Икигаи

      Что такое Хэллоуин, Момо не знала — только читала о нем; в Японии были совсем другие праздники, но атмосфера, воцарившаяся в школе, ей определенно нравилась. Огоньки, тыквы с вырезанными рожицами, освещенные свечами внутри, бумажные нетопыри… Все десерты, подаваемые в Большом Зале на завтрак, обед и ужин, были с добавлением яблок, и многие имели те же «жуткие» формы — печенья в виде черепов, или летучих мышей, или нарисованная глазурью на пироге летящая ведьма.       Праздновать Хинамори, впрочем, не собиралась — поужинать, и все, но за ужином Пенелопа Флинт вдруг спросила:       — Не хотите ли сегодня погадать с нами?       — Погадать?       — Узнать свою судьбу, — Флинт улыбнулась. — Соглашайтесь, будет весело!       Момо задумчиво закусила губку. Она все еще была в логове врага, и гадать на судьбу… но, с другой стороны, если это всего лишь шалости… и Флинт всегда относилась к ней сравнительно неплохо.       — Хорошо, — сказала она. Почему бы, собственно, и не развлечься, заодно узнав другую страну еще лучше?

***

      В девичьей спальне горел свет. Кроме простых свечей, его создавали «светильники Джека» — тыквенные головы, которыми уставили подоконник, и ради украшения, и чтобы заблудшие души могли найти путь домой.       Четверо слизеринок сами напоминали призраков в своих белых ночных сорочках и с распущенными волосами. На столиках у кроватей стояли блюдца с нарезанными яблочными дольками и засахаренными яблоками, на отдельном столике — маленький чайник и четыре чашки, полные ароматного фруктового чая.       — С чего начнем? — спросила Крэбб. — Может, со свинца?       — Да, со свинца! — поддержала ее Флинт.       — Это гадание на профессию будущего жениха, — объяснила Хинамори Лавиния Пруэтт, соседка, которая относилась к ней лучше всех, не высмеивала, не придиралась и не пакостила.       Вирджиния тем временем расплавила магией заранее захваченный брусочек свинца, а Пенелопа достала сковороду, и, произнеся «агуаменти» наполнила ее холодной водой, и вынула дверной ключ.       — Я первая, — сказала Крэбб. Заставив ключ зависнуть в воздухе, она пролила расплавленный свинец через его отверстие, так, чтобы тот капнул в воду.       — Если капли будут похожи на оружие — муж будет военным, если на корабль — моряком, на растение — фермером, и так далее, — рассказывала Лавиния. — А если узора не получится, вот, например, так…       Вирджиния зло фыркнула — ее свинец не сложился в узор. Капли ничего не напоминали — просто капли, и все.       — …сидеть в девках, — завершила Лавиния.       — Еще чего, — оскорбилась Крэбб. — Просто я выйду замуж не в этом году. Пенни, теперь ты?       Узор Пенелопы продемонстрировал нечто похожее на домик, и она радостно воскликнула:       — Да это же усадьба Селвинов! Я точно выйду замуж!       Вирджиния скорчила рожицу. Следующей свинец лила Пруэтт: ее узор изобразил что-то похожее на букву «Р».       — Я так и знала, — гордо улыбнулась Лавиния, — Я выйду за Роули.       Очередь перешла к Хинамори. Эта затея с самого начала казалась ей глупой, о замужестве она не мечтала, но из интереса и чтобы не отставать от девочек, капнула свинец точно в центр отверстия ключа.       — Это змеи! — ахнула Крэбб.       — Нет, это инициалы, — присмотрелась Пруэтт. — Две С.       Момо вздрогнула. Две С? Нет, быть не может, чтобы…       — Наверное, это змеи, — сказала она.       — Давайте теперь погадаем на орехах! — предложила Пенелопа.       Для этого гадания сковороду разогрели, удалив воду. Крэбб снова гадала первой. Вынув из мешочка орех, она поднесла его к губам и шепнула что-то неслышное другим, а затем положила на сковороду. То же самое она проделала еще с двумя орехами.       — Каждый орех представляет собой молодого человека, — снова принялась объяснять Лавиния. — Который начнет подпрыгивать и скакать — я имею в виду, орех, — выдаст ветреность юноши, а если вспыхнет сразу, то и любовь его так же пылает.       — А если не горят? — спросила Хинамори. Покрасневшая до кончиков волос Вирджиния рявкнула:       — Просто сковорода не прогрелась! Вот и все! Она все еще сырая!       Сковорода не была сырой, но все три ореха не спешили ни подпрыгивать на ней, ни вспыхивать огнем. Орехи Пенелопы прыгали, как бешеные, как и орехи Лавинии, но, в отличие от Пенелопы, один из ее орехов вспыхнул, и, судя по ее улыбке, именно тот, который был нужен.       Взяв свой орех, Момо задумалась — какое имя произнести? Точнее, имена? В первом она не сомневалась, намеренно держа ладонь у рта так, чтобы любопытные соседки и по губам не смогли прочитать слов:       — Северус Снейп.       Следующие орехи получили имена Эвана Розье и Теодора Нотта, и если оба начали прыгать, то орех с именем Северуса — загорелся, ровно и ярко.       Нет, ерунда, глупости; Момо не собиралась в это верить — а все равно стало радостно.       — Уже скоро полночь, — заметила Вирджиния. — Что мы играем в детские игры? Пора гадать по зеркалу!

***

      Первой гадать отправилась Хинамори — в отличие от предыдущих разов, девушки бросили жребий, который пал на нее. Правила вновь объяснила Лавиния: зайти в темную комнату (в гардеробную), зажечь свечу перед зеркалом, сесть и чистить яблоко — тогда в зеркале появится ее суженый.       К гаданиям такого рода Момо отнеслась уже менее скептично; если на Самайн граница между мирами живых и мертвых становилась тонкой, если и вовсе не пропадала, то женихом, отразившимся в зеркале, станет некая потусторонняя сущность, по доброте душевной согласившаяся продемонстрировать чужое будущее. Мир духов не пугал ее, наоборот, он был ей близок, в Махотокоро духи буквально жили рядом с ними, вместе с ними, как добрые дзасики-вараси, так и злые, которые появлялись в окрестностях школы в Час Быка.       Она зажгла свечу. В зеркале отразилось ее собственное лицо — побледневшее, но спокойное. Опустившись на стульчик, Хинамори начала чистить яблоко.       В дверь постучали — монотонным стуком, каким не стучат люди: тук… тук… тук… тук… — четыре раза. Момо сжала губы: что за смешные тупицы, неужели они хотели напугать ее так примитивно? В том, что ее будут пугать, она не сомневалась, слишком этому способствовал весь ритуал.       В зеркале отразился череп. Хинамори закатила глаза. Невероятно оригинально. Когда череп окружили цветущие ликорисы, она одобрительно хмыкнула — запомнили же, что в Японии это цветы траура.       Что еще придумают? Момо сунула в рот отрезанную дольку яблока — и так и застыла, оцепеневшая в ужасе.       Прямо из отражения на нее смотрел Северус Снейп. Череп и ликорисы исчезли, как не бывало. Северус улыбался с нежностью, любуясь ею. Хинамори выронила яблоко, упавшее на пол с глухим стуком, и вскочила на ноги — если это тоже была шутка, то они перешли все границы!       — Крэбб!       Резко открытая дверь ударила по носу подглядывающую Вирджинию. Взвыв, та схватилась за лицо.       — Дура, ты мне нос сломала!       — Это ты дура! Все три слизеринки застыли — впервые на их памяти Хинамори Момо сказала грубое слово. Впервые — повысила голос. Впервые — была в такой… ярости?       — Пугать меня черепами и стуком… цветами… ладно! — Момо трясло. — Я все равно не боюсь, ясно вам? Мне плевать на такие вещи! Пугайте меня, но не смейте, слышите, не смейте марать мою репутацию!       — О чем ты? — удивленно спросила Пенелопа.       — Об этом! — Хинамори ткнула пальцем в сторону зеркала. — Показать мне жуткие картинки — куда ни шло, но показать мне жениха!..       — Ты увидела жениха? — Лавиния зажала рот ладонью. Глаза Флинт и Крэбб распахнулись так широко и изумленно, что Момо с ужасом поняла — это не было их шуткой.       Она села прямо на пол — ноги подкосились. Пруэтт бросилась к ней, обняла за плечи, подняла, потащив к кровати, ей стали помогать Пенелопа и даже Вирджиния — растирали Хинамори руки и ноги, налили ей воды, сделали чашку чая, работали слаженно, забыв, что терпеть ее не могут. Момо позволяла им это, впав в некое забытье — почему, сама не знала. Что ее шокировало — тесная близость с миром духов там, где обычно этот мир находился далеко и поэтому она отвыкла? Или то, что, получается, гадание предсказало правду, и она… она выйдет замуж?       За европейца?       Чтобы жить в другой стране?       Не в Японии?       Даже если он ей нравится?..       — Никогда этого не будет, — прошептала Момо в пустоту. — Никогда!

***

      — Ты слишком много общаешься с новенькой, — сказала Лили утром после Самайна. Снейп поморщился; должен был обрадоваться, что Эванс начала с ним разговаривать первая, хотя они поссорились, но не обрадовался.       — Что в этом такого?       Они шли по коридорам; Лили прижимала свою сумку к груди, Северус нес свою на плече. Предлагать помощь даме он перестал давно — Эванс неизменно отказывала, еще и обижалась, говоря, что Снейп думает, будто она не способна даже на такую мелочь, как носить свои вещи.       — О вас уже, если хочешь знать, ходят слухи, — заявила Лили.       — И какие же? — Северус вскинул бровь.       — А ты как думаешь? — Эванс закатила глаза. — Якобы ты влюбился в нее без памяти, и после школы сделаешь ей предложение. Якобы она тебя приворожила, или… или предлагает тебе… экзотические… ты понимаешь, — она понизила голос до шепота.       Щеки Снейпа вспыхнули румянцем.       — О-о чем ты говоришь!       — Это не только я говорю! — зло зашептала Лили. — Это все говорят! Японцы… они… для них это даже не грех! Я видела их рисунки… ужасно, просто ужасно, смотреть противно…       — Нет, ничего такого, мы просто дружим…       Это было стратегической ошибкой.              — Ах, дружите? — ехидно протянула Лили. — Дру-ужите? Сколько месяцев прошло со дня вашего знакомства — три? И уже — дружите?       — Представь себе, — не выдержал Снейп, — у меня могут быть друзья, кроме тебя!       Лили остановилась, будто налетев на незримую преграду. Ее глаза потемнели.       — Или ты просто ревнуешь! — добавил Северус.       Его голова мотнулась в сторону от хлесткой пощечины. Щеку обожгло так, что в уголках глаз выступили слезы. Лили оскорбленно фыркнула. Снейп шокированно уставился на нее — будто впервые увидел.       Он не заслужил. Он не говорил ничего обидного. Ничего, за что положены пощечины.       Кто-то за спиной засмеялся, и его будто облило холодной водой — прилюдно, это было прилюдно, какое же унижение…       — Я с тобой не разговариваю! — выпалила Лили и умчалась прочь.       Да какого лысого Мерлина?..