никогда не успевал наловить достаточно изюма и не видел смысла в том, чтобы обжигать рот и руки. Но Момо казалась заинтересованной, и когда она кивнула, подходя к миске, Северус последовал за ней — если уж такая хрупкая леди участвует, то стыдно остаться в стороне. К тому же, он заранее приготовил средство от ожогов — просто на всякий случай.       Чья очередь будет первой, выясняли по жребию, и жребий выпал Эвелинн Браун. Поймав всего лишь одну изюминку, она ойкнула и выронила ее из рук. Следующим был Ксено, которому удалось выловить целых три изюмины. Пандора не играла — ее больше занимали обожженные руки Лавгуда. Флориан вытащил четыре изюминки, на пятой весело заругался, затряс кистями и отступил.       Пришла очередь Северуса, и он, покосившись на Момо, подумал, что не хочет в ее глазах выглядеть слабым даже в мелочах. Нужно просто сконцентрироваться. Потом настойка растопырника все исправит.       Он решительно протянул руку, схватив первую изюмину: скорость тоже решала дело, задержав руку дольше, обжигаешься больше. Есть изюм было не так обязательно, кто хотел — тот ел, Снейп просто бросил на салфетку. Вторая изюминка, третья, четвертая — он наловил шесть, и больше не смог. Пальцы будто горели, но ему удалось обойти всех, и, хотя эта игра была идиотской, отчего-то он почувствовал торжество.       Момо тоже шагнула к миске, где плавало еще десять изюмин. Когда она приблизилась, огонь на поверхности воды словно вспыхнул ярче. Северус поджал губы: неужели и она попробует? Она ни разу в такое не играла… но настойки растопырника хватило бы и на двоих.       Ловко она схватила первую изюминку, вторую, третью, четвертую… Эвелинн ахнула, зажав рот ладонью. Даже Пандора и Ксенофилиус отвлеклись друг от друга, с удивлением взирая на то, как Хинамори вынимает изюм из огня — будто из обычной воды, при этом не используя Глациус: магглы не замечали изменений в огне из-за этих чар, но любой маг бы заметил, да и во избежание мухлежа эту магию на время игры должен был блокировать кто-то из профессоров. Огонь был настоящим, но он просто не обжигал ее руки, и, одну за другой, Момо достала все оставшиеся десять изюминок и сдержанно поклонилась на раздавшиеся аплодисменты — хлопали даже профессора, до того снисходительно наблюдавшие за игрой и вполголоса переговаривающиеся о чем-то своем.       Не обращая внимания ни на кого, Северус схватил Момо за руки — на тонких ладошках не было ни единого ожога, даже кожа не покраснела.       — Вы…       — Я потом расскажу, — сказала Хинамори. — Позаботьтесь лучше о себе.       — Потом, — отмахнулся Снейп.       — Мисс Хинамори наш победитель! — не без удивления объявил Дамблдор. — Какой вы желаете приз, миледи? На выбор: десерт «Персик Мельба»…       — Десерт! — не дослушав, выбрала Момо, и Снейп усмехнулся краем губ: она действительно очень сильно любила персики. Зная, что значит ее имя, это вправду выглядело забавным.       — А теперь давайте играть в жмурки! — хлопнула в ладоши Пандора.       Снейп закатил глаза. Хуже жмурок была только игра в «ты там, Мориарти?» когда лежащие на полу люди били друг друга по голове свернутой в рулон газетой, и пока все дружно убегали от Ксенофилиуса, он уселся на скамейку под стеной, чтобы обработать руки: приманив к себе мисочку со стола, наполнил ее зельем из флакона и опустил туда обожженную правую кисть. Рядом опустилась Хинамори с вазочкой, наполненной сливочным мороженым, смешанным с перетертыми персиком и малиной.       — Очень вкусно, — сказала она, облизнув ложечку. Покосилась на миску Снейпа, и сочувственно сказала:       — Это ужасная игра.       — Считается веселой, — хмыкнул он.              — И вам весело?       — Нет, но остальным было весело. А вам? Вам не нужен растопырник?       Момо покачала головой.              — Вы видели, что не нужен.       — Как так вышло? — одними губами спросил Снейп. Их никто не слушал: Флитвик разливал по бокалам бренди, Ксенофилиус поймал Пандору и теперь она с завязанными глазами ловила остальных, стремясь найти именно своего парня.       — Я приручила огонь, — тихо ответила Хинамори. Северус поперхнулся — эта девушка постоянно его удивляла.       — Как?..       — Договорилась с ним. Только с огнем, с другими стихиями — нет.       — Но как это возможно?       — Это невозможно, — усмехнулась она. Снейп моргнул.       — То есть, вы шутите?              — Не шучу, но это невозможно. И все же я это сделала. Но не скажу, как.       — Не нужно, — понимающе кивнул Северус. — Я уважаю ваши тайны. Но вы… это… восхитительно.       — Огонь восхитителен, — согласилась Момо. — Это особенная стихия. Кажется, что она гораздо чаще приносит разрушение, чем созидание, но на самом деле жизни в огне гораздо больше, чем смерти.       — М-м… возможно, — сдержанно согласился Снейп.       Тем временем игра в жмурки закончилась, и Пандора заявила:       — Давайте теперь играть в «Кражу белого хлеба»!       Хинамори успела доесть свой выигранный десерт, руки Северуса зажили, и он встал вслед за Момо, которая решила участвовать. Правила теперь объяснял не Дамблдор, а мисс Розье:       — Хранитель хлеба должен встать спиной к остальным и охранять булку. Остальные должны осторожно и тихо подкрадываться со спины. Тот, кого хранитель хлеба успеет схватить — станет следующим хранителем. Схватить — это значит обнять, иначе не считается! — уточнила она.       Очередной идиотизм, но Хинамори пожелала участвовать, и Снейп тоже — сам не знал, почему, но ему ужасно не хотелось, чтобы ее обнимал какой-то Фортескью или Ксенофилиус, а в игре он мог бы помешать этому.       Первым водил Флориан — отвернулся спиной к стулу, на котором лежала булка. Эвелинн и Пандора обменялись понимающими взглядами. Сделав знак остальным не двигаться, Розье сама шагнула назад. Эвелинн же ступила вперед, к Фортескью.       Естественно, это была не просто игра. Это был повод нарушить извечное правило запрета на прикосновения.       Очень-очень тихо Эвелинн подобралась к Флориану, и хотела быстрым движением выхватить булку, но, конечно же, не успела и оказалась схваченной сама. Флориан нервно заулыбался, щеки Браун вспыхнули, но они не отпрянули друг от друга так уж поспешно.       Став хранительницей хлеба вместо Фортескью, Эвелинн обняла Пандору, Пандора, заняв ее место, повисла на шее у Ксенофилиуса, и они поцеловались, ничуть не смущаясь чужого присутствия — помолвленные, они могли не обращать внимания на приличия тогда, когда этого не требовалось.       — Давай ты следующий! — сказал Фортескью Снейпу, и тот не стал спорить, обернувшись спиной к залу и лицом к булке. Кто будет воришкой хлеба, он знал заранее — вряд ли Эвелинн или Флориан, и тем более не Ксено с Пандорой. Это будет Хинамори, и он сможет безнаказанно и полностью законно ее обнять. По-настоящему, а не так, как в танце. Почему-то у Северуса начали подрагивать руки.       …или она попросту выхватит булку у него из-под носа и он не успеет ее поймать — кто знает, насколько быстрая у Момо реакция? Кто знает, захочет ли она поддаваться, как поддавались Браун и Лавгуд?       Зачем ей обниматься с ним?       Позади послышался легкий шорох. Снейп напрягся: раз… два… три…       Краем глаза он уловил тень, и быстро развернулся, заключив Хинамори в объятия. Прижал ее к себе, зарылся носом в волосы — она пахла цветами, персиками и пламенем. И она не сопротивлялась, наоборот, в ответ доверчиво прижалась к нему. Теплая, даже горячая, пылающая.       Северус разомкнул руки, когда понял, что голоса вокруг затихли, но оказалось, это не потому, что все уставились на них — Эвелинн и Флориан целовались так же увлеченно, как Ксено и Пандора.       Хинамори все еще стояла рядом. Очень близко. Если бы Снейп наклонился совсем чуть-чуть, он бы тоже смог поцеловать ее. На Рождество — можно, на Рождество стирались границы приличий… но она была другой, она до сих пор даже ни разу не отмечала этот праздник, и хотя она без стыда говорила о фаллосах, что-то подсказывало Северусу, что к поцелуям она не готова.       Или? Можно попробовать, дав ей возможность отстраниться или оттолкнуть его… но что тогда? Что, если они перестанут дружить? Он ей не нравится.       У него есть Лили.       Лили, которой он тоже не нужен, но…       Но…       Черт.       — У меня есть для вас подарок, — сказал Северус, вспомнив об этом. Момо вскинула брови.       — Не стоило…       — Стоило, — оборвал он ее, засунув руку в карман. — Это одна из наших традиций — обмениваться подарками на Рождество.       — Вы мне не сказали, — укоризненно буркнула она.       — Забыл, — соврал Снейп. — Не знаю, понравится ли вам такое, но…       Он протянул Хинамори веер. Простой, всего лишь из дерева, а не из слоновой кости, без украшений на ручке, зато с очень изящным и красивым рисунком — черной тушью на белом фоне были изображены цветы персика.       — Как красиво… — завороженно протянула Момо, взяв веер в руки и любуясь им. — Это… Dōmo arigatōgozaimasu… то есть, спасибо вам большое!       — Он не самый дорогой, — смущенно признался Северус, потому что Хинамори рассматривала подарок с таким восхищением, словно тот был создан из чистого золота.       — Дело не в цене, — возразила она. — Дело во внимании. Вы захотели потратить время, чтобы выбрать что-то для меня, и это очень важно… Я буду хранить этот веер.       — Давайте выйдем пройдемся? — предложил Снейп. Флитвик гнусаво запел «Тихую ночь», Спраут хихикала и аплодировала, Дамблдор угощал МакГонагалл лимонными дольками, Эвелинн с Хью и Ксено с Пандорой никак не отлипали друг от друга, и находиться здесь становилось неловко. Хинамори согласно кивнула, облокотившись на его руку.

***

      Во дворе шел снег. Подняв голову к небесам, Момо залюбовалась снежинками. Протянула ладонь, чтобы поймать одну, но все они таяли, не успевая подлететь к руке. Шапку она не надела, и снежинки блестели драгоценностями в черных волосах.       — Вам же холодно, — сказал Северус.       — Нет. Я говорила с огнем и он все еще внутри, — просто ответила она. — Поэтому мне не холодно. А вам?       Сам не надевший шапку Снейп сморщил нос.       — Я привык. Знаете… — он немного помолчал. — Это было самое веселое Рождество в моей жизни.       — В моей тоже, — улыбнулась Момо. — Но в моей жизни это было первое Рождество.       Последнее она добавила то ли для него, то ли для себя, то ли для обоих — чтобы вернуть с небес на землю. Чтобы не думать, как приятно было с ним обниматься, хотя обычно она терпеть не могла чужие прикосновения. Чтобы не думать, что он явно хотел ее поцеловать, но сдержался, и что она хотела бы, чтобы он не сдерживался.       Чем, ну чем он так ее привлекал? Что в нем было особенного? Длинные волосы, острый нос, глубокие черные глаза, тонкие пальцы, низкий голос… то, как он рассуждает, как улыбается — всегда еле заметно или печально, как старается помириться со своей Эванс, несмотря ни на что, даже то, как любит эту Эванс… хотя любил он ее все меньше. Момо ощущала это интуитивно: с детства ее учили читать воздух. Северус потухал к Лили, и загорался — к ней. Все сильнее и сильнее. Нужно ли ей это было, она не знала.       Конечно, не нужно. Совсем не нужно. Это просто… притяжение. Они оба молодые, и, что бы ни твердили поборники морали в Британии, им хочется разной любви, и физической в том числе. Они привлекают друг друга, потому что они друг для друга — экзотика, незнакомцы из разных миров, которые вдруг сблизились.       Северус любит Лили, Момо здесь вынужденно, и все. И точка. Каникулы закончатся, Эванс вернется и он снова будет бегать за ней, а Хинамори будет учиться.       Почему ей было грустно думать об этом?