Икигаи

деревья меняют листья

змеи меняют кожу

приходит циклон, и ветер

меняет свое направление

как плавно перетекают

друг в друга зыбкие формы

♫ Fleur — Отречение

      Осень, как всегда, выдалась сырой и холодной — редко бывало иначе. И бесцветной, серой, как всегда в Коукворте; вырваться оттуда Снейп мечтал больше всего на свете, но пока что не мог, и если на Рождество и Пасху всегда оставался в Хогвартсе, то летом был вынужден отправляться домой, в Паучий Тупик, где его ждали постоянные упреки матери и не менее частые — отца. Иногда Тобиас поднимал руку, и, хотя Северус уже был способен остановить летящий в свое лицо кулак, все равно каждый раз в душе вспыхивал противный липкий детский страх. Если бы не Статут о Секретности, запрет колдовать несовершеннолетним вне Хогвартса и прочие законы волшебного мира, он давно превратил бы отца в жабу — даже изучил теорию, как это делается.       Единственным плюсом было то, что отец появлялся дома редко, работая на угольном заводе по двенадцать часов в день. Из-за угольной пыли он постоянно кашлял, а получал за свои труды всего шиллинг. За эту работу Снейп даже жалел Тобиаса, и, хотя почти все жили так же, его подобная перспектива ужасала: он не был создан для этого уродливого угольного завода, чудовищем высящегося над их городом, отравляя гадким черным дымом.       Раньше отрадой летних каникул была Лили, но… уже нет. Не так, как раньше. Она отдалялась; когда они повзрослели, им нельзя было гулять вместе, как когда они были детьми, но дело было в другом. Раньше они хотя бы обменивались записочками, а в выходные могли сбежать на пикник, но это прекратилось, когда Эвансы объявили о помолвке Петунии с Верноном Дурслем, и Лили тут же ограничила все общение с Северусом. Он понимал, почему, но все равно было горько, как и то, что не мог жениться на ней — и потому, что ему никогда бы не позволили, и потому, что она не дала бы согласия.       Даже Хогвартс показался Снейпу более тусклым и холодным, чем прежде.

***

      В Большом Зале царила суета, как всегда первого сентября. Галдели второкурсники, кто-то из младших смеялся, старосты пытались безуспешно призывать студентов к порядку, летали туда-сюда привидения… Старшие ученики вели себя намного тише и спокойнее; после третьего курса они уже считали себя взрослыми и играли по правилам взрослого мира, в котором громкий смех считался верхом неприличия, а все разговоры велись вполголоса.       Северус подпер щеку рукой, тоскливо глядя на стол Гриффиндора: Лили болтала с Алисой, словно не замечая ничего вокруг.       — Опять на Эванс пялишься, — недовольно проворчал Эван Розье, но ничего не добавил о Лили — Снейп еще на первом году обучения ясно дал понять однокурсникам, что все выражения по поводу грязной крови чреваты мыльной пеной изо рта чрезмерно болтливых или слизняками оттуда же.       «Всегда», — подумал Северус, но ничего не ответил — и так было понятно.       — Лучше туда посмотри, — кивнул Розье в сторону, где толпились первокурсники, только что выведенные МакГонагалл для процедуры распределения. Что могло быть интересного в первокурсниках?..       По затихшему залу прокатилась волна шепотков. Снейп повернул голову — и понял причину всеобщего замешательства.       Студенты по обмену не были новинкой; в Хогвартс за время обучения Северуса переводили учеников из Дурмстранга, также была налажена система обмена с Шармбатоном и Ильверморни, но эта девушка была не из Дурмстранга, не из Шармбатона и не из Ильверморни. Иссиня-черные волосы, связанные в пучок на затылке, нежное чистое овальное лицо, темные глаза с восточным разрезом… Ничего себе.       — Ничего себе! — воскликнул Нотт. — Махотокоро!       В «Ежедневном Пророке» все чаще мелькали статьи о дивной стране за морем, о Японии, которая долгое время была закрыта от мира, и лишь сейчас прекратила свою изоляцию. Японцы отличались от европейцев всем, от внешности до манеры поведения, и теперь можно было оценить это наглядно, хотя одета японка была в обычную мантию.       Девушка стояла, опустив взгляд, и Снейпу стало искренне жаль ее — она прекрасно понимала, что все ее обсуждают, и, может, смеются. Зачем профессора вытащили ее напоказ? Не могли провести распределение отдельно? Для студентов по обмену часто делали это исключение, не заставляя их торчать у всех на виду вместе с одиннадцатилетками.       Распределяющая Шляпа громко покашляла, прерывая шум. Качнулась из стороны в сторону и начала песню:       — Нам жить в эпоху перемен       Придется сложно, дети!       Придется видеть свет во тьме,       И отыскать тьму в свете,       Придется правду отстоять,       Придется стать сильнее,       А правда — каждому своя,       И каждый, как умеет,       Кует свою судьбу, но здесь,       Пока вы в стенах школы,       Вам можно добрых ждать чудес,       Вам можно быть веселым.       Я подскажу, куда ваш путь       Пойдет: на Гриффиндоре       Вам предстоит в себя вдохнуть       Дух воина-бретёра.       А если Рейвенкло для вас       Откроет свои двери,       То вы умны, в учебе ас,       И склонны в чудо верить.       Быть может, Хаффлпафф вас ждет,       В его объятьях теплых       Тех примут, кто упрям и тверд,       Заботливых и добрых.       На Слизерин отправлю я       Амбициозных, гордых,       Хитрых и ловких, как змея,       А также чистокровных.       Какой бы ни был факультет,       Запомните: вы люди,       И одинаковых здесь нет,       И никогда не будет.       Закончив, Шляпа гордо приосанилась. МакГонагалл шагнула вперед, принявшись зачитывать имена, а называемые первокурсники шествовали к табурету, где примеряли Шляпу и отправлялись на названный ею факультет — но внимания распределенным в этот раз уделяли мало. Их приветствовали за столом того дома Хогвартса, куда они попали, и снова напряженно ждали, когда назовут имя восточной девушки.       — У нее что, фамилия на З? — нервно пробормотал Розье.       Девушку назвали только тогда, когда был распределен последний первокурсник.       — Хинамори Момо! — провозгласила МакГонагалл. Снейп думал, новенькая вздрогнет, смутится еще больше, покраснеет, споткнется по пути к Шляпе (он бы в ее ситуации еще раньше провалился под землю), но Момо абсолютно спокойно прошествовала к табурету, плавным движением села, и Шляпа опустилась на ее голову.       Интересно, куда же…       — Слизерин! — прокричала Шляпа.       Слизерин?..       Момо так же спокойно и не спеша встала, отдала Шляпу МакГонагалл, слегка поклонившись, и тем же плавным шагом проследовала к столу под изумрудно-зелеными знаменами. Студенты подвинулись, давая ей место, и вышло так, что она села между Северусом и Розье. Между мужчинами. По собственному решению. Неслыханная непристойность; достигая возраста тринадцати лет, девушки и юноши Хогвартса обычно прекращали тесно общаться, и только очень хорошие друзья или с детства помолвленные решались садиться рядом за столом или где бы то ни было.       Дамблдор поднялся с места, по своему обыкновению приветственно разведя руки в стороны.       — Добро пожаловать в Хогвартс! Как верно подметила наша чудесная Шляпа, мы живем в эпоху перемен! Тысяча восемьсот семидесятый год запомнится в истории магии как год, когда не только Япония, но и магическая школа Махотокоро открыла свои двери для сообщения с миром, и Хогвартс в числе прочих удостоился чести принять японского студента! Точнее, студентку: молодую госпожу Хинамори-сан! Надеюсь, мисс Хинамори понравится учиться здесь и она получит ценный опыт! А теперь — да начнется пир!       Пустые тарелки перед студентами наполнила еда — кроме привычных и знакомых всем самых простых и незамысловатых блюд появились угощения японской кухни, названий которых Северус не знал: треугольные пирожки из риса, завернутые в что-то вроде водоросли, покрытые глазурью шарики на палочке, рулетики из рыбы и риса, маленькие фигурные клецки, нарезанная сырая рыба и какая-то особая лапша…       — Ух ты, персиковый джем! — вдруг обрадовалась Хинамори, впервые подав голос. Ее английский звучал с легким акцентом, но свободно, и Снейп подумал, что она наверняка красиво поет.       — Вы любите персики? — спросил Розье.       — Обожаю! — Момо принялась накладывать в тарелку картофельное пюре, невербальным акцио приманив стейк. Снейп ради интереса взял один треугольный рисовый пирожок, откусил — оказалось очень вкусно. Внутри была начинка из соленого лосося, а рис был пресным, но это казалось еще лучше, чем со специями.       Леди было не положено иметь такой хороший аппетит, другие девушки ели, как птички, взяв максимум ложку пюре или пудинга, и ковыряясь в тарелке словно нехотя. На новенькую они косились с неодобрением и частично завистью, ибо многие были на самом деле голодны, но правилами им предписывалось не показывать этого в обществе мужчин.       Общество мужчин же если и было удивлено, то им не полагалось подавать виду, а лично Снейп присутствием аппетита у японки был удивлен приятно — вечное показательное отречение женщин от еды казалось ему отвратительным притворством, и то, что Лили был менее подвержена этой установке, для него выглядело очаровательным.       — Попробуйте обан, — посоветовала Северусу Момо, указывая на круглые пирожные. Послушно взяв одно, Снейп откусил — начинка была непривычной, но вкусной. В меру сладкая, с оттенком ореха, и цвет необычный — темно-бордовый, не совсем такой, как у варенья. Неискушенный бы спутал, но Снейп, как зельевар, умел различать нюансы.       — Что это? — спросил он.       — Анко, — Момо сразу поняла, о чем речь. — Паста из адзуки. Адзуки — это такие бобы… передайте, пожалуйста, шницель!       Снейп протянул ей тарелку. Момо отрезала кусочек мяса, сунула в рот и блаженно зажмурилась.       — Я слышала, в Японии нет мяса, — скорбно произнесла Лукреция Забини, неприкрыто намекая на неприличность аппетита Хинамори.       — Есть, почему нет? — не обиделась Момо. — Просто мясо есть запрещено. Император решил так еще в период Асука.       — Почему? — удивился Розье.       — Буддизм не приветствует употребление в пищу животных.       — И в Махотокоро вам не подают мясо?       Момо посмотрела на него, как на идиота.       — Так ведь в Махотокоро считай половина учеников и часть профессоров — буддисты. Или даже больше.       — А вы? — не мог угомониться Эван.       — Я исповедую синто, — снова не обиделась Момо. — А синто не против мяса.       — У нас тоже есть такие вещи, — Розье заговорил профессорским тоном. — Мусульмане не едят свинину, евреи… черт, забыл. Уилкис, ты какое мясо не ешь?       — Тоже свинину, — сказал тот, отвлекшись от клецок. — А это как называется?       — Гёдза, — заулыбалась Момо, взяв на пробу и себе. — Ваши домовые эльфы готовят их хуже наших, — сделала вывод она, — но это от недостатка практики.       — У вас есть домовые эльфы? — встрял в расспросы Нотт.       — Не совсем, но они тоже домовые духи… Дзасики-вараси. Они носят одежду, выглядят, как пятилетние дети и не подчиняются нам, а так… сотрудничают, — рассказывая, Момо умудрялась аккуратно есть и не говорить с набитым ртом. Ее манерам могла бы позавидовать сама королева Виктория, несмотря на аппетит и увлеченную беседу с парнями.       — Одежду! — фыркнула Пенелопа Флинт, не выдержав. В тарелке перед ней лежала всего одна ложка жаркого. — Если бы мой домовик заикнулся об одежде, я бы приказала ему целый час биться головой о стол!       — С дзасики-вараси так не получится, — начала Момо, но ее перебила Вирджиния Крэбб:       — А вы чистокровная?       Снейп мысленно накрыл лицо рукой. Воспитанные аристократки считали неприличным есть больше листика салата, но прямо спрашивать человека о статусе его крови почему-то для них было вполне нормально. Момо же в который раз не обиделась:       — Кажется, только что Шляпа пела, что на Слизерин она распределяет чистокровных.       — Полукровок тоже, — Корделия Яксли красноречиво покосилась на Северуса. — А грязнокровки — удел других факультетов.       — Я думала, вы аристократка, — задумчиво произнесла Момо. — Или в Британии аристократкам разрешено выражаться?       Лицо Корделии пошло красными пятнами. Выражение вправду было грубым, но по негласному правилу чистокровных слизеринцев они не гнушались его употребления.       — В Японии женщинам вроде бы вообще разговаривать в обществе не принято, — ядовито сказала Лукреция Забини.       — Да, но только среди магглов, — Хинамори словно совсем не была способна на обиды. — В Махотокоро тоже было раздельное обучение до периода Хэйан, а потом, в период Сэнгоку, директор Дакаку-хосинно решил всех объединить. Мальчиков и так было очень мало, практически единицы.       — Единицы? — заинтересовался Нотт. — Почему?       — Сэнгоку — значит «эпоха воюющих провинций», а каждый мальчик априори воин, вот и уцелели либо дети крестьян, либо самые сильные и везучие. Тогда многие бросили учебу, а девочки, наоборот, стали перебираться в школу, раньше многие предпочитали домашнее образование, но в Махотокоро им было безопаснее.       — А какие тогда были войны?       Момо без малейшего намека на жеманство не стала заставлять себя упрашивать — с удовольствием начала рассказывать, и вскоре все увлеченно слушали, погрузившись в истории об императора-тэнно, князьях-даймё, полководцах-сёгунах и воинах-самураях. Она умела вести речь так, что Снейп живо представлял себе все эти события, и только к концу ужина кое-что понял.       За это время он не то что ни разу не посмотрел в сторону стола гриффиндорцев — он ни разу не подумал о Лили.