Между долгом и чувством

      Утро началось слишком рано. Так рано, что солнце ещё только робко пробивалось сквозь плотные шторы, оставляя едва заметные полосы света на полу, а Ксюша уже сидела на кухне, сонно потирая глаза. Ей удалось поспать, может быть, три или четыре часа, но эти жалкие часы не принесли ни облегчения, ни бодрости. Тяжесть окутывала её тело, как влажное одеяло, а мысли путались, как треснувшая плёнка старой кассеты. На столе стояла кружка кофе, испуская тонкий, но настойчивый аромат обжаренных зёрен. Нечаева механически помешивала его ложечкой, не в силах собрать мысли. Рядом лежал блистер с таблетками — привычный спутник её утреннего ритуала. Она долго смотрела на них, будто взвешивая невидимые аргументы. Затем, не задумываясь больше, проглотила очередную дозу. Фенибут был её постоянным спутником, что-то вроде якоря, который не давал уплыть в очередной психоз или паническую атаку. За окном день начинал свою неторопливую игру, но внутри Ксюши всё бушевало и кипело. Её взгляд метался по экрану телефона, где новости сменяли друг друга с бешеной скоростью, но ничего не цепляло. Половина заголовков казалась бессмысленным шумом, пока одно сообщение не заставило её остановиться: «Демонтаж памятника Агнии Барто вызвал общественный резонанс». Ксюша криво усмехнулась. Ещё вчера эта новость могла бы её развеселить — вся эта шумиха вокруг культурного наследия. Но сегодня… сегодня она смотрела на текст и чувствовала, как внутри растёт странное раздражение.

      И всё из-за неё. Из-за Марии Архиповой.

      Ксюша тяжело откинулась на спинку стула, чувствуя, как сердце неприятно сжалось. Её пальцы нервно простучали по столешнице. Что-то в этом всём было неправильно. Абсолютно неправильно. Она позволяла себе думать о многих людях. Размышлять о том, как они влияют на её жизнь, анализировать их слова и поступки. Это был её способ держать реальность под контролем — раскладывать всё и всех по полочкам. Но думать о Марии Андреевне? Это выходило за все рамки. Архипова всегда держала дистанцию с людьми — холодная, насмешливая, с тем стальным взглядом, от которого хотелось одновременно спрятаться и бросить вызов. Почему теперь новый образ Марии, такой хрупкий и искренний так прочно поселился в голове Ксюши?       Стараясь отвлечься, Нечаева машинально открыла контакты и записалась на следующий сеанс к своему психологу. Это тоже было привычным ритуалом. Но что она скажет доктору? «Мне не даёт покоя женщина, которую я не выношу»? — звучало глупо. Она перевела взгляд на кружку кофе. Жидкость давно остыла. И всё же вопрос, который бился в её голове, становился только громче: почему лицо Марии казалось ей таким знакомым? Эти резкие черты, холодный взгляд, даже едва заметный изгиб губ… Мария напоминала кого-то из прошлого. Но кого? Ксюша судорожно рылась в воспоминаниях, как в старом, захламлённом шкафу, но всё, что она находила, были лишь обрывки. Неясные образы. Только ощущение, будто этот человек уже однажды был в её жизни. Или в её сознании. Она снова шумно выдохнула и уткнулась лицом в ладони. Это всё из-за вчерашнего разговора. Этих слов, которые никак не удавалось выбросить из головы. «Даже я не могу позволить себе такого по отношению к женщинам».       Ещё один тяжёлый выдох. Зачем Мария это сказала? Почему вдруг извинилась? Архипова ведь не из тех, кто просит прощения. Ксюша встала и подошла к окну. Лёгкий холод стекла приятно остудил ладони. Она закрыла глаза и стиснула зубы. «Хватит», — тихо сказала она себе. Мария Андреевна — всего лишь эпизод. Мимолётный и никак не значимый.       Но где-то глубоко внутри, словно затерявшись в густом тумане её сознания, тихий, почти насмешливый голос нашёптывал:       А ты уверена?       Ксюша прижалась лбом к холодному стеклу. Ледяная прохлада, на которую она возлагала надежды, не принесла облегчения. Наоборот, казалось, что холод лишь сильнее подчёркивал жар внутри неё — тот самый жар, что клубился волной напряжения, накрывая с головой, как безжалостный шторм. Дрожь, лёгкая и почти незаметная вначале, теперь превратилась в неконтролируемую. Её плечи подрагивали, словно от невидимого ветра, пальцы нервно теребили край футболки, а ноги, слабые и подкашивающиеся, едва держали её стоя.       Глубокий вдох. Выдох. Ещё раз. И снова ничего. Воздух казался плотным, липким, словно ускользал из лёгких. Дыхание стало рваным, как у загнанного зверя, который отчаянно пытается вырваться из капкана. Сердце, бешено грохоча, било так сильно, что его удары эхом отдавались в горле. В голове звучал голос. Её собственный голос. И одновременно не её. Он был чужим, язвительным, колким, будто кто-то, стоя в тени, внимательно разглядывал её, видел каждую трещину в броне и безжалостно давил на самые болезненные точки.       Ты же понимаешь, что это ненормально, Ксюш?       Она сделала шаг назад от окна. Мир вокруг закружился, а ноги едва не подкосились. Руки, словно предавшие её, дрожали всё сильнее. Ксюша уставилась на свои пальцы, с надеждой, что сможет остановить их вибрацию одним лишь усилием воли, но дрожь только усиливалась.       — Это просто стресс, — прошептала она себе под нос.       Конечно, стресс. Но почему этот стресс носит китель? Почему ты видишь её даже тогда, когда пытаешься уснуть? Почему она — первая мысль утром?       Слова отдались гулким эхом в её сознании, каждый вопрос — как укол ножа, обнажающий правду, от которой невозможно сбежать. Она стиснула виски руками, надеясь задавить этот внутренний поток, но это не помогало. Глаза лихорадочно скользили по комнате. Тусклый свет пробивался через плотные шторы, очертания мебели казались чужими, как будто это была не её квартира. «Это просто усталость, Ксюша,» — повторила она себе, почти уверяя. — «Она играет. Она специально это делает.» Но слова не давали облегчения. Она металась по квартире, как зверь в клетке, то хватаясь за спинку стула, то упираясь ладонями в стол, будто ища опору. Её взгляд упал на зеркало в углу комнаты.       Секунду она стояла неподвижно, разглядывая своё отражение. Размытый силуэт, спутанные волосы, побледневшее лицо. Глаза были налиты краснотой, в их глубине пряталась смесь изнеможения и чего-то ещё — чего-то, что она боялась даже попытаться назвать. Казалось, что тишина вокруг сгущалась, превращаясь в вязкую пустоту, от которой не спрятаться.       — Это я. Это просто я, — пробормотала она, глядя в зеркало.       Слова повисли в воздухе, словно их вес давил ей на грудь. Но не успела Ксюша осмыслить услышанное, как холодный, отстранённый голос раздался снова. Теперь он звучал с другой интонацией — уверенной, насмешливой, будто сама Мария Архипова стояла где-то за её спиной.       Ну конечно, Нечаева. Всё дело во мне. Ты ведь никогда не допустишь мысли, что это какие-то твои чувства.       Ксюша отшатнулась, как будто её ударили. Сердце ухнуло в пятки, оставив внутри пустоту, заполненную нарастающим ужасом. В горле пересохло, а воздух вдруг стал обжигающим. Она не сразу заметила, что её отражение в зеркале изменилось. Вместо её собственного бледного лица на стеклянной поверхности проступил чёткий образ Архиповой. Строгий пучок волос. Холодные глаза с едва уловимой насмешкой. Идеально очерченные губы, сжатые в линию, словно готовые выпустить очередной язвительный комментарий.       — Нет… — выдохнула Ксюша, отступая назад. Её ноги заплетались, как будто чужие, а тело становилось всё тяжелее.       Но отражение не исчезало. Оно следило за ней, не мигая, с той самой ледяной отрешённостью, от которой хотелось кричать. Казалось, что Архипова смотрела прямо ей в душу, срывая маски, которыми Ксюша тщетно пыталась защититься.       Ты думаешь обо мне, Нечаева. Постоянно. Ты же сама это знаешь. И сколько бы ты ни отрицала, ты не сможешь убежать.       — Это не я! — почти закричала она, захлёбываясь собственным голосом, который дрожал от паники. — Это ты! Ты заставляешь меня думать о тебе!       Её пальцы судорожно сжали край стола. Казалось, только эта физическая точка опоры удерживает её от того, чтобы рухнуть. Но руки предательски дрожали, и уже через секунду пальцы соскользнули, оставляя её наедине с собственной слабостью. Тело наливалось свинцом. Колени подогнулись, как будто силы покидали её, убегая прочь, как вода сквозь пальцы. Архипова в зеркале наклонилась ближе. Её лицо приближалось, искажаемое странным, почти зыбким светом. Ксюше казалось, что стекло вот-вот лопнет, что эта призрачная фигура вырвется наружу и схватит её.       Ах, Ксюша. Ты ведь понимаешь, что всё это — не просто так? Ты не можешь выбросить меня из головы. Потому что я там. Глубже, чем ты готова признать.       Голос не утихал, он окружал её, как дым, забираясь в самые тёмные уголки сознания. Он заполнял комнату, вытесняя воздух, и проникал в разум, в каждую щель. Нечаева зажмурилась, стиснув виски. Но это не помогало. Сердце билось так, что в ушах стоял гул, а руки тряслись так сильно, что она больше не чувствовала их.       — Замолчи… замолчи… — прошептала она, срываясь на всхлипы.       Но голос не утихал. Он становился громче, насыщеннее, наполняя всё вокруг зловещей атмосферой, от которой казалось, что стены комнаты приближаются, сжимая её в тисках страха.

      И вдруг всё затихло.

      Голос, неумолимый, язвительный, разрывающий её изнутри, оборвался так резко, что тишина оглушила её. Казалось, что мир остановился, будто затаив дыхание, давая ей лишь миг на восстановление. Ксюша резко распахнула глаза, её взгляд метнулся к зеркалу. Она увидела себя — бледную, с распухшими от слёз глазами, но это была она. Никакой Архиповой. Никакого насмешливого отражения. И всё же в её груди звенела тревога, словно за зеркальной поверхностью кто-то продолжал наблюдать, ожидая удобного момента, чтобы снова появиться.       Нечаева отвернулась, пошатываясь, и направилась в ванную. Дрожащие пальцы с трудом нащупали кран, и поток ледяной воды хлынул с шумом. Ксюша склонилась над раковиной, опершись руками, как утопающий, хватающийся за обломки корабля. Вода стекала по её запястьям, но не приносила облегчения. Сердце билось где-то в горле, тяжёлое, гулкое, как набат. Каждое его сокращение отдавалось болью в висках. Она зачерпнула горсть воды и прижала к лицу. Холод обжигал кожу, но казался недостаточным, чтобы пробиться через жар внутри. Её тело словно горело изнутри, а мысли были как угли — тлеющие, горячие, готовые вспыхнуть снова от любого порыва.       Ксюша вытерла лицо полотенцем, но руки всё ещё дрожали, её плечи вздымались от сбившегося дыхания. Она взглянула на себя в зеркало ванной комнаты — снова только она. Бледная, измождённая, с тёмными кругами под глазами. Но это не приносило утешения. Её отражение казалось слишком тихим, слишком неподвижным, как будто внутри него всё ещё скрывался кто-то чужой. И вдруг голос снова раздался. Тихий, почти шепот, но холодный, как ледяная игла, проникающая прямо в сознание:       Ты правда думаешь, что сможешь меня заглушить? Холодной водой? Смешно, Нечаева. Это слишком глубоко, чтобы ты могла это просто смыть.       Её пальцы сжались на краю раковины так сильно, что костяшки побелели. Она всматривалась в зеркало, как будто пыталась убедиться, что это был только её голос, а не кто-то ещё. Но всё, что Ксюша видела, — это себя. И всё же этот шёпот звучал так ясно, будто кто-то стоял совсем рядом, дышал ей в затылок.       Скажи, Ксюша, ты не забыла, как она смотрела на тебя тогда? Когда предложила заключить сделку?       Эти слова вонзились в её разум, как кинжал. Тело напряглось, а образы против воли вспыхнули в памяти, яркие и болезненные, словно кадры фильма, который она не могла остановить. Кабинет. Архипова. Её строгая улыбка. Этот взгляд, чуть насмешливый, чуть оценивающий. И её голос — низкий, спокойный, но словно созданный, чтобы сводить с ума.       — Это была её ошибка, — выдохнула Ксюша, едва узнавая собственный голос. Он был хриплым, слабым, словно весь её воздух ушёл на эти несколько слов. — Она сама в этом призналась!       Ах, конечно. Её ошибка. Но ты ведь сидела там, как вкопанная, когда она сказала про «кофе»? Помнишь её голос? Её взгляд? А главное… Помнишь это чувство внизу живота? Как смотрела на неё, когда она расслабленно курила? Как следила за её движениями? Ты даже не могла отвести взгляд!       Слова задели её. Образы вспыхнули в памяти, как яркие фотографии: кабинет, строгая улыбка Марии, чуть насмешливый взгляд. И её голос, медленный, чуть пониженный, как будто специально играл на её нервах. Ксюша отвернулась от зеркала, с силой потёрла виски, но мысли не отпускали.       А может, дело не в кофе, не в её сигаретах, не в том, как она смотрит? Может, ты просто устала от своих малолетних практиканток? Захотелось чего-то более взрослого? Более серьёзного? Вот ты и зацепилась за неё.       Ксюша зажмурилась, пытаясь вытеснить эти слова, но в памяти, как назло, всплыли детали. Плавное движение пальцев Марии, её спокойное выражение лица, тот момент, когда Архипова слегка приподняла бровь, будто дразня её, лёгкий наклон головы, тонкий шлейф её парфюма.… и Ксюша ощутила то самое глупое, ненавистное тепло внутри.       — Нет, — резко ответила она, её голос дрогнул, но она старалась держаться. — Мне всегда было комфортно одной. Я не нуждаюсь в ком-то.       В ответ раздался тихий смех. Едкий, обжигающий.       О, твоя независимость. Конечно. Ты всегда ею так гордилась, правда? Такая сильная, такая самостоятельная. Потому что никто, абсолютно никто не осмелится связаться с тобой. С таким… больным человеком, как ты.       Эти слова были, как удар молотом. Её ноги ослабли, и она опустилась на край ванны, уронив ладони на колени. Всё тело дрожало.       — Это неправда… — прошептала она, но её голос был слишком тихим, чтобы звучать убедительно даже для самой себя.       Правда, Ксюша. Ты ведь знаешь. Ты видишь себя со стороны. Ты же понимаешь, что никто не захочет быть с тобой всерьёз. Никто не выдержит всех твоих кризисов, твоих истерик, твоего вечного анализа. Поэтому ты всегда одна. Потому что это проще. Проще, чем столкнуться с реальностью.       — Заткнись! — почти закричала она, её голос отразился от стен ванной. И всё снова затихло. Но это было затишье перед бурей — тишина, наполненная угрозой, которая вот-вот обрушится на неё с новой силой.       Ксюша стояла перед шкафом, глядя на идеально выстроенный ряд чёрных костюмов. В глазах рябило от однообразия, но это её не смущало. Она протянула руку и выбрала самый привычный — пиджак с мягкими плечами и брюки с безупречно выглаженными стрелками. Надев костюм, Ксюша почувствовала, как ткань слегка обтягивает её тело, создавая иллюзию собранности и контроля. Она бросила взгляд на зеркало. Её отражение, хоть и снова стало её собственным, выглядело усталым и потерянным. Тёмные круги под глазами невозможно было скрыть даже пудрой. На краю стола лежал джул. Ксюша схватила его, проверила остаток жидкости в картридже. Почти пусто. С раздражением она нащупала запасной в ящике стола, заменила его и сделала глубокую затяжку. Холодный мятный привкус обжёг лёгкие, заставив её немного вздрогнуть, но это хотя бы дало ощущение чего-то привычного.       Кофе. На кухонном столе всё ещё стояла недопитая кружка. Ксюша машинально потянулась к ней, но остановилась. Её взгляд скользнул по тёмной поверхности напитка, и всё внутри вспыхнуло от глухого раздражения. Она вспомнила, как голос внутри неё говорил об этом «трепете», о моменте, когда Мария произнесла своё двусмысленное «кофе». Руки Ксюши сжались в кулаки.       — Хватит, — прошептала она, но голос в её голове лишь усмехнулся, как будто слышал каждую её мысль.       Кружка, стоявшая на краю стола, вдруг показалась ей невыносимой. Ксюша резко смахнула её рукой. Глухой звон разлетевшейся керамики заполнил кухню, и по полу растеклась тёмная лужа кофе. Она смотрела на осколки, дыша тяжело и прерывисто.       «Успокойся. Соберись. Ты не можешь позволить себе быть такой. Нельзя больше давать этой мрази руководить и играть кем-то. Точно уж не мной.».       Но, несмотря на эти мысленные команды, её руки всё ещё дрожали, пока она вытаскивала из шкафчика свою сумку. На кухонном столе лежал блистер с таблетками фенибута. Она схватила его, не задумываясь, и бросила внутрь. Затем ещё один блистер, на всякий случай. Быстро накинув пальто, Ксюша распахнула входную дверь. Прохладный воздух коридора хлынул в квартиру, заставив её слегка вздрогнуть. Но ей нужно было уйти. Ей нужно было выйти отсюда, чтобы этот голос, эти мысли, этот чёртов утренний хаос остались за порогом. На секунду она остановилась, обернулась через плечо, будто хотела что-то вспомнить, но вместо этого резко захлопнула дверь. Её шаги гулко звучали по лестничной площадке, пока она спускалась вниз, в холодное утро, где её ждал новый день в министерстве — и новые попытки убежать от самой себя.

***

      Ксюша вошла в министерство, её шаги эхом отдавались по коридору. Обычный день, рутинная работа — ничего не предвещало, что сейчас всё должно каким-то образом изменится. Если конечно Жене опять не придет какая-то «гениальная» идея, как изменить страну к лучшему. Но как только Нечаева прошла мимо закрытых дверей кабинетов Максим Максимыча и Джемы, решила поднять взгляд. Она остановилась, внутри неё кольнуло. Нечаева увидела в конце коридора Архипову и Тихомирова, которые копошились на столе у Инги. Сначала Ксюша не поняла, что именно её так насторожило. Но, как только она взглянула на их лица, всё стало очевидным. Женя стоял рядом с Марией, они беседовали, улыбались друг другу, увлечённо разглядывали какие-то бумаги. Всё это выглядело так… легко, естественно. Даже их жесты — Архипова указывала пальцем на лист, а Тихомиров кивал и что-то бормотал не внятное. Со стороны это выглядело как плодотворное сотрудничество. Рядом стояла Скворцова — та самая «зайчонок», как её Ксюша называла — опершись о стол секретаря, слушала, поддакивала и всё это сопровождалось лёгким смехом.       Сквозь раздражение, которое вдруг возникло, Ксюша почувствовала лёгкую волну ревности. Ревности не к Тихомирову или Скворцовой, а к самой ситуации. Её законное место рядом с министром как будто было уже занято. Нечаеву не просто оставили в стороне — её, похоже, уже нет даже в списке людей, мнение которых играет важную роль в решении. Тихомиров, её друг, казался таким на удивление уверенным, каким-то неуловимым, а рядом с ним вместо неё была вот эта женщина, совершенно не пытающаяся скрывать своего влияния. Мария… Мать её Архипова. Никогда не давая себе слабинку, всегда играя по своим правилам, была умной, решительной, точно знающей, что и как делать. И сейчас Ксюша чувствовала, как эта уверенность в ней всё больше разъедает её собственные сомнения. Оказавшись на стороне, Нечаева вдруг почувствовала, что всё это время, возможно, Архипова делала эти шаги в партии не в её сторону, а в направлении Тихомирова, чтобы тот стал новой марионеткой, как тот же самый Сергей. Взгляд Нечаевой метнулся к бумагам, которые Мария с Тихомировым рассматривали. Она увидела, как женщина наклонилась вперёд и уверенно обрисовывает на листе какие-то фигуры, её голос был низким и уверенным, словно она уже заполнила пространство вокруг себя своим присутствием. И Ксюша поняла, что, если она не вмешается, это будет ошибка, с которой Тихомиров, как всегда, не сможет справиться самостоятельно. Возможно, он уже стал зависим от Архиповой, не заметил, как та им манипулирует.       Женя был глупым, как ребенок, всегда уязвим перед сильными женщинами, и Архипова как раз была такой. Внутреннее ощущение «не нужности» дало Ксюше импульс, и, несмотря на нарастающее беспокойство, она решительно направилась к ним. Она сдвинула волосы с лица и, несмотря на некую нервозность, подошла к их группировке. Тихомиров заметил её первым, и его взгляд был быстрым, лёгким, с нотками жизнерадостности, почти как у ребёнка, который играл, но был прерван. Мария Архипова также подняла глаза. Но её выражение было иным — в нём было что-то спокойное, умиротворённое. Она улыбнулась, но это не была просто улыбка. Это была улыбка победителя, как будто всё, что происходило, было заранее расписано, запланировано.       — Доброе утро, Ксюша, — проговорил Тихомиров, хлопая ту по плечу, — а мы тут с Марией Андреевной, кое-что придумали. Вот ждем тебя.       — Угу, — безразлично произнесла Ксюша, кивая на стопку бумаг. — Я заметила, как вы тут ждете, — добавила она, сдерживая раздражение. — Отойдём в кабинет на пару слов.       В её голосе сквозила резкость. Нечаева уже не могла оставаться сторонним наблюдателем, пальцы её крепко сжались на предплечье Тихомирова, и она почти силой потянула его за собой, выдергивая из тесного круга. Его взгляд смутился, но он не сопротивлялся. Мария, увидев это, шагнула следом, но Ксюша резко остановила её взглядом. Это был взгляд, который говорил, что Нечаева не потеряет контроль, даже если Тихомиров идет против неё. Когда Женя из кабинета что-то пытался сказать Марии, словно оправдывая их действия, Ксюша закрыла дверь с грохотом, врезав её в стену. Нечаева села на стол в свою привычную позу и, доставая из кармана джул, сразу закурила, делая долгую затяжку, чтобы успокоить нервное дыхание. Мужчина, как маленький мальчик которого прервали от увлеченной игры в песочнице, двинулся в свое кресло.       — Жень, скажи мне, ты совсем тупой или да? — резко спросила она, глядя на него с не скрываемым раздражением и выдыхая дым. Тихомиров нервно сжал руки в замок, его взгляд избегал её.       — Это ты к чему? — спросил он, пытаясь скрыть беспокойство в голосе, но Ксюша видела, как Женя дернулся.       — Ты не видишь, что Архипова с тобой делает? —Нечаева наклонилась вперёд, опираясь на сжимающуюся руку на столе. — Ты что, не понимаешь, что она манипулирует тобой?       — Что она делает? Мы просто готовили моё новое выступление на кабмине, — Женя быстро сказал, нервно усмехнувшись, — Это ничего серьёзного. Мы просто обсуждали, я же ничего не скрываю. Мы с ней просто… так, работаем.       — То есть после представления в парке «Заря» ты не сделал никаких выводов? — Ксюша резко повернулась к нему, взгляд её был острым, как лезвие ножа. — Ты тоже как Сергей собираешься быть марионеткой этой… женщины?       — Ксюш, ты, по-моему, преувеличиваешь, — Женя нервно усмехнулся, но в его голосе уже сквозила растерянность. — Она просто предложила идею, ничего не требовала взамен, просто так. Мы ей ничего не должны!       — Долг, Женя, это не всегда то, что сказано вслух или написано на бумаге, — Ксюша задорно цитировала Архипову, глядя ему прямо в глаза. — Сейчас Мария просто помогает, потом она просто попросит помощи. А ты у нас Россия щедрая душа сразу же побежишь выполнять, виляя хвостиком.       Тихомиров, почувствовав напряжение в воздухе, нервно засмеялся, пытаясь сгладить ситуацию, как всегда, легко и с улыбкой, но она была натянутой, как струна.       — Ну что ты, Ксюш, — сказал он с лукавой усмешкой, — не приревновала ли ты меня к новому заместителю? — его голос звучал игриво, но в глазах читалась какая-то нерешительность, будто он не был уверен, что это был правильный момент для такой шутки. Ксюша не оценила его попытку разрядить обстановку. Её глаза холодно сузились, и она тихо, но с особым акцентом, проговорила:       — Не шути, Женя. Это не время для твоих глупых приколов. Ты вообще понимаешь, в какой ситуации мы сейчас находимся?       В её голосе чувствовалась растерянность, смешанная с отчаянием. Это было не только недовольство. Ксюша ощущала, как внутри накапливается давление, и каждый его жест, каждое слово неуклюже вонзаются в её раны, в то место, где её уверенность когда-то жила. Слова Тихомирова, его лёгкость, его забавные попытки сдержать её реакцию, как будто он не замечал, что происходило на самом деле, вызывали у неё чувство безнадежности. Он, казалось, был полностью поглощён своим новым союзником — Архиповой. Ладонь Ксюши вцепилась в стол, а тело напряжённо вздрогнуло, как будто она готова была сорваться в любую секунду.       — Ты действительно этого не видишь? Ты действительно не понимаешь, что ты не просто уязвим, ты — её пешка. Она тебя использует, как будет использовать всех вокруг! — Ксюша не могла больше сдерживаться.       Голос её звучал как истерика, в глазах заблестели слёзы, но она стиснула зубы, пытаясь не выдать своей слабости. Тихомиров приподнял брови и шагнул вперёд, его лицо слегка смягчилось, но выражение всё равно оставалось напряжённым, почти осторожным. Он явно не ожидал такого ответа, и его шутка обернулась неожиданной неразберихой. Ксюша почувствовала, как всё внутри неё закипает от бессилия. С каждым моментом её желание остановить это всё — уничтожить эту паутину, которую Архипова соткала вокруг них, становилось всё сильнее. Но в тот же момент она понимала: для этого ей нужно не просто разрушить этот альянс, а сорвать с Тихомирова те слепые очки, в которые его так ловко одевала Мария. И это, похоже, будет намного сложнее, чем она могла себе представить. Тихомиров, сделав пару шагов вперёд, всё ещё не уверенный в том, как вести разговор. Его руки сжались в кулаки, но он продолжал смотреть на Ксюшу с той же нервной настороженностью, которая возникла после её резких слов.       — Слушай, — сказал он, его голос теперь был более мягким, но с лёгкой долей беспокойства. — А тебе не кажется, что ты преувеличиваешь? Я вот подумал… Мария Андреевна ведь помогла избавится тебе от памятника. Неужели она попросила тебя что-то сделать взамен? — Он прищурился, почти сквозь улыбку, как будто надеясь, что это вопрос окажется всего лишь незначительным недоразумением.       Ксюша почувствовала, как кровь начинает быстрее циркулировать в её теле, а ощущение паники снова пронзило её. Она вздохнула и, сдерживаясь, попыталась ответить. В её голосе слышалась тяжёлая усталость, но она всё-таки собрала силы, чтобы сказать:       — Нет. — Нечаева замолчала на мгновение, взгляд её был прикован к столу, а её пальцы цеплялись за край, чтобы не выдать того, что творилось внутри.       В голове вдруг вновь раздался тот утренний, самозабвенный, язвительный голос. Тот, который всегда знал, как прижать её к стенке. Голос, который она так отчаянно пыталась игнорировать.       — Ты ведь врешь, — прошипел он, как змея. — Мария потребовала от тебя кое-что, не так ли? Скажи…       Ксюша резко затаила дыхание, ощущая, как кровь застывает в жилах. С каждым словом голос становился всё громче, и всё больше терялся в её сознании. Он словно пронизывал её насквозь, заставляя сомневаться в каждой букве, которую она произносила. Тихомиров смотрел на неё, не понимая, что происходит. Его выражение лица стало настороженным, и он слегка сдвинул брови, пытаясь уловить перемену в её настроении.       — Ты в порядке? — спросил он, замечая её напряжение.       Но Ксюша не ответила. Тихомиров заметил её колебания, но не видел, что происходило у неё внутри, не ощущал того давления, которое она испытывала каждый день, глядя на свою жизнь и на людей вокруг, которые будто бы обрушаются на неё, не понимая, насколько всё на самом деле сложно.       — Ты что, хочешь сказать, что Архипова тебя принуждает к чему-то? — спросил Евгений, поднимая брови, не веря своим ушам. — Ты можешь встать и сказать, что тебе не нравится?       В её голове вновь звучали те обвиняющие слова, которые её так мучили:       Чтобы он поверил в манипуляции Архиповой, ты должна сказать про «кофе». Ну же, Нечаева, давай…       Сделав усилие, Ксюша сжала кулаки, пытаясь заглушить этот голос, пытаясь поверить в свои слова, но они уже не звучали так искренне. Всё её тело сотрясалось от этого внутреннего конфликта.       — Я всё сказала, Женя, — ответила она, но её голос не был таким уверенным, как прежде. — Мария не требовала от меня ничего. Это просто мои мысли. Я их… я их просто не контролирую.       — Слабачка — прошипел голос, скрываясь где-то в сознании.       Женя, заметив, как напряжение в Ксюше растёт, почувствовал, что если не сделает что-то, то она утонет в этом водовороте мыслей. Он знал её хорошо: чтобы Нечаевой стало легче, ей нужно было чем-то заняться, погрузиться в работу, в решение задачи — это всегда вынимало её из состояния тревоги. Её разум был не тот, что позволял просто сидеть и думать о своих проблемах. Она нуждалась в деле, в вызове.       Не раздумывая, он стремительно подбежал к своему столу, быстро схватил стопку документов и вернулся к ней. Протянул папку с бумагами, её угол слегка помятый, но суть — важность задачи была на поверхности.       — Вот, — сказал он, стараясь держать голос как можно более спокойным, почти деловым, чтобы не дать ей возможность снова погрузиться в саморазрушительные мысли. — Возьми. Это предложила она, но без тебя и твоего мнения я не могу это подтвердить.       Он поднял взгляд и встретился с её глазами. Во взгляде Нечаевой была тень сомнений, но Женя надеялся, что этот шаг хотя бы немного переключит её, заставит сосредоточиться на том, что можно изменить. На том, что можно контролировать. Ксюша молча взяла документы, почти не замечая того, как её руки безжалостно сжали папку. Она смотрела на Женю, но мысли уже были где-то в другом месте, сосредоточенные на бумагах. Время от времени Ксюша всё ещё чувствовала тяжёлое присутствие тех голосов в голове, но попытка сосредоточиться на чем-то конструктивном, на задаче. Это помогало. Погружение в работу всегда было её спасением. Но, разложив документы на столе, Ксюша заметила чёткий след карандаша Марии на них. Все эти документы были собраны Архиповой! Нечаева почувствовала, как всё внутри неё меняется. Волнение, что ещё минуту назад сжимало её грудь, сменилось огненной яростью. Она поняла, что вся эта игра с документами, с подставами — не просто случайность. Всё это было сделано Архиповой с одной целью: поставить её в неудобное положение, сделать её частью своей стратегии. Но она ошиблась. Это было не просто манипулирование — это было открытое противостояние. И теперь Ксюша была готова ответить.       Женщина быстро встала со стола, стиснув папку так, что её углы чуть не прорвались, её взгляд стал холодным, собранным, точным, как у самой Архиповой. Она ощущала, как внутри сжимаются все её нервы. И когда Тихомиров встал перед ней, пытаясь что-то сказать, она с силой пихнула его рукой в сторону, не обращая внимания на его удивлённый взгляд. Без слов она направилась к выходу.       — Ксюш, погоди! Что ты делаешь? — его голос дрогнул, но Ксюша даже не обернулась.       Как только она вошла в холл, её взгляд сразу же встретился с Архиповой, стоявшей, как всегда, с холодной грацией и без единого намёка на эмоции. Однако в глазах Ксюши не было ни страха, ни неуверенности — только твёрдое осознание своей силы. Она остановилась перед Марией, почти не замечая, как воздух вокруг них становится гуще, будто каждый вдох начинал быть трудным и напряжённым. В её голосе не было ни капли сомнения.       — Забери свой никому не нужный здесь шлак, Архипова, — с холодным презрением произнесла Ксюша, глядя прямо в глаза сопернице. — Я — первый заместитель, и здесь решаю всё я.       Мария подняла взгляд, её тонкие губы слегка приподнялись, но выражение лица оставалось на грани скептицизма. Она стояла, как будто не совсем понимала, что происходит. Ксюша в этот момент не могла больше терпеть. С яростью, которой не было в ней раньше, она метнула папку прямо к ногам Архиповой, разрезав воздух. Бумаги шуршали, разлетаясь, но их падение звучало как знак.       Генерал-лейтенант смотрела на Нечаеву, не сразу осознавая происходящее. Она стояла, словно замороженная, и долго не могла понять, как реагировать. Было видно, что этот неожиданный жест выбил её из равновесия. В глазах проскользнуло непонимание, даже нечто близкое к удивлению. Она подняла одну бровь, будто пытаясь понять, что только что случилось, а взгляд, вместо того чтобы обрушиться на Ксюшу с холодной жестокостью, вдруг был полон растерянности. Голос в голове Нечаевой с ехидной насмешкой подхватил удивление женщины:       Ой, енотик разозлился! Ты же понимаешь, что она тебя не…       Ксюша не дала голосу закончить.       — Ты думала, что можешь тут расставлять свои фигуры, как тебе захочется? — резко бросила она, делая шаг ближе к Марии. — Нет, Мария Андреевна.       Окружающие замерли, будто стали свидетелями чего-то запрещённого. Воздух в коридоре стал тяжёлым. Тихомиров, выглянувший из-за двери, даже не решился что-то сказать. Ксюша наклонилась к Архиповой, почти вплотную, и произнесла с язвительной уверенностью:       — В шахматах есть два правила. Первое: не трогать чужие фигуры. Второе: не спешите готовить шах, пока не можете поставить мат.       Она выпрямилась, обжигающий взгляд всё ещё был устремлён на Марию. Та не пошевелилась, но что-то в её лице изменилось. На мгновение показалось, что в глубине её глаз мелькнуло уважение, смешанное с гневом. Ксюша развернулась так, что её пальто взвилось, словно взмах крыла хищной птицы. Лицо было непроницаемым, но глаза горели ледяным пламенем. Её цель была очевидна — её кабинет, её сила, её правила.       — Скворцова! — бросила она через плечо, даже не оборачиваясь. Голос звучал твёрдо, но с едва уловимыми нотками насмешки. — Зайчонок!       Соня, стоявшая у стены рядом с Архиповой, замерла. Она моргнула, не сразу поняв, что её только что окликнули. Мария, как ни в чём не бывало, скользнула взглядом по девушке, словно подталкивая её к действию. Скворцова было шагнула в сторону Ксюши, но та неожиданно остановилась. Ксюша рывком открыла дверь своего кабинета, с силой толкнув так, что та ударилась о стекло. В проходе она повернулась через плечо, её взгляд с усмешкой метнулся к месту, где стояли Соня и Мария.       — Кофе мне сделай, — отчётливо сказала Нечаева, намеренно выделяя это слово, словно бросая вызов. Её губы изогнулись в ехидной, почти дерзкой улыбке, и с этим она скрылась в кабинете, громко захлопнув дверь.       Скворцова нервно посмотрела на Марию, не зная, как отреагировать на эту ситуацию. Её руки сжались в маленькие кулачки, и взгляд метался между дверью Ксюши и Архиповой. Мария же стояла совершенно спокойно, но на её лице мелькнуло что-то уязвимое, будто бы на мгновение её идеально ровная маска дала слабину. Губы остались сложены в лёгкую, почти добродушную улыбку, но в глазах вспыхнул огонёк ярости, который она умело скрывала за фасадом своей безмятежности. Она повернулась к Соне, оценивающе посмотрела на неё, будто проверяя, готова ли та выполнить приказ. Скворцова почувствовала этот взгляд и замерла, как маленький заяц под хищным взглядом волка.       — Ты что, не слышала Ксению Борисовну, зайчонок? — произнесла Мария с мнимой мягкостью, — Кофе ей сделай. Да покрепче.       Соня, нервно кивнув, моментально сорвалась с места и побежала в сторону кофейного аппарата, едва не споткнувшись на ходу. Мария осталась стоять на месте, ни на шаг не сдвинувшись, лишь слегка качнула головой. Её взгляд был сосредоточен на двери кабинета Нечаевой. На лице осталась та же доброжелательная улыбка, но внутри её всё кипело. Сорванный план был как заноза — раздражающий, но не смертельный.       «Ничего, енотик, следующий ход будет за мной,» — подумала она, чуть склонив голову в сторону, где уже гудел кофейный аппарат.

***

      До обеда Ксюша сидела в своём кабинете, окружённая кипами документов. Глаза уже начинали уставать от мелькающих перед ними таблиц и текстов. Нечаева яростно щёлкала по клавиатуре, выуживая нужную информацию, пробуя выстроить хоть какой-то стратегический ход. Всё это было попыткой не просто обогнать Архипову, но и доказать себе, что она всё ещё держит ситуацию под контролем. Временами она раздражённо барабанила пальцами по столу, хмуря брови. «Нужно что-то, что Мария ещё не успела ухватить… Должно быть что-то!» Ксения Борисовна отложила в сторону очередной документ, чувствуя, как усталость начинает понемногу затягивать её. Она решительно поднялась со стула и направилась к кофемашине в углу офиса. Пока машина шипела и наполняла воздух знакомым ароматом, Ксения машинально оглядела офис. Дударь со Скворцовой о чем-то беседовали. Бабы как всегда страдали херней. Ничего необычного, но взгляд, как по наитию, скользнул к стеклянной стене кабинета Марии Архиповой. Ксюша сразу заметила что-то странное: Мария, которая обычно сидела с идеальной осанкой, словно статуя, теперь стояла у стола, сжав трубку телефона. Её лицо выражало напряжение, а резкие жесты рук выдавали нервозность.       Нечаева прищурилась, внимательно наблюдая за соперницей. Её острый взгляд быстро отметил детали, которые легко могли бы ускользнуть от других, но не от неё. Лёгкий тремор в пальцах, сжимающих телефон, подрагивающий уголок губ — это были мелочи, но для Ксении Борисовны они говорили многое. Мария явно говорила с кем-то, кто вызывал у неё сильные эмоции и даже панику. И тут случилось то, что заставило Ксению насторожиться ещё больше. Архипова внезапно подняла взгляд и встретилась глазами с Нечаевой. В её глазах мелькнуло что-то совершенно незнакомое. Это был не холодный расчёт и даже не презрение, с которым та иногда смотрела на неё. Нет, это было что-то другое. Непонимание. И… страх? Ксения почувствовала, как её брови слегка дрогнули от удивления. Страх у Марии Архиповой? Той самой Марии, которая никогда не показывала слабости, всегда держала себя в руках, словно у неё была броня, способная выдержать любой удар? Это было странно. Невероятно. «Неужели есть человек, которого она боится?» — подумала Ксения, продолжая смотреть на соперницу. «И неужели именно с ним или с ней она сейчас разговаривает?»       Кофе был готов, и Ксения машинально подняла стакан, словно произнося мысленный тост. Она сделала глоток, не отрывая взгляда от Марии, намеренно задерживая этот немой диалог. Взгляд Нечаевой был спокойным, почти насмешливым, будто она говорила: «Я всё вижу, Мария. Всё понимаю, нервы сдают». Но Архипова вдруг резко отвела глаза, быстро захлопала ресницами, словно обожглась. Её плечи напряглись, а лицо снова приняло привычную маску сдержанности и холода. Она продолжила разговор, но теперь говорила тише, повернувшись так, чтобы больше не встречаться взглядом с Ксенией.       «Что ж,» — подумала Нечаева, возвращаясь за стол, — «кажется, броня дала трещину. Осталось понять, что её пробило».       — …Ну а что, порнография — это тоже культура, между прочим, — проговорила Соня, чуть громче, чем было нужно, будто пытаясь проверить, как её слова отзовутся в окружающем пространстве.       Её голос прозвучал уверенно, но в нем ощущалась какая-то скрытая тревога, как у человека, который заходит на территорию запретного и, возможно, опасного. Ксюша замерла. В её голове сразу загорелась лампочка. Эти слова были как ключ к разгадке. Не раздумывая долго, вскочила с места.       — Скворцова! — резко окликнула она, её голос был полон решимости, в нём не было места для сомнений или колебаний.       Соня мгновенно повернулась, но её лицо на мгновение помрачнело, и она словно застыла, не ожидая такой реакции от Ксении Борисовны. Во взгляде зайчонка промелькнуло удивление, которое не успело уйти, как отголоски прошлого, оставившие лёгкую, почти незаметную тревогу.       — Да, Ксения Борисовна? — Соня ответила с явным беспокойством       — Повтори, — потребовала Ксюша, делая глоток кофе, её голос звучал твердо и напористо. Она не собиралась откладывать свой вопрос.       — Что именно? — Соня замялась, её глаза с любопытством и легким замешательством скользнули по комнате, как если бы она искала путь назад.       Но она понимала, что уже не может остановиться. В её взгляде мелькала беспокойная искра, она явно поняла, что речь идет о той самой фразе, которая как-то неожиданно для неё самой проскользнула из уст.       — Последнюю фразу, — повторила Нечаева, пристально смотря на девушку. Она не могла отпустить её, пока не получит то, что хотела. Скворцова сглотнула, она явно почувствовала на себе давление, которое становилось всё сильнее, и с трудом вымолвила:       — Ну, я сказала, что порнография — это тоже культура.       Ксюша поставила на стол кружку и схватила за рукав Дударя, который только что пытался скрыться в сторону своего стола.       — Дударь, за мной! — скомандовала она, не дождавшись его реакции.       Дударь опешил, но подчинился, поспешив следовать за ней. Ксюша уже шагала в сторону кабинета Тихомирова, не обращая внимания на реакцию коллег в коридоре.       — Ты же говорил, что в баре вчера встретил свою одноклассницу? — выпалила она, не оборачиваясь.       — Ну… да, видел, — растерянно ответил Дударь, едва поспевав за ней.       — Она теперь актриса, — продолжила Ксюша с явным намёком.       — Ну, порноактриса, да, — проговорил Дударь, покраснев.       — Идеально! — воскликнула она, повернувшись к нему. — Всё сходится!       Ксюша ускорила шаг, и вскоре они уже стояли у двери кабинета Тихомирова. Слишком решительно она распахнула её, что та ударилась о стену. Женя, сидящий за столом с чашкой кофе, едва не разлил напиток, настолько неожиданным был такой визит.       — Ксюш, ты как танк. Что опять? — с лёгкой усмешкой спросил он, но, увидев её решительное лицо, сразу понял, что дело серьёзное.       — Скворцова — гений всё-таки, — проговорила она, подойдя к его столу.       Ксюша нервно мерила комнату шагами, будто бы готовилась к чему-то важному, чего никто из присутствующих ещё не понимал. Её движения были резкими, словно она балансировала на грани взрыва. Пальцы сжимали электронную сигарету, которая мигала крошечным огоньком с каждой затяжкой. Густые облака дыма поднимались к потолку, оставляя после себя горьковатый запах, и растворялись в воздухе. Тихомиров, который устроился в кресле напротив, слегка привстал, поднимая бровь. На его лице застыло выражение лёгкого недоумения. Он привык к напористости Ксении, но сейчас её энергия била через край, создавая в комнате напряжение, которое можно было резать ножом.       — Я с четверга ломаю голову, что за движуха в Минкульте, — произнесла она с расстановкой, словно объясняла ребёнку прописные истины. Её голос звучал жёстко, в нём сквозила холодная уверенность, которая заставляла каждого слушать. — И вот только что… всё щёлкнуло.       Она сделала затяжку и вновь выдохнула густой клуб дыма, словно подчёркивая важность своей находки.       — Ты за ходом мысли следи, — добавила она, тыкая в сторону Тихомирова пальцем, будто он был школьником, который слишком медленно решает задачку на доске. Женя, по привычке, слегка нахмурился, показывая, что готов к потоку информации. Он пытался собрать всё в единую картину, но ответы не приходили.       — Наш министр культуры дважды за неделю что говорил по телеку? — спросила Ксюша, не давая ему времени на раздумья. Сделала затяжку и выпустила очередную порцию дыма. Женя задумался, нахмурившись ещё больше. Он напряг память, но на ум не приходило ничего конкретного:       — Эм… что говорил?       Ксюша закатила глаза так выразительно, что, казалось, их движение можно было услышать:       — Засилье порнографии! — её голос был триумфальным, но напряжённым. В воздухе словно застыл момент. Женя теперь точно понял, что он ничего не понимает.       — А в пятницу у него доклад на кабмине, — добавила она, делая ещё один круг по комнате, снова и снова возвращаясь к своим мыслям, которые теперь выглядели как чётко выстроенная цепочка. Мужчина почувствовал, как внутреннее напряжение нарастает, но его лицо всё ещё не выражало полной уверенности. Он осторожно произнёс:       — Я знаю, — и, хотя слова были спокойными, он всё ещё чувствовал сомнение, как если бы его ум пытался переварить информацию, которую он только что услышал. Ксюша закатила глаза, с явным раздражением сделав несколько шагов в сторону, и обернулась к нему. Она выдохнула облако дыма.       — А я знаю, что бабы из Минкульта с четверга роют в архивах по закону 98-го года «О продукции эротического содержания». Вот где они копают! — её слова были полны уверенности, как если бы она теперь, наконец, поймала все элементы в одну логическую конструкцию.       Тихомиров вздрогнул, осознавая всю серьёзность происходящего. Его взгляд стал более сосредоточенным, и он почувствовал, как в воздухе возникает новая угроза, о которой не думал раньше.       — Ты хочешь сказать, что они всё-таки порнуху запретят? — его голос стал хмурым, а в глазах появился растерянный огонёк.       Ксюша шагнула вперёд, её глаза сверкали, и этот взгляд был полон уверенности, что она сама держит в руках ключ к решению проблемы.       — Нет, — произнесла она, с улыбкой на губах. — Они собираются не запрещать, а создать новую формулировку. Понимаешь?       Женя замер. Он сидел, не в силах сразу понять, как реагировать на такую уверенность Ксении. Её слова звучали так, как если бы она была уже на несколько шагов впереди всех.       — Ты, конечно, гений аналитики, — продолжала Ксюша, не отрывая взгляда. — Жень, минкульт, порнуха, прокаты и удостоверения. Ну!       Она посмотрела на обоих мужчин, как учительница, которая ждёт ответа на очевидный вопрос. Евгений всё сидел, не понимая, что от него хочет Ксения. Повисла тишина. Тихомиров ощущал себя учеником в классе, который забыл что-то важное в деятельности Столыпина и не может ответить на самый простой вопрос. Вдруг Дударь, поднял руку, будто спрашивая у учительницы Ксении Борисовны разрешения ответить вместо двоечника.       — Минкульт хочет выдавать прокатные удостоверения для порно, — проговорил медленно Никита с явным перегаром на губах.       Ксюша наконец довольно кивнула, переметнув свой взгляд на Дударя и сказала немного поёжившись:       — Молодец, спасибо, — выдохнула с облегчением она, — теперь выйди, от тебя перегаром разит, я сосредоточится не могу.       Дударь медленно пошагал в сторону двери, а взгляд Ксении вернулся к Тихомирову, который сидел в шоке. Видать для такого ума какой был у него, это было целое открытие. Его брови неуверенно нахмурились, и он наконец обратился к Ксюше.       — И что ты предлагаешь? — он наконец заговорил, желая услышать от неё чёткие шаги, чтобы понять, к чему она ведёт.       Нечаева подошла к его столу, усаживаясь на край и делая очередную затяжку. Она склонила голову чуть в сторону и с выражением, которое мог бы понять лишь тот, кто полностью владеет ситуацией, произнесла:       — Сделаем быстрее минкульта. Если мы не способны запретить дрочить, давайте сделаем это… культурным.

***

      Ксения Нечаева в очередной раз за этот день мерила шагами переговорную, то и дело останавливаясь, чтобы сделать затяжку электронной сигаретой. Она выглядела собранной, почти лихорадочно сосредоточенной, и в воздухе ощущалось, как её энергия буквально пульсирует. В голове рождались новые планы, которые она скрупулёзно выстраивала, словно шахматист, предугадывающий ходы соперника. В какой-то момент она резко остановилась, будто её осенило.       — Дударь, найди номер своей одноклассницы, — вдруг бросила она через плечо.       Никита Дударь, едва державшийся на ногах после вчерашнего вечера в баре, выглядел так, словно не понимал, где он находится. Его лицо, уставшее и слегка помятое, выражало абсолютное непонимание происходящего.       — Чьей ещё одноклассницы? — прохрипел он, не сразу осознавая, что от него хотят.       Ксюша даже не удостоила его ответа, лишь бросив короткий взгляд, в котором читался весь спектр её раздражения. К счастью для Никиты, рядом с ним оказалась Соня, их молодая сотрудница с живым взглядом и явным рвением всегда быть полезной. Она, не задавая лишних вопросов, быстро заняла место за компьютером и начала искать информацию.       Через несколько минут Скворцова и Дударь уже внимательно рассматривали страницу в социальной сети. На экране появилась девушка — эффектная, с яркой внешностью и вызывающим макияжем. Никита даже слегка покраснел, словно вспомнил вчерашний вечер, а Соня, склонив голову, профессионально изучала профиль. Ксюша подошла ближе, её острые глаза скользнули по экрану. Она словно оценивающе изучала каждую фотографию, как если бы от этого зависело её следующее решение.       — А ну, нечего такая… — она сделала паузу, оценивая очередное фото, а потом продолжила с намёком в голосе, — Ты спроси у неё, она сегодня может? У нас. Соня с Никитой замерли, оборачиваясь к ней.       — Я, она и… — Ксюша запнулась, задумавшись, но быстро добавила, заметив их удивлённые взгляды: — И Тихомиров.       Соня, как всегда, кивнула и без лишних слов начала печатать сообщение. Никита, всё ещё находившийся рядом, выглядел как человек, который в равной степени боится и восхищается бурей, проходящей перед его глазами.       Тем временем, в другом конце министерства, Мария Архипова находилась в своём уютном, чуть затенённом кабинете. На дубовом столе перед ней лежала газета с наполовину заполненным кроссвордом, рядом стояла чашка чая, из которой ещё поднимался тонкий пар. Напротив неё сидел Максим Максимыч — мужчина с коротко стриженными седыми волосами и выразительным лицом, на котором читались годы службы. Старший по пожарной безопасности, он был известен своим неторопливым и вдумчивым подходом к любому делу, и сейчас он с интересом склонился над газетой, держа в руках собственную чашку чая.       — Так, Максим Максимыч, — проговорила Мария, откинувшись в кресле и постукивая карандашом по листу. — Семь букв: «Древний город на Евфрате, известный своими висячими садами». Что скажете?       Она посмотрела на него с чуть приподнятыми бровями, словно проверяя, насколько хороша его эрудиция. Максим Максимыч нахмурился, его широкие пальцы привычным жестом погладили подбородок. Мужчина задумчиво посмотрел в потолок, словно ответы на древние загадки были где-то там.       — Эм… Хилла? — наконец предложил он, сделав неспешный глоток чая.       Мария слегка улыбнулась и покачала головой, положив карандаш на стол.       — Хилла, конечно, подходит по смыслу, но не по буквам. Это пять букв, а не семь, — с лёгким раздражением она постучала пальцами по краю стола. — Может, Вавилон?       Максим Максимыч на миг замер, а затем с улыбкой кивнул, словно подтверждая свою догадку.       — Да, Вавилон… как раз семь. Замечательно! — он наклонился вперёд, будто его вклад был неоценимым, и ухмыльнулся. — Вам ещё чаю налить, Мария Андреевна?       — Конечно, Максим Максимыч, — Мария задумчиво кивнула и начала аккуратно вписывать слово в клеточки. Её рука двигалась уверенно, но взгляд вдруг замер, отвлечённый чем-то за пределами кабинета.       Слабый шум доносился из коридора. Сначала он казался незначительным — обычный гул голосов, привычный для министерства, но затем в этом шуме появилась какая-то излишняя энергичность, какой-то резкий всплеск эмоций. Архипова машинально подняла голову, её любопытство постепенно начинало нарастать. Женщина встала, поправила строгий пиджак и выглянула в коридор. Там она увидела молодую женщину — ту самую, с фотографий, которые недавно разглядывали Соня и Дударь. Мария вежливо улыбнулась, намереваясь поздороваться, но Ксюша появилась из-за её спины, двигаясь так уверенно, будто это была её сцена. Она тут же подхватила Редькину под локоть и, развернув её от кабинета Архиповой, практически повела к Тихомирову.       — А вот это нам не надо, — бросила она, не давая актрисе возможности обменяться ни словом с Марией. — Пройдёмте в кабинет.       Мария осталась стоять на месте, слегка нахмурившись. Её аккуратные, тонкие брови приподнялись в вопросительном жесте, но она ничего не сказала. За дверью кабинета Тихомирова уже начались какие-то переговоры, но суть происходящего оставалась для Марии тайной. Её внутреннее беспокойство нарастало, словно интуиция подсказывала, что Ксюша что-то замышляет. Архипова вернулась к себе, но спокойствие уже было безвозвратно нарушено. Её тонкие пальцы задумчиво скользили по столу, но мысли её витали где-то далеко. Максим Максимыч поднял на неё глаза, заметив, как её взгляд стал напряжённым.       — Что-то не так, Мария Андреевна? — мягко спросил он, с лёгким подозрением глядя на дверь. Мария только отрицательно мотнула головой, не отрывая взгляда от кроссворда.       Министерство постепенно наполнялось людьми, превращаясь в настоящий улей. Шум в коридорах становился всё громче, словно нарастала общая лихорадочная энергия. Практикантки — девушки с лёгкими шагами и юношеской беспечностью — появились ближе к обеду. Они, видимо, были однокурсницами Скворцовой. Девушки хихикали, переговариваясь, а их появление добавило в обстановку какую-то странную легкость, которая, впрочем, длилась недолго. Народу в министерстве прибавлялось, а увлекательные кроссворды уже заканчивались. Максим Максимыч куда-то ушёл, оставив после себя лишь запах свежего чая и полное спокойствие. Однако тишина продержалась недолго. Дина и Даша, две энергичные, взбалмошные девушки, буквально ворвались в кабинет Марии, заставив её вздрогнуть и оторваться от своих мыслей. Их настроение, всегда чрезмерно жизнерадостное, сегодня выглядело особенно гипертрофированным. Они даже не дали Марии времени задать хоть один вопрос, вываливая на неё поток информации.       — Мария Андреевна, нам нужно отсмотреть… порно! — воскликнула одна из девушек, едва переводя дыхание.       — Для закона, понимаете? — добавила другая, тараторя и размахивая руками, как будто объясняла нечто очевидное. Мария уставилась на них, не сразу осознавая смысл услышанного.       — Это распоряжение Ксении Борисовны, — почти хором добавили девушки. — А гомосексуализм, она сказала, на вас.       Скоч и Луч переглянулись, их глаза блестели от волнения, как у детей, которым доверили взрослое дело. Однако, не дожидаясь реакции Марии, они с тем же вихрем выскочили из кабинета, оставив за собой едва уловимый аромат дешёвых духов и лёгкое потрясение.       Мария растерянно моргнула. Она понимала, что любые странности, связанные с Нечаевой, обычно имели скрытый смысл, но это… это был какой-то абсурд. Впрочем, времени на размышления не было. По коридорам министерства начали доноситься странные звуки — сначала едва слышимые, а потом всё более явные стоны. Мария нахмурилась. Её никто прямо не звал участвовать в этом спектакле, но она понимала, что в стороне остаться не выйдет. Вскоре ей действительно пришлось присоединиться к общему просмотру. На экране компьютера одна за другой сменялись сцены — то нелепые, то откровенные, и Мария, несмотря на всю серьёзность своего выражения лица, не могла не ощущать абсурдность происходящего. Её сосредоточенность, однако, позволяла ей держаться особняком. Пока большинство сотрудников были поглощены «анализом материалов», Архипова начала планировать свои собственные действия. Она заметила, что ближе к вечеру Нечаева и Тихомиров, смеясь, отправились куда-то поужинать. Это было её шансом. Убедившись, что внимание всех полностью сосредоточено на экранах, Мария осторожно встала и, стараясь не привлекать никого, вышла из кабинета. Скворцова, как всегда, сидела за своим столом у двери. Её любопытный взгляд тут же заметил движение.       — Мария Андреевна, а зачем вы… — начала было она, но Мария тут же перебила её.       — Ксения Борисовна в курсе, — отрезала Архипова строгим голосом, не оставляя места для возражений.       Скворцова чуть сжалась, словно маленький зайчонок перед хищником, и снова уткнулась в бумаги, но в глубине её глаз горело намерение доложить об этом, как только появится возможность. Кабинет Нечаевой находился в самом углу этажа, немного в стороне от остальных. Подойдя к двери, Архипова на миг остановилась, прислушалась, но в коридоре было тихо, если не считать приглушённого шума из кабинетов. Осторожно открыв дверь, Мария вошла внутрь.       В кабинете Нечаевой царила выверенная стерильность, словно каждая деталь здесь существовала по строгим правилам. Никаких разбросанных бумаг, ни одного пятна на лаковой поверхности стола — всё говорило о дисциплине и самоконтроле. Это был кабинет человека, который привык планировать на десять шагов вперёд и всегда оставлять после себя идеальную чистоту. Но Мария Архипова, даже стоя на пороге, чувствовала, что за этим внешним порядком кроется совсем другая история. Она быстро осмотрелась. На столе выделялась небольшая записная книжка в кожаном переплёте, лежащая так, будто её только что отложили. Рядом — телефонная трубка, стакан с остатками уже остывшего кофе и джул. Всё это выглядело как декорации, оставленные для создания образа деловой суеты. Мария подошла ближе, осторожно коснулась обложки записной книжки кончиками пальцев. Её интуиция, многократно выручавшая за годы работы, подсказывала, что это может быть важным. Но открывать её она не стала — всё-таки это было бы слишком очевидным следом. Внимание переключилось на ноутбук, который стоял в центре стола. Экран мигал, ожидая ввода пароля.       — Открой мне свои секреты, — тихо произнесла Мария, словно произносила заклинание.       Она вытащила флешку из кармана и вставила её в порт. Пароля, как и ожидалось, теперь не существовало. Привилегии её должности первого замминистра МВД дали свои плоды. На мгновение Мария замерла, почувствовав лёгкое волнение, как перед прыжком в неизвестность. Затем уверенно села за стол и, потянувшись к джулу, затянула в лёгкие густой дым. Мария даже не пыталась скрыть своего интереса, знала, что времени мало, но, черт возьми, это того стоило. Ноутбук открыл перед ней весь внутренний мир Ксении Нечаевой. Порядок, царивший на столе, резко контрастировал с хаосом на экране. Нескончаемые вкладки браузера, множество папок с неочевидными названиями, рабочие чаты и даже игры — всё это создавало впечатление, будто хозяйка кабинета жила в каком-то двойном ритме: порядок для других, хаос для себя. Мария ловко водила пальцами по тачпаду, открывая одну папку за другой. Косынка, Telegram, новостные сайты — всё это казалось обычным набором рабочего человека, пока её взгляд не остановился на одной из папок с неприметным названием «Финансы_Архив».       — Пиздец… — выдохнула Мария, увидев содержимое.       На экране появился счёт в иностранном банке. Это был не просто оффшорный вклад, это был целый массив транзакций. Суммы, которые были перечислены на этот счёт, заставили её сердце ускорить ритм, но это было ещё не всё. Она продолжила искать и наткнулась на подробности. Остров Святой Ксении. Мария фыркнула, ощущая, как адреналин ударяет в кровь. Остров. Необитаемый. Огромные суммы были отложены на его покупку. Раздался тихий зловещий смех, как в фильмах Дисней. Это была не просто информация, это был клад, который даровал Марии абсолютное превосходство. Файлы были сразу пересланы к себе на почту. Закончив пересылку, Архипова задумалась, как поступить дальше.       Удалить следы? Скрыть, что она была здесь?       Нет. У Марии был другой план. Она оставила всё на виду. Файлы, которые только что копировала, скрылись с экрана. Архипова открыла текстовый файл и набрала короткое сообщение. Сообщение выглядело почти невинно, но его тон был полон сарказма. Это был вызов. Вызов, который Нечаева не сможет игнорировать. Мария выпрямилась, бросила последний взгляд на кабинет, словно проверяя, всё ли на своих местах. Шум в коридоре продолжался, стоны из кабинетов становились тише — люди уже начали уставать от странной задачи, навязанной им Нечаевой. Но Мария больше не слышала этого фона, скрылась в кабинете и принялась ждать, иногда затягиваясь украденным джулом.

***

      Ксюша и Тихомиров пришли тогда, когда все разошлись. Просторные коридоры были тихими, только где-то вдали слышался гул работающего вентилятора. Евгений, как всегда, был быстр и сосредоточен. Он заскочил в свой кабинет, прихватил пальто и, мельком кивнув Марии через стекло, скрылся в стороне лифта. Архипова, напротив, никуда не торопилась. В руке — джул, в глазах — насмешка. Она сидела в своём кресле с видом человека, который только что выиграл шахматную партию, сделав блестящий гамбит.       Ксения же чувствовала усталость, её шаги по пустому коридору звучали гулко. Рабочий день вымотал, и всё, чего она хотела, — это вернуться домой, выпить чаю с мятой и забыться в пустой комнате. Она машинально собрала свои вещи: блокнот, наушники, упаковку фенибута — всё привычно ложилось в её сумку. Когда дело дошло до джула, её рука нащупала пустоту. Она замерла.       — Где он? — прошептала она, больше себе, чем кому-то ещё.       Ксюша захлопала карманами пиджака, затем пальцами начала рыться в сумке. Ничего. Взгляд её упал на стол, который всегда был образцом идеального порядка. Пусто. Она заглянула в ящики, в тумбочку — всё впустую. Джул будто испарился. Её дыхание участилось, а мысли начали хаотично метаться. Она вспомнила, как покидала кабинет, оставляя всё на своих местах. Может, кто-то заходил сюда? И тут её взгляд остановился на ноутбуке. Он был закрыт. Это показалось странным. Она всегда оставляла его открытым, как и десятки вкладок, которые были для неё своего рода цифровой картой дня. Рука нерешительно потянулась к крышке, и через мгновение экран ожил. Пароль был введён, и она приготовилась увидеть привычный хаос: рабочие файлы, личные чаты, вкладки новостей. Но вместо этого экран встречал её совершенно другим видом.Одно-единственное окно. Файл с вордовским документом.       Ксюша застыла в кресле, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Слова на экране казались ей ловушкой, в которую она сама по глупости угодила. «Теперь твой ход, енотик.» Это прозвище, которое Мария всегда использовала с особенной издёвкой, сейчас звучало как приговор. Нечаева закрыла файл, а там вместо привычной заставки — фото острова. Её Острова. Внутри всё начало сжиматься. Её дыхание сбилось, словно комната вдруг лишилась воздуха. Она не могла понять, что сильнее — холодок, бегущий по спине, или накатывающее чувство паники. Тело будто оцепенело, но мозг, напротив, включился в лихорадочный режим. Внутренний голос, всегда дремлющий где-то на краю её сознания, внезапно ожил.              — А я тебя предупреждал, Ксюша, — начал он своим знакомым, язвительным тоном. — Ты думала, что Мария отступит? Да она тебя переиграла, пока ты занималась своей порнухой.       — Заткнись, — прошептала Ксюша, сжав голову руками.       Нет, не заткнусь. Ты же всегда такая умная, такая расчётливая. А теперь? Теперь ты сидишь, трясёшься, как школьница, пойманная на списывании.       Она попыталась собраться. Нужно было что-то придумать. Но каждое её действие будто опутывалось цепями паники.       О, а что теперь? Что ты сделаешь? Пойдёшь на переговоры? Или, может, просто сбежишь на свой маленький остров? Ах, да, он ещё не куплен. Да и будет ли вообще?       Словно издеваясь, голос продолжал звучать в её голове. Он смеялся, выкрикивал язвительные замечания, каждое из которых било точно в цель.       Она оставила тебе сообщение, Ксюша. Это ведь даже не угроза. Это приглашение, на последний смертельный танец.       Её пальцы сжались в кулаки. Она вскочила со стула и начала ходить по кабинету. Шаг влево. Шаг вправо. Комната вдруг стала казаться слишком маленькой, слишком тесной, словно стены двигались, подгоняя её к краю пропасти. Нечаева ходила взад-вперёд, лихорадочно обдумывая каждую возможность. Но все они вели к одному: к Марии. Ксюша остановилась у стола, опёрлась на него руками и тяжело выдохнула. Паника захватила её полностью. Смысл происходящего стал окончательно ясен. Это был не просто намёк, не просто случайность. Это был тщательно спланированный шаг. И теперь она, Нечаева, была не черным ферзем, а обычной сломанной пешкой в чужой игре. Ксюша вновь закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Она сосредоточилась на дыхании. Раз. Вдох. Два. Выдох. Слова на экране файла горели перед её глазами, даже когда она закрывала их. Это было похоже на клеймо. Нечаева взглянула на монитор ещё раз. Остров. Её мечта. Её тайна. Её слабость. Всё это теперь принадлежало Марии.       И тогда внутри что-то щёлкнуло. Ксюша не могла позволить себе пасть. Не могла позволить Марии победить вот так легко. Если это игра, то она должна выиграть. Да, страх, паника и чувство унижения душили её, но в глубине оставался один-единственный луч надежды: она ещё могла изменить правила. Ксюша схватила сумку, машинально проверила, всё ли на месте. Ощущение контроля — пусть даже иллюзорного — придавало ей сил.       Ты пойдешь к ней?!       — Да, пойду, — отрезала она, её голос звучал твёрже, чем она ожидала.       Нечаева направилась к двери, прежде чем паника могла её остановить. Шаги отдавались эхом в пустых коридорах министерства. С каждым шагом её тело будто становилось легче, хотя внутри всё ещё бушевала буря. Когда она подошла к двери кабинета Марии, её рука замерла на мгновение.       — Это не просто шаг, Ксюша. Это прыжок в пропасть с кольями, — напомнил голос, прежде чем умолкнуть.       Ксюша остановилась у двери кабинета, её ладонь всё ещё лежала на прохладной металлической ручке. Сердце бешено стучало, словно протестовало против её решения войти, но она не могла позволить себе отступить. Сделав глубокий вдох, Ксюша толкнула дверь и вошла внутрь. Кабинет Марии был залит мягким светом настольной лампы, создавая ощущение уюта, которого в этой ситуации быть не могло. За столом сидела Мария Архипова. Её фигура, расслабленная и уверенная, словно излучала абсолютное спокойствие. Она откинулась на спинку кресла, закинув ноги на стол. На экране её ноутбука что-то мелькало — возможно документы или видео. Когда Мария услышала звук открывающейся двери, она лишь скользнула взглядом по вошедшей Ксюше, даже не двинувшись с места. Её лицо озарила лёгкая, чуть насмешливая улыбка, которая сразу выбивала почву из-под ног.       — О, Ксения Борисовна, — сказала Мария с преувеличенной приветливостью, не убирая ног со стола.       Ксюша почувствовала, как её горло сжимается. Она сделала шаг вперёд, но неуверенность в её движениях выдавалась с головой. Архипова, заметив это, наконец опустила ноги на пол, плавно повернулась в кресле и слегка прищурилась, изучая свою добычу.       — Что ж, — протянула Мария, медленно поднеся джул к губам. Она сделала затяжку, и лёгкий дымок заполнил пространство между ними.       Ксюша машинально вдохнула этот запах — табак с лёгкой сладостью — и почувствовала, как что-то сжалось внутри неё. Она смотрела на Марию, которая, казалось, наслаждалась каждым мгновением этой сцены.       — Шах, — наконец произнесла Мария, выпуская клубы дыма в сторону Ксении. Она выдохнула дым медленно, размеренно, и он плавно растаял в воздухе, словно намекая на то, что женщина полностью контролирует ситуацию. Затем Архипова встала, не торопясь, обошла стол и остановилась напротив Ксюши, окинув её взглядом, в котором сочетались презрение и веселье.       — И мат, — добавила она, с явным удовольствием поворачивая экран ноутбука к Ксюше.       На экране ярко светились документы, которые Ксюша знала слишком хорошо. Это были её собственные секреты: счета, транзакции, планы, которые она так тщательно скрывала. И среди них — тот самый файл с названием «Остров Святой Ксении». Нечаева почувствовала, как кровь отхлынула от её лица. Казалось, её сердце на мгновение остановилось, а дыхание стало прерывистым. Она смотрела на экран, но не могла двинуться, словно парализованная.       — Неплохой план, Ксения Борисовна, — сказала Мария, возвращаясь к своему креслу. Она снова села, закинув ногу на ногу, и поднесла джул к губам. — Но, как видишь, твоя шахматная партия подошла к концу.       Ксюша сглотнула, её пальцы сжались в кулак, ногти впились в ладони. Её мысли метались в панике, внутренний голос смеялся и будто аплодировал Архиповой за этот потрясающий ход. Нечаева стояла перед монитором, чувствуя, как каждая строчка открытых документов прожигает её изнутри. Всё, что она так тщательно скрывала, теперь лежало перед Марией, словно на блюдечке с золотой каёмкой. Но внезапно её мысли сделали резкий разворот. В памяти всплыло нечто совершенно неуместное. Эта мысль всегда казалась ей глупой, а теперь почему-то вызывала ощущение единственного варианта исхода данного события. А потом — как вспышка — она вспомнила момент, когда Мария, ещё «новенькая» в министерстве, предложила ей сделку. Тогда это было сказано с таким выражением, что скрытый подтекст показался Ксюше отвратительным. Улыбка Архиповой в тот момент была наглой, почти издевательской. Её пальцы инстинктивно разжались, и сумка с тихим стуком упала на пол. Взгляд Нечаевой изменился. На смену шоку пришло что-то тёмное и необъяснимое. Её глаза заблестели странным огнём, губы плотно сжались, а по телу прошла волна ярости. Она сделала шаг вперёд, медленно, словно пытаясь понять стоит ли это делать. Внутренний голос, всегда такой уверенный и язвительный, в этот момент запаниковал.       — Ты что, решила её придушить? — задал он вопрос с нотками страха, но Ксюша его не слушала.       Голос словно затих где-то в углу её сознания, а глухая ярость захлестнула всё остальное. Её зубы стиснулись так, что челюсть начала слегка болеть. Она продолжала шагать к Марии, как нависшее над горизонтом чёрное грозовое облако, готовое обрушиться всем своим гневом. Архипова, наблюдая за молчаливым приближением Ксюши, слегка приподняла бровь, словно хотела показать, что её это совсем не впечатляет. Однако её расслабленная поза была слишком идеальной, чтобы быть настоящей. Она снова затянулась джулом, выпуская дым, который лениво поплыл в сторону Нечаевой, будто служа барьером между ними.       — Ксения Борисовна, вы случайно не хотите высказать… — начала Мария, её голос был ровным, с характерным оттенком сарказма, но закончить фразу ей не дали.       Ксюша резко остановилась прямо перед ней, нарушая личное пространство Марии. Её резкость была как удар хлыста, она не оставила Архиповой ни секунды на очередную язвительную реплику. Глаза Нечаевой метали молнии, холодный блеск их отражал кипящую внутри ярость, словно под поверхностью её сдержанного внешнего вида бушевал настоящий ураган. Она скрестила руки на груди, создавая вокруг себя невидимый барьер, и, наклонившись чуть ближе, проговорила низким, глухим голосом, который разорвал тишину:       — Не хотите ли выпить «кофе»? — проговорила Нечаева.       Мария удивилась искренни, глаза округлились настолько, что казалось, что они сейчас покинут орбиту её тела. Женщина видимо готовилась к совершенно другому предложению, тем более от Ксюши. Взгляд Архиповой метался, рассматривая Нечаеву с ног до головы. Первый заместитель стояла неподвижно, словно статуя, но её молчание было как предупреждающий знак. Глаза Ксюши медленно моргнули, словно говоря Архиповой, это был не мат, а только шах. Мария нервно сглотнула, понимая, что все её привычные приёмы здесь не сработают. Она попыталась встать, но её движения лишились той грации, которая всегда была её фирменной чертой. Руки слегка дрожали, когда она опёрлась на край стола. Её план был отойти, создать между ними хоть какую-то дистанцию, чтобы ослабить накал, но это оказалось ошибкой. Ксения была настроена на другой лад.       Когда Мария сделала шаг в сторону, Нечаева решительно остановила её. Рука Ксюши неожиданно мягко, но твёрдо обвила талию Архиповой, не позволяя двигаться дальше. Это прикосновение не было лишено грубости в нём ощущалась сила, которой не хотелось противиться. Оно несло в себе не столько угрозу, сколько предостережение: «Ты никуда не пойдёшь».       — Ксюш… — попыталась было сказать Мария, но голос её звучал уже не так уверенно, как обычно.       Она больше не контролировала ситуацию, и это было очевидно. Ксюша чуть наклонилась, сокращая и без того маленькое расстояние между ними. Её лицо оставалось бесстрастным, но в глазах плясали какие-то тёмные огоньки, которые заставляли Архипову почувствовать себя не в своей тарелке.       — Ты так часто предлагала этот кофе, — наконец проговорила Нечаева, её голос звучал ровно, в нём была та ледяная твёрдость самой Архиповой, от которой мороз пробегал по коже. — И я думала тогда, что это были не просто лишь слова. А теперь… — она сделала паузу, её губы изогнулись в лёгкой полуулыбке, в которой не было ни капли тепла. — Теперь ты сама бежишь от своего же предложения…       Скрип зубов Нечаевой был слышен в тишине кабинета. Её хватка на талии Марии была одновременно властной и пугающей. Архипова попыталась улыбнуться, но её улыбка выглядела натянутой, как будто она играла роль, которую ей совершенно не хотелось играть. Ксюша медленно, но уверенно положила вторую руку на талию Марии. Её пальцы крепко обхватили изгибы тела Архиповой, и в этом движении ощущалась не только сила, но и какая-то завораживающая твёрдость. Это было как предупреждение, от которого невозможно было уклониться. Мария резко вдохнула, её грудь заметно поднялась и опустилась. Она попыталась отстраниться, сделать хоть какое-то движение назад, но Ксюша не дала ей даже шанса. Её руки решительно повернули Марию к краю стола. Архипова, потеряв равновесие, оказалась вынуждена опереться о стол ладонями. И в этот момент Ксения шагнула ближе, прижимая её бёдрами. Это движение было настолько отточенным, что не оставляло ни пространства, ни времени для возражений.       — Ксения Борисовна, — попыталась вернуть разговор в рабочее русло Мария, голос её звучал хрипло и едва заметно дрожал.       Белоснежное лицо Архиповой начало наливаться краской, её щёки горели алым, и она явно боролась с нахлынувшими эмоциями. Её взгляд беспокойно метался по комнате. Ксюша медленно наклонилась, её губы оказались так близко к уху Марии, что дыхание обжигало кожу.       — Что случилось, Мария Андреевна? — проговорила она тихо, но с явным торжеством в голосе. — Вы всегда так любили держать всё под контролем. А теперь? Что вы чувствуете, когда контроль не на вашей стороне?       Мария молчала, но её тело выдавало её с головой. Она пыталась сохранять хоть тень хладнокровия, но каждый жест, каждое движение говорили об обратном. Её ногти впивались в поверхность стола, её дыхание становилось всё более тяжёлым. Она заставляла себя поднять голову, но каждый раз встречала взгляд Ксюши — холодный, острый, пронизывающий до самого сердца.       — Так вот, — продолжила Нечаева, ещё ближе наклоняясь, её голос был едва слышен, почти шёпот, — кофе. Это ведь был только предлог, правда?       Мария наконец заговорила, но её голос был тихим, словно она боялась, что слова могут её выдать.       — Ты… перегибаешь, Нечаева, — попыталась она, с трудом формируя фразу.       — Перегибаю? — переспросила Ксюша, её губы изогнулись в лёгкой, почти насмешливой улыбке. — Разве? Или ты просто не привыкла, что кто-то может сыграть с тобой на равных?       Нечаева чуть сильнее прижалась, её бёдра будто подчёркивали эту абсолютную близость. Мария сжала губы, но кровь продолжала приливать к её лицу, выдавая каждую эмоцию, которую она пыталась скрыть. Её разум метался между желанием оттолкнуть Ксюшу и полной растерянностью перед её натиском. Пауза тянулась, а напряжение росло, словно натянутая струна. Глаза Ксюши, полные решимости и холодной уверенности, не сводились с лица Архиповой. Она слегка отстранилась, давая Марии чуть больше пространства, но взгляд оставался настолько пристальным, что его тяжесть ощущалась прямо на коже. Ксюша знала, что наступает момент, когда ей нужно сделать шаг вперёд, но по-другому, с более чем продуманной стратегией. Оставила паузу, наблюдая за тем, как Архипова пытается собраться с мыслями, но не находит ни слов, ни сил для сопротивления. Молча, Нечаева медленно провела пальцами по поверхности стола, её взгляд по-прежнему оставался на Марии, холодным и расчётливым.       — Давай заключим сделку, — произнесла Ксюша, её голос звучал низко, почти шёпотом, но в нём ощущалась железная уверенность. — Ты больше не будешь манипулировать мной или моими людьми. Остров забудешь, как странный сон. А я, — женщина сделала паузу, приближаясь к Марии, словно она подкрадывалась к своей жертве, — буду тебе раз в неделю делать отменный кофе, — и ее губы изогнулись в легкой, почти зловещей улыбке, она была готова на что угодно, лишь бы добиться своей цели.       Архипова прокашлялась, поправляя волосы, словно обдумывая предложение, которое сейчас прозвучало. Усмехнулась, подтверждая, что принимает условия сделки, и усаживается на стол, как будто это было ее законное место, и теперь она готова наслаждаться моментом.       — Значит каждую неделю? — уточнила Мария, игриво облизывая верхние зубы, — Какие-то ещё условия? — и ее взгляд, полный вызова, встретился с взглядом Ксюши, как будто она ждала чего-то еще, чего-то более интересного.       Нечаева приблизилась к ней, расставляя между своим телом колени женщины, пленяла ее. Во взгляде играла пошлость с холодом, как будто она смотрела сквозь Архипову, словно она видела ее насквозь, и в то же время хотела ее соблазнить.       — Первое, — сказала Ксения, кратко целуя женщину в шею, ее губы обжигали кожу, словно раскаленное железо, — кофе делаю только я, ты же просто получаешь удовольствие       Мария прикусила губу от наслаждения, обвивая руками шею Нечаевой, словно она пыталась удержать ее рядом, боялась, что та может исчезнуть.       — Второе, — руки Ксюши спустились к пряжке ремня на брюках Архиповой, ее пальцы ловко расстегивали замок, и от прикосновения к коже на животе, у Марии перехватило дыхание, — никакой романтики и завтраков по утрам, мы просто трахаемся, — и ее голос прозвучал, как приговор, как будто она не давала ей ни единого шанса на отступление.       Дыхание Архиповой стало прерывистым, сердце колотилось в груди, и ее тело было готово к тому, чтобы отдаться в руки Ксюши. Мария чувствовала, как ее кожа горит от прикосновений, как кровь бурлит от близости, и как разум отступает перед напором желания. Она хотела ее, и она хотела ее сейчас.       — Может условия отложим, а то в друг мне просто не понравится, — спровоцировала Архипова, вглядываясь в выражение лица Ксюши.       Вместо того, чтобы дать ей договорить, Нечаева сделала резкий выпад, словно хищник, набросившийся на свою жертву, и вцепилась поцелуем в ее шею. Губы обжигали кожу Марии, а зубы оставили легкие, но ощутимые следы. Архипова, застигнутая врасплох, невольно вздрогнула, но не оттолкнула, а наоборот, прижалась к ней ближе. Этот поцелуй был не нежным, не ласковым, а жестким, требовательным, словно Ксюша хотела доказать свою власть над ней, показать, что она не будет терпеть провокации. Отстранившись, она оставила женщину с пылающей шеей и с желанием, которое, казалось, обжигало изнутри. Этот поцелуй-укус, жесткий и властный, словно клеймо, которое оставила Нечаева, был для нее одновременно и вызовом, и обещанием. Мария, однако, не собиралась сдаваться без боя, она не хотела быть просто подчиненной, хотела играть на равных, и сейчас, когда почувствовала себя уязвимой, захотела вновь вернуть себе контроль.       — Тогда покажи, — выдохнула Мария, ее голос был хриплым, возбуждённым, — как сильно ты хочешь, чтобы я молчала о том, как ты пиздишь деньги на остров, — она специально выделила последние слова, играла с огнем, зная, что это должно задеть Нечаеву, и, похоже, она не ошиблась.       Ксения, выждавшая момент, резко нагнулась и принялась расстегивать ремень на штанах Марии. Ее пальцы, проворные и умелые, ловко управлялись с пряжкой, и ткань, скользя, опустилась на пол к ногам. Этот жест был одновременно и интимным, и властным, словно Нечаева лишила себя последних остатков контроля. Мария, чувствуя прикосновение ее рук, словно огонь, который обжигал ее кожу, затаила дыхание. Сердце колотилось в груди, словно птица в клетке, но она не сопротивлялась, наоборот, подчинялась, позволяя Ксении делать с собой все, что та пожелает. Пальцы женщины коснулись кожи на ее животе, вызывая табун мурашек по всему телу. Ее руки не останавливались, а продолжали двигаться, изучали тело Архиповой, словно Нечаева хотела запомнить каждую линию, каждый изгиб, каждый шрам. Ксения, словно насытившись по горло Машиными словами, унижающими её, насмехающимися взглядами, решила перевести свою жестокость на новый уровень, превращая их интимную связь в изощренную пытку. Ее прикосновения, которые до этого были полны страсти, теперь превратились в орудия боли. Она схватила Марию за плечи, сжимая их с такой силой, что та вздрогнула от боли, и, не давая ей опомниться, резко толкнула на стол, заставляя тело отбиваться о твердую поверхность. Ее голова ударилась о край стола, и Мария застонала от боли, но Ксения не обратила на это внимания, словно она была глуха к ее страданиям. Архипова смотрела на Ксению снизу-вверх, глаза горели и будто просили большей нежности, чувствовала, как та начинает ее раздевать, руки проворно и быстро снимают одежду, словно делала это не в первый раз. Нечаева, тем временем, тоже скинула с себя пиджак и футболку, и ее грудь, словно два спелых плода, обнажилась перед глазами Марии. Затем, без предупреждения, она впилась зубами в шею, оставляя на ней болезненные укусы. Архипова закричала от боли, но Ксения не отпустила ее, а наоборот усилила свой напор, наслаждаясь муками. Боль в пересмешку с наслаждением накрыло женщину с головой. Нечаева, услышав стон, лишь ехидно улыбнулась, и ее руки вновь опустились ниже. Пальцы требовательно и с давящей силой прошлись по самому чувствительному месту.       Затем Ксюша отклонилась назад, и, словно приказывая, указала на себя глазами, требовала, чтобы Мария наконец тоже прикоснулась к ней. Архипова была в плену ее власти, и, повинуясь безмолвному приказу, начала ласкать ее тело, не останавливаясь. Придвинулась ближе, и, словно голодная волчица, она обрушилась на нее, разрывая на части ее желание и похоть. Ксения, насладившись ласками, получила свою долю, резко прервала ее действия, словно переключая игру на новый уровень. Светлая кожа Марии нежная и гладкая под напором страстных поцелуев, словно холст, оставляла на себе пылающие красные оттенки истории их встречи. Нечаева схватила руки Марии, резко задирая их над головой, словно заковывая их в невидимые цепи. Это движение было таким внезапным и сильным, что Архипова невольно выгнулась на столе, чувствуя, как ее тело полностью подчиняется желанию Ксюши, словно марионетка, которую дергают за ниточки. Насладившись моментом подчинения и ощутив нарастающее возбуждение, Нечаева медленно, но с отчётливой уверенностью, опустила взгляд. Её пальцы, уже привычно скользящие по телу Марии, теперь плавно скользили от пупка к низу живота, медленно и властно, как змея, ползущая по своей жертве. Каждое прикосновение было пронизано жестокостью и силой, вызывая у Архиповой вздохи, еле сдерживаемые стоны. Ксения не торопилась, наслаждалась процессом, отвлекаясь на короткие жадные поцелуи и, вызывающие больше боли, чем наслаждения, касания. Играла с чувственностью и ожиданием женщины. Ее дыхание, горячее и прерывистое, опаляло кожу, создавая трепет и напряжение, которое растекалось по телу Марии, захватывая ее целиком.       Ксения, словно выждавшая момент, когда напряжение достигло своего пика, резко сменила ритм, окончательно отбросив нежность, как ненужную шелуху. Это было не плавное проникновение, а резкий и властный жест. Мария невольно вздрогнула, ее тело пронзила волна неожиданного удовольствия и боли, как будто ее пронзила стрела. Ее стон был тихим и прерывистым, он вырывался из самой глубины ее темной души. Тело извивалось под руками Ксении, словно боролось с невидимыми цепями, просили и молили. Пальцы сжались на столе, Мария пыталась удержаться от падения в бездну. Нечаева же, наслаждаясь своей властью, не отступала, а наоборот усиливала свой напор, пальцы двигались все быстрее и жестче, словно они исполняли какой-то безумный танец. Каждый новый толчок был сильнее предыдущего, он словно пытался выжать все до последней капли и тело Марии начало двигаться в унисон с движением пальцев. Архипова, захлебываясь от накатывающих волн наслаждения, чувствовала, как ее тело и разум распадаются на части, словно фейерверк, разрывающийся в ночном небе. Ее стоны, которые до этого были сдерживаемыми, теперь вырывались наружу, громкие и пронзительные. И вот, когда тело было готово окончательно взорваться, Ксения, словно сжалившись над ней одновременно и усилив натиск, довела ее до оргазма, который словно молния, пронзил тело, разрядив все напряжение, которое до этого сжимало изнутри.       Мария прижала лицо к холодной поверхности стола, словно пытаясь спрятать его от мира, от всего, что происходило вокруг. Веки тяжело опускались, а мысли путались, не находя выхода. Но тело, несмотря на её усилия скрыться, продолжало дрожать — дрожать так сильно, что казалось, словно разряд электричества пробегает по венам. Разум, казалось, не успевал за тем, что происходило с её телом. Боль будто окутала её вперемешку с наслаждением. Эти противоположные чувства сливались в нечто настолько путаное и страшное, что Мария едва могла различить, что с ней происходит. Её грудь тяжело поднималась и опускалась, дыхание сбивалось, а руки бессильно вились у неё под боками, как будто сами себя сковали. Она лежала, изо всех сил пытаясь собраться, не в силах подняться, не в силах встретить взгляд того, кто был рядом. Она просто боялась. Боялась взглянуть в лицо своей победительнице, боялась услышать её слова, потому что знала, что это будет ещё одним ударом, который окончательно сломает её. Мария тянула время, чтобы хотя бы немного вернуть себя в реальность, но этот процесс был мучительно долгим. Она просто лежала, поглощенная ощущением отчаяния и непонимания.       Тем временем Ксения стояла рядом, наблюдая за тем, как её соперница переживает последствия их столкновения. В её глазах пылал огонь, а на губах играла усмешка, полная удовлетворением победы. В полумраке, где они сейчас находились, красные следы на светлой коже Марии казались еще более яркими и выразительными. Они словно останутся напоминанием о том, что только что произошло, станут обещанием того, что это повторится. Нечаева медленно провела пальцем по губам Марии, как бы подчеркивая свой триумф, и в этом жесте было что-то издевательское, почти искусственное, как будто она ставила точку в их договоре. А затем, низким, хриплым голосом, который звучал как шепот победителя, произнесла на ухо своей жертве:       — Вот так, волчонок, выглядит… шах и мат.       Мария почувствовала, как слова Ксении пронзают её, как нож, который не оставляет шансов на спасение. В ушах звенело, и, несмотря на тяжесть её тела, каждый звук отголоском отдавался в голове. «Шах и мат». Эти слова будто становились её приговором, резали её изнутри, не давая покоя. Она не могла понять, почему её тело откликается на боль, почему ей не хватало сил сопротивляться. Эти красные следы, такие яркие на бледной коже, были свидетельством того, что всё уже было решено.       Архипова искоса взглянула на Ксению, которая стояла рядом, уверенная, непоколебимая, с лёгкой улыбкой на губах, будто и не было того напряжения, которое только что прошло через них. Собравшись с силами, Мария отвела взгляд и чуть слышно, почти шёпотом, произнесла:       — В следующий раз… пожалуйста… будь… чуть мягче. — её голос дрожал, и слова дались ей с огромным трудом.       Они прозвучали скорее, как мольба, чем как просьба. Ксения сделала пару шагов в сторону, наблюдая за Марией, которая еле смогла подняться на ноги и начала приводить себя в порядок. Внутренний голос, который до сих пор молчал, вдруг заговорил резко, почти с гневом.       — Ты что, совсем лишилась чувства меры? — прозвучал он внутри, словно чей-то возмущённый крик.       Ксюша слегка вздрогнула, но быстро взяла себя в руки, внешне оставаясь спокойной. Однако голос продолжал гудеть в её голове, не давая сосредоточиться.       — Ты видишь, в каком она состоянии? — звучал он теперь громче, жёстче. — Это уже не игра, Ксюша. Ты перегнула палку. Зачем ты так? Ради чего?       Ксения нахмурилась, её пальцы инстинктивно сжались в кулак. Ей не нравилось, когда её собственное сознание вставало на сторону других. Это раздражало.       — Она сама это выбрала, — почти вслух пробормотала она, словно пытаясь оправдаться. — Она знала, на что идёт.       Её дыхание на мгновение сбилось, а взгляд потемнел. Она знала, что голос прав. Но что с этим делать — она понятия не имела. Мария стояла у зеркала, едва справляясь с застёжкой на блузке — её пальцы всё ещё дрожали, будто никак не могли вернуться под контроль. Она машинально натягивала на себя одежду, стараясь сосредоточиться на простых действиях, чтобы не думать о том, что только что произошло. На секунду её взгляд скользнул в отражении на Ксению, но тут же вернулся обратно — Архипова не хотела видеть её, не хотела снова чувствовать ту волну эмоций. Но голос не унимался.       Это ты так себе говоришь, чтобы успокоить совесть? Посмотри на неё! Она едва дышит. Даже такой манипулятор, как она, не достоин такого отношения!       Ксения, стоя чуть в стороне, наблюдала за Машей. Её внутренний голос всё ещё гремел, не давая покоя. Она видела, как женщина собирает себя по кусочкам, видела её дрожащие руки и опущенные глаза. И это, почему-то, больно резануло её изнутри. Нечаева вздохнула и опустила взгляд на пиджак Марии, который всё ещё лежал на спинке стула.       — Маш… — её голос был тише, чем обычно, но Мария не обернулась, продолжая застёгивать рукава.       Ксения сделала шаг вперёд, подняла пиджак, и протянула его Архиповой, стараясь, чтобы жест выглядел простым, ненавязчивым, но внутри неё всё кипело.       — Возьми, — тихо сказала она, её голос больше не был властным и хриплым, каким он звучал раньше.       Мария замерла, на секунду перестав двигаться. Она взглянула на пиджак, а потом, нехотя, подняла глаза на Ксению. В её взгляде читались усталость и ещё что-то неуловимое, что Ксения не смогла сразу понять.       — Спасибо, — едва слышно произнесла Мария, взяв пиджак. Её пальцы коснулись руки Ксении, и та невольно затаила дыхание.       Ксения хотела что-то сказать, хотела объясниться или хотя бы попытаться сгладить то, что произошло, но слова застряли у неё в горле. Она просто смотрела, как Мария надевает пиджак, и чувствовала, как её собственная уверенность куда-то уходит, оставляя лишь странное, тягучее чувство вины и желания всё исправить. Но Архипова уже отвернулась, поправляя рукава, и Нечаева поняла, что момент был упущен. Её рука всё ещё замерла в воздухе после того, как Мария взяла пиджак, и только через несколько мгновений Ксюша с усилием опустила её, чувствуя неловкость, с которой сталкивалась крайне редко.       — Маша… — снова начала она, но голос её звучал совсем иначе — мягче, почти виновато.       Мария едва заметно вздрогнула, услышав своё имя, но не повернулась. Она оставалась стоять на месте, напряжённо глядя перед собой, не желая даже видеть Ксению.       — Что? — спросила она сухо, даже не пытаясь скрыть своей холодности.       Этот короткий, почти обесцвеченный ответ больно ударил Ксению. Она привыкла видеть в Архиповой огонь: огонь сопротивления, упрямства, даже злости. Но сейчас перед ней была другая Мария — уставшая, безучастная, словно выгоревшая. И эта пустота пугала больше, чем любой скандал.       — Я… — Ксения запнулась. Эти слова не шли легко, и она ненавидела себя за это. Нечаева знала, что должна извиниться, но вместо этого привычная гордость и страх взяли вверх. — Я тебя услышала.       Мария, услышав её, тихо усмехнулась, но в этой усмешке не было ни капли радости. Она наконец повернулась, чтобы посмотреть на Ксению. Её взгляд был тяжёлым, наполненным усталостью и чем-то, что Нечаева не могла расшифровать.       — Услышала, говоришь? — произнесла Мария, прищурившись, как будто проверяя искренность её слов. Протянула сумку Нечаевой, но Ксюша ей так и не ответила. Лишь крепче сжала ремень сумки, которая оказалась у неё в руках, пальцы слегка побелели от напряжения, и это был единственный признак её внутренней борьбы.       — Хорошо, — наконец проговорила Мария, её голос снова стал холодным, в нём появилась привычная сталь. — Про остров забуду. До следующего «кофе». Надеюсь, что он будет не настолько крепкий.       — Обещаю, что добавлю молока, — сказала Нечаева, пытаясь ответить с лёгкостью, но её голос звучал слишком напряжённо, чтобы слова казались шуткой.       На мгновение между ними снова повисло молчание. Ксения смотрела на Марию, и её взгляд пытался пробиться сквозь эту холодную стену, которую та выстроила вокруг себя. Она хотела что-то добавить, но не знала, что именно. Мария, не дожидаясь продолжения, повернулась к двери. Её пальцы коснулись ручки, но она не спешила открывать. Стояла так несколько секунд, словно что-то обдумывая, а затем тихо сказала, всё так же не поворачиваясь:       — Надеюсь, что в следующий раз, енотик, ты добавишь не только молока, но и немного уважения.       Ксения, услышав это, замерла. Её дыхание сбилось, а слова Марии эхом отдались где-то глубоко внутри, пробуждая странную смесь сожаления и осознания. Архипова ушла, не оборачиваясь. Звук закрывающейся двери эхом отдался в тишине, будто подчёркивая окончание их разговора. Ксения осталась стоять посреди комнаты, всё ещё держа в руках сумку. Её пальцы медленно разжались, и ремень сумки соскользнул вниз, ударившись о пол с мягким глухим стуком. Она прижала руку ко лбу, будто пытаясь успокоить гудящие мысли.       — Ну что, довольна? — ехидно прозвучал голос где-то в глубине её разума. Этот голос, её собственный внутренний критик, был резким и бесцеремонным, как всегда. — Разбила всё к чёрту. Шах и мат, Ксения Борисовна.       — Она просто… слишком остро реагирует, — пробормотала она себе под нос, пытаясь оправдаться, но голос внутри не унимался.        Ксения вздохнула, медленно опустилась на ближайший стул, уставившись на стол, где ещё совсем недавно произошло заключение их договора. Руки легли на колени, но она тут же сжала их в кулаки, будто старалась не разозлиться на саму себя. Нечаева резко выпрямилась, словно хотела сбросить с себя тяжесть этих мыслей. Она тряхнула головой, как будто могла физически избавиться от звучащего в голове голоса.       — Нет, — твёрдо сказала она, словно в ответ самой себе. — Всё правильно. Я всё сделала правильно.       Голос в её разуме, всё ещё ехидный и недовольный, хмыкнул.       Да, конечно. Сама себя убеждаешь? Закрыть глаза на последствия. Сказать, что ты просто ответила ей тем же, что она заслужила?       Ксения крепче сжала руки в кулаки, так, что ногти впились в ладони. Она поднялась со стула, нервно зашагала по комнате.       — С ней по-другому нельзя, — твёрдо произнесла она, но в её голосе всё же проскользнула тень сомнения. — Если дать слабину, она начнёт снова играть. Снова пытаться мной управлять.       — А тебе самой это не напоминает кое-что? — насмешливо поинтересовался голос. — Ты же сама делаешь то же самое!       — Замолчи! — громко сказала Ксения, словно стараясь перекричать саму себя.       Комната на мгновение замерла в гробовой тишине, будто бы замолчал не только её внутренний голос, но и всё вокруг. Только тяжёлое дыхание Нечаевой нарушало это затишье. Ксения медленно провела рукой по лицу, с трудом сдерживая дрожь. Её взгляд метнулся к столу, где, среди разбросанных бумаг и предметов, лежал тот самый «похищенный» джул. С коротким, почти злым смешком, она схватила его и сделала глубокую затяжку. Тёплый, насыщенный пар заполнил её лёгкие. Густой аромат обволок мысли, словно смягчая их острые углы. Она задержала дыхание на мгновение, а потом медленно выдохнула, наблюдая, как облако пара растворяется в воздухе. Головокружение, приятное и немного притупляющее, заставило её ненадолго забыть о недавнем напряжении. Тело расслабилось, а руки, которые только что сжимались в кулаки, обмякли.       — Вот так, — пробормотала она, делая ещё одну затяжку. Голос в голове замолчал, отступив, словно устав от спора.       Нечаева повернулась и облокотилась на стол, чуть запрокинув голову назад. На мгновение она позволила себе отключиться, не думать ни о Марии, ни о собственных действиях. Но это состояние длилось недолго. Её взгляд случайно зацепил экран компьютера, мерцающий в полумраке комнаты, на котором была фотография острова Святой Ксении.