Рональд Уизли меняет профессию!

Сквозь мутную пелену в глазах разглядеть нельзя было решительно ничего. Первое, что он ощутил, был раздирающий жар. Всё тело горело изнутри и снаружи, будто его облили керосином - скорее всего ещё и выпить заставили - и бросили спичку. Ему даже казалось, что он чувствует запах палённых кожи и волос. Следом пришло ощущение, будто к нему со всех сторон приложили раскалённые пруты. Они жглись, заставляя нервы посылать тысячи болевых сигналов в воспалённый мозг. Спустя некоторое время пришло осознание, что это, наоборот - не горячее, а холодное. Руку поднять оказалось невозможно, однако, шевельнув кончиками пальцев он понял, что ледяные прутья по обе стороны - это бортики железной кровати. Мутный взгляд из-под тяжелых век окинул окружающее пространство. Судя по ощущениям, на нем была маска с трубками, тянувшимся к стоящему рядом аппарату, кажется - ИВЛ. Голова была нестерпимо тяжёлой, повернуть её было нельзя. Пришлось ограничиться полем зрения, в которое и попадали только белый больничный потолок, да собственные ноги под одеялом. Больше ничего интересного. Болела грудь. Каждый вздох давался с нереальным жаром, опаляющим внутренности. Было ощущение, что он вдыхал чистый огонь. В сознании вспыли образы врачей в костюмах, первое время напоминавшие защиту от радиации. Неужто лучевая болезнь? А, нет, вроде другое. Воспоминания с огромным трудом продирались в воспалённый мозг. Райнхольд по паспорту, тридцати двух лет от роду. Мужик в классическом костюме-тройке, белой рубашке и начищенными до блеска туфлями. Ничем не примечательная, стандартная европейская внешность, разве что щупловат в силу своей комплекции. Глаза светло-серые, волосы блондинистые, как у многих немцев. Голос брутальностью не отличается, но и не писклявый. Такой вот джентльмен представится вам, если вы каким-то боком сможете с ним повстречаться. Имя вам его ничего не скажет: бухгалтеров много, всех и не упомнишь. Да что уж там говорить про чужих... Как только не коверкали это имя люди, что им же и нарекли! "Пончик-Рончик" у "милейших" старших кузины и кузена, близнецов, шебутных и бессовестно бестактных, с вихрами разноцветных волос, оболтусов. "Милый Ронусик!" у глубокоуважаемой (как же иначе) тети Мечтилд*, грузной старой деве по отцовской линии, обожавшей мопсов настолько, что на даче у неё, сколько Райнхольд себя помнил, был их целый питомник. Хотя больше он напоминал свиноферму. "Лллонииии!!!!" для ещё одной мелкой, ужасно назойливой, капризной и избалованной до искр в глаз, семилетней кузины. Мать её была ужасно похожа на куклу. Именно что ужасно. Несмотря на немецкий менталитет и здесь были "куклы Барби", с толстыми сардельками вместо губ, (видимо за это дядя на ней и женился). Отец кузины - клёрк (дядя)-пухловатый, безучастный ко всему происходящему, кроме, разве что, посиделок с пивом в компании друзей, джентльмен в деловом костюме, с усиками-щеточкой и вечной фразой Es ist mir alles Wurst [мне это всё колбаса]**. "Хольди" - для двоюродной тётки, хрен знает с какой стороны, в каком поколении, вечно ржущей как лошадь после одного глотка слабого шампанского, заядлой сплетницы, и лучшей подругой тёти-"Барби". Приглуховатый дед звал его "Роли", был человеком старой закалки, а потому с замашкой пороть за каждый проступок. "Рей, милый!" - он был для соседки-старушки фроу** Нойманн, овдовевшей лет 30 назад, в бордовой, выцветшей, вязаной шали и, казалось, вечным ароматом духов "Climat Lancome"***. И, наконец, просто "Рони" для матушки и "Рональд" для отца. Но никогда не Райнхольд. Пожалуй, в детстве ему казалось, что все эти люди просто ненавидят его имя, вот и изменяют на свой отвратительный вкус. Он даже в какое-то время поверил в свою теорию, из-за чего и в кругу приятелей стал зваться Роном. Так что, пусть хотя бы в нашем произведении имя у человека будет полным. От природы необщительный, Райнхольд, казалось, с самых пелёнок любил читать. Часами пропадать в уютных и не очень, захватывающих, легендарных историях, сражениях, детективах. Будь то хоть реальная история, хоть научная фантастика, хоть иностранная литература, он окунался с головой в чудесный мир строк, букв и цифр. И так же с самых пелёнок он хотел писать. И писал. Небольшие, где-то нереальные, а где-то жизненные, повести, заметки. И мечтал, мечтал стать как тот же Кир Булычёв, Джоан Роулинг, Жуль Верн, Герберт Уэльс, Конан Дойль, Булгаков, Экзюпери и многие и многие-многие, всех не перечесть... Или как Гоголь, с его чертовщиной! Как Пушкин, как Христиан Гейне**** писать стихи! Чёрт, да хоть как Лоуренс Кэздан***** стать сценаристом! Он жаждал не столь известности, сколько подарить миру часть невероятных историй, вдохновлять сотни и тысячи людей, трепетно следить за своими героями, как за собственными детьми. Всё это заставляло почувствовать себя творцом, хоть это и богохульство, но эйфория от созидания затмевала голос набожной совести. Хотя католиком он не был. Родители относились к увлечению сына благосклонно, хоть и не слишком поддерживали. Считали это именно "хобби". И вот, когда мальчику стукнуло 13 он захотел публиковать свои работы! Но этого старшие уже не одобрили, аргументируя, что "нечего показывать всякую личную жизнь кому ни попадя", хотя личной жизни в произведениях не было ни гроша. Но что уж могли знать и понимать люди, не помнившие даже школьной литературы? Его произведений они не читали, да что уж там, даже когда Райнхольд читал своё детище сам, отец ухмыльнувшись, трепал по голове, и, ссылаясь на занятость, уходил в кабинет. Матушка же, мягко улыбнувшись, небрежно заправляла жидкую прядку за ухо, целовала в лоб, говоря "Какой же ты у меня фантазёр", и продолжала смотреть какой-нибудь очередной испанский сериал. С тех самых пор и началась трудная жизнь в этом самом непонимании. Как говорил Джейн Остин в своём романе "Эмма"******, - "Одной половине человечества всегда непонятно, почему что-то нравится другой." Первое время Райнхольд, как и свойственно подросткам, бушевал, ссорился, скандалил и всяческим способом показывал своё недовольство. И вот, когда методом жёсткой дипломатии, приведением неоспоримых фактов, разжевывания и доказательствами юноше почти удалось вразумить родителей, вмешались родственники. И все труды рухнули, стоило тёте Мечтилд сказать фразу "а в школу когда успевать будет?". И понеслооось. Надо сказать, что в школе дела шли не очень. Не удавалась даже литература. Почему? А всё банально и просто. В сочинениях учителям нужны были цитаты и чёткое следование плану: 1. Вступление 2. Развитие темы. 3. Вывод. Из дополнительных материалов давались только скудные комментарии каких то левых критиков. Биографию в пример приводить не стоило, "великие литературоведы" крайне обижались на правду о собственной неграмотности от какого-то мальчишки. Хотя как же обойтись в толковании и понимании того же "Маленького Принца" без знания биографии Антуана Экзюпери? Вы скажете -"Хорошо! А как же стихи наизусть?". А и они никак. Юноша просто боялся выступать на публике. 30 пар насмешливых, скучающих или ненавидящих глаз устремлены к доске, где стоит один серый подросток - моль. Классная достопримечательность, книжный червяк. А во лбу сверлит дырку раздражённый холодный взгляд из-под очков-половинок, пресекающий всякую самодеятельность. А вот вылетает какой нибудь колкий, полный сарказма комментарии, о трусости или безалаберности, и класс катиться со смеху. Как говориться - убивает не гнев, а смех. В горле встаёт ком, голос предательски дрожит, а ноги будто ватные. Вот тебе и вышел ответить... Остальное было скучно. Да.. Отношения к школьным предметам не задалось сразу. Однако уже в старших классах он втянулся в удивительный мир обширных знаний. Даже система приелась и уже не вызывала особого дискомфорта. Физика оказалась истоком всех благ, география интереснейшей наукой, химия открыла ряды любопытных соединений и реакций, а биология вовсе показалась любовью. Всего то и надо было: увлечься научной фантастикой, и все вышеупомянутые предметы были оценены как обязательные к изучению. Жаль только, что он не сразу понял всей их прелести. Всей, кроме прелести математики. Потому что её в его жизни было ну уж лишком много, несмотря на то, что так то предмет очень нужный, развивает мышление, в какой-то мере даже интересен, но далеко не на профессиональной основе же! Что до отношения с одноклассниками? Ну не то чтобы Райнхольда травили.. нет. Его просто игнорировали, могли пнуть, ущипнуть, толкнуть.. поджидать в подворотне.. плюнуть.. "весело пошутить".. хотя кого он обманывает, травили его! Больно, болезненно, противно и обидно. А учителя спускали всё на тормозах. Ну а что, мальчик не жалуется (пара инцидентов не считается). А юноша действительно не жаловался, да и к чему, если результат - как об стенку горох, да ещё и нотации от этих дам выслушивать. Нет, он не жаловался. Он изощрённо мстил. Но так, как делают это умные люди, незатейливо, просто, со вкусом. Короче - беспалевно. Звучит красиво, на деле просто. Как заправский грабитель из детектива, подсыпать чего нибудь. Безобидного. Подложить пару булавок в карман. Парочку страшных записок туда же. Ребячество, да только действенное. Так что банде Вильяма часто доставалось, приводя всё трио в безумное бешенство от бессилия и обиды... Но как говорится - не пойман, не вор! Но об остальной школьной жизни как-нибудь в другой раз. А сейчас вернёмся к родственникам. И так, как назло после замечания Мечтилд родители кинулись проверять в журнале успеваемость. Пиши пропало. С того самого момента начались жёсткий контроллинг. Из обычного книжного червя юношу превратили в отъявленного ботана в очках и низким ростом, вечными кругами под глазами и абсолютной ненавистью к математике. И всё закончилось, а вернее только началось, относительно хорошо по меркам общества. Райнхольд закончил школу с отличаем. и с нервным срывом Поступил в хороший вуз с хорошей стипендией. Учителя поменялись на преподов, математика больше уже не казалось настолько заунывной - препод рассказывал интересно, хоть и пинал не жалея, да и остальные "просветители" науки не отставали, вбивая знания в ветреные головы студиоузов. Сейчас может показаться, что человек просто жалуется на то, что солнце яркое, а блага не достаточно благие, только было одно "но". Всё в его семье решали за него. От того, какой щеткой он чистит зубы, на какие занятия хочет ходит, в какой булочной покупать хлеб, до... Невероятно, с каким единодушием было принято решение о его будущей карьере. Даже дядя юноши, с вечным девизом Es ist mir alles Wurst[мне это всё колбаса], прочёл целую лекцию на тему как хороша профессия бухгалтера, а "Барби" жена ещё и поддакнула! Вся семья, вдохновлённая перспективности "стабильной", "независимой", "высокооплачиваемой" и "нужной" работой, воспылала целью сделать из мальчика бухгалтера. "Ну на что он будет жить и кормить семью с этой своей книгой! Ну напишет какой сценарий, и что, много получит? А если вдруг что, война, упаси боже, кому нужен будет сценарист/писатель? А вот бухгалтер и на фронте пригодится!" - были аргументы. Так то с одной стороны логично. Только вот он лучше хоть в армию, журналистом, чем сидеть на одном месте, в компании одних людей... И ведь каждый не забыл повторить это раз тридцать ему лично, добавив от себя "что они будут очень рады бухгалтеру в семье". Попытки сопротивляться сопровождались прессингом со стороны всех небезучастных. Вот так и произошло, решением семейного совета и всего соседского состава становление очередной нового члена ячейки общества - немецкого бухгалтера, без имени, без лица, без фамилии, ведь начальник-всё-равно-не-запомнит. Надо сказать, что несмотря на всех Мадагаскарских шипящих тараканов******* в голове окружающих, Райнхольд любил своих родичей. Даже противных близнецов. Не то чтобы это была безропотная привязанность, но зла он им никогда не желал и не ненавидел. Они были просто людьми с другим мировоззрением, не более и не менее. Очень назойливыми людьми с другим мировоззрением. А в институте появились и близкие друзья. Ребята из его универа отличались на корню от школьных сверстников. Ушла та безбашенная агрессия, появилась ответственность, хоть и не у всех. Но на курсе парня безбашенных к счастью не было, кто ж хочет терять немаленькую такую стипендию? "Ботанство" вновь спало как шелуха, хоть отголоски и остались, заместо него проявилась шебутная мальчишеская спесь, революционная романтика в голове и счастье жизни. Жить в общаге, вдали от семейных встреч юноше понравилось. Да у него даже пара романов случилась, хотя раньше он об этом и помыслить не мог! Как же, развернёшься тут, когда туда не ходи, на этих даже не смотри, Ронни! Учёба и только! А любовь к книгам осталась, это да, этого не отнять. Правда теперь к этой любви прибавились и интерес к экономике и к праву с обществознанием. Словом, времена учёбы прошли неплохо. А вот дальше его ждал бумажный ад в маленьком пыльном кабинетике, статусом "мальчика на побегушках", куболитры дерьмового кофе из соседней забегаловки и зарплата в сущие гроши. Пролетели 7 лет наискучнейшей и тривиальной работы. О личной жизни пришлось напрочь забыть, на книги времени не хватало, да и куда там, если даже на сон отводилось часов 6. Вернулись тёмные круги под глазами, дотошность ботана и круглые толстые очки. Весёлого в жизни было действительно мало. Редкие встречи с сокурсниками лишь заставляли предпринимать жалкие попытки вырваться из рутины. Он несколько раз пытался плюнуть на всё и вся и свалить на второе высшее, однако денег не хватало. Попытки писать самостоятельно успехом не увенчались, дохода от них не было, в фирму его без диплома не возьмут. Пара выигранных писательских конкурсов не пошли в счёт. Наоборот - вычлись из этого счёта из за несдачи дедлайна бумаг начальству. Свалить хотя бы в другой город - тоже оказалось нереальным по финансам. Тут ещё и батенька чуть ли не за шиворот его притащил на ковёр к семье - отчитываться, куда это он намылился. Рохля? Не без этого. Он мог бы заткнуть зашиворот, пару раз даже пробовал. Не понравилось. Всё же ссориться с родителями не хотелось. Как бы то ни было, семья - самые близкие люди. Ну и куда же без остальных родственничков. Сначала разговоры начались с малого. Райнхольду следовало встретить девочку, познакомить её с родственниками. Затем разговоры свернули на тему женитьбы. Теперь, казалось, даже каждая первая собака на помойке требовала от него гражданской жены и детишек. И каждый, каждый опять норовил напомнить об его человеческом долге! В 30 лет его готовы были затащить под венец, предварительно связав и избив. И думалось - откуда вообще в современной Германии двадцать первого века так присущая советским гражданам идея женитьбы до 30? Оттуда, откуда и у фроу Нойманн духи "Climat Lancome". Прямиком из ГДР. Так что в свои 32 годика мужик замотался так, что от жизни хотел решительно ничего. Выгорел. Кризис среднего возраста. Дело было второго апреля, две тысячи двадцатого года, в отделении городской больницы, куда отправили его с двусторонним восполнением лёгких. Значит та болезнь всё-таки действительно существует. Как там её? Covid кажется? СМИ не врали... Дышать стало совсем невозможно. А вот, ощущения исчезли. Наверное у него болевой шок. Глаза сами собой закрылись, изображение мигающих приборов и белого потолка исчезло, сменяясь непроглядной тьмой. В башке пронеслась шальная мысль, что он хотя бы умрёт в одиночестве, вез чьих либо указаний и не в окружении жужжащего улья. Да и тело его гнить не будет, заражённых Covid кремируют. Вот и хорошо, всегда претила мысль лежать в коробке и быть сожранным червями. И родственники возразить врачам не смогут, со своими традициями. Где-то внутри расплылось какое-то ехидное торжество. Он будет свободен от мнения окружающих. Он больше не будет выслушивать нотации. Откуда-то издали доносились отчаянные звуки приборов, возвещающие о конце. Там закончилась жизнь рядового бухгалтера без амбиций, без имени и фамилии.