Я вернусь к тебе в пору цветения

лети, моя любимая

к земле обетованной — обескровленной

предсказанной не нами, но для нас

как последний приют

♫ Немного Нервно — Лети, моя любимая

      — Вера твоя крепче каменных стен…       Пение звучало, будто зов — далекое, но близкое, еле слышное, но раздающееся в ушах. Приятное, ласкающее слух, как теплая вода ласкает тело, омывая его. Свежий легкий ветерок коснулся лица, но не разбудил, ибо тоже был частью сна.       Голос был знакомым, поняла Луна. Очень знакомым и родным. Невозможно прекрасным. Этот голос пел ей колыбельные, рассказывал ей сказки и учил ее азам магии.       Голос мамы.       Ветерок принес на своих крыльях аромат цветущих деревьев, розмарина и яблок. Луна боялась открыть глаза, боялась нарушить момент хрупкого, как хрусталь, единения с дорогой ушедшей, отчаянно хотела услышать или увидеть что-то еще. Что угодно, лишь бы о ней.       Ласковые ладони коснулись ее щек, и тогда Луна открыла глаза, встретившись взглядом… с собой? Нет, это была не она. Очень похожая на нее молодая женщина, но не она. Лицо — такое же, но глаза — другие. У Луны были глаза отца, хотя все остальное она унаследовала от матери.       Пандора весело улыбнулась.       Ее руки были теплыми и осязаемыми, и это понимание пронзило Луну стрелой: призраки не теплые, призраки — бесплотные… а еще мать никогда ей не снилась. Ни единого раза, хотя Луна постоянно думала о ней, и подсознание должно было хотя бы раз отразить эти мысли наяву в сновидениях, но — нет, никогда.       Вокруг них цвели яблони. К берегу подкатывали морские волны. Солнечные лучи золотили кудри Пандоры.       — Это… — Луна шепнула на грани слышимости, боясь нарушить зыбкую идиллию. Весь мир перед ней был настоящим, и в то же время — нет.       — Да, — сказала Пандора, будто прочитав мысли дочери, — это Авалон.       Голос ее звучал ниоткуда и отовсюду, и был похож на шелест ветра.       — Тонкие белые женщины мне сшили рубаху — в предчувствии розмарина, без надрезов и швов… — тихо пропела мать, погладив Луну по щеке. То ли хотела этим что-то сказать, то ли просто пела. Пандора любила петь, то и дело начиная напевать, чем бы ни занималась.       — Ты пришла ко мне… — решилась Луна. Сама не ожидала, что решится, но внезапно словно что-то дернуло. — Почему ты пришла ко мне? То есть, конечно, я рада, я счастлива тебя увидеть, я безумно счастлива, я невероятно соскучилась…       — Тш, — Пандора положила палец на губы дочери, заставляя замолчать. — Я вернусь к тебе в пору цветения.       — А? — Луна широко распахнула глаза.       — Воля твоя крепче каменных стен, — серьезно проговорила мать, пристально глядя на Луну. — Я вернусь к тебе в пору цветения…       — Луна!       Голос Леголаса раздался громом среди ясного неба. На долю мгновения ее охватило раздражение, но тут же ушло — ибо так должно было быть, ей пришло время покинуть этот сон-явь. Луна открыла глаза, возвращаясь в свой мир. В один из своих миров.       — Мы спали здесь всю ночь? — удивилась она, обнаружив, что сидит на траве. Леголас сидел рядом, и выглядел немного растрепанно, но не так устало, как вчера.       — Я должен был проснуться и унести тебя в спальню, — виновато пробормотал он. — Но, видит Эру…       — Ничего страшного, просто так странно — обычно, если спать на траве, потом все болит, а я, наоборот, прекрасно себя чувствую, — задумчиво протянула Луна.       — Так и должно быть. Мы, эльдар — дети природы. Природа любит нас и дает нам силы и покой, — Леголас, как недавно Пандора, завел прядь волос Луны ей за ухо. — Тебе снилось что-то хорошее, mell? Ты так улыбалась. Я не стал бы будить тебя, но решил, что лучше я, чем…       Прогремел удар в ворота.       — Чем они, — мрачно договорил он.       — Мне снилась мама, — автоматически ответила Луна.       Леголас встал, подав ей руку и помогая подняться.       — Твоя мама дала тебе во сне какой-то совет?       — Нет.       — Тогда надеюсь, что ваша встреча была приятной.

***

      На стенах снова собрались все синдар. Погибших среди них не было — не было даже раненых, ибо орочьи стрелы падали, ударяясь о магический щит, но все равно долго так продолжаться не могло. Леголас потер переносицу: снова переполненные лекарские палаты, снова кровь, снова смерть, он столько раз это видел…       Он мог прекратить это, и сам не верил в свой план. Слишком хорошо это было для реальности. Слишком чудесно и легко — или не легко. На самом деле трудно. Это очернит его фэа — не настолько, чтобы обратить на сторону тьмы, но очернит. Так спелое яблоко без единого изъяна получит царапину, если упадет на острый камень. Оно останется тем же яблоком, но менее чистым.       Леголас убивал орков, часто и много, так много, что терял им счет. Вообще не считал, начал, только когда они с Гимли стали соревноваться, кто больше тварей уничтожит, и тогда испытывал гордость, а не сожаление, ибо его стрелы разили врагов чаще, чем гномский топор. Леголасу бы и в голову не пришло сомневаться насчет убийства орков, они заслужили лишь смерти, они были враждебны и противны этому миру, они были творением зла и сами могли творить лишь зло, и если в Войне Кольца они отпускали пленных людей, которые служили Врагу, то орки могли не ждать пощады. Но Леголас никогда не убивал их магией.       Магия не должна уничтожать. Магия — сила созидания. Когда Моргот обернул свое могущество, могущество вала, во зло — он исказил не только Арду, но и самого себя.       Иногда из плена не выбраться, и есть только один выход — отрубить себе скованную руку. Леголас чувствовал себя примерно так же.       А еще он чувствовал себя трусом. Разве Трандуил колебался бы, если бы имел возможность защитить Лихолесье, пусть даже не самым светлым образом? Трандуил никогда не колебался. Трандуил был королем. Леголас все еще был носящим корону принцем, он еще привыкал к своему титулу, к ответственности, что тяжестью легла на фэа.       Бузинная Палочка жгла кожу, спрятанная в рукаве. Леголас вышел на стены — его приветствовал громкий нестройный хор голосов, его и Луну, следующую рядом.       Тауриэль сонно жмурилась.       Леголас спрятал зевок, махнул рукой:       — Стрелы наложить!       — А те, вон там, не нападают, — сказала Луна, всмотревшись вдаль. — Кто это?       — Харадрим, истерлинги и… Тау, среди них есть варьяги?       — Есть, — кивнула она. — И решились же, мерзавцы, пересечь Андуин! Они же поклялись после Войны Кольца, что ноги их не будет по ту сторону Великой Реки!       — Их клятвы мало чего стоят, — проговорил Леголас.       — Но они не нападают, — упрямо продолжила Луна. — И они — люди.       — Скорее всего, они просто что-то задумали, — фыркнула Тауриэль.       «Что ты собираешься делать с Бузинной Палочкой?» — спросила Луна Леголаса через осанвэ.       Он промолчал. Тень, которая все эти дни лежала на его лице, показалась ей темнее. Но в самом деле, что еще он мог сделать с этой палочкой, кроме как… она же рассказывала ему про магию, самую сильную, самую страшную…       — Леголас! — вслух шепнула Луна.       Сжав губы, он кивнул, молча подтверждая все ее догадки.       — У тебя не получится, — она неверяще распахнула глаза. — Не получится, это…       — Почему нет? — Леголас посмотрел на нее. Глаза у него были бесконечно уставшие. Луна покачала головой и перешла на осанвэ:       «Я не уверена, что Авада Кедавра подходит для массового убийства. То есть… это луч. Зеленый луч, который вылетает из кончика палочки и попадает в жертву, и тогда она умирает. Один луч. Хотя, возможно, если сделать широкий взмах, Бузинная палочка позволит заклинанию сработать, как клинку… но тогда под удар попадут не только враги.»       Леголас потер переносицу. Она была права, и все-таки…       — Нужно как-то связаться с Арагорном, — вслух сказал он. — Послать гонца…       — Можно не гонца! — встрепенулась Луна — наконец-то она может быть полезна! Палочка взметнулась в воздух:       — Экспекто Патронум!       Орки завопили-завыли на все голоса, и мысленно Луна накрыла лицо рукой: не стоило колдовать на стенах, но они и так считали ее своим повелителем, хуже она бы не сделала, и об орках она забыла, как только Патронус появился — не тот, что раньше. Не кролик. У ее ног опустилась сияющая серебристым светом львица.       Тау ахнула. Глаза Леголаса расширились.       — Патронус может передавать сообщения, — сказала Луна, усилием воли взяв себя в руки. — Я скажу ей… что ей сказать?       — Скажи, — Леголас снова на миг задумался, но решился, — скажи, чтобы Арагорн, Фарамир или кто угодно из командиров, которые там, приказали всем своим воинам заткнуть уши. Так, чтобы они ничего не слышали. Скажи, что это важно, буквально для их выживания.       Луна повторила все львице, и та, склонив голову, исчезла. Тауриэль непонимающе моргнула.       — Что ты задумал?       — Узнаешь, когда сделаю, — отозвался Леголас, и ответом это было и на вопрос, заданный Тау вслух, и на такой же безмолвный вопрос Луны.

***

      Патронус-львица вернулась быстро. Можно было не сомневаться, что она передала сообщение. Леголас выждал еще какое-то время, чтобы быть уверенным, что все или хотя бы большинство успеет заткнуть уши, и повернулся к Луне, взяв ее руки в свои.       — Mell, — заговорил он. — Бесполезно просить тебя уйти со стен?       «Скажи мне, что ты задумал, — через осанвэ потребовала Луна. — Я имею право знать, а если ты не скажешь, я… я применю к тебе Инкарцеро!»       Когда ее голубые глаза метали молнии, она выглядела не менее привлекательно, чем когда ее взгляд был затуманен пеленой. Угроза не была пустой: она вправду могла применить к нему заклинание связывания. Прямо здесь. Понимая, что это его унизит, если он не успеет выставить щит.       «Я правда это сделаю!»       Леголас наклонился, прижавшись лбом к ее лбу. Обхватил ладонями ее лицо — и наконец передал Луне свой план. Все, что он хотел сделать. Она слушала, растерянно замерев.       — Но ведь это…       Испугалась, мрачно подумал Леголас. Все-таки испугалась. Она такая светлая, ее так отталкивала та жуткая магия, которую она показала ему на пауках…       — …прекрасная идея! — глаза Луны вспыхнули звездами и Леголас растерянно моргнул.       — Прекрасная?       — Конечно! — и мгновенно перешла на осанвэ, — «Но я пойду с тобой».       «Об этом не может быть и речи», — отрезал он.       «Нет, ты не понимаешь, я должна! — вспыхнула Луна. — Они пришли за мной! Их взгляды будут прикованы ко мне! И какая опасность может мне угрожать рядом с тобой? Они будут стрелять в своего повелителя?»       Это было логично, и Леголас не мог с ней не согласиться, а счет шел на минуты. где-то погибали люди Гондора и Итилиэна, и нужно было как можно скорее все это закончить.       — Ладно, — сдался Леголас. — Пошли.

***

      Он подсадил Луну в седло белого жеребца, устроив впереди себя. Она взмахнула палочкой, создав перед собой щит-Импервиус, и только тогда Леголас пустил коня вперед. Ворота распахнулись. Орки радостно заголосили, но вылетевшая вперед серебристо-лунная львица заставила их замереть на месте, не бросаясь внутрь, а когда они увидели выезжающих им навстречу всадников — онемели.       Леголас поднес Бузинную палочку к своему горлу и шепнул:       — Сонорус!       Луна навела на себя Муффлиато: то, что собирался он сделать, вряд ли коснулось бы ее, но Леголас настоял, и теперь она не слышала ничего, кроме белого шума. Медленно они ехали вперед, и, как Луна и думала, все орки смотрели на нее. Все до единого — на нее и Леголаса. Кто-то из них падал на колени, и раньше, возможно, это тронуло бы ее, но не теперь. Их поклонение, как и говорил Леголас, было не проявлением ни восхищения, ни уважения, ни любви, и даже преклоняясь перед своим властелином, настоящим или фальшивым, они ненавидели его.       Наконец они с Леголасом выехали в центр небольшого холма, где им открывался вид на все вокруг и где они были так же заметны. Луна сняла Муффлиато, надеясь, что Леголас этого не поймет.       — Внемлите! — заговорил он, и голос этот был подобен раскатам грома. — Внемлите глашатаю своего владыки! Смотрите, ваш повелитель здесь!       Говорил так серьезно, будто на самом деле был глашатаем Темного Властелина. Луна выпрямилась в седле: речь шла о ней и она должна была выглядеть представительно.       Леголас вскинул палочку.       — Создания Моргота, создания Саурона, создания Сарумана! Слушайте, внемлите, повинуйтесь мне!       И, прокрутив палочку в руке, почти прокричал:       — Империо!       До того шумевшие и переговаривавшиеся на своем наречии орки в один миг затихли. Все смотрели на них. Луне стало жутко — огромная толпа жутких тварей смотрела на нее, молча, бессмысленно, тупо…       — Я приказываю вам, — Леголас напрягся, как тетива. Луна внутренне сжалась: она могла себе представить, как ему тяжело. Ей бы тоже было тяжело. Это ломало и калечило душу не хуже, чем стрелы и мечи ранили тело.       — Я приказываю вам, — четко проговорил Леголас, — умрите.       В первую секунду ничего не произошло. Потом один орк вскинул свой кривой ятаган и резанул себе по горлу. Второй, третий… Леголас накрыл ладонью глаза Луны, мягко, но настойчиво, и она не собиралась возражать — зрелище это было не из тех, что она хотела бы увидеть. Они ехали вперед, и все орки на их пути выполняли приказ Бузинной палочки. Спиной Луна чувствовала, что Леголас дрожит.       Их появление внесло смуту в ряды сражающихся людей: эдайн, ведомые Арагорном и Фарамиром, почти не обратили внимания, ибо не слышали ничего, заткнув уши по приказу короля Эрин Ласгален, а вот харадрим и прочие народы, служащие злу, заволновались, засуетились и многие пали под ударом противника, сбитые с толку. Остальные бросились на эльфов, но Леголас снова описал круг палочкой в воздухе. Луна быстро наложила на себя новое Муффлиато.       — Империо!       Она не слышала заклинания, но слуги Врага отреагировали, как и орки — остановились, глядя на Леголаса и Луну тупыми-пустыми глазами. Луна вернула себе слух, задумалась: неужели Леголас убьет и их?       — Отвергните Моргота! — громко произнес Леголас. — Отвергните Саурона! Вспомните, кем вы были созданы! Вспомните имя Эру Илуватара!       Повисла тишина — немая, густая, как кисель. Луна смотрела в лица людей-прислужников Зла: в отличие от орков, они не были уродливы. Кто-то из них выглядел даже привлекательно. Они были обычными людьми, самыми обычными, и зло в их душах не присутствовало изначально. Зло в них поселили, взрастили, обманом сбили с пути.       Синхронно, одним движением они повалились на колени, и Луна вздрогнула, испугавшись, что эти тоже увидели в ней «властелина», но взоры людей обратились не к ней, а к небу. Сотни голосов, сливающиеся в одно слово, одну молитву, мелодичную, как песня:              — Эру!       — Эру!       — Эру!       Леголас расслабился. Луна только сейчас поняла, насколько сильно он на самом деле был напряжен. Обернулась к нему — Леголас был бледным, как бумага, а из левого плеча торчала стрела с черным оперением.

***

      Все смешалось перед глазами бешеным калейдоскопом. Кто помог Луне слезть с лошади, она не заметила. Кто помог Леголасу — тоже. Луна потерялась среди множества людей и голосов: кто-то ругался, кто-то восхищался, кто-то все еще возносил молитвы создателю этого мира. Наконец мир кое-как вернул четкие очертания, и Луна обнаружила себя сидящей в шатре. Напротив нее обнаружился Леголас, которому, чтобы уравнять их лица, пришлось опуститься на колено. Раздетый до пояса, с перебинтованным плечом, но живой.       Луна всхлипнула.       — Исильмэ, — Леголас отвел прядь волос с ее лица. — С тобой все хорошо?       — Нет, — честно сказала Луна. Уткнулась носом в его здоровое плечо и расплакалась, хотя с самого начала думала, что плакать не будет. Но она так устала за эти дни… пока делала Бузинную палочку… пока нервничала из-за висящей над ними, как грозовая туча, войны… пока боялась за Леголаса…       — Луна, — его голос дрогнул. — Пожалуйста…       — Дай мне три… нет, дай мне пять минут, — пробормотала она. — Я успокоюсь. Мне нужно выплакаться, это нервное, это… — речь прервалась очередным всхлипом. Леголас осторожно привлек ее к себе ближе.       — Вот круг колдовской, где внутри всегда зелена трава… — тихо запел он. — Берег остролист от любой беды и отчаянья…       Луна зажмурилась. Голос Леголаса успокаивал, убаюкивал, как и тепло, исходящее от него, и постепенно она приходила в себя. Постепенно осознавала, что произошло. Что они сделали.       — Ты ранен, — спохватилась она, отстраняясь.       — Ерунда, — улыбнулся Леголас. — Это даже не отравленная стрела. Практически царапина. Было бы странно, если бы в меня никто из них не выстрелил и не попал.       Он даже не вздрогнул, подумала Луна. Она бы обязательно заметила, если бы он дернулся, как человек, в которого попадает стрела. Значит, он это стерпел.       — У нас получилось, — заговорил Леголас. — Понимаешь? У нас получилось!       — У тебя, — возразила Луна. — У тебя получилось.       — Ты сделала палочку, — он коснулся губами кончиков ее пальцев. — Разве без этой палочки возможно было произвести такую магию?       — Наверное… — Луна задумалась. — Наверное, нет.       — Поэтому это сделали мы. Я все еще не верю, — Леголас встряхнул головой. — Орки… все они… их больше нет. Если это были все орки Средиземья, то их больше нет! — в его голосе звучало настоящее искреннее счастье. — А люди… те, что служили Морготу… они больше не враги нам!       — Я не слышала о случаях, когда Империо заставлял менять убеждения. Это заклинание подчинения, но, видимо, помогла сила палочки, и, может, те люди сами втайне этого хотели, — предположила Луна. — Если они были созданы Эру…       — Да, думаю, так и есть, — кивнул Леголас.       — Нас будут поздравлять? — с опаской спросила Луна, глянув на полог шатра. Снаружи все еще доносилось множество голосов. Невольно вспомнилось утро второго мая, когда все хотели увидеть Гарри, пожать ему руку, поздравить, поблагодарить — а Гарри хотел спрятаться. Тогда Луна помогла ему, понимая, как его тяготило то внимание. Теперь она могла ощутить похожее на себе и ей точно так же захотелось тихонько исчезнуть.       — Мне тоже неловко, — сказал Леголас. — Но я король, а ты королева.       Королева… Луна не привыкла к этому, но сама не так давно утверждала, что носит королевский титул.       Она еле заметно кивнула. Леголас встал, отвернулся, надевая камзол. Подал Луне руку.       Вместе они вышли из шатра, и все взгляды обратились к ним. Арагорн заговорил первым:       — Воистину, нет равных Первым Детям Эру, и нет тех слов, что описали бы величие вашего деяния! — и поклонился им. Им обоим, не только Леголасу. Поклонился гораздо ниже, чем полагалось королю. Следом за ним склонил голову Фарамир — и все остальные, все гондорцы, все арнорцы, все преклонили колено. Луна крепче сжала ладонь Леголаса.       — Eglerio! — провозгласил Арагорн, выпрямляясь, и все подхватили эту хвалу. Луна глянула на Леголаса — тот не казался смущенным, но и излишне гордым тоже не выглядел, он принимал все восхваления с достоинством, и она попыталась принять такой же вид.

***

      Пира в их честь, как боялась Луна, не устроили — было не до пира. Армии Гондора и Итилиэна не понесли больших потерь, слуги Врага, как рассказал Фарамир по пути к Эрин Ласгален, сражались словно вполсилы, без той ярости, которая двигала ими в Войне Кольца, но даже так, раненые были. И среди харадрим, варьягов и истерлингов тоже. Лечить недавних противников было странно, но и бросить их было нельзя — теперь, когда их души обратились к свету.       Как только они вернулись, Луна сразу же занялась тем, что было ей знакомо и понятно: останавливала кровь, сращивала переломы, варила целебные зелья: ее познания в медицине были посредственными, но чтобы лечить травмы — этого хватало. И они улыбались ей, они благодарили ее — не только эдайн.       Леголас, опираясь здоровым плечом на проем высокой двери, наблюдал за тем, как Луна порхает от одного воина к другому, от арнорца к варьягу, от гондорца к харадцу, и думал, что она сама не понимает, насколько это ее искреннее желание помочь делает ее особенной. Чтобы эллет лечила вастаков! Арвен бы такое даже в голову не пришло. Даже Эовин, аданет, не снизошла бы до прислужников Моргота, людьми они были или нет. Луна же… ей действительно было все равно. Леголасу казалось, что ей было бы все равно, даже если бы она родилась и выросла в Арде.       Приближение Тауриэли он не услышал — скорее угадал.       — Я должна сказать, — она смущенно изучала взглядом носки своих сапог. — Я… прости меня, если говорила с тобой неподобающе.       — Что? — Леголас вскинул бровь. — Тау, что с тобой?       — Ничего, — Тауриэль подняла глаза. — Просто это так… странно, что ли. Я только сейчас осознала. Ты стал королем. Ты стал королем, а Луна — твоей королевой.       — Думаю, в этот день мы ими и стали, — ответил Леголас, глядя, как Луна водит волшебной палочкой над раной варьяга.       — И как это было… — восторженно протянула Тауриэль. — Потрясающе. А что ты теперь будешь делать с этой палочкой?       Про это Леголас еще не задумывался. Возможно, палочку стоило попросту сломать — это было сильное и опасное оружие. Но Луна долго трудилась над ним, и… и что-то подсказывало Леголасу, что Бузинная палочка еще может ему пригодиться.       — Спрячу, — сказал он.       Думал, Тау возразит: она часто возражала, иногда без повода, но она лишь склонила голову, принимая ответ… и если Леголас стал королем в глазах этого лесного пламени, этой девы, воспитанной его отцом почти как принцесса, с детства считавшей принца Лихолесья младшим братом — то он мог быть уверен, что стал королем в глазах всех и каждого.       Как и Луна Лавгуд, эллет-волшебница из другого мира.