Между долгом и чувством

            В министерстве все заметили, что атмосфера между Марией Андреевной и Ксенией Борисовной неожиданно изменилась. Казалось, что две молнии во время грозы, которые прежде сталкивались в яростных перепалках, вдруг успокоились и отступили, оставив после себя лишь ровное, безмятежное небо. Эти перемены были настолько очевидны, что даже самые равнодушные сотрудники, которые привыкли не вмешиваться в отношения начальства, невольно переглядывались в коридорах.            Ранее каждый рабочий день мог быть увлекательным зрелищем: то Архипова язвительно подмечала ошибку в отчёте, то Нечаева безжалостно критиковала предложение Маши. Они спорили, обменивались колкими фразами, с явным удовольствием перебивали друг друга — всё это стало почти традицией, и многие в министерстве уже привыкли воспринимать эти стычки как часть обыденности. Но всё изменилось буквально за один вечер. Никто не мог точно сказать, что стало причиной этих перемен, но теперь обе начальницы словно жили в параллельных вселенных.            Во время утренних летучек они сидели на противоположных сторонах стола, не обмениваясь даже беглыми взглядами. Когда одна из них брала слово, другая молча слушала, не перебивала и не вставляла язвительных комментариев. Даже в моменты, когда Евгений Александрович ставил их в одну ситуацию или обращался к ним одновременно, ни Мария, ни Ксения не давали никакого намёка на прежние подколы или скрытые уколы.            «Нашли общий язык», — успокаивал себя Тихомиров.            Такое объяснение казалось самым логичным. Возможно, женщины осознали очевидное, что для продуктивной работы необходимо сотрудничество. Кто-то говорил, что Нечаева предложила Архиповой «перемирие» в деловом стиле. Другие предполагали, что это Мария устала от бесконечных конфликтов и решила уступить Ксении ради собственного спокойствия. Однако, несмотря на многочисленные теории, правду никто не знал или же не видел какого-либо смысла с кем-то делиться.            В этом штиле было что-то напрягающее. Инга и Соня однажды шутили в курилке:            — Слишком уж они молчаливы. Мне кажется, они решили объединиться, чтобы страну развалить, — говорила секретарша в своей обычной безмятежной манере.            Но никакого «развала» не происходило. Всё продолжало идти своим чередом. Нечаева, как всегда, холодно командовала, заполняла комнаты дымом, сканировала своим фирменным взглядом, от которого мурашки бежали по коже. Архипова, со своей стороны, держалась расслабленно, но работала чётко и безукоризненно. Обе женщины действовали так, словно вторая для неё не существовала. Главным было то, что конфликты прекратились, а работать стало гораздо легче. Сотрудники вздохнули с облегчением, хотя где-то в глубине души многие скучали по временам, когда каждый рабочий день был как шоу на выживание.

***

           Так и прошла неделя. Обе женщины молчаливо следовали новому «правилу игры»: никакого конфликта, никаких эмоций, только холодная профессиональность. Однако за этой фасадной спокойностью скрывалась совсем иная реальность, известная лишь им двоим.            Когда рабочий день подошёл к концу, Мария первой покинула министерство. Она спокойно сложила бумаги, забрала сумку и, не попрощавшись ни с кем, направилась к выходу. Ксения вышла позже. Никто из сотрудников, встретившихся ей на пути, не заподозрил бы, что Нечаева куда-то торопится. Но стоило дверям министерства захлопнуться за ней, её шаги ускорились. Она даже позволила себе взглянуть на часы и, убедившись, что время подходящее, свернула на неприметную боковую улочку.            Обе женщины продумали свои маршруты с такой внимательностью, словно участвовали в тайной операции. Они специально разошлись в разное время, чтобы никто не догадался, что направляются они в одно и то же место — в квартиру Марии Архиповой.            Тусклые фонари разбрасывали мягкий свет по вечерней улице, отчего город казался ещё более пустынным. Ноябрьский воздух холодил лицо Ксении, заставляя её выше натянуть шарф и слегка ускорить шаг. Она шла пешком, хотя могла бы вызвать такси или поехать на служебной машине. Однако, длинный, неспешный путь позволял немного привести мысли в порядок.            Выпал первый снег, тонким слоем покрывший землю. Хрустящий наст приятно отзывался под ногами, создавая ритмичный аккомпанемент её мыслям. Голос изредка всплывал, нашёптывал осуждающие слова, обвинения, тревожные мысли, которые не имели ни начала, ни конца. Нечаева с трудом подавила его привычным жестом, доставая из сумки блистер с таблетками. Фенибут исчез во рту в одно мгновение, оставляя едва уловимую горечь на языке. Секунды спустя напряжение чуть отпустило.            Квартира находилась в новом элитном доме, который возвышался над городом, будто отгораживаясь от всей суеты и обыденности. Фасад здания был выполнен из стекла и бетона, сияя в вечернем свете многочисленными огнями. Когда Нечаева наконец подошла к подъезду Марии, остановилась и бросила взгляд на многочисленные окна квартир. Ещё раз вспомнила их договор, мельком задумавшись, стоит ли вообще заходить, но отступать было глупо — сделка есть сделка. Глубоко вздохнув, Ксюша потянулась к домофону и нажала нужную кнопку.            — Да? — раздался голос Марии, слегка насмешливый, но не колкий, скорее… равнодушный.            — Это я, — коротко бросила Ксюша, ожидая, когда дверь откроется. Архипова молча нажала кнопку, и женщина шагнула в подъезд.            Просторный холл на первом этаже встречал гостью дорогим мраморным полом, мягкими кожаными креслами для ожидания и ненавязчивой музыкой, звучащей где-то на фоне. У стены стоял вежливый консьерж, который незаметно скользнул взглядом по Ксюше, когда та вошла. Поднявшись на лифте с зеркальными стенами и спокойным освещением, Нечаева оказалась на нужном этаже. Здесь всё выглядело ещё роскошнее: толстый ковролин на полу глушил шаги, а стены украшали сдержанные, но явно дорогие картины. В воздухе витал едва уловимый запах свежести, словно уборка здесь проводилась едва ли не ежечасно. Квартира Архиповой располагалась в самом конце коридора, за массивной дверью из чёрного дерева с блестящей латунной ручкой. Дверь открылась почти сразу. Перед Ксюшей стояла Мария — расслабленная, но с лёгкой искрой интереса в глазах. Она была одета в домашний брючный костюм из мягкой ткани, светло-бежевого оттенка, который подчёркивал её утончённость.            — Заходи, — кратко сказала Маша, пропуская Ксюшу внутрь.            Квартира Марии оказалась неожиданно уютной. Входная дверь открывалась в небольшую прихожую, освещённую тёплым жёлтым светом настенного бра. На полу лежал коврик с узором, который казался старинным, но хорошо ухоженным.            Несмотря на минимализм мебели, всё в ней располагало к покою: серый диван с мягкими подушками, пушистый плед, и кресло в винтажном стиле, которое словно звало утонуть в нём с книгой. На журнальном столике из тёмного дерева, идеально отполированного, стояла маленькая керамическая чашка, в которой всё ещё оставались следы кофе. На стенах висели картины с абстракцией, тёплые оттенки которых мягко играли со светом, а вдоль одной из стен стоял книжный шкаф. Его полки были забиты до отказа: детективы, философия, классика и совсем неожиданно — несколько книг по кулинарии. На верхней полке виднелись грамотно уложенные тетради с закладками.            Возле окна, завешенного плотными, но светлыми шторами, стояли цветы в горшках. Они выглядели настолько ухоженными, что Нечаева не смогла удержаться от удивления: «Маша и цветы? Это что-то новенькое». На подоконнике лежала стопка книг, словно хозяйка квартиры использовала его как импровизированный уголок для чтения.            Кухня, соединённая с гостиной, оказалась столь же уютной. Светлая плитка, небольшая барная стойка, на которой стояла открытая бутылка вина и два бокала. Воздух был пропитан лёгким запахом кофе и чего-то сладковатого, возможно, парфюма, который Мария наносила с небрежной точностью. Это было странно, почти сюрреалистично: Архипова, чьи слова обычно резали, как лезвие, жила в пространстве, которое было похоже на мягкий и хрупкий кокон.            Маша сидела за барной стойкой, с видом королевы, которая наблюдает за своими владениями. Её поза была до боли характерной: нога закинута на ногу, на лице играла слегка ленивая, но всё равно вызывающая усмешка, а в руке — бокал вина, который она медленно вращала, наблюдая, как тёмная жидкость стекает по стеклу.            — Я думала, ты передумаешь, — протянула она, слегка прищурив глаза.            Голос звучал трепетно, почти мелодично, но в нём таилась привычная колкость. Взгляд скользнул по фигуре Ксении, задержавшись на том, как та снимает пальто.            — Просто закрой рот, — коротко отрезала Нечаева, голос прозвучал низко и глухо, словно она подавляла более сильные эмоции.            Ксюша прошла вглубь квартиры, ощутив под ногами мягкий, едва слышный скрип паркета. Она бегло окинула взглядом комнату, но не показала, что оценивает. Архипова была холодной, прямолинейной, порой даже пугающей, а квартира будто бы рассказывала о другой стороне её натуры — скрытой, возможно, ранимой и стремящейся к уюту. Нечаева не могла отделаться от чувства диссонанса. Её мысли крутились вокруг того, насколько сильно окружающая обстановка не соответствовала образу хозяйки.            — Уютно, — коротко бросила Ксюша, вешая пальто на изящный металлический крючок у двери.            — Спасибо, — ответила Мария, поставив свой бокал на стол с глухим стуком.            Архипова провела кончиком пальца по краю одного из бокалов, словно раздумывая о чём-то своём. Она могла бы предложить Ксюше вина, но почему-то не сделала этого, лишь продолжала смотреть, как та стоит посреди комнаты, словно не знает, куда себя деть. Нечаева стояла неподвижно, сцепив руки за спиной, её взгляд ненадолго задержался на панорамных окнах, за которыми шумел вечерний город, а затем снова вернулся к Маше.            — Ты молчишь, — неожиданно сказала Архипова. Она медленно встала со стула, грациозно, — нервничаешь?            Ксюша вскинула голову, её взгляд стал жёстким, почти колючим.            — Нет, — резко отрезала она, обрывая попытку завести разговор.            Мария усмехнулась, уголки её губ приподнялись едва заметно, но этого хватило, чтобы Ксения почувствовала лёгкий укол раздражения. Архипова не стала настаивать, не стала давить, как это было бы в её манере. Вместо этого она прошла мимо, слегка коснувшись плеча Ксюши, как будто невзначай, и направилась вглубь квартиры, в сторону спальни. Её лёгкий аромат парфюма задел Нечаеву, словно прикосновение бархата, нежное и соблазнительное.            — Идёшь? — не оборачиваясь, спросила Маша, скрываясь за дверным проёмом.            Ксения на мгновение задержалась, сжав губы. Потом медленно направилась за ней, чувствуя, как странная смесь раздражения, напряжения и скрытого желания наполняет её изнутри.            Кровать в спальне Марии была огромной, с идеально выглаженным серым постельным бельём, которое пахло свежестью и чем-то дорогим, возможно, лавандой или сандалом. Свет приглушённо падал с настенного бра, создавая мягкие тени, которые играли на стенах и полу, словно приглашая к тому, что сейчас должно было произойти. Архипова улыбнулась, медленно подошла, и их тела встретились в том самом напряжении, которое они обе пытались игнорировать всю эту неделю.            Кофе приобрел хоть немного молочной пенки. Нечаева медленно опустила Машу на кровать, её движения были уверенными, но без лишней резкости. Ткань постельного белья слегка зашуршала, когда тело Марии погрузилось в него, и она едва заметно вздрогнула, ощущая прикосновение прохладной ткани к своей разгорячённой коже. Ксюша стояла на коленях на краю кровати, смотря на неё сверху вниз, её глаза блестели в полумраке, дыхание было глубоким, чуть неровным. Она наклонилась, не спеша, и пальцы скользнули по бедру женщины, чуть цепляя мягкую ткань домашнего костюма. Когда Нечаева обхватила руками талию Маши, их тела окончательно соприкоснулись.            Кожа Архиповой, разгорячённая напряжением, казалась почти обжигающей на ощупь. Её грудь слегка вздымалась в такт учащённому дыханию, но лицо оставалось спокойным. Хоть в его чертах и читалась некая жёсткость — как будто она всё ещё пыталась сохранить видимость контроля. Ксюша продолжила исследовать её тело, руки двигались вверх по спине, чуть сильнее нажимая в определённых точках, словно проверяя её реакцию. Нечаева ощущала, как мышцы под её ладонями то напрягаются, то расслабляются, словно сопротивляясь этому странному сочетанию силы и подчинения. Тепло их тел смешивалось с прохладой комнаты. В воздухе витал едва уловимый запах кофе, который казался очень уместным в такой обстановке, дополняя эту картину.            Затем, словно поддавшись какому-то импульсу, Ксюша опустила руки ниже, и ее пальцы, проворные и умелые, скользнули между ног женщины. Архипова ощутила, как ее мышцы напряглись в предвкушении. Ксюша, нежно и в то же время настойчиво, проникла внутрь, и эта близость вызывала волны мучительного удовольствия внутри. Маша вздрогнула, издав тихий, почти неслышный стон, дыхание учащалось, а грудь вздымалась. Нечаева почувствовала, как влажные пальцы Архиповой невольно сжались на ее запястье. Маша этим жестом хотела напомнить Ксюше об обещании, и та сдержала его.            Движения женщины стали медленными, размеренными, каждое касание было неким изучением, поиском точки наивысшего наслаждения. Архипова прикрыла глаза, ее губы слегка приоткрылись, издавая приглушенные звуки удовольствия. Ксюша наклонилась, приблизив своё лицо к лицу женщины, шепнув ей на ухо что-то провокационное, что заставило выгнуться еще сильнее, забыв о своем обычном хладнокровии и самообладании. Следов на теле Марии оставалось меньше, захваты Ксюши пусть и были, но не приносили такой же боли как в первый раз.

***

           Встречи каждый раз начинали походить на игру, где обе стороны знали свои роли. Ксюша приходила вечером, после окончания рабочего дня, без предупреждений и лишних церемоний. Она входила в квартиру, сбрасывая пальто на тот самый изящный металлический крючок у двери, и почти сразу Маша оказывалась в её руках. Никаких слов, только взгляд, в котором читались злость и подавленные эмоции, которые обе уже перестали пытаться разбирать.            Жесткость все же вернулась. Поцелуи оставляли на коже Марии следы — тонкие, едва заметные отпечатки зубов, красные линии от ногтей. Ксюша будто пытаясь доказать что-то самой себе, но не знала, что именно. Это была борьба, где никто не побеждал, и никто не хотел останавливаться. Их движения были отточенными, раз за разом они воспроизводили один и тот же сценарий. Это был акт обладания, контроля, но никак не близости.            После всего Нечаева молча вставала, словно вытесняя всё происходящее из головы, быстро одевалась, даже не утруждая себя тем, чтобы аккуратно застегнуть рубашку или поправить волосы. Мария смотрела на неё, облокотившись о спинку кровати, взгляд был холодным, отстранённым. Иногда в нем проскальзывала тень какого-то непонятного удовольствия, будто она наслаждалась не только процессом, но и тем, как Ксюша уходила — молча, резко, избегая взгляда Архиповой.            Дверь захлопывалась, и Мария оставалась одна. Тишина квартиры была оглушающей, разрываемой только её медленными шагами по коридору. Она шла на кухню, где открывала ту же бутылку вина, которую каждый раз оставляла нетронутой. Сигарета с ментолом дымилась между пальцами в руках, пока Маша смотрела в окно на вечерний город, не пытаясь отогнать тяжёлые мысли.            Она часто спрашивала себя: зачем всё это? Почему она продолжала? Было ли это только физическое влечение? Желание власти? Или что-то, о чём она не хотела говорить вслух? Ответов не было. Только густой дым сигарет и тяжёлое молчание ночи.            Для Ксюши «кофе» стало почти болезненной привычкой. Она приходила, как человек, который знал, что каждое посещение этой квартиры делает её слабее, но не мог остановиться. Это не приносило ей радости или облегчения. Она уходила, чувствуя только раздражение — на Марию, на себя, на свою неспособность вырваться из этого замкнутого круга. Но было что-то ещё, что Нечаева боялась признать. С каждым визитом Мария занимала всё больше места в мыслях, и не только в те моменты, когда Ксюша стояла у двери, колеблясь, войти или развернуться. Образ генерала-лейтенанта всё чаще всплывал в самые неподходящие моменты, вызывал раздражение и злость, которые Ксюша не могла направить никуда, кроме как внутрь себя.            После нескольких чашек «кофе», состояние двух женщин становилось всё более напряжённым. Не в физическом плане — там всё оставалось прежним, механическим, почти ритуальным. Но внутри каждой из них зрело что-то тёмное, неясное, что угрожало выйти наружу.            После очередной встречи, когда Нечаева вернулась домой, она долго сидела в темноте на краю кровати, а в голове звучал голос:            А ты не думаешь, что в один момент у тебя появятся к ней чувства?            — Нет, — шептала Ксюша самой себе, — К такой как она могут быть только одни чувства, и это чувства ненависти и презрения.            Она выпила таблетку фенибута, провела рукой по волосам, чувствуя, как внутри всё снова становится пустым. Эти встречи должны были быть простыми, понятными, без лишних осложнений. Только тело. Только желание.            Мария, напротив, словно наслаждалась их странной динамикой. Её спокойствие и внешняя безразличность разжигали в Ксюше ещё больше злости. К тому же, Архипова никогда не делала первый шаг. Она не звонила, не писала, даже намёка не давала на то, чтобы Ксюша пришла. Но каждый раз, когда Нечаева всё-таки появлялась у её двери, Маша встречала её с той же улыбкой, которая говорила: «Я знала, что ты придёшь.»            Однажды, в одну из таких ночей, дверь тихо открылась, и Мария стояла на пороге. Её волосы были слегка влажными, видимо, она только что вышла из душа, а свет из прихожей, словно теплое объятие, делал её образ почти домашним. Она ничего не сказала — просто молча отошла в сторону, пропуская Ксюшу внутрь. Нечаева, как всегда, молча зашла, но вдруг что-то в воздухе, в самой атмосфере квартиры, заставило её остановиться. Мария смотрела на неё по-другому — взгляд, обычно такой беспристрастный, вдруг стал чуть более внимательным. В нём мелькнуло что-то, что Ксюша не могла разобрать, но это определённо не было привычным безразличием.            Когда Нечаева уже сделала несколько шагов в комнату, то вдруг почувствовала, как её спина напряглась, сердце учащённо забилось, а в низу живота странно затянуло. Она моргнула, пытаясь понять, что с ней происходит. Что это сейчас было? Ведь всё в этой встрече было заранее прописано - каждое прикосновение, каждый взгляд. Почему тело Ксюши так среагировало? Что-то в этой обстановке казалось не таким, как всегда, а собственные нервы начали играть с ней злую шутку.            — Всё хорошо? — неожиданно спросила Мария, нарушая их негласное правило молчания, и неторопливо проведя рукой по своим мокрым волосам.            — Что? — Ксюша нахмурилась, застигнутая врасплох.            Мария шагнула ближе, её движения были плавными, почти кошачьими, а выражение лица оставалось спокойным, хотя в её глазах блеснуло что-то, что заставило Ксюшу напрячься ещё сильнее. Когда Маша оказалась совсем рядом, её пальцы мельком коснулись края кофейной кружки, стоящей на столе. Это движение было настолько случайным, что казалось почти преднамеренно интимным.            Женщина подняла взгляд, а рука легла на плечо Ксюши, словно предлагая защиту. Прикосновение было мимолётным, едва заметным, но оно разлилось по коже, как огонь. Нечаева затаила дыхание, чувствуя, как внутренние стены, выстроенные из ярости, презрения и самозащиты, начинают рушиться под тяжестью этого едва уловимого жеста.            — Ты в порядке? — голос Марии был тихим, с ноткой заботы.            Нечаева моргнула, резко отводя взгляд, словно этот вопрос касался чего-то, о чём она старалась не думать.            — Ты какая-то слишком напряжённая. Что-то случилось? — Архипова склонила голову, её голос звучал с большей теплотой.            Одновременно её рука скользнула вниз, осторожно коснувшись талии женщины. Ксюша закрыла глаза. Она ненадолго позволила себе ощутить это прикосновение, позволила расслабиться, ощутив тепло руки Марии на своей коже. Но, словно ножом по раскалённому металлу, её сознание пронзил голос:            Видишь, она беспокоится! И тебе ведь тоже приятны её нежные прикосновения, Ксюша…            Эти слова обрушились на неё, словно холодный душ. Нечаева открыла глаза, резко отстранилась, глядя на Марию с прежним ледяным выражением, и направилась в сторону дивана.            Архипова, казалось, нисколько не удивилась такому повороту событий. Она молча хмыкнула, подходя к журнальному столику, и, с легким движением, подняла бокал красного вина. Устраиваясь на мягком диване рядом, она взглянула на Ксюшу. Лицо Маши выглядело расслабленным, но в её глазах светилось что-то, что Нечаева всегда старалась игнорировать — нечто, что вызывало у неё внутренний дискомфорт. Мария сделала глоток, наслаждаясь насыщенным вкусом вина, медленно поставила бокал на стол и, наконец, нарушила тишину, которая окутала их, как плотный туман.            — Ксюша, — произнесла она, растягивая её имя так, будто пробовала его на вкус, словно искала в нём что-то особенное.            Ксюша вздрогнула, но не обернулась, её внимание было сосредоточено на чем-то далёком.            — Что? — коротко бросила Нечаева.            — Ты уверена, что мы обе этого хотим? — спросила Мария, делая ещё один глоток вина, не отводя взгляда от женщины.            Вопрос повис в воздухе, как неразрешимая загадка. Нечаева резко повернула голову, нахмурившись, её лицо стало каменным.            — Мы договорились, — произнесла она, отчеканивая каждое слово.            — Да, договорились, — задумчиво протянула Мария, словно размышляя над её словами.            Она откинулась на спинку дивана, и в воздухе вновь повисла тишина, полная неопределенности. Архипова положила руку на колено Нечаевой, стараясь хоть как-то глазами поймать взгляд женщины:            — Но, может быть, мы ошиблись?            Ксюша почувствовала, как её раздражение начинает нарастать, пальцы нервно сжались на подлокотнике дивана, и она ощутила, как внутри неё закипает гнев.            — Ты хочешь прекратить? — спросила она, резко убирая руку Марии с себя.            — Нет, — просто ответила Архипова, её взгляд стал серьёзным. — Но я хочу понять, что именно ты ищешь в этих встречах.            — Я не ищу ничего, — сказала Ксюша, ледяной голос не позволял окунутся в раздумья, — Мы просто трахаемся, ясно?            Но Мария не отводила от неё взгляда, она медленно поставила бокал на стол, встала, и прежде чем Нечаева успела отстраниться, села ей на колени. Ксюша замерла. Её тело напряглось, дыхание стало неровным, но она не двинулась с места. Мария осторожно взяла её лицо в ладони, прикосновения были невесомыми, почти ласковыми, что странно контрастировало с напряжением в комнате.            — Ясно, — тихо проговорила Маша и, кратко поцеловав женщину в шею, медленно стянула с неё пиджак, оставляя за собой лишь легкий шёпот ткани, который растворялся в воздухе, как их нерешенные вопросы.

***

           Закончился месяц работы Марии в МПП, но ничего не менялось. Их отношения были как механизм, работающий без сбоев, но и без чувств, словно обе женщины боялись, что любое проявление эмоций разрушит хрупкое равновесие, на котором держалась эта странная связь. Их близость была геометрической, как две параллельные линии, которые никогда не пересекаются. Ни одна из них не говорила о том, что происходило между ними. Это был их общий секрет. Секрет, который однажды мог стать оружием — или же, наоборот, окончательно связать их, лишая возможности уйти.            В кабинете Марии царила привычная атмосфера ухода: бумаги разложены по папкам, книги сложены в коробку, а на столе стоял пакет. Архипова взглянула на часы: ещё оставалось немного времени, чтобы закончить свои дела и попрощаться с коллегами. В пакете лежали небольшие подарки, которые она заранее приготовила для каждого из сотрудников министерства. Это был её способ сказать «спасибо» и оставить о себе небольшой, но тёплый след.            Первым делом она решила заглянуть к Джеме за расчетом. Мария знала, что эта женщина верит в карму, медитации и восточную философию, поэтому подарок был выбран соответствующий. Она осторожно постучала в дверь её кабинета и, услышав привычное «войдите», зашла.            Мария толкнула дверь и увидела Джему, сидящую за своим столом. Та была полностью сосредоточена на каких-то документах, листая их с серьёзным выражением лица. Но, как только она подняла взгляд и заметила Марию, на её лице появилась теплая, искренняя улыбка.            — Мария Андреевна! — воскликнула Джема, приподнимаясь со своего стула.            В её голосе звучало нечто большее, чем простое удивление — была в нём искренняя тревога и неподдельная забота.            — Что-то случилось?            — Ничего, кроме моего ухода, — с лёгкой улыбкой ответила Мария, закрывая за собой дверь.            Она шагнула вперёд и протянула Джеме небольшой аккуратно перевязанный свёрток.            — Пришла за расчётом. И… вручить вам это, как благодарность за ваш потрясающий математический ум.            Джема удивлённо посмотрела на свёрток и, слегка потянув ленточку, которая легко распустилась, открывая её хозяйке секрет, заключённый в бархатном покрытии. Внутри, на мягкой подушечке, лежала небольшая фигурка Будды, выполненная из чёрного камня, которая выглядела роскошно и таинственно, словно заключала в себе всю мудрость веков и излучала спокойствие.            — Это… прекрасно, — тихо произнесла Джема, осторожно касаясь фигурки пальцами, как будто боялась её повредить, — Машенька, вы меня удивляете. Вас будет очень не хватать! Вы ведь единственная, кто тут реально понимал, что и почему…            Она посмотрела на Марию с такой искренностью, что та даже на мгновение ощутила лёгкую тень сожаления. Архипова слегка пожала плечами, стараясь не выдать своих эмоций.            — Всё равно я надеюсь, что вы продолжите делать своё дело так же блестяще. И, возможно, фигура Будды поможет вам найти ещё больше гармонии.            Джема тихо рассмеялась и покачала головой:            — Удачи вам, Мария Андреевна. Пусть карма всегда будет на вашей стороне, — произнесла она с искренним желанием, словно это было её последним благословением, которое могла подарить в ответ.            Мария обернулась на секунду, слегка кивнула и, не произнеся больше ни слова, вышла из кабинета. Джема осталась стоять у стола, глядя на фигурку Будды в своей руке.            Выйдя из кабинета Джемы, Архипова направилась в сторону рабочего места близняшек — главных помощниц Нечаевой, известных под прозвищами Скотч и Луч. Их настоящие имена — Даша и Дина, но никто в министерстве уже давно не использовал их, предпочитая короткие клички, придуманные ещё в первые дни работы. Сложно было найти двух более неугомонных сотрудников: обе девушки постоянно спорили, пытались доказать друг другу, кто из них умнее и полезнее, соревновались, кто больше выслужится перед Ксенией Борисовной.            На столах у Даши и Дины царил привычный хаос, который можно было принять за творческую мастерскую гения, если бы не скомканные салфетки, пустые кружки и записки с неразборчивыми каракулями вроде «НЕ ЖМИ НА ЭТУ КНОПКУ». И сейчас близняшки располагались напротив друг друга, увлечённо споря о чём-то и одновременно что-то судорожно гугля. Даша — более резкая в движениях — сидела, стуча пальцем по клавиатуре, а Дина стояла над сестрой, размахивая телефоном и что-то показывая на экране.            — Да ты ничего не понимаешь! — воскликнула Даша, театрально отбрасывая руки, так что одна из записок взлетела и приземлилась на клавиатуру. — Я тебе говорю, это не сработает, потому что кодировка не поддерживает такие функции!            — А я тебе говорю, — отрезала Дина, прищурившись, — ты просто не умеешь искать информацию нормально. Если бы ты не ленилась и изучила документацию…            — Документацию? — Даша издала презрительный смешок, хлопнула ладонью по столу и, наклонившись вперёд, почти ткнула сестру в живот указательным пальцем. — Кто из нас в прошлый раз заблокировал весь отдел, потому что решила «экспериментально» зайти на запрещённый сайт с порнухой?            — Это был эксперимент! — взвилась Дина, попятившись назад и чуть не опрокинув пустую кружку. Она схватила её на лету, поставила обратно и продолжила: — Нормальный учёный всегда жертвует ради науки!            Их спор становился всё громче. Даша снова щёлкнула по клавишам, а Дина, раскрасневшись от негодования, уже открывала рот для очередного саркастического замечания, когда вдруг вмешался голос Марии.            — Бабы, — произнесла Архипова, подходя к их столам.            Она повторила тон Ксении Борисовны так точно, что близняшки одновременно выпрямились, как по команде, и повернули головы в её сторону.            — Мария Андреевна! — выпалили они одновременно, тут же переглянувшись так, словно проверяли, кто сказал громче.            Мария подошла к их столам и уселась на край одного из них, с таким видом, будто ей принадлежал весь офис. Она медленно достала из кармана небольшую серебристую флешку и протянула её вперёд, словно это был ключ от запретной комнаты в каком-нибудь приключенческом фильме.            — Хорош уже сервера загрязнять, — сказала она, протягивая флешку, — Держите.            Дина мгновенно выхватила флешку, сверкая глазами, и, не теряя ни секунды, воткнула её в ближайший порт. Даша, не желая оставаться в стороне, скрестила руки на груди и с вызовом подошла к соседнему компьютеру, чтобы наблюдать за происходящим с безопасного расстояния.            — А что это такое? — почти одновременно спросили близняшки, их голоса слились в один.            Мария загадочно улыбнулась, наслаждаясь моментом.            — Эта флешка делает ваши компьютеры практически неуязвимыми, — пояснила она, слегка наклоняя голову. — С её помощью невозможно отследить ваш IP. Соответственно, все сайты с разного рода… «развлечениями» вам доступны.            Лица близняшек сначала озарились восторгом, но тут же сменились подозрением. Они синхронно переглянулись, как будто мысленно обсуждали, стоит ли верить Архиповой.            — Главное, — добавила Мария с хитрым прищуром, — не покупайте гранатомёт. Нормальных там всё равно не найдёте, одну паль лишь.            — Мы что, похожи на идиотов? — одновременно возмутились Дина и Даша.            Однако, выражение их лиц говорило о том, что мысль о гранатомёте, вероятно, уже успела мелькнуть у них в головах. Дина резко повернулась к экрану, начала запускать файлы, а Даша, скрестив руки, подозрительно посмотрела на сестру.            — Ты только не ломай систему, — буркнула она. — А то потом опять оправдывайся перед Нечаевой.            — Не учи учёного, — отмахнулась Дина, уже яростно щёлкая мышкой.            Архипова хмыкнула, поднялась со стола и направилась к двери в кабинет Дударя, оставляя сестёр разбираться с подарком.            — Мария Андреевна, — окликнула её Дина, пытаясь перекричать Дашу, которая уже щёлкала по вкладкам на экране.            — Это что, какой-то вирус?            — Нет, — обернулась Мария, хитро улыбаясь. — Хотя кто знает? Может быть, он просто создан для таких, как вы.            Она пошла дальше, оставив сестёр перешёптываться и спорить — теперь уже из-за новой игрушки.            Мария толкнула дверь, не утруждая себя стуком, и спокойно зашла в кабинет Никиты Дударя. Тот сидел за своим столом напротив старого настольного вентилятора, который лениво гнал прохладу в его сторону, слегка трепля бумажные документы. Никита выглядел расслабленным, пока не заметил Марию. От неожиданности он слегка дёрнулся, словно его застали за чем-то запретным, и тут же поправил воротник рубашки, будто под ним вдруг стало душно.            — Мария Андреевна, — начал он, но остановился, когда она молча поставила на его стол бутылку коньяка.            Это был тот самый коньяк, который они как-то раз пили вдвоём в этом же кабинете, и воспоминания тут же нахлынули на него, вызывая лёгкое покалывание в груди. К бутылке была прикреплена маленькая записка, на которой чёткими, аккуратными буквами было написано: «Номер издательства +7А-800-555-35-35».            Дударь замер. Его взгляд метнулся от бутылки к лицу Марии, пытаясь угадать её настроение. Она выглядела спокойно, даже слишком спокойно, что заставляло его чувствовать себя ещё более неуверенно.            — Спасибо, — пробормотал он, беря бутылку в руки.            Его пальцы немного дрожали, но он быстро спрятал их за бутылкой, делая вид, что внимательно изучает этикетку.            — И… записка? — Он указал на прикреплённый клочок бумаги.            Мария слегка наклонилась вперёд, заставив его сердце бешено заколотиться.            — Это контакты издательства, — произнесла она чуть тише, почти интимно. — Ты ведь говорил, что хочешь попробовать написать книгу. Или я ошибаюсь?            Он замер, и быстро закивал. Она помнила. Она, чёрт возьми, помнила тот разговор, который, как ему казалось, давно канул в забвение, но Мария всегда привыкла замечать мелочи, чтобы когда-то произвести вот такой эффект. Архипова развернулась и вышла из кабинета. Когда дверь закрылась за ней, Никита остался сидеть в полном молчании. Его пальцы всё ещё сжимали бутылку, а в голове мелькали самые разные мысли. От восхищения до тихой, но упрямой досады на себя за то, что он так легко поддаётся её влиянию.            Максим Максимыч, все это время, неспешно наблюдавший за прохождением Марии, сидел в углу с чашкой чая, едва касаясь губами её горячей поверхности. Служебная суета проходила мимо, но он оставался в своём уголке, как всегда, в стороне.            Однако, как только Архипова вышла из кабинета Никиты, её взгляд, направленный прямо на него, изменил всё. Этот взгляд женщины был не таким, как прежде, он был настоящим, искренним, словно впервые в её глазах заблестела не просто приветливость, а настоящая признательность. Максим Максимыч почувствовал, как его сердце отозвалось на этот миг, и, поставив чашку на стол, не раздумывая, встал и направился к Марии. Он подошёл с той грацией, что присуща истинным джентльменам, и, не говоря ни слова, протянул руку. Мария, встретив его взгляд, протянула свою ладонь в ответ. Мужчина, чуть наклонив голову, поцеловал её тыльную сторону сдержанно, но с тем уважением и вниманием, которое всегда проявлялось в его действиях.            — Вы как всегда весьма обворожительны, Мария Андреевна, — проговорил Максим Максимыч, выпрямившись.            Мария, немного удивлённая, но не без доли мягкой игры в глазах, подыграла ему, с той лёгкостью, которая не обманет даже самого наблюдательного. Она спрятала свою руку в пакет и, как бы случайно, вытащила оттуда сборник кроссвордов, внимательно при этом оглядывая его.            — А вы как всегда очень внимательны, — ответила она с тёплой улыбкой, — Ваша союзница в разгадывании сложных ребусов вас покидает, но надеюсь, это хоть как-то скрасит моё отсутствие.            Максим Максимыч на мгновение замер, глядя на сборник кроссвордов в руках Марии, и едва заметно поджал губы, чтобы скрыть свою улыбку. Он взял сборник, с блеском скользнув взглядом по каждой странице, как будто перед ним открывался не просто кроссворд, а целая вселенная. Каждое слово на этих страницах казалось важным и в то же время тщетным, пока не появится разгадка. И вот, хотя слова его были полны рассуждений, в сердце всё же было ощущение лёгкости.            — В одиночестве всегда труднее, — произнёс он, как бы размышляя вслух, — Но я уверен, что в следующий раз, когда вы вернётесь, я буду готов снова погрузиться в самую тяжёлую загадку.            С этими словами он поднял взгляд на Марию. Она, не сдержав смешка, покачала головой, как бы подтверждая, что этот момент был слишком хорош, чтобы остаться без ответа.            — А главная загадка, которую вы ещё не разгадали — это я? — уточнила она с хитрой улыбкой, играя с ним словами.            Максим Максимыч почему-то метнул взгляд в сторону кабинета Нечаевой, на его губах появилась едва заметная хитрая улыбка, которая могла быть истолкована разными способами. Он взял чашку с чаем, его взгляд, были аккуратными и уверенными.            Он обошёл Марию, словно намереваясь скрыться за её плечом, и, на прощание, кинул ей лишь пару слов, полных тайного смысла:            — Не одна вы замешаны в этой загадке, Мария Андреевна, — произнёс он, снова улыбнувшись, но его глаза остались серьёзными, будто он оставил за собой непроизнесённую часть мысли.            Максим Максимыч быстро скрылся за дверью своего кабинета, и его лицо сразу же изменилось. Все те лёгкие улыбки и изысканные манеры, которые только что играли на его лице, исчезли, как по мановению волшебной палочки. Он стал таким, каким был всегда в уединении — строгим, сосредоточенным, с тем холодным и непреклонным взглядом, который видел всё и понимал больше, чем хотелось бы. Каждое действие было продиктовано не только обязанностями, но и какой-то внутренней настороженностью. Тот взгляд, который он бросил в сторону кабинета Ксюши, не мог быть случайным. И, несмотря на его мастерство скрывать намерения, Мария чувствовала, что этот момент был чем-то больше, чем просто случайным взглядом. Он точно что-то знал.            Мысли об этом прервала Скворцова, которая выскочила из кабинета Нечаевой и опять чуть не сбила по дороге Архипову. Соня оглядела её с ног до головы, нервно кивнула и хотела было скрыться подальше от хищного взгляда, но твердая рука остановила её за предплечье.            — Сонечка, не торопить, у меня для тебя тоже есть некий подарок, — Мария порылась в пакете и достала маленький значок с белый зайчонком. — Держи, зайчонок, пусть оберегает тебя от злых хищников.            Соня, немного ошеломлённая этим жестом, держала в руках значок, рассматривая его, как будто пыталась понять, что за скрытый смысл за ним стоит. Взгляд быстро вернулся к Марии, и в нём был теперь и вопрос, и настороженность, но она не стала настаивать на разъяснениях.            — Спасибо, — наконец произнесла Скворцова, слегка наклонив голову и покачав значком.            Мария улыбнулась уголком губ и, не сказав больше ни слова, развернулась, направляясь к кабинету Нечаевой. Соня осталась стоять в коридоре, посматривая на маленький значок в своих руках, не зная, как быть с этим странным, но, безусловно, милым подарком.            Ксюша сидела в своём кабинете, полумрак которого казался укрытием от всего этого фарса, происходившего за дверью. Она не могла не замечать, как Архипова, с характерным для неё фальшивым обаянием, раздавала подарки направо и налево. Каждый её жест был продуман до мелочей, каждый взгляд — полон внимания, как будто она именно для этого и существовала — раздавать всем по частичке своей заботы, словно это было её предназначением. Но Ксюша знала, что за этой маской скрывается нечто совсем другое. Она наблюдала за Марией с таким взглядом, в котором было столько иронии, что сама ситуация казалась почти забавной. С каждой минутой её раздражение нарастало. Всё это было слишком очевидно. Всё это было слишком дёшево.            Когда Ксюша увидела, как Мария с улыбкой вручает значок Скворцовой, её терпение лопнуло. Всё это было так нелепо, что она не могла сдержать своё негодование. Даже Скворцовой, этой незаметной фигуре, Мария не забыла вручить какой-то маленький подарок. Ксюша закатила глаза, и её взгляд стал тяжёлым, полным презрения. Всё это лицемерие, всё это поверхностное внимание к каждому — её раздражало.            Неужели ты волнуешься, что она тебе ничего не подарит?            Это звучало странно, но одновременно пронизывало её сознание с неожиданной силой. Ксения почувствовала, как это дёрнуло её за живое, как если бы кто-то озвучил собственное, скрытое беспокойство. Не то чтобы ей так хотелось чего-то от Марии, нет. У Нечаевой возникло ощущение, что голос проговорил своё предположение в слух, ведь сразу же после этого Архипова развернулась в её сторону, направляясь в кабинет. Ксюша села в уверенную позу, закинув ноги на стол, когда Мария открыла дверь.            — Стучатся не учили у вас в министерстве? — язвительно бросила слова первый заместитель, выдыхая дым.            Мария надменно оскалилась, постучала в косяк двери и сразу сбросила с лица насмешливую гримасу. Архипова закрыла за собой дверь, прошла ко столу и поставил на него практически опустошенный пакет. Села на стул рядом, явно расслабляясь, лицо было спокойным и безмятежным, будто женщина наконец перестала играть в любезности со всеми и решила снять все свои маски. Ксюша встала, взгляд быстро пробежался по Архиповой и устремился в пакет.            — Решила всех напоследок задобрить подарками? — язвительно пробормотала Нечаева, заглядывая в пакет. — Опять, Мария Андреевна манипулируете чувствами людей?            — Почему даже в хороших и искренних поступках ты видишь манипуляцию? — тяжело выдохнула Маша, запрокидывая голову вверх.            — Это чё? — поинтересовалась она, доставая пачку картриджей для джула, бросив взгляд на Архипову с недовольным выражением. — Я вроде бы в содержанки не записывалась.            — Рада что у тебя хорошее настроение, Ксюш, — на выдохе сказала Архипова, разминая шею, — Ты главное всё содержимое пакета посмотри.            Нечаева цыкнула языком и достала последнюю вещь на дне пакета. Это была книга. Ксюша подняла её, внимательно посмотрев на обложку, и её глаза на мгновение застыли. Книга называлась: «Кофе как профессия: Гид по искусству приготовления кофе.». Голос в голове раздался истерическим смехом:            Кофе как профессия? Ахахаха! Ксюша, да она гений стеба, мне очень нравится!            Ксюша закатила глаза, но не проявила ни одной эмоции. Без малейшего колебания она просто взяла книгу и, не задумываясь, выкинула её в мусорное ведро.            Э, достань обратно, хоть что-то интересное прочитаем на досуге.            Продолжал смеяться голос. Нечаева поставила на пол пакет и принялась открывать подаренные Машей катриджи. Архиповой было интересно и приятно наблюдать за тем, как Ксюша расправляется с её подношением, как нахмурившись выбирает вкус, что-то бормочет себе под нос, явно увлеченная делом. Да не без упреков, но Марии удалось угодить хоть чем-то. Расправившись с заменой катриджа, Нечаева делает несколько коротких затяжек, пробуя новый вкус, а потом ухмыляется, когда замечает пронзающий её насквозь взгляд увлекшейся Архиповой:            — У меня тоже есть для тебя подарок, — продолжала улыбаться Ксюша, открывая ящик в столе. Она достала кофейного цвета папку и протянула её Маше, — Договор. В нем не хватает только твоей подписи.            Лицо Ксюши сразу изменилось. Её глаза больше не блестели, а выражение на лице утратило ту лёгкость. Улыбка, которая не сходила с её лица, тоже растворилась где-то в дыму. Архипова, спокойно взяв в руки папку, медленно перелистала её страницы, будто проверяя каждую букву. Внезапно, её глаза остановились на одном из пунктов, и она, с выражением удовлетворения, снова протянула руку. На этот раз, в её ладонь Ксюша положила гелиевую ручку, тонкую, блестящую, с серебристым наконечником. Нечаева почувствовала, как воздух в комнате стал немного плотнее, нечто важное зависло между ними.            Мария взяла ручку, её пальцы сдвинули клапан на папке, и она вновь погрузилась в текст документа. В нём были прописаны не только условия сделки, но и детали их особенного соглашения: чёткие временные рамки, обязательства и… правила. Правила, которые отражали их пристрастие — их «кофе». Не засыпать вместе. Не целоваться. Не проявлять никаких эмоций после. И ещё целая вереница «не» — каждый пункт в договоре был как тонкая граница, чётко обозначавшая, что возможно, а что — нет. В этих правилах было что-то почти деловое, но в то же время ироничное. Мария с удовольствием читала каждую строчку, её взгляд всё более увлечённый, глаза, словно играя, блуждали по тексту. Она ничего не говорила вслух, но её выражение лица было настоящим спектаклем: от лёгкого удивления до одобрения, от тихого веселья до того самого намека на то, что всё происходящее было частью тщательно продуманного плана.            Ксюша наблюдала за ней, не пытаясь скрыть своё некое волнение. Она сидела, уткнувшись в компьютер, и, чтобы скрасить паузу, играла в шахматы. Каждый ход, который она делала в игре, был как маленькое противостояние в её жизни, где она всегда была на шаг впереди. Иногда она поднимала взгляд, чтобы снова оценить спокойное лицо Марии, пытаясь понять, что она думает, какие эмоции скрыты за этим безразличием, этой внешней невозмутимостью. Архипова прочла всю документацию, её пальцы задержались на последней странице, и она не спешила подписывать, взглянула на Ксюшу с легким, но явным вызовом.            — Не предполагала, что ты настолько запаришься, — подметила женщина, пролистывая страницы, — Только вот интересно одно. Если я нарушу что-то из этого договора, то ты что в суд на меня подашь?            Ксюша фыркнула, опустив ладонь на подлокотник кресла.            Да, только к нотариусу надо сходить для начала! Кстати, Ксюш, я тоже особо не понял, а зачем нам нужен договор?            Нечаева сделала глубокий вдох, на мгновение прикрыла глаза, словно пыталась собраться с мыслями, а потом, наконец, выпрямилась в кресле и, не скрывая своего раздражения, пояснила:            — Он создан для того, чтобы никто не забывал об условиях, — произнесла она, облокачиваясь на спинку кресла и переплетая пальцы. — А то потом скажешь, что я тебе этого не говорила.            Архипова закатила глаза с таким видом, будто слышала это уже сто раз, но ей всё равно было забавно.            — Ааа, — протянули одновременно она и голос в голове Нечаевой, что вызвало у Ксюши едва уловимую усмешку.            — Тогда понятно. Ну, раз уж мы тут занимаемся формальностями, я могу внести свои требования? — спросила Мария.            Ксюша подняла бровь, внимательно глядя на собеседницу.            — Какие, к примеру? — недовольно поинтересовалась она.            Архипова сделала вид, что задумалась, медленно провела пальцем по краю страницы, затем элегантно положила документ на стол и повернулась к Ксюше.            — Например, не бить меня головой о стол, — с лёгкой насмешкой произнесла она, бросив взгляд в сторону Нечаевой. — Может, твоим практиканткам и нравится жесткость, но я — женщина особо утончённая.            С этими словами она изящно повернула ладонь вверх, соединяя пальцы в почти театральном жесте, который, казалось, демонстрировал её величественность. Ксюша слегка прищурилась, её лицо выражало смесь раздражения и смущения.            — Это было один раз… — начала она, но её попытка оправдаться тут же была прервана Марией, которая вновь скользнула взглядом по документу.            — Но болит до сих пор, — закончила Архипова, небрежно делая пометку в документе, после чего протянула его Ксюше.            Ксюше взяла бумаги, мельком взглянула на строчку, в которую Мария вписала своё дополнение. Её губы дёрнулись в слабой усмешке, но она быстро вернула себе серьёзность.            — Ладно, тут я поверю тебе на слово, — добавила Мария, откинувшись на спинку стула и сцепив руки на коленях.            Ксюша поставила подпись на нужной строке, но её взгляд был прикован к Архиповой. В её глазах читался молчаливый вопрос, который она пока предпочла не озвучивать.            Нечаева краем взгляда заметила, что в коридоре появились двое мужчин, один был ей до боли и раздражения знаком — Илюша. Он шел припрыгивая, как обычно в своих красных бахилах на ногах. За ним, словно для контраста, шёл другой мужчина, представляющий собой полную противоположность.            Ему было чуть за сорок, но осанка и подтянутое тело говорили о том, что возраст для него не помеха. Ксюша заметила его точёные черты лица — скулы, подбородок, всё будто вылеплено скульптором. Русые волосы, аккуратно подстриженные и уложенные, отражали свет, придавая ему ещё больше солидности. Светло-голубые глаза смотрели пристально, словно он привык считывать даже мельчайшие нюансы настроения собеседника.            Когда он направился к кабинету, Нечаева сразу поняла: он не просто так идёт. Илюша остался в коридоре, размышляя о чём-то своём, а этот «герой романтического романа» уверенно открыл дверь.            — Здравствуйте, прекрасные дамы, — произнёс он с такой плавной и бархатной интонацией, что Ксюша чуть не закашлялась от сдержанного смеха. — Не отвлекаю?            Его улыбка, голливудская по всем меркам, озарила кабинет, как яркое солнечное пятно в пасмурный день. Мария, которая только что закончила подписывать документы, сразу развернулась к нему.            — Павел Алексеевич, — протянула она, в её голосе слышались нотки игривого веселья.            — Мария Андреевна, — ответил он с таким же дружелюбным тоном, будто они участвовали в некоем театрализованном действии.            — У меня вопрос к вам… — он сделал театральную паузу, после чего добавил с хитрой улыбкой: — …обычный крестьянский, я бы даже сказал, холопский.            Он подошёл ближе, с видимой уверенностью в том, что вызовет реакцию, и с подчеркнуто почтительным жестом прижал руку к груди, словно обращался к королеве. Кабинет наполнился почти театральной атмосферой, когда Павел с его неизменным шутливым тоном продолжал свою импровизированную игру. Нечаева, в который раз подумала, что этот человек родился не для корпоративной рутины, а для сцены. Архипова, напротив, умело держала дистанцию, хотя в её глазах читался лёгкий вызов, словно она решала, как далеко позволить ему зайти.            — О, великая княжна, не будет ли вам угодно пройти с вашим верным слугой в кабинет Тихомирова? — закончил он с издёвкой в голосе, делая полунасмешливый жест рукой, будто приглашал её в воображаемый замок.            Мария прищурилась, словно пытаясь решить, подыграть ему или нет. Она скрестила руки на груди, медленно поднялась со стула, как актриса, выходящая на сцену для финального монолога, и, выдержав паузу, наконец ответила:            — Павел Алексеевич, — её голос звучал с нарочитой серьёзностью, — вам не кажется, что вы путаете жанр? Это всё-таки не пьеса Островского.            Павел не сдался. Он легко откинулся назад, будто её слова только подзадорили его.            — О, но кто я, если не ваш скромный слуга? — продолжил он, делая лёгкий поклон.            Нечаева сидела, сделав вид, что полностью поглощена своей шахматной партией. На экране компьютера светился виртуальный турнир, но её внимание то и дело ускользало к происходящему в кабинете. Она не могла не следить за этим странным словесным танцем, который разыгрывали её коллеги. Её пальцы машинально двигали фигуры на экране, но взгляд периодически поднимался, чтобы отметить новую реплику или жест.            — Слушайте, — наконец вмешалась она, отрываясь от монитора и обратив на Павла тяжёлый взгляд, — может, хватит уже устраивать театр? У вас что-то конкретное есть, или вы просто пришли развлекаться?            Павел повернул к ней голову с широкой, почти мальчишеской улыбкой, которая, казалось, не знала границ, словно он наслаждался этим моментом и хотел вывести Ксюшу из себя.            — А вы, как всегда, прямолинейны, Ксения Борисовна. Это освежает, — заметил он, слегка кивнув, как будто одобрял её серьёзность. — Но я действительно по делу. Илюша!            Он внезапно махнул рукой в сторону коридора, словно давал команду за кулисами театра. Движение было изящным и даже слегка манерным, будто он дирижировал оркестром. Илюша, который всё это время стоял как тень у двери, неожиданно ожил. Его худощавое тело буквально вздрогнуло, как будто Павел включил в нём скрытый механизм.            Через секунду он вбежал в кабинет, торопливо переставляя ноги, словно боялся опоздать на собственное спасение. В его руках тряслись какие-то бумаги и бутылка воды, которую он держал так, будто это был священный Грааль.            — Павел Алексеевич, это вам, — пробормотал он, протягивая документы и воду с видом человека, который впервые участвует в таком ответственном мероприятии.            Его глаза метались от Павла к Ксюше, словно он искал одобрения, но боялся встретиться с кем-либо взглядом. Павел взял бутылку с напускной торжественностью, чуть приподняв её, как будто собирался предложить тост.            — Спасибо, Илюша, — произнёс он с интонацией, которая могла принадлежать королю, принимающему подношения от своих подданных. Затем он поставил бутылку на стол и повернулся к Ксюше, — Вот видите? Даже Илья проявляет больше королевской почтительности, чем вы, Ксения Борисовна.            Ксюша скрестила руки на груди и закатила глаза. Её усталость была почти осязаемой, и в этот момент она выглядела так, словно готова была оставить этот кабинет навсегда и никогда больше не возвращаться. Вопросительно взглянула на Марию, но та лишь развела руками.            — Возможно, ему просто нечем больше заняться, — съязвила Нечаева, возвращая взгляд к экрану.            Мария тихо рассмеялась, снова сев на стул и закинув ногу на ногу. Она наблюдала за ними, как хозяйка, разрешающая своим гостям развлечь её. В эти моменты её глаза искрились, и каждая деталь казалась важной для ее внутреннего комедийного представления.            — Ну что, Павел Алексеевич, вы закончили свои монологи? Или нам ждать второго акта? — в её голосе был лёгкий намёк на веселье, но глаза говорили, что её терпение не безгранично.            Павел, казалось, даже обрадовался её замечанию. Он уселся на край стола, невозмутимо закинув ногу на ногу, и посмотрел на Марию с выражением, которое могло бы подойти подростку, готовому снова и снова нарушать правила ради веселья. Потом Паша мимолетно поймал взгляд Ксении, в котором читалось желание покинуть это театральное представление, или же кинуть в мужчину что-то острое, чтобы добавить драматизма.            — Мария Андреевна, вам не кажется, что работа — это скучно? — спросил он, понижая голос, как будто делился каким-то заговорщицким секретом.            Архипова приподняла бровь и сложила руки на груди. Её взгляд был строгим, но тёплым, как у опытной учительницы, которая видела слишком много подобных шалопаев, чтобы всерьёз воспринимать их поведение.            — Работа — это жизнь, Павел Алексеевич, — парировала она с лёгкой ноткой сарказма, едва сдерживая улыбку.            Ксюша, не выдержав, громко хлопнула ладонью по столу, чем сразу привлекла к себе внимание двух пар глаз. Её жест разрезал их диалог, словно гром среди ясного неба.            — Всё, хватит. Вы двое тут что, кабаре устроили? — буркнула она, её голос звучал как выстрел.            Павел, казалось, только и ждал этого момента. Он здесь же поднялся, изобразил театральный поклон, прижав руку к груди, и начал аплодировать с такой искренностью, что стало понятно — он не готов завершить этот номер. Его движения были настолько преувеличенными, что даже Мария, которая обычно держала лицо, невольно хмыкнула.            — Прекрасно, — произнёс он с неподдельным восторгом. — Ксения Борисовна, вам определённо надо дать Оскара за лучшую женскую роль второго плана.            На этом моменте Мария резко перестала улыбаться. Её взгляд стал холодным, и в нём появился такой блеск, что даже Павел, который привык быть неуязвимым, вдруг замер на секунду.            — Паш, хорош, — коротко сказала она, её голос прозвучал как щелчок кнута.            Мария не собиралась терпеть больше такого поведения, и все понимали это. Улыбка Павла слегка потускнела. Он тут же вытянулся, приняв позу школьника, которого отчитала строгая учительница. В его позе присутствовала смесь покорности и смущения.            — Понял, извините, — пробормотал он, но, опускаясь в очередной шуточный поклон, всё же не удержался и прошептал Марии так, чтобы Ксюша не услышала, — Могла бы предупредить, что у твоего енотика нет чувства юмора.            Мария вздохнула и посмотрела на него таким взглядом, который мог бы пробить гранит. Её терпение подходило к концу, а уверенность, что шутки уместны в любой ситуации, начинала трещать по швам.            — Ещё одно слово, Павел Алексеевич, — начала она с ледяной вежливостью, — и я лично укажу вам, где находится пыточная.            Ксюша, наблюдая за этой перепалкой, невольно усмехнулась и снова уткнулась в монитор. А Павел, наконец, замолчал, но его глаза всё равно светились какой-то непрекращающейся искрой, обещающей новые выходки.            — Ну всё, всё, — настойчиво сказал Павел.            Он подтянул за руку к себе Машу и взял её по-дружески под руку. Его жест был непринуждённым, но уверенным, как будто он знал, что может немного расслабить её своим присутствием.            — Пойдём, Мария Андреевна, пока нас не захотел отправить в пыточную кто-то ещё.            Взгляд женщины на мгновение задержался на его руке, но она не выдернула её. Только тяжело вздохнула, словно смиряясь с неизбежным, и направилась с «кавалером» к выходу. Прошептала раздраженно «Умеешь ты, Паш, раздражать», но в её голосе слышалась больше усталость и некая вина, чем злость. «Хочешь я извинюсь?» в ответ прошептал он с легкой улыбкой на губах. Мария успела только настороженно на него посмотреть и сильнее схватить за предплечье, пытаясь хоть как-то остановить мужчину от этого желания, но Павел уже обернулся. Его взгляд остановился на Ксюше, в нём была неожиданная смесь лёгкой вины и искреннего извинения.            — Ксения Борисовна, обещаю, больше никаких театральных сцен, — произнёс он уже с серьёзным тоном, и, не дожидаясь ответа, увёл негодующую Марию из кабинета.            Илюша, стоявший в сторонке, замешкался, но потом, словно вспомнив, что его место рядом с Павлом, поспешил следом.            Когда трое вошли в кабинет Евгения Тихомирова, атмосфера там была куда спокойнее. Просторное помещение, залитое мягким светом, казалось, словно специально создано для деловых встреч и разговоров на повышенных тонах. Евгений, сидевший за массивным столом из чёрного дуба, поднял глаза и сразу приветливо улыбнулся.            — Ну наконец-то, — сказал он, вставая с кресла. — А мы уж думали, что ты, Илюша, подумал от нас сбежать.            Он протянул руки, чтобы обнять Илью, и тот, хоть и слегка растерянный, сделал шаг навстречу. Евгений крепко обнял его, похлопав по спине.            — С возвращением, — продолжил Женя с искренним теплом.            — Спасибо, Евгений Александрович, — ответил Илюша, улыбаясь сдержанно, но счастливо.            Павел тем временем уже развалился в одном из кресел у окна и с ленивым видом начал листать принесённые Илюшей документы.            — Давай, Маш, подписывай, не тяни время, — бросил Паша, поднимая взгляд. — Парень ждёт своего звёздного часа, когда он вернется на свое законное место.            Мария подошла к столу, на котором располагались те же документы, что и месяц назад. Только состояние внутри было совершенно другим, нежели тогда. Все началось с словесных перепалок, которые очень её забавляли, даже Илюшины слова в воспоминаниях казались чем-то ностальгическим, нежели раздражающим. Потом всплыло и всё остальное, что было связано с первым заместителем МПП.            Павел заметил, что Архипова, которая должна сейчас было быстро расписаться и мчатся к своим волчатам, замешкалась. Для него было непривычно видеть её такой нерешительной, но что-то сказать, чтобы ускорить процесс принятия решения, так же не осмелился. Решил дать Маше возможность пропустить через себя эмоции, которые она очень часто скрывала от людских глаз. Евгений тоже обратил на это внимание, усмехнулся, садясь обратно за стол, но идея промолчать не достигла его гениальной головы.            — Мария Андреевны, неужели вы хотите остаться тут с нами? — проговорил Тихомиров, небрежно разводя руки в стороны.            Маша не слышала этого, продолжала смотреть на строчку в документе со своими инициалами. Понимала, что, уйдя от сюда, она уже не сможет устраивать свои увлекательные игры на перегонки с Нечаевой, и что видеться они будут лишь один раз в неделю, чтобы выпить тот самый «кофе». Её взгляд, кажется, невольно помрачнел. Слишком много было сделано, слишком многое она пережила в этих стенах и отпускать её они не хотели.            В этот момент дверь кабинета распахнулась, и внутрь вошла та самая причина, которая вызывала такую нерешительность. Ксюша выглядела как всегда уверенной в себе — в одной руке папка, в другой джул, взгляд острый, почти излучающий энергию. Пройдя через комнату, она, не замечая натянутой паузы вокруг, без церемоний уселась на край стола Евгения.            — Женя, — начала Нечаева сразу, игнорируя присутствующих. — У меня идея по реформе кадрового департамента. Надо будет перераспределить нагрузку и…            Её голос звучал уверенно, даже несколько громко, но Мария уже не слушала. Она бросила взгляд на Павла, который с ухмылкой наблюдал за происходящим, и Илью, который смущённо переминался с ноги на ногу.            — Нам пора, — сказала Архипова, подписывая документ на столе. Она бросила ручку и обернулась к уже бывшим коллегам проговорила, — Всего доброго.            Евгений поднялся, хоть и неохотно, словно хотел её задержать, но понимал, что не стоит. Нечаева осуждающе посмотрела на мужчину, словно говоря глазами, чтобы тот сел обратно, ведь сейчас она ему говорит очень важные вещи. Нечего отвлекаться на всякие мелочи.            — Спасибо, Мария Андреевна, — произнёс он тихо, кивая ей с лёгким сожалением.            Маша тоже кивнула в ответ и, не сказав больше ни слова, взглянула на Ксюшу, будто в последний раз. Сейчас понимание того, что они будут видеться, пусть и раз в неделю, не доходило до её сознания. Нечаева, не удостоив её даже взглядом, невнятно пробормотала что-то вроде «угу» в знак прощания, продолжая размахивать руками, объясняя Евгению свои идеи. Прежняя Архипова бы сейчас ткнула на это с большим удовольствием, чтобы вновь показать, что она сильнее и влиятельнее, но нынешняя Маша просто развернулась и покинула кабинет. Дробышев не спешил отправляться следом, он что-то задумал и решил задержатся, однако оповещать Архипову о своей идеи не стал.            Женщина шла по коридору, совершенно не обращая внимание на всех работников вокруг. Не Инга, не Скоч или Луч, не Скворцова, не Дударь, не Джема, не даже Максим Максимыч — все они были для Маши каким-то посторонним шумом, она ускорила шаг и быстро скрылась за дверьми закрывающегося лифта. Сползла по стенке вниз, пытаясь восстановить дыхание.            Мария сидела на холодном полу лифта, обхватив колени руками. Небольшое пространство казалось ей сейчас бесконечно пустым, несмотря на урчащие звуки механизмов, отвратительный запах дешёвого освежителя воздуха и слабый шум этажей, пролетавших мимо. Дыхание выравнивалось медленно, но не до конца. Сердце всё ещё глухо стучало где-то в груди, как будто пыталось пробить себе дорогу наружу.            Её разум словно застрял в одной точке. Образ Нечаевой, уверенной, энергичной, буквально заполнившей собой всё помещение кабинета, никак не хотел отпускать. «Она даже не посмотрела на меня», — мелькнула мысль, неприятно резанувшая по внутреннему состоянию. Маша попыталась себя одёрнуть, напомнить себе, что всё это было ожидаемо, что так даже проще. Но что-то не отпускало. Какое-то давящее чувство на дне сознания — обида, горечь, досада? Может, всё сразу?            Маше не хотелось признаваться, но именно в этот момент она поняла, что настоящая причина её нерешительности была вовсе не в работе, не в «увлекательных играх на перегонки», не в стенах, которые столько всего видели. Причина была Ксюша. Та самая, всегда уверенная, безупречно дерзкая, заполняющая пространство вокруг, которая могла одним взглядом вызвать одновременно раздражение и восхищение. Она провела рукой по лицу, чувствуя, как холодные пальцы слегка касаются тёплой кожи. «Соберись», — пронеслось в голове.            Когда двери лифта открылись на первом этаже, Мария поднялась с пола, будто нехотя, медленно. Она вышла в пустой вестибюль, чувствуя, как звонкий звук её шагов раздаётся под сводами здания. Охранник у выхода, кажется, посмотрел на неё с лёгким удивлением, но ничего не сказал. Маше было всё равно. Она просто шагнула в холодный воздух улицы, закрывая за собой дверь.            Снег под ногами хрустел, а ледяной ветер пробирал до костей. Казалось, что он пытался смыть с неё остатки прошедшего дня, прошедшего месяца, что происходило внутри тех стен. Она остановилась на мгновение и оглянулась, но не увидела ничего, кроме тускло освещённых окон, которые смотрели на неё безучастно.            Маша на секунду зажмурилась. Она знала, что впереди будет другая жизнь, другие дни, другие лица. Но прямо сейчас ей хотелось одного: идти вперёд, не оборачиваясь.

***

      Моё молчание-STERVELL

           Вечер был мрачным. Снег шёл целый день, укрывая улицы плотным белым ковром, который под фонарями казался тусклым и грязноватым. Мария сидела в углу своей квартиры, завернувшись в плед, с чашкой чая, который она давно перестала пить. В комнате стояла полутьма — света от экрана ноутбука, слабо освещающего лицо женщины, едва хватало, чтобы разогнать тени. Она не работала, хотя документ был открыт. Она просто смотрела в пустую строчку, как когда-то в тот документ со своими инициалами. Звонок в дверь прозвучал резко, отозвавшись в голове гулким эхом. Мария вздрогнула. Она знала, кто это. Её рука инстинктивно потянулась к виску, будто пытаясь сдержать нарастающее головокружение. Её ноги будто застыли, и только через несколько секунд, пересилив себя, она всё-таки встала и медленно направилась к двери.            Архипова открыла дверь и сразу увидела её — всё ту же уверенную, собранную Нечаеву. Она стояла на пороге, будто в своей манере всегда чуть впереди: одна рука в кармане пальто, другая держит небольшую сумку и кофейного цвета папку.            — Мария Андреевна, — начала она с лёгкой улыбкой, — вы не забыли про наш «кофе»?            Мария ничего не ответила сразу. Она просто стояла, держась за дверную ручку, не отрывая взгляда от лица Нечаевой. «Как она может быть такой?» — пронеслось в её голове. Ксюша казалась абсолютно невозмутимой, уверенной, словно неделю назад ничего не произошло.            — Проходи, — наконец выдавила из себя Мария, отступила в сторону, молча пропуская женщину внутрь.            В квартире было прохладно, почти как на улице. Нечаева заметила, что батареи еле греют, но решила не комментировать — зачем? Она скинула пальто и поставила сумку на стул. Обстановка с первого взгляда была как всегда уютной, хотя сейчас казалась какой-то удушающей. Брошенные кое-где книги, чашки на столе, свёрнутый плед на кресле, гора немытой посуды на кухне и увядшие цветы на подоконнике — всё это говорило о том, что Архипова провела здесь последние дни почти не двигаясь. Но Ксюша этого не заметила. Совсем.            — Скучала? — её голос звучал слишком бодро для этого вечера, слишком громко для тишины, что царила вокруг.            Мария кивнула, не пытаясь что-то словесно ответить, чувствовала, что даже под теплым пледом её руки всё ещё продолжают дрожат. Эта тишина, эта пустота — всё здесь кричало, но Ксюша была слишком поглощена собственными мыслями. Она не оборачивалась, не вглядывалась. Внутренний голос, как некий злой критик, начал говорить где-то глубоко внутри:            Оглянись. Ты же видишь, что что-то не так. Она молчит. Она даже не смотрит на тебя. Что с ней?            Но Ксюша, как всегда, отмахнулась. Она привыкла игнорировать такие вещи, списывать их на случайность. Слишком занятая собой, своими планами, она даже не подумала, что Мария может быть не такой, как раньше. Нечаева продолжила говорить — что-то о работе, о том, как Евгений начал внедрять её идеи, как новые процессы «неожиданно начали приносить результат». Голос был живым, быстрым, наполненным привычным энтузиазмом, но Архипова едва ли слышала слова. Она смотрела на неё, на её жесты, на то, как волосы идеально лежат на плечах.            — Она ничего не видит,— вдруг снова пронеслось в голове Ксюши голос, тихий, едва слышный, как досадная помеха. — Ты ведь видишь, как она сломана?            Ксюша остановилась на мгновение, её взгляд скользнул по Маше, но она тут же вернулась к своим мыслям, отмахнувшись от тревоги, как от случайной мухи.            — И вообще, — продолжала она, — я тут подумала, может, нам стоит пересмотреть структуру встреч? Раз в неделю — это слишком редко, ты не находишь?            Мария не ответила. Она с трудом удерживала себя от того, чтобы не выдать своё состояние.            — Ты только посмотри на неё!— внутренний голос Нечаевой становился всё громче. — Она тебя даже не слушает.            Ксюша нервно поправила прядь волос, но снова прогнала этот голос. Она привыкла не вникать в чужие проблемы, не замечать, что кто-то может быть слабым. Тем более не Мария Архипова.            — Я настаиваю, — продолжила Нечаева, снова переключаясь на прежний тон. — Давай хотя бы пару раз в неделю? Мне кажется, так будет эффективнее.            Мария вдруг подняла глаза. В них было что-то странное — смесь тоски, усталости и ещё чего-то, что Ксюша не могла сразу определить.            — Зачем ты здесь? — тихо спросила Маша, её голос звучал глухо, почти безэмоционально. Ксюша замерла. Внутренний голос снова напомнил о себе, сильнее, почти с нажимом:            Вот он, момент. Скажи что-то, спроси её, узнай, что с ней не так!            Но вместо этого Ксюша рассмеялась, нервно и слегка неловко.            — Ну как зачем? Мы же договорились, — сказала она, делая вид, что ничего необычного не происходит. Внутри неё, однако, что-то ёкнуло. Голос не унимался:            Ксюш, остановись…            Но Нечаева опять его проигнорировала. Вместо этого она говорила дальше, выстраивая новую тему, меняя тон, пытаясь заполнить тишину, которая вдруг начала ощущаться слишком громкой. Мария снова молчала, но Ксюша чувствовала, как что-то в этом молчании постепенно разъедает её собственный ритм. Взгляд Архиповой был затяжным и тяжёлым, как будто сковывал воздух между ними. Ксюша машинально огляделась, будто в поисках опоры. Её внутренний голос теперь бил тревогу:            Она совсем разбита. Её квартира — как её состояние. Посмотри на этот стол, на этот холодный чай, посуду, цветы! Она не выходит из дома!            Но вместо этого Ксюша натянуто улыбнулась, будто пытаясь удержать контроль.            — Тебе надо развеяться, Мария, — бросила она бодро, как будто таким образом могла приглушить тягостную атмосферу. — И я знаю, как я тебе могу помочь.            Ксюша игриво заулыбалась, начала надвигаться на Марию, с той пошлость и властью во взгляде.            — Ксюш, — голос Марии прозвучал настолько тихо, что Нечаева едва его услышала.            — Ну, Маша… — её голос был низким, почти мурлыкающим. — Мы же договорились. Или ты передумала?            Мария напряглась, её руки невольно сжались в кулаки. Она не смотрела на Нечаеву, всё ещё стояла, отвернувшись в сторону к окну, но напряжение в её плечах было почти осязаемым.            — Не надо, Ксюша, — повторила она, немного громче, но всё так же глухо.            Ксюша рассмеялась — звонко, будто не всерьёз воспринимая её слова. Она сделала ещё один шаг, пока их не разделяло всего несколько сантиметров.            — Ты всегда такая серьёзная, — протянула она, обойдя Марию так, чтобы оказаться лицом к лицу. Теперь она смотрела прямо ей в глаза, наклоняя голову чуть вбок, словно изучая. — Расслабься. Мы же здесь, чтобы… ну, ты знаешь.            Она протянула руку, аккуратно убирая прядь волос с лица Марии, как будто это было что-то естественное, почти нежное. Но в её взгляде сквозила другая энергия — та, что не знала отказа, та, что привыкла получать желаемое.            Мария отшатнулась, шагнув назад, но споткнулась о край стула и остановилась, не зная, куда деться. Её дыхание стало частым, а глаза наполнились смесью страха и отчаяния.            — Не надо, — тихо сказала она, почти шёпотом, но Ксюша лишь усмехнулась.            — Почему это не надо? — переспросила Нечаева, напрягая привычную уверенность, которая вдруг начала давать сбои.            Ксюша наклонилась ближе, положив руки на спинку стула позади Марии, словно загоняя её в угол. Архипова опустила голову, волосы закрыли лицо, плечи чуть подрагивают. Может, от усталости, может, от скрываемого напряжения. В этот момент Ксюша почувствовала себя странно. Внутренний голос больше не уговаривал её, не напоминал — он просто кричал.            Нечаева остановись, не надо, она не хочет «кофе» сейчас! Скажи что-нибудь важное и нужное!            — Ну давай, Маша, — её голос стал ещё ниже, почти шёпотом. — Не усложняй.            Блять не это…            Мария резко выдохнула, и что-то внутри неё, казалось, сломалось, но не в ту сторону, в которую ожидала Нечаева. В одно мгновение её руки поднялись, она упёрлась ладонями в плечи Ксюши и резко толкнула её назад.            — Я сказала, не надо! — голос Марии звучал уже громко, почти срывисто. Ксюша пошатнулась, но не упала. Её лицо на мгновение застыло в удивлении, а потом сменилось на что-то непонятное — смесь раздражения и растерянности. Она провела рукой по плечу, где ещё ощущалось прикосновение Марии, и, наконец, отступила на шаг.            — Ты что, серьёзно? — произнесла она, хмуря брови. В её голосе была неуверенность, которую она не умела скрывать. — Маша, это ведь ты сама хотела…           Архипова молча прошла мимо Нечаевой, её шаги на старом паркете звучали глухо и затянуто. Кажется, всё в этой квартире стало менее живым, и тишина, казавшаяся неделю назад уютной и успокаивающей, теперь давила и поглощала. Маша направилась к кухне, тело перестало отвечать на раздражители, оставляя только пустую оболочку, которая двигалась в чуждом ритме.            — Ты можешь идти, — бросила она через плечо, её голос дрогнул, но остался почти безжизненным.            Ксюша растерялась. Она стояла посреди комнаты, пытаясь понять, что сказать, что сделать. Внутренний голос продолжал терзать её:            Не уходи. Ты просто оставишь её одну в этом состоянии…            — Мария, подожди… — начала Ксюша, но тут же осеклась.            Архипова обернулась, и в её взгляде Ксюша наконец увидела то, от чего всё это время старалась отмахнуться: боль. Настоящую, глубокую, невыразимую боль, которая смотрела на неё словно сквозь стекло. В этом взгляде не было злости или презрения, только бездна, в которую можно было бы провалиться без шанса на спасение. Всё вокруг словно исчезло, и только этот взгляд оставался реальным.            — Ты всегда видишь во мне только то, что хочешь видеть, — сказала Мария.            В этот момент её лицо стало еще более открытым, как будто она больше не пыталась контролировать свои эмоции. И в этом выражении Ксюша прочла что-то болезненно знакомое — сомнение, безысходность, и, возможно, какую-то тревогу.            — Ты запомнила только образ сильной и холодной женщины, которой любые проблемы нипочём. Но… Сука… — прокричала она отчаянно, — я не робот блять…            Эти слова ударили Ксюшу сильнее, чем она ожидала. Её привычная уверенность вдруг начала трескаться, как тонкий лёд под ногами.            Она права, — прошептал внутренний голос.                        Ксюша стояла на месте, её сердце бешено колотилось. Она начала понимать, чего не видела всё это время.И вот тогда, среди этого откровения, что-то щёлкнуло внутри Нечаевой, но не жалость или не сочувствие, а злость. Отчаянная, яростная злость. Защитной реакцией, чтобы отогнать от себя чувство вины.            — Опять! — выпалила она, не сдерживаясь, голос дрожал от ярости. — Ты специально это устроила, да? Театральное представление, как тебе больно! Какая ты несчастная! Ах, посмотрите на меня! Бедная Машенька! Никто никогда не видит моих настоящих чувств, верно?            Ксюша шагала по комнате, не в силах остановиться. В её голове всё сводилось к одному: манипуляция. Вокруг неё словно формировалась буря, и она не могла избавиться от ощущения, что с каждым словом гнев лишь разгорается. Нечаева ждала, что Мария даст ей какую-то реакцию, проявит силу. Наконец покажет, что на самом деле она не такая сломанная, как пытается казаться.            — Ты грёбанный манипулятор! — снова вскрикнула Ксюша, её пальцы сжались в кулаки, а в голосе слышалась истерика. — Сначала давишь на жалость, а потом… а потом используешь! Ты не ценишь ничьих чувств, кроме своих собственных!            Мария стояла у окна, её взгляд был прикован к снежной завесе за стеклом. Отстранённый и ледяной, он говорил больше, чем любые слова. Казалось, что Ксюша, со всей своей бурей эмоций, была для неё чем-то далеким, незначительным — просто шумом на фоне зимней тишины. Ксюша продолжала нервно ходить взад-вперёд, широко жестикулируя, тыкая пальцем в сторону Архиповой. Нечаева не могла признать, что Машин взгляд, её боль были настоящими, и что она сама могла быть частью этой боли:            — Я не поверю ни единому твоему слову, ни одной твоей слезинке! Ты специально выставила себя такой… слабой! Чтобы я опять поддалась? Чтобы я опять стала плясать под твою дудку? — её голос зазвенел почти визгливо, и она снова бросила взгляд на Машу. — Не дождешься!            В ответ Мария не сделала ни одного движения. Она не пыталась оправдаться или что-то сказать. Просто стояла у окна, словно поглощённая тем, что происходит снаружи. Словно Ксюша для неё была чем-то малозначительным — временной бурей, которая скоро утихнет. Это безразличие било сильнее любых слов. Ксюша замерла, растерянная, глядя на её бесчувственную спину. И тут Маша, всё так же не глядя на неё, тихо произнесла:            — Просто уйди, Ксюш, — её голос был ровным, почти мягким, но в этой мягкости была пугающая окончательность. — Встретимся через неделю…            Ксюша почувствовала, как её сердце будто остановилось. Эти слова резанули по живому. Не злость, не укоры — только спокойная, почти равнодушная просьба. Они казались финальной точкой, не оставлявшей места ни для борьбы, ни для оправданий. Внутри что-то разломилось. Она хотела крикнуть, ударить, попытаться достучаться, но вместо этого её губы дрогнули, и на лице появилась горькая, почти жалкая усмешка. Её внутренний голос кричал:            Не уходи! Всё можно исправить! Поговори с ней! Сделай что-то!             Но всё, что Ксюша могла, — это заставить себя выглядеть спокойной. Она опустила взгляд, в котором мелькнула неуверенность, на мгновение обнажая её уязвимость.            — Ладно, — бросила она резко, отступая ещё на шаг. — Как скажешь.            Нечаева медленно двинулась к двери, каждый её шаг казался ей мучительно долгим. Она чувствовала, как будто идёт против собственной воли, словно кто-то тянет её в другую сторону, но не могла остановиться. Уже на пороге замерла, обернувшись.            Маша стояла у окна, её спина оставалась прямой, руки опущенными, а взгляд продолжал упираться куда-то за пределы комнаты. Ни одной эмоции, ни намёка на сожаление или попытку остановить её. Только холодная отрешённость.            Ты совершаешь ошибку, остановись… Пожалуйста…            Прошептал в голове внутренний голос, в последний раз пытаясь донести до неё то, чего она сама боялась признать. Но Ксюша снова его проигнорировала.И Дверь закрылась.

***

      На улице стояла звенящая тишина, которую нарушал только мягкий шелест падающего снега, погружающего мир в сказочную безмятежность. Ксюша вылетела из подъезда, словно желая оставить позади все тяжёлое, что терзало её душу. С силой захлопнув за собой дверь, она чуть не оглушила саму себя. Морозный воздух резко ударил в лицо, обжигая, словно маленькие иголочки. Нечаева на мгновение забыла обо всём: о чувстве вины и сомнениях. Щёки мгновенно покраснели, а дыхание превратилось в облако пара, медленно растворяющегося в окружающем пространстве. Но это было лишь временное облегчение, скоротечный момент, когда реальность отступила, оставив место для успокаивающей иллюзии.            Браво. Великолепное шоу. Тебе бы Павел дал Оскара за лучшую роль в драме!— язвительный внутренний голос будто издевался, но его тон был невыносимо правдивым.            — Заткнись, — прошептала Ксюша, почти бессильно. Пальцы непроизвольно потянулись к вискам, чтобы унять нарастающую боль.            Холод пробирался под пальто, но женщина не ощущала этого. Плечи опустились, словно груз, который она несла, стал слишком тяжёлым. Взгляд блуждал по белым сугробам, которые словно дразнили своей спокойной безмятежностью, излучая мир и спокойствие, которых ей так не хватало на душе. Снежинки танцевали в воздухе, закручиваясь в хоровод, создавая иллюзию волшебства, но ни снег, ни тишина не могли заглушить те немые крики, что раздавались голове.            Снег захрустел под шагами, пока женщина медленно шла к лавочке у подъезда. Не думая о том, насколько ледяной будет её поверхность, Ксения опустилась, тяжело вздохнув, продолжая искать укрытие от бури внутри себя. Её сердце колотилось, как дикое, и Нечаева начала нервно копаться в сумке, пытаясь нащупать фенибут. Это было не просто желание — ей срочно нужно было что-то, чтобы заглушить этот внутренний голос, который не оставлял её в покое.            Таблетки? Ну конечно, зачем думать или чувствовать, когда можно просто отключиться. Великолепный способ решить проблему!            — Да пошёл ты, — прошипела она громче, чем собиралась, и резко замолчала, осознав, что могла привлечь внимание прохожих.            Но никого не было. Всё вокруг казалось замершим, укутанным в тишину зимнего вечера, носившего в себе ощущение одиночества. В этот момент Ксения услышала мягкий гул подъезжающей машины.            — Ну конечно, давайте теперь ещё все жители этого дома увидят, как я тут схожу с ума, — пробормотала она, наконец вытащив из сумки блистер с таблетками.            Подожди, Ксюша. Смотри!      Сквозь ветер и падающий снег до неё донеся звук закрывающейся двери. Нехотя, с ощутимым усилием, Нечаева подняла взгляд, и её внимание привлекла чёрная машина у тротуара. Водительское место пустовало, а позади, у багажника, стоял мужчина, облаченный в длинное тёмное пальто, воротник которого был слегка поднят, защищая от холодного ветра.Незваный гость двигался неторопливо, словно ничто не могло его сбить с пути.В руках он держал букет — алые розы, яркие, как капли крови на белом снегу, жизнь и страсть на фоне мёртвого зимнего пейзажа.            Смотри и учись, пока не поздно. Цветы, вино… Не криков, никаких истерик. Просто подходишь к человеку и делаешь его вечер лучше., — саркастически заметил голос.            Ксюша собиралась проигнорировать это внутреннее назидание, но её взгляд все равно продолжал скользить по фигуре мужчины. Незнакомец скинул капли снега с рукава, наклонился к заднему сиденью и достал бутылку вина. Нечаева прищурилась, когда он развернулся, и сердце остановилось на мгновение, а затем гулко ударило, словно возобновляя свою работу после паузы. Это лицо, которое она рассматривала до мельчайших деталей, как будто пронзило её сознание.Внутри что-то болезненно сжалось, но Ксения не могла определить, что именно было тем источником её физической боли и острого чувства потерянности. Её рука с блистером фенибута застыла в воздухе.            — Павел… — прошептала она, не веря своим глазам.            Мужчина уверенно направился к подъезду, нажимая на кнопки домофона, и этот жест стал финальным аккордом в симфонии её смятения.            Может он тут живет, и ты просто зря переживаешь?            Внутренний голос старался успокоить женщину и дать хоть какую-то надежду. Ксюша не отрывала взгляда от Павла, мысли путались, мешались одна с другой, складываясь в нелепые и болезненные предположения, словно в хаотичном калейдоскопе. Почему он здесь? Взгляд Нечаевой метался — от его руки, нажимающей на кнопки домофона, к лицу, спокойному и, как ей казалось, даже довольному. «Это совпадение. Может, он просто ошибся подъездом?» — мелькнула мысль.            Однако, когда Павел начал набирать номер квартиры, сердце болезненно сжалось, будто кто-то сдавил его железным обручем. Взгляд скользнул к экрану домофона. Ксюша видела цифры, которые он нажимал, и будто бы заранее знала, что она увидит.            В этот момент что-то внутри будто взорвалось, грудь заполнили чувства, которые Нечаева не могла назвать. Это была смесь боли, ярости и чего-то ещё, неопределённого. Женщина судорожно втянула воздух, крепко сжимая блистер с таблетками, как будто искала в нём единственную опору.             — Квартира Маши… — пробормотала Ксюша, осознавая масштабы собственного падения. — Какого хрена…            Возможно, Марии сейчас нужнее не твои крики, а его спокойное присутствие. Вино, цветы, тепло. Всё, чего ты не смогла ей дать.            Эти слова били больнее всего.В сознании начали мелькать разрозненные мысли. Может, это не то, что ей кажется? Может, Павел просто пришёл по делу? Или…            — Душа моя, это я, — вдруг услышала она приглушённый голос Павла.            Эти слова были едва различимы, но они прозвучали для Ксюши оглушительно громко, как будто он стоял совсем рядом. Они прозвучали интимно, слишком мягко, чтобы оставить женщине хоть малейшую надежду. Сердце снова пропустило удар, а затем начало стучать так быстро и громко, что казалось, этот звук заглушает всё вокруг.            — Всё ясно, — выдохнула Ксюша, не зная, обращается ли она к себе или к голосу внутри.            Что "всё"? Это лишь твои догадки. Ты даже не знаешь, что на самом деле между ними.            Её пальцы сжались в кулаки, железная напряжённость овладела её телом. Ногти впились в ладони так сильно, что она ощутила острую боль, как физическое проявление той боли, которая разрывала изнутри.            — Меня только что заменили, понимаешь? — прошипела она, словно отвечая голосу. — Или, может, я всё это время была чьей-то заменой?            Голос отозвался спокойно:            Опять фантазии. Ты же не знаешь, кто он для неё. Это может быть просто друг. Или…            — Хватит! — резко перебила она, её голос сорвался на тихий рык. Глаза уставились на дверь подъезда, за которой только что исчез Павел. — Это всё объясняет. Вот почему она выгнала меня. Она просто ждала его.            Эта мысль прожгла её сознание, оставляя за собой огненный след сомнений и ненужной трагедии. Всё вдруг сложилось в единую, болезненную картину: Машин холодный взгляд, её просьба уйти, то, как она смотрела в окно, игнорируя крики Ксюши. Это не была усталость или раздражение. Она просто хотела избавиться от неё. Чтобы дождаться Павла. Это откровение было разгадкой, сводящей с ума.            — Раз мой «кофе» её больше не интересует, — горько усмехнулась Ксюша, чувствуя, как ярость внутри сменяется болью. Потом тихо добавила: - Что же она тогда хочет за своё молчание?            Снег продолжал падать густыми хлопьями, медленно покрывая её волосы, плечи, руки, словно природа пыталась укрыть от хмурой реальности. На улице было тихо, но в её голове бушевал хаос. Казалось, весь её мир рухнул, и в этот момент внезапно всё вокруг стало чужим и обманчивым. Ксюша почувствовала, как внутри разгорается безысходность, и самое страшное — мысль, которую она пыталась заглушить, но которая поднималась, как волна: это что была ре…            Нечаева вдруг коротко и резко рассмеялась. Этот смех был хриплым, нервным, он вырвался из неё вопреки всему, чему она сейчас пыталась сопротивляться. Ксюша тряхнула головой, снег осыпался с её волос.            — Господи, да какая разница! — выдохнула она, её плечи опустились. - Хоть бы предупредила, что есть кто-то ещё! Ну правда! Это так сложно? Сказать, мол, «Ксюша, у нас теперь новая динамика, теперь, блять, нас трое. Ты, я и Павел».            Ксюша снова усмехнулась, но на этот раз горько, с какой-то обречённой лёгкостью. Внутри что-то затихло, как будто буря, бушевавшая несколько минут назад, вдруг растворилась.            Голос в её голове, обычно язвительный и насмешливый, вдруг отозвался с нотками сожаления:            То есть тебя волнует в этой ситуации только это? Тот факт, что она решила «развлекаться» с кем-то ещё, а не то, что Маша стала для тебя кем-то важным?            Ксюша закатила глаза.            — Ой, ну не начинай. «Кем-то важным»… С чего ты вообще это взял? Это же не кино, и не сказка. Мы просто… трахаемся. Всё. — Нечаева резко встала с лавочки, стряхивая снег с пальто. — Я узнала, что у Маши кто-то есть, но договор это не отменяет.            Она сделала шаг по направлению к улице, но тут же замерла, снова оглянувшись на подъезд. Грудь наполнилась странным, противоречивым чувством, которое Ксюша не могла точно определить. Голос снова подал себя, на этот раз мягче, спокойнее:            Тебе правда всё равно?            — Да, — резко ответила Нечаева.            На секунду она просто стояла, не зная, что делать дальше. Снег продолжал падать, холодный и бесшумный, укрывая тротуары и машины. Гулкий стук в её голове от слов Павла, букет, вино, квартира Маши — всё это перемешалось в хаотичную кашу из эмоций.            Ксюша вдохнула холодный воздух и отвернулась от подъезда, шагнув в сторону дороги.            — Всё равно, — повторила она, будто убеждая не только голос, но и саму себя.