Сердце русалки. Поцелуй Лакшми

      Новостью о предательстве, наверное, все же друга, был раздавлен Мастер Хамир и его же взволновала одна особенность, которая не могла остаться не разгаданной: — Уважаемая, Велламо. Над каждым Мастером Камар-Таджа, так уж заведено, давлеет клятва верности, подчинения и долга. Каким образом один из нас смог сделать то, что сделал?       Пич, сцепив руки в замок и стиснув зубы до такой степени, что заныли нервы, исподлобья глядел на невозмутимого и такого незнакомого в молодом облике Навина, который закинул ногу на ногу и принялся рассматривать свою полностью восстановленную руку. На эту руку смотрели все и это тоже вызывало смятение. — С этого момента и до вынесения приговора, все сказанное в этих стенах будет правдой, — Велламо вскинула прозрачные ладони, запечатывая комнату знакомой магам голубой энергией. — Я начну сначала то, что известно и касается меня, дальше — спросите вы.       Эта водная статуя замерла возле названной Кай`Ши и заговорила. — Русалок создала я. Не такими, какой вы видели Соню. Для меня они были тогда не столько детьми, сколько новыми органами осязания, дополнительными конечностями, помощниками и защитниками. Как по нити, я могла скользить из одного живого сосуда в другой, связав их прочневшими узами и почти что в один организм. Но времена менялись, к ним нужно было приспосабливаться всем. Первой стала моя Каали. Бедная малышка, не способная своим Зовом подозвать ни единого самца, а отложенная икра и оплодотваренная, не связанными, гибла кладка за кладкой. Это было отчаяние, и она взмолилась о пощаде. Мной был адаптирован один ритуал, тонкости которого объяснить я могу, но поймет их разве что юная богиня междумирья. — Ритуал частичной передачи? — Катя вскинулась и задумчиво нахмурила темные брови. — Вы поделили своих созданий с другим богом? — Не совсем так, но близко. Проходя через него, мои дети обретали индивидуальность и то, чего я им дать не могла — душу. Получив ее, Каали твердо встала на обе ноги, утратила часть первоначальных черт своей расы и даже сменила способ размножения. Моя маленькая девочка, живя в пещерке на краю одного поселения, испытала дикий восторг, сумев в первый свой Зов в другом качестве встретить юношу, что откликнулся и забрал ее с собой, подарив то, чего ей так не хватало — любовь и семью. Она училась, она врастала в этот мир, не забывая и родину, но роды в человеческом облике сломали русалку. Возможно, она была сломлена изначально, и мне следовало милосердно уничтожить ее после первого созревания. Но я не могла и все стало тем, чем является.       Богиня смолкла. — Мы слышали эту легенду, — Гертмунд вздохнул глубоко и шумно, отчего сипло закашлялся. — Не справившись с болью, она покончила с собой, оставив в живых двух разнополых полукровок, которые со временем основали свой род и вытеснили менее удачливых сородичей из эволюционного цикла.       Прозрачное лицо повернулось к минотавру, и плечи богини опустились. — Да, дети двух миров, перевернувшие подводный мир. — Как их звали? — Стрэндж с трудом разомкнул губы, ссохшиеся краями свежей раны. — Намира и Навин, — горько улыбнулась рассказчица и все взгляды вновь скрестились на вынужденном подсудимом, что демонстративно подпер щеку кулаком и спокойно слушал интересную историю, ничем не показывая то, что это как-то его касается. — Намира призвала себе супруга суши и за всю жизнь родила больше пятнадцати детей. Затем, после поздней, но все же смерти связанного от старости, спустя какое-то время встретила нового мужчину и потомков обоих полов стало еще больше. Навину было сложнее…женщины суши не могли ему дать того, что способна подарить связанная, той любви, той общности, того мира в душе. К тому же, начиная с шестнадцати лет, он каждый год слышал Зов, приплывал на него, смотрел на тех других русалок, что удивленно шарахались, смеялись и дичились странного сородича. Естественно, ни о каком межвидовом потомстве не было и речи. Как-то, что птица и ящерица не могут создать пару. — А ритуал? — Ëн Сук откинула косу за спину, склонив голову на бок. — Существуя однажды, доказав эффективность свою, он мог повторно сработать? — Мог. Но никто из исконных не рискнул более к нему прибегнуть, пока не появилась новая русалка, неспособная дозваться самца. — Мирайя? — Вонг, как человек, прочитавший дневник Навина в самом начале этой запутанной истории, помнил имя упомянутой там женщины. — Нет, — Велламо отвела взгляд, будто опасаясь расплакаться или же испытывая стыд. — То дитя звали не так, но она не смогла призвать ни единого самца, кроме Навина. И он был в восторге. Угасающая с каждым годом надежда, вспыхнула ослепительно и ярко, он окружил будущую связанную заботой, уговаривал, показывал свой мир через мысленные диалоги. — Обхаживал, значит, — Юн криво ухмыльнулся, сдерживая бешенство лишь тем, что Юри все еще сидела на его коленях и малейший всплеск мог навредить ее растянутой после явления богини ауре. — Кавалер, недобитый. — Можно сказать обхаживал, но юная напуганная русалка в самый последний момент отказалась проходить обряд, предпочтя статус Сердца океана и добровольно отказавшись от жизни, отдав мне себя.       Повисла тишина. Каждый пытался осознать масштаб трагедии тех лет. — Светлейшая, — голос той, другой Сони, что заставил Верхвоного судорожно развернуться в ее сторону и мгновенно погаснуть, отворачиваясь и пряча подрагивающую на шее жилку, от напряжения и скорби…на которую пока нет времени. — Объясните нам, что такое Сердце океана.       Велламо повернула голову к жрице и кивнула. — Моя сила не безгранична, а каждая русалка — сгусток силы, проводник ее и хранилище моей благодати. В тяжелый час, в годину бедствия, изменения и преображений планеты, когда меня на защиту подводного мира, планеты или ее обитателей не хватает, в Средоточие, ядро моей сущности, входит русалка и моментальным растворением дает импульс и прилив сил. Я не совсем богиня, у меня нет паствы, я лишь вода и щит этого мира, который должен работать всегда, без перерывов и недоразумений. В случае нападений, прорывов — нужно новое Сердце. Чтобы обеспечить себя их запасами я и создала русалок. — Используете их вы, как запасные аккумуляторы, — Ëн Сук кивнула.— Жестоко, но жизнеспособно. Ведь поэтому Дормамму каргалов к нам направлял с древности.       Велламо дернулась, расплылась бесформенной кляксой, но прежде чем кто-либо забеспокоился, вновь вернула себе человекоподобный облик. — Прошу прощения, я не вполне еще восстановилась. Что ж, жестокость — для вас правильное слово, но мне не подходящее. Они — это я. Я — это они. Если вам так будет проще, то в неспокойные мгновения, я жертвую одним из своих пальцев, сама же его и отрезая. — Вернемся к теме, — Кай`Ши обеспокоено смотрела на Соню, что все еще держала в руках чашу и по мере течения времени, начинала бледнеть. Расход сил на призыв и удержание в чуждой среде Велламо, требовал бесперебойного вливания энергии. Катя положила ладонь на плечо своей жрицы и скосила глаза на ее неспокойное потомство. Подростки верно поняли взгляд тети и ухватили мать за плечи, делясь энергией. Не велика плата за приключение. — Кто же, в таком случае Мирайя? — Мирайя, одна из потомков Намиры, через четыре поколения от матери. Навин после провала с отказавшейся от него и жизни связанной, замкнулся и ушел жить на материк на долгие годы, входя в большие воды лишь по необходимости. К тому моменту, как родилась Мирайя, Дормамму начал вести свою подрывную деятельность. Его первые твари прорывались по одной, по две, не часто, но целенаправленно уничтожая кладки икры. Всполошившееся сообщество исконных начало разделяться, часть уходили через ритуал на сушу, и по большей части мужчины, которых смогли призвать дочки, внучки и правнучки Намиры. Мужчины проходят ритуал проще, меньше боли, даже с учетом перестройки половой системы. Одной из таких полукровок от русалки суши и бывшего исконного, родилась Мирайя. Навин стал ее вторым связанным. По тем временам это еще оставалось нормой и мой сын, наконец, обрел свое счастье. Долгие десятилетия скитания, безнадеги и неприятных открытий с людьми, отошли в сторону, и он познал счастье быть частью семьи. Шли годы, исконных становилось все меньше, материк Пангея распался, череда климатических изменений уничтожила старые гнезда исконных, изменила ареалы обитания, Дормамму на фоне этого рвался безумным псом, почуявшим сладкую кость. Дошло до того, что мои дочери входили в средоточие практически раз в десять лет. С другой стороны были независимые, сильные и ловкие русалы и русалки новых поколений и их магически одаренные связанные суши. Мир неумолимо менял свой облик, и в один ужасный день, от моих первых детей не осталось ни одного. Их полностью сменил новый вид, обладающий идентичностью, разумом, душой и личностью. Они понимали, что следом за предками, наступит и их очередь стать кормом для каргалов. Были созваны все оставшиеся в живых кланы и большой совет избрал первую правительницу и первое Сердце из их расы. — Вот так-то занятно, обладающих душой хватало надолго? — Пич оскалился, пустыми карими глазами глядя на это существо, так похожее на его покровителя.       Магу достался кивок. — Ты прав, часть Длани Сета. Теперь силы давало не только тело, но и растворяющаяся во мне душа русалки. И мир на какое-то время стабилизировался, я укрепила свои границы и создала артефакты. Не все русалки подходили на роль Сердца, те, что были отмечены в созревание моим выбором, с самого начала знали, что будут в случае беды следующим Сердцем. Они не роптали. Они искренне любили и уважали меня, и Сердцем быть, являлось почетным и достойным. Правда, такие русалки стремились быстрее дать потомство, чтобы в случае чего не прервать свой род. Но Темное Измерение не смирилось, а моих девочек было не так много. Многие рожали от людей суши и их дети часто рождались людьми, лишь одаренные чуть большей силой. Последним Сердцем на пути к Дормамму стала Мирайя. — Если вы перевариваете русалок целиком и полностью, на что рассчитывал наш несчатный крысюк? — Юн Мин дернул шеей, хоть так сбрасывая напряжение. — И почему вы не наделали себе новых исконных, чтобы расширить ассортимент пауэрбанков? — Ты прав во многом, лисенок, моя ошибка. Мне следовало ранее так поступить, но я старалась сохранить имеющееся и упустила тот миг, когда стоило бы разделиться. Навин не смирился с моим решением. В момент, когда его связанная вошла в Средоточие, он перерезал горло старшему супругу Мирайи и, вложив в разрез исторгнутый мной артефакт, втолкнул его вслед за любимой.       У половины шокированно округлились глаза. Стрэндж ни на что не реагировал, он слушал, он слышал и анализировал уже сказанное, достраивая в голове недостающие фрагменты истории, не растрачивая силы на эмоции. Да их, казалось, в нем больше не осталось, они смерзлись с сердцем в один сплошной ледяной ком. Все уходило на то, чтобы сдержать свои силы и не разнести обитель на части вместе с предателем. — Поглотив Миру, я планировала сформировать несколько зародышей исконных, а остальные силы влить в защиту, но не успела. Артефакт срезанировал со Средоточием. Смерть русалки, русала и всплеск неправильной силы вызвали мощный взрыв, заперший мое сознание в центре моего же лона. Я погрузилась в сон, близкий к развоплощению, потому как все силы ушли на стабилизацию процессов внутри. Тело Мирайи расщепилось, ушло в защиту мира, но душа не успела распасться, застыв вместе со мной в ловушке времени. У меня не было возможности ее усвоить, на это требовалось время, не было сил выбраться самой. Навин пытался вырвать из Средоточия душу связанной, не дав мне ее поглотить. — Стоит ли нам слезки собрать в кулак и восхититься, вот так-то, силой его любви? — Пич ни к кому не обращался, но смотрел на Навина с презрением. — Моя женщина умерла в Средоточии, отдавая свой долг женщине Верховного. Но мы не летим приносить в жертву пол планеты, чтобы достать их оттуда, осознавая важность и уважая выбор.       Русал поменял позу, потому как безбожно отсидел один бок, и теперь перенес вес тела на другой. Его утомили разговоры, расстроил факт раскрытия, но он по прежнему не боялся. Он знал больше, помнил многое и справедливость… она условна. — Это вы сейчас так говорите, — Навин задумчиво потер большим пальцем об указательный, наслаждаясь забытым ощущением гладкой кожи. А еще руку, новую, переодически подергивало от фантомных болей. — А стоит пройти этому собранию, стоит остаться наедине со своей болью, и долг перед миром канет в небытие перед тем фактом, что ваши любимые мертвы. Вот тогда, мы сможем на равных поговорить о приоритетах, клятвах и судьбах мира. Вы только гляньте на Юн Мина, вот этот реально уже готов пообщаться. К тому же, путь не принципиален, важна лишь цель. Я исправил импульсивную и глупую эмоциональную вспышку тех лет. Мама вновь восстановилась, получив много сил, а моя женщина не потеряла душу, и теперь уже, не важно сколько пройдет лет, но она возродится, и я встречу ее как полагает связанному. — Или он захлопнет пасть, или суд справедливости перейдет в поединок чести, — Юн ощерил явно подросшие клыки. — Достаточно! — гул силы Верховного заставил вздрогнуть помещение, отчего пыль и каменное крошево одним большим муссоном устремились вниз, обсыпав с головы до ног и заставив раскашляться. Но смолкли все, а Стрэндж, почти со скрипом, медленно кивнул Велламо. — Продолжайте.       Богиня не моргая смотрела на того, кого породила и испытывала сожаление, первое на ее памяти сожаление, что его мать не была убита ею в порыве верной божественной справедливости. Она развела руки в стороны, явив проекцию огромного скопления костей, больших и маленьких, старых и новых, и все они обагрялись кровью, стоило сосредоточить на них взгляд, будто мироточили, и надо всем этим мерно освещал подводное пространство огромный энергетический сгусток.       Ëн Сук встала со своего места, приблизившись к практически оперативной съемке места преступления и всмотрелась, внимательно и профессионально. — Ни одной женский особи. Это все мужские кости, но не человеческие. Похожи они строением на него и Николаса. Не могли вы полностью расщепить не предназначенное для этого существо? — Со временем научилась и этому, — подтвердила Велламо. — Русалку родить может только русалка, от русала ли, от человека, неважно, если был Зов. Русал и смертная женщина могут породить только русала или людей смешанной крови. Тело смертной, не обладающей способностью русалки пропускать и передавать энергию моря, отдает партнеру-русалу свои жизненные силы и сокращает тем самым срок жизни. — Сколько русалов способно выносить тело человека? — Су смотрела и смотрела, не в силах отвести взгляд от чудовищной картины сотни, десятков сотен тел детей! Детей этого ублюдка и женщин суши. — Одного, если она сильна, то без дальнейших прецедентов совокупления, проживет еще лет двадцать-тридцать. Слабые — умирают в родах, или даже до них. — Когда суд закончится, — Вонг грузно осел в своем кресле. — Тебя ждет минимум пять дуэлей подряд. И да защитит тебя богиня мать, если посчитает нужным. — Мы правильно поняли, что он как бешеный делал детей женщинам суши, давал им вырасти, дарил в волнах хвост и убивал в Средоточии, обвязав артефактами, чтобы не дать вам прийти в себя и закончить начатое? — Гертмунд раздражающе для остальных, но успокаивающе для себя, без остановки щелкал суставами, то сжимая поочередно пальцы, то оттягивая их, до сухого и неприятного треска. — Да.       Лже Соня сцепила зубы и прикрыла глаза. Кай`Ши сглотнула, ставшую вязкой от омерзения и ужаса, слюну и попыталась подавить подкативший к горлу комок. Двойняшки побелели до серых губ и как-то резко захотели домой. — Помимо этого он отчаянно искал способ создать энергетического клона русалки, полностью скопировать все его потоки и отдать мне это создание уже полноценно.       Вот тут внезапно для всех вскинулась Юр Мин. Она соскочила с колен брата, пробежала сквозь огромную сферу ужасов, которая тут же покрылась рябью и истаяла. Лисичка остановилась напротив Навина и протянув к нему дрожащую руку, как если бы намереваясь выдрать горло, но отдернула, сжав ладонь в кулак. — Он не соврет? — девушка нервно облизнула губы. — Нет. — Отвечай, водный дух, во время первых родов моей матери, она на мгновение потеряла власть над собой и несколько минут выпали из ее памяти. Ты заставил ее тело измениться и стать человеческим, а потом вернул все назад?       Русал выпрямился и голубые глаза его широко открылись, без страха глядя на нервную девицу. — Да.       Юри сдавила собственную шею, даже не замечая того, что из-под прорезавшихся когтей сочится кровь. — Ты послал мне видение о храме Инари и родах в человеческом облике? — Нет.       Ëн Сук отмерла и, развернувшись, минуя собственное место, встала возле Юн Мина, положив руку ему на плечо. Глаза Лиса горели адским пламенем, но он не двинулся с места. — Ты виновен в том, что Аро Гун взял меня в жены? — Да.       Навин досадливо поморщился. — Рождение Ми Гуна. Мой мальчик родился метаморфом для твоего плана? — Да.       Не выдержав накала противоречивых эмоций, Юри закрыла обеими руками лицо. Гертмунд поднялся и забрал лисичку к себе, усадив на колени и прижав ее голову к своей груди. — Милая, тише. Он не тронет Гуна. Никогда, слышишь? — План был нежизнеспособен до появления русалки, — внезапно подал голос Хамир. Он снял очки и аккуратно вытер их о край кимоно. Пальцы старика дрожали, но он вернул оправу на место, кончиком пальцев пристроив дужку на переносице. — Ми Гун метаморф, но чего-то своего он создать не может. Ему нужна матрица, если хотите — оригинал, чтобы просканировать его и снять копию. Если бы София не стала русалкой, мальчик мог снять показатели русала с Навина или же его…сына, но женской особи в наличии не было. — Лишь ты всегда мог понять меня, старый друг, — Навин тепло улыбнулся Мастеру, но уловив взгляд темных глаз, улыбаться перестал. — Я не брошу тебе вызов лишь потому, что стар и пока слаб. Но подлость не только твое оружие. — Позвольте, — Ангус потер подбородок. — Книга Ар-р-ртханума сделала из Софии р-р-русалку, если все было так пр-р-росто, почему он не воспользовался этим шансом р-р-ранее? Вы, Кай`Ши, сказали, печать пала. Из-за вас она пе-р-р-режила тр-р-рансформацию? — Да, печать моей матери дается мне раз в цикл. По всему усмотрению я избираю девушку и переношу в другую вселенную. Поцелуй Лакшми спасательным тросом возвращает ее при насильственной смерти в родной мир, за пару секунд до перемещения, тем самым создавая одноразовую петлю времени. Так и произошло с моей нынешней жрицей. Пав от рук Таноса, она вернулась к себе, без повреждений и в прежнем виде, будто всего случившегося с ней не было. К сожалению, память остается.       Упомянутая жрица поморщилась, намекая на болезненность для нее этих воспоминаний. — Когда ваша Соня коснулась книги Артханума, вы верно подумали, в тот момент обычного человека ждала лишь смерть. Мамино благословение спасло ее и сделало тем, кто больше всего требовался мирозданию. Артефакт ваш был смазан кровью русала. Дальше — дело техники. — И все же, ответьте мне на предыдущий вопрос, — Хамир вновь снял очки и принялся их очищать, даже, кажется не замечая цикличности своих действий. — Если создание русалки, для сохранения баланса, выведение для этих целей метоморфа и сотни лет кровавого жертвоприношения укладываются в рамки клятвы Земле и Камар-Таджу, то каким образом он смог открыть проход Дормамму? — Отвечай, — голос Стрэнджа звучал в этот раз тише, но вздрогнул весь Совет, совершенно непроизвольно. И не зря, огромная кобра силы Верховного вновь раскачивалась перед лицом Навина, вызвав невольное дежавю, только в этот раз «старик» не дрожал, не потел и не скрипел зубами, а лишь сжал губы, пытаясь хоть так остановить собственное тело от предательства. — Во мне больше нет клятвы. Я за несколько десятилетий полностью выцедил старую кровь и заменил содержимое каждой клетки в теле. — Это меняет что-то? — Ëн Сук нахмурилась, проговаривая про себя слова стандартной клятвы и впервые так открыто продемонстрировала собственное потрясение, широко распахнув глаза. — Но как же…это невозможно… — Возможно, — Велламо вновь распалась и собралась заново, вынудив некоторых бросить взгляд на бледную Соню с чашей. — Руку он подставил сам, лишая себя печати Дормамму, — Вонг потер лицо устало и обреченно. — А я не мог понять, почему там было два среза. По локоть отрубил каргал, а тот участок со знаком, он отсек сам, чтобы мы не видели, как он сгорает, при попытке Дормамму дозваться своего соратника. — Мой ребенок погиб так же по твоей вине, остановившись в развитии еще в утробе? — такого вопроса не ожидал никто. Да и кроме Юй Мин о том случае не было уведомленных. — Нет, — откликнулся Навин, устроился поудобнее и, вновь привлеченный ощущениями молодой кожи, потер ладони друг об друга. — Но могу рассказать историю, раз уж всеобщей ненависти мне не избежать. А так же не верить мне у вас сейчас не получится. Итак, Соня умерла бы в любом случае, чуть раньше, чуть позже. Не имеет значения, и я выбрал наиболее легкий путь. Девочка стала гибридом, искусственным и не совсем полноценным, я понял это, когда у нее начались человеческие лунные дни. У перевертышей, пришедших вслед за исконными их не было, никогда. Ее организм изнашивался, с каждым разом все медленнее восстанавливаясь после ранений в воде, такого быть не должно. Метаболизм наш настолько же бесконечен, как и сам цикл жизни воды. Любая травма, любой порез, все излечивается. В последний прорыв океан не заживал ей бедро ни на каплю. Так ведь?       Стивен сцепил зубы. Сцепил крепко. Он буквально врос в свое сиденье, слился с ним, стремясь стать таким же каменным, неподвижным и бесчувственным. Сила пульсировала, рвалась на волю, а сердце кровоточило так же медленно, как и само время после убийственного известия.       «Пострадавшая сторона мертва» — Любой человеческий эмбрион зародившийся в ней, умер бы при первом же обороте, лишившись кислорода и не важно на каком сроке. И ты не смог бы девять месяцев держать ее на суше, океан звал и первый же прорыв — непроизвольный оборот.       Мир вновь пришел в движение. Он накренился, скрипел и начал вращаться, то быстрее, то медленнее. — Забеременней она во время Зова, смогла бы родить, но не выжить.       Навин внезапно сгорбился, взгляд его стал рассеянным и постоянно возвращался к Верховному. Он отмахнулся от маячившей энергетической «гадюки» как от чего-то несущественного и досадливо скривился. — Да что я говорю? Кому? Я старался как мог, да. Зачем ты к ней привязался? Я расшатывал эту связку постоянно, ночами не спал, обрывал ваши отношения, вселял сомнения. Так было бы проще, Стрэндж. И тебе и всем. Скажи мне, старому, кого тебе проще было отдать Средоточию, навязанную девчонку-иномирянку или собственную дочь?       Внутренности завибрировали, от гнева, перенапряжения, еле сдерживаемых рыданий, которые никто бы не осудил и оттого они были так невозможны.       Он на миг представил дочь. Вот такую же темноволосую и голубоглазую, что прильнула к матери и испуганно смотрит на отражение своего отца. И момент, когда ему сообщают, что это во всех отношениях идеальное создание его плоти и крови, больше никогда не заговорит, не улыбнется, не вздохнет, потому что тело ее и душа пренадлежат богине, кровавой матери всех русалок.       Но у него нет дочери, и никогда не будет. Как нет рядом и предполагаемой матери, которая могла бы ее подарить и…умереть.       Иллюзии тонким слоем устилали каменной пол зала, и в каждом из их почивших осколков он видел глаза, то зеленые, то голубые. Два женских лица и одна судьба — смерть.       Он всегда знал, что разрушает все, что хотя бы краем касается его сердца. Не стоило впускать туда никого. Никого и никогда. — Мне не показалось, — Юн Мин сидел так же прямо, как и его руководитель. Лис боялся даже шевельнуться, чтобы гневом своим не зацепить жену, вновь жену, уже неделю как, которая лишила его возможности вскочить и раскатать лицо ублюдочного благодетеля по спинке его кресла. — Мне не показалось тогда, еще вначале, что Верховный ведет себя подозрительно. Эти его вспышки злости, эти нелогичные поступки и вопли пубертатного подростка. Я списал это на буйство гормонов после влияния русалки, но это ты — камбала паскудная, ментально влиял на Стрэнджа, скорее всего на Соню и, больше чем уверен, на Николаса. Они все, как связанные с водным духом, почти твоей родней, были уязвимы для подобного рода вмешательства. — Я помогал, — возвращая себе спокойствие, признался Навин. — Отдать моей матери Соню лучше, чем дочь Верховного. — А если б она вместо Стрэнджа легла под твоего выродка, вообще была бы сказка, уж своих отпрысков тебе не жаль нисколько, — выплюнул Юн Мин. — В таком случае, нашу попытку усилить щиты Мастера Агамотто также пр-р-рервал ты, — Ангус вздохнул и обеими руками зачесал непослушные кудри назад, превращая их почти в гнездо. — Тепер-рь мы знаем все? Всю пр-р-равду? Богиня Велламо, кто будет выносить пр-р-ригово-р-р? — Мир, — просто отозвалась она. — Навин, признаешь ли ты свою вину за смерти моих сыновей, вмешательство в жизнь стаи кицунэ и сговор с врагами Земли? — Мама, признаешь ли ты потребительское отношение к исконным русалкам, убийство и развоплощение сотен, тысячи двуипостастных русалок, в том числе и моей связанной, а так же халатность в отношении подводной защиты мира? — уточнил русал, оценив произведенный эффект от своих слов. — Ну так к чему этот вопрос? Я делал все для благополучия этой планеты и своего народа. Я многие годы искал выход и единолично держал грань. Я создал русалку и ее запасной вариант, метаморфа. Теперь ты мало того, что очнулась, так еще и есть время создать новых русалок. — Ай да сукин сын, — Гертмунд набычился, улыбаясь зло и с отвращением. — Может нам еще и на колени встать и молитву тебе вознести как новому милосердному божеству? — Лишнее, — Навин поднялся со своего места, подошел к Соне и расцарапав трасформировавшимся когтем, свою вторую ладонь, окропил чашу кровью, спокойно возвращаясь обратно. — Пусть решает мир, прав я или нет. Мне уже все-равно. — Страдалец, — Пич повернулся к Велламо. — Скажите, вы…душа Юй Мин не истлела в вашем средоточии? Что касается Николаса и Ди Луна?       Водяная женщина обняла себя за плечи, зябко дрожа от невыносимого холода и одиночества, среди чужих стен и чуждой магии. — Николас никогда более не родится. Душа лисицы ушла на перерождение, так же как и душа Софии. К сожалению, последние сотни лет постоянной борьбы с чуждой энергией так вымотали меня, что изъять и отпустить душу мальчика я не успела, он ушел полностью и добровольно. Соня… дитя не нашего мира и над ее духом я так до конца и не властна, поэтому, даже если я воссоздам ее тело исконной, нет гарантий, что после ритуала обретения второго облика душа девушки осталась здесь и вселится в новую плоть.       Она коснулась своего живота и извлекла небольшое яйцо, голубоватое, искристое и странно покрытое чешуйками, словно закрытая шишка. Приблизившись к Юр Мин, сидящей на коленях минотавра, она протянула свое сокровище лисичке. — Отдай его своему сыну, дитя. Малыш Ди Лун вылупится и сможет жить в моих водах, но ему нужен старший родственник, которому он всецело будет доверять.       Юри аккуратно взяла в руки яйцо, согревая в ладонях шершавую и прохладную скорлупу: — Мы позаботимся о драконе, Светлейшая. Спасибо. — Извините, но кажется я сейчас рухну, — жрица богини междумирья, сцепив зубы, из последних сил держала вибрирующую в руках чашу. — Отпускай, дитя, вердикт будет вынесен.       Велламо отхлынула в сторону, освобождая пространство для воспарившего артефакта, который вновь начал пульсировать и дрожать. — Так, а мир у нас кто? — Лис оскалился зло и жестоко. — Кому если что апелляцию подавать?       На середину зала вынесло Стрэнджа. Он ощутил себя марионеткой, которую жестокий кукловод со всех сил дернул за нити управления, собрав их все в единый пучок.       Чаша раскололась и, распавшись на оранжевые блики, вошла в тело Верховного Чародея, застывшего с прямой спиной посреди зала. — Вот ядрен батон, — непонятно чему обрадовался Юн Мин, подавшись вперед. — Ты учти, Стрэндж, пожалеешь гада, я тебе тапки все погрызу. — Приговор по делу Навина Банерджи, первого из рожденных двоедушников, — Стивен светился даже на видимом спектре излучения огненно рыжей магией покрывшей всю кожу, лицо и кратеры горячей магмы вместо глаз. Голос его звучал странно, то словно он мальчишка, то мужчина, то старик. И диапазон этих звуковых возрастных изменений колебался от начала до конца фразы. — Решать будем я.       Совет замер, всеми фибрами ощущая, что шутки закончились, сейчас голосом носителя говорила сама планета. А Ëн Сук и вовсе сжала кулаки, не выдержав и прикусив костяшку на правой руке до крови. Она всего раз видела подобное у Яо и простым это явление не было. Мир легко не выходит на связь.       Навин так же, наконец, осознал, что простым изгнанием и чем-то подобным не отделается, поскольку был искренне уверен, что раз на суд была призвана Велламо, то и вердикт вынесет она. И вот, глядя на нечеловеческое лицо Стрэнджа, бесстрастное и спокойное, он весь подобрался, с ногами, забираясь в свое кресло, стремясь как можно дальше отодвинуться от Судьи и в бессильной злобе зашипел, вызвав недоуменный взгляд от бывших коллег. — Смерть обращенной для пробуждения Велламо, — звонким детским голосом, глядя в пустоту перед собой, произнес Верховный. — Оправдана.       Юр Мин вскрикнула, зажав себе рот двумя ладонями и в ужасе бессильной боли широко раскрытыми глазами смотрела на существо, одним своим видом вызываемое у нее отвращение и злость. — Вмешательсво в клан духов огня — дозволительно, — чуть ломающимся, юношеским голоском оповестил всех Мир. Юн скрипнул зубами. Русал чуть расслабился, все еще настороженно глядя на вершителя своей судьбы и вновь сел нормально. — Смерти зачатого тобой потомства в Средоточии — допустимо, но несопоставимо, — нормальный голос Стивена, подходящий ему по возрасту звучал дикостью смысла слов.       Вонг обреченно прикрыл глаза, борясь с внезапно подкатившим приступом жуткой мигрени. Пич сжал руки в замок, черными глазами своими глядя на происходящее и понимая, что не в праве даже вмешаться. — Убийство связанного, повлекшее стазис Велламо, ослабление ее и влекущее за собой остальные нарушения по мнению смертных — неприемлимо, — Стрэндж посмотрел в упор на того, у кого от этого взгляда даже волосы на затылке встали дыбом. — Виновен. Назови число своих потомков от смертных сейчас, еще не принесенных в жертву. — Трое, — хрипло откликнулся Навин. — Назови число женщин, беременных от тебя в данное время. — Ни одной. — Назови число женщин, лишенных убитых тобой детей и понесших потерю сил и здоровья, и еще оставшихся в живых. — Семь, — почти шепотом ответил русал. — Твои непрожитые годы, твои молодость и здоровье, — дребежжащим сухим голосом перечислял мир, — будут отданы женщинам рода человеческого, пострадавшего от твоих рук. Они проживут столько, сколько должны были, не выпей ты их соитием и зачатием.       По темным гладким волосам мага потекла седина, медленно, от корней к кончиков, устилая всю длину белым инеем старости. Так же неспешно иссыхала кожа, прорезались глубокие морщины и дряхлели мышцы. — Твои рожденные и нерожденные дети получат всю твою магию до капли и станут полноценными русалками. Их найдет после взросления и научит всему Камар-Тадж, объяснит особенности и обучит владению силами. Их семя не будет убивать.       Отзвучали слова приговора, совпавшие с завершением старения бывшего Мастера Камар-Таджа, который даже не вскрикнул и не шелохнулся, став снова тем, кем все его видели долгие годы — сухим и немощным стариком. — Наша сестра, — тихо всхлипнула лисичка, невольно привлекая внимание порождения магии Земли. — Ушедшие за грань добровольно — жертвами не являются. Ими займется Велламо, как и обещано. Русалка Соня возродит тело, душа ее мне недоступна. Твой сын, дух — отныне принадлежит мне, как и ваш Верховный. Воспитайте его достойным силы. Русал Навин.       Голубые глаза, такие всегда яркие на его лице, повернулись белесой пленкой времени, как и полагается в этом возрасте. — Остаток жизни ты проживешь смертным. Свою связанную никогда не встретишь, она родится после твоей смерти и ее ждет своя судьба. Вредить мне — запрещено.       Оранжевая руна сплелась в воздухе и на полном ходу вросла в тело бывшего русала, запахом паленой кожи давая знать, каким образом была закреплена. — Мстить жителям и гостям моим — запрещено.       Горелой плотью запахло нестерпимо, но Навин не дрогнул. — Стремиться сократить отведенные тебе года — запрещено. Твое наказание — жизнь. Твой удел — сожаление. Твой приговор — существование. Покинь обитель моих магов до восхода солнца. Суд окончен.       Сущность выпорхнула из Верхвоного огненной птицей и истаяла в воздухе вместе с силой, запершей двери зала. Пич и Юн Мин вскочили одновременно, с двух сторон подхватывая пошатнувшегося Стрэнджа. — Держись, брат, — недовольно цыкнул Лис. — Стивен, мы рядом, — Пич сунул под нос начальству непонятно откуда извлеченное тлеющее перо, которое источало такую вонь, что погасающее сознание буквально вынуждено было остаться на месте и потребовать убрать дрянь от его носа. — Суд окончен, — повторил уже своим голосом Верховный. — Пошел прочь, ублюдок, время тебе выделили до рассвета.       С прямой спиной, оглушенный и опустошенный полностью, Банерджи сполз с кресла и дерганным, неровным шагом вышел сквозь распахнутые створки дверей. — Мне нужно идти. Берегите себя, дети. Я сделаю все возможное, — Велламо коснулась водной ладонью лица бледного осунувшегося мага и с ужасным сожалением в глазах, распалась на тысячи невесомых капель. — Отведите меня к креслу, — Стрэндж и не думал вырываться из бережной хватки Мастеров и лишь благодарно кивнул, когда они почти доволокли его до места и отошли. — С завтрашнего дня в Камар-Тадже траур.       Словно в ускоренном кино, Стивен наблюдал, как в полнейшей тишине и полном опустошении расходится Высший Совет обители и, дождавшись исчезновения последнего мага, бросил взгляд на стоящих у стены близнецов с их матерью и прикрыл с огромным усилием опухшие и болезненно пульсирующие веки.       Теперь он не один. Теперь с ним навсегда останутся сожаление и выжженная дыра в груди.       

***

      Александра знала своего отца разным, но таким, каким предстал этот Верховный Чародей, она не видела его никогда, и что-то внутри отзывалось болезненными ударами дочернего сердца при каждом взгляде на него — Идем, — брат дернул за рукав кимоно, но девушка шикнула и раздраженно тряхнула узким плечом, не в силах уйти просто так и оставить, пусть и не в прямом смысле, но родного человека в пучине затягивающего его отчаяния. — Мы ушли, малыш, — ладонь тронула за руку и Лекса дернулась, поймав взгляд все видящих и все понимающих зеленых глаза. — У тебя пятнадцать минут, затем укол до крови и зовешь Катю. — Спасибо, мам. Ты правда не против?       Соня вздохнула и молча взлохматила темные волосы дочери. Исчезая в леком колыхании межмировой складки, она сочувственно смотрела на то, как дочь сомнамбулой движется к другому Стрэнджу. Что ж, она в жалости своей и сама бы подошла, но стало бы только хуже. Хотя куда хуже?       Стивен, уронив голову на грудь, молчал, невидяще глядя перед собой. Все произошедшее в этом зале выпило его через трубочку, как изысканный коктейль, оставив сохнущие потеки на уже не прозрачных стенках. Он пытался не думать, не чувствовать, не вспоминать и не анализировать, потому что стоило ступить на этот путь — и трясина безысходности сомкнется над его головой. — Папа, — тихий девичий голос стал не только неожиданностью, он напугал и обнадежил и снова растоптал, стоило вскинуться и поймать взгляд, так похожих на его собственные, голубых глаз.             И, боги, как же она была прекрасна, совершенна и великолепна…       Не сбывшаяся мечта, о которой он даже никогда и не мечтал. Но перед троном стояла его дочь, закусив знакомым образом бледную губу и глядя на него наполненными слезами осколками утреннего неба.       Чуть вытянутое лицо с заостренным подбородком; прямые губы; большие и чистые голубые глаза под тонкими бровями и темные, слегка вьющиеся, волосы, собранные в распушившуюся косу. По подростковому еще нескладная и долговязая фигурка, но с наметившимися, едва видными, женскими изгибами; длинные руки с музыкальными, скорее лекарскими пальцами. Правда, кожа на костяшках красная, обозначившая только начавших заживать ссадинки. Ногти коротко обрезаны, а один и вовсе отбит, уже посинел и готовится отслоиться.       Это почему-то покоробило Стивена, будто он сам испытывал боль вместо нее. Мужчина подхватил девичью ладонь, что тронула его за предплечье, и внимательно осмотрел ее на предмет дополнительных повреждений, даже нашел ушиб на том самом отбитом пальце. Аккуратно сжав, хрупкий с виду, слегка опухший сустав у основания, он нахмурился и констатировал вправленные недавно вывих. — Это мне посохом от брата на тренировке прилетело, — она смутилась, но руку не отобрала, хоть и стоять в таком полусогнутом положении было неудобно. Зато в глазах отца на месте пустоты появилось хотя бы беспокойство. — Ты не переживай, я потом его знаешь как отметелила, Вонг очень смеялся и даже не разнимал нас, — она сморщила нос. — А вообще сама виновата, нечего было ворон считать во время спарринга.       Стрэндж слушал завороженно, считывая ее эмоции, подпитываясь от них и немного отмирая. Он аккуратно сжал руку дочери, снизу вверх глядя на…совершенство. — У тебя все хорошо? — голос был хриплым, но девочку это не смущало. Она аккуратно присела на краешек подлокотника и улыбнулась, когда ощутила под собой не каменное покрытие, а мягкую подушку. Ее папа всегда так делал. Потому что его принцесса не должна сидеть на твердом и холодном. — Да. Правда все хорошо. У меня интересная жизнь, любящие родители, противный брат близнец и сестра… — Алекс нахмурилась. — Вообще, технически она мне тетя, но она на два года старше только, так что какая она тетя? Морган часто с нами в Камар-Тадже. Дедушке Тони это не особо нравится, но мама с бабушкой умеют убеждать. — Дедушка Тони? — удивился Стивен, слушая ее так внимательно, будто слышал что-то от чего зависит его жизнь. Он большим пальцем аккуратно поглаживая травмированный пальчик дочери и слушал, практически не дыша. — Он не совсем родной, но самый лучший. Мама его приемная дочь, а мы с Алом его внуки. Мой дедушка Энтони Говард Старк! — она подчеркивая важность сказанного, подняла в воздух указательный палец свободной руки, а потом почему-то посмотрела на него и хихикнула.       Стивен против воли улыбнулся. — Пап, не сдавайся, ладно? — Алекс сжала губы, вновь сдерживая слезы жалости. Папа не терпел женских слез, в особенности маминых, а вот ей, маленькой избалованной принцессе, было можно все, даже жалеть сурового Верховного. Ей прощалось многое.       Даже здесь, даже в другом мире и другой Стивен Стрэндж, не мог даже помыслить разозлиться на девочку. Он тяжело поднялся с кресла и хотел было обнять, но замер, стоя с разведенными руками, сглотнув комок горечи, и спросил: — Можно, я? — Пап, — она хлюпнула носом и сама прижалась к нему, обхватив крепко, со всеми своими силами. — Не сдавайся, пап. Пожалуйста!       Он сдавил ее бережно, как самое большое сокровище в своей жизни, которое потерял, даже не увидев, не взяв на руки. Он все потерял, кроме этой ожившей нежданной мечты, всхлипывающей надрывно и с подвыванием: — Никогда не сдавайся! Ты сам говорил, что сдался — уже проиграл! — Наверное, говорил, — отозвался маг, устраивая подбородок на темной макушке. — А мама говорит, что как бы тяжело не было, всегда есть надежда. И что Стивен Стрэндж никогда не сдается! — Мама глупости не скажет, — подтвердил Стивен, прикрыв глаза, потому что окружающая обстановка как-то резко помутнела. Но это не слезы, это просто усталость лишает остроты зрения. — Ты лучший Верховный и лучший папа на планете. Я верю в это, — тихо сказала она, прижимаясь щекой к темно-синему одеянию. — И пусть в этом мире не родимся мы с Алом, у тебя будут другие дети, которые с рождения будут верить в это же. Что ты самый-самый отец! — Алекс, — простонал Стрэндж, уже не в силах остановить горячие дорожки, сбегающие по щекам. — Папочка, не плачь. Верховные не плачут. Ты мне сам так сказал в тот раз, когда я ногу сломала! До сих пор помню, как обидно было в пять лет. Больно, а Верховные не плачут.       Он рассмеялся сквозь слезы и отстранил от себя девочку, хотя все внутри сопротивлялось этому. — Хорошо, малыш. Верховные не плачут и не сдаются, я понял тебя. Иди, а то родители будут переживать.       Александра Вирджиния Стрэндж хитро прищурилась, протягивая Стивену оттопыренный мизинец: — Клянешься?       Смешок вышел ужасно нервным. Но пришлось с серьезным видом дать столь важную клятву. Он обхватил двумя ладонями ее лицо, запоминая каждую черточку, и поцеловал в лоб: — Иди, дочь, и будь счастлива. — Обещаю! — улыбнулась эта бестия и тряхнула головой. Она сжала что-то в руке и ярче света ее глаз вспыхнула тонкая вертикальная черта в воздухе. — Прощай, пап. Я люблю тебя в каждом из миров!       И исчезла, забрав с собой часть неподъемного груза, с которым в этот раз он бы не справился один.

***

      Джулия нервничала и в совершенно растрепанных чувствах хаотично перемещалась по гостиной, даже не замечая, что натыкается на предметы, мебель, а иногда даже на стену. Это не мешало ей двигаться, лишь корректировало направление.       Эдмунд не вынес очередного столкновения любимой женщины с завалившимся на бок пуфиком и, поднявшись, не слушая робких возражений, ухватил за обе руки Лию и довел до диван, усаживая рядом с собой и не выпуская ее пальцы из своих широких ладоней.       Да, его возлюбленная была старше, почти на двадцать лет и что?       В свои двадцать шесть, являясь почти ровесником ее сына, он понимал в женщинах и красоте явно больше, чем и его и ее ровесники. Эдмунд Сальвани был из того поколения, что делало деньги практически из воздуха и, не задумываясь, насколько большим трудом, по идее, они должны зарабатываться. К тому же, время такое, стоит правильно приложить вектор своего ума и, хоть и не по щелчку пальцев, но заработок двинется в нужном направлении. Сейчас у него была довольно большая автомастерская и три автомойки. На жизнь хватало, как и на хлеб с маслом, и даже с икоркой. Но это все лирика. Вот бережное отношение к деньгам в свои годы он получил не сразу, зато, с благодарностью к миру и вселенной, встретил благодаря этому свою женщину.       Джулия Банерджи работала администратором крупного и дорогого отеля. Отеля, где с пониманием относились к личной жизни клиентов, но все же не одобряли пьяные вопли, визги и звон битого стекла в два часа ночи. К тому же каким бы «вип» жильцом ты не являлся, в ближайших люксах пытались спать не менее обеспеченные граждане. Один такой гражданин, а именно дипломат с ближнего востока, и возмутился некорректному поведению соседей.       Джулия пришла не одна, за ее спиной возвышалась пара достойных соперников Халка, которые невозмутимо хмурили внушительные по ширине брови.       Женщина вошла в номер, когда на стук ей открыла покачивающаяся девица самого расхристанного вида. Не торопясь, Джул вырубила музыкальную систему, вместе с ослепляюще мигающей подсветкой и ханжески сложив руки перед собой, чопорно оповестила разбушевавшуюся молодежь, что или они соблюдают режим, или вылетают ласточкой с пятнадцатого этажа. Конечно, все было сказано в самых изящных и тактичных оборотах, но Эду не понравился смысл слов, а Том, изрядно накидавшийся химозной наркоты, попытался затащить «старушку, которая еще ничего» в бассейн и всячески, будем честны, отыметь.       На удивление Эда, «старушка» послушно проследовала за хамом в ванную комнату. Сальвани так ошалел, что как привязанный проследовал за парой, неодобрительно косясь на охранников, что не уберегли свою начальницу и допустили подобное. Увы, амбалы молчали. И, уже начавший трезветь от нехорошего предчувствия, Эд замер в дверях, наблюдая прекрасную картину того, как схватив его друга за волосы, мадам-администратор кунает охреневшую рожу Тома в шипящий и булькающий бассейн, продолжает спокойно вдалбливать в парня правила поведения их отеля. А что? Камер в ванных люксов не бывает, охранники ничего не видят (видимо, добровольно и специально), а кому в случае жалобы поверят? Толпе пьяных и наколотых или администратору с кристальной чистой характеристикой?       Эдмунд пропал в тот же миг. Он смотрел на самую лучшую женщину в мире и не мог отвести взгляд. Возраст? Мнимые морщины? Не вполне женственная фигура? Окститесь, это ведь — ЖЕНЩИНА. Настоящая и с большой буквы, и чхать на условности общества.       С тех пор парень вышел на охоту. Ему нужна была эта серьезная и вдумчивая кареглазка с безупречными манерами и непоколебимыми принципами. Превратившись в посмешище, в глазах своих бывших друзей, он таскал букеты, заваливал Джулию подарками и, получая их обратно, просто таял все больше.       Наконец, после длительной осады, закатив глаза, женщина согласилась на одно свидание, лишь бы прилипчивый ухажер отстал.       Увы. Судьба любит розыгрыши, и в тот момент решила подшутить над Банерджи. Вопреки ее стереотипному мышлению, в ресторан или театр ее не повели, Эдвар, подготовившись всесторонне, потащил любимую на гоночный трэк. И Джулия была покорена. Оказывается, парень был не таким пропащим, нисколько не избалованным и общие темы у них нашлись сами собой. Они нагонялись, перекусили совершенно не в пафостном месте и Эд галантно проводил ее до дома, не позволив не то чтобы лишнего, даже и не намекнув на что-то непотребное.       Так начался их роман, пока что тайный, но с упертостью самого последнего барана, Эдмунд не терял надежды сделать Джулию законной супругой, и плевать ему на мнение окружающих.       У нее есть сын его возраста? Замечательно, мальчик взрослый, у него своя жизнь и от юбки матери он давно отклеен.       Найти общий язык? Разве два желающих одной женщине счастья мужчины не договорятся? Смешно.       Возраст? Цифра.       Ровесницы? Недотягивают!       Каких усилий парню стоило сделать так, чтобы Лия воспринимала его всерьез, подумать страшно. Но оно того стоило. Он вообще планировал купить отель и подарить его возлюбленной после свадьбы в единоличное владение, чтобы никакие больше холеные сволочи не могли смотреть на нее сверху вниз.       Звонок в дверь прервал приятные воспоминания Эдмунда, который просто сидел рядом с возлюбленной и не мешал ей переживать за пропавшего куда-то сына, потому что все слова поддержки были уже сказаны, связи подняты на уши, чтобы парня наши быстрее.       Женщина подскочила и кинулась ко входу. Эд последовал за ней как тень и уже подсознательно готовился к худшему. Если это Николас, то у него есть ключи. Если молчит его, Сальвани, мобильный, то среди властей Нью-Йорка нет никого, кто уже нашел парня, иначе бы ему тут же позвонили. И вопрос того, кто и зачем пришел напрашивается неутешительный.       Джулия открыла дверь рывком, в нетерпении и тревоге. Случившееся в Нью-Йорке не задело лично, потому как район ее находился сильно дальше места прорыва, поэтому и квартира и работа остались на своих местах. А вот Ник, ее сын пропал, не выходил на связь, не звонил и не приходил домой. Эдмунд пришел, и остался, не давая окончательно впасть в панику и начать рвать на себе от бессилия волосы.       Довольно старая и слегка рассохшаяся дверь жалобно скрипнула, отворяясь наружу и женщина замерла, недоуменно глядя на невысокую, даже маленькую девушку азиатской наружности и высокого мужчину, той же национальности, но со слегка оевпропеенным лицом. — Здравствуйте, Джулия Банерджи? — Да, это я, а вы? — уточнила Джу. — Мы маги Камар-Таджа, можем ли мы пройти и поговорить внутри? — мужчина уважительно кивнул и вопросительно посмотрел на хозяйку дома. — Я Мастер Юн Мин, а это моя коллега и супруга Мастер Ëн Сук. — К-к-конечно, — женщина посторонилась поспешно, заметив довольно приметные двойные кольца на руках пришедших. В достоверности этого символа магической обители она ошибиться не могла. — Проходите. Да, в гостинную, не разувайтесь.       Тем не менее пара разулась и прошла в комнату. — Извините, что вот так вторглись, — названная Ëн Сук устало коснулась виска, словно у нее сильно болела голова и Джул указала места, куда присесть утомленным магам.       Сама она села на диван, рядом опустился, никуда не ушедший, Эдмунд и крепко взял ее за ледяные руки. Лию знобило, то ли от присутствия магов, то ли от нехорошего, затягивающего на шее петлю предчувствия.       Незнакомка благодарно опустилась в кресло, а мужчина замер рядом со спутницей и лишь слегка оперся о спинку. — Что вы, я… честно говоря, я очень рада, что вы пришли. Мастер Юй Мин оставила мне свой номер, но я не смогла до нее дозвониться, так же как и до Навина. А мне очень нужна помощь, Николас пропал, — на последней фразе голос Джулии позорно сорвался, потому как она увидела больше, чем хотела бы. Юн Мин отвел взгляд, а Ен Сук ссутулилась, в казавшемся большом для нее сидении. — Вы знаете что-то, так? Что с моим сыном? Пожалуйста.       Мужчина поднял лицо и в упор посмотрел на держащуюся из последних сил женщину, которая вздрогнула и судорожно вздохнула, в полной мере оценив нечеловеческие глаза ярко-алые с вертикальными зрачками. — Может ли ваш спутник оставить нас? — Юн перевел взгляд правее лица смертной. — Я ее жених, и меня не интересуют ваши тайны, — покойно сказал Эдмунд, обняв дрожащую Лию. — Но одну я ее не оставлю.       Маги переглянулись и девушка кивнула, Лис отреагировал на ее жест взмахом руки, накрывая комнату куполом искрящей магии. — Как будет угодно, — кивнул Юн и нервно зачесал волосы назад. Он бесконечно устал, ведь они с Су сегодня обошли всех жертв этого ублюдского русала, выделяя «компенсации» выдвинутые решением Земли, но именно эту квартиру, не сговариваясь, оставили напоследок, потому как, если там горя избежать удалось, то здесь…это будет трудно. — Известно ли вам, что Николас был связанным Сони, единственной русалки этой планеты.       Женщина кивнула, судорожно стиснув ткань брюк на ногах. Она слушала, уже понимая, что ничего хорошего не услышит. — Я знакома с девушкой, и мне известна ее судьба. — Несколько дней назад в центре Нью-Йорка состоялся прорыв в Темное Измерение, — сухо начал Юн. — Который являлся отвлекающим фактором для всех защитников Земли. В то время, как наш бывший коллега Навин Банерджи, являющийся древним русалом, вынудил Соню шантажом и угрозами, расстаться с жизнью на благо всего мира.       Джулия всхлипнула, потрясено расширив глаза. — В подробности не имеем мы права вдаваться, но частично сказать обязаны. То, что совершила Соня, обезопасило наш мир, но сама она погибла и ее душа так же должна была раствориться в небытие. Николас… — Ëн Сук запнулась. — Николас, ваш сын, и моя сестра Юй Мин отдали свои жизни, чтобы душа девочки смогла когда-нибудь в будущем родиться вновь.       Руки безвольно опали вдоль обмявшего в руках Эдмунда тела. Нет, Джулия не потеряла сознание, но из нее будто стержень вытащили. — Это еще не все, — ком в горле заставил магиану молчать, поэтому говорил Юн. — Мы бы ничего не узнали, но мироздание само призвало к справедливости и предоставило нам и судью и свидетеля. Армина Банерджи не существовало никогда, это был тот же Навин под личиной и именное его сыном являлся Николас. После невольно установления связи с Соней, в крови вашего сына начало пробуждаться наследие отца, и он обрел второй облик полноценного русала. Соня пошла на размен своей жизни еще и потому, что если бы она этого не сделала, Навин угрожал ей смертью Николаса и моего племянника Ми Гуна. Когда же девушка умерла, моя сестра отреагировала на боль вашего ребенка и явилась к нему. Ранее сделать этого она не могла, потому как Ник находился под полным контролем своего отца. Потеря связанной частично ослабила этот поводок, но и лишила парня воли к жизни. Он отдал всего себя, чтобы дать ей шанс на перерождение.       Маг приблизился и встал на колени перед убитой горем женщиной, низко склонившись так, что лбом уперся в пол. — Простите нас, весь Камар-Тадж виновен перед вами, вашим сыном и еще сотнями таких же обманутых женщин. Мы виновны тем, что не распознали истинного лица Навина и не смогли предотвратить катастрофу.       Рядом с Юном так же опустилась Ëн Сук. В ее глазах стояли слезы а этот, казавшийся бы унизительным, поклон, шел от самого сердца. Живого и вполне человеческого. — Мы не можем помочь горю вашему, но искренне скорбим вместе с вами и не снимаем с себя вины.       Джулия смотрела на коленопреклоненных магов пустым взглядом. Дыхание отдавало болью в груди и каждый стук расколотого сердца причинял неимоверные страдания. — Поднимитесь, — тихо сказала она.       Маги подчинились, и Джулия сползла с дивана, скинув руки Эда, внимательно вглядываясь в лицо не знакомого ей ранее мужчины. — Та женщина в белом кимоно, что проверяла мое здоровье и здоровье Николаса, ваша сестра Юй Мин?       Юн кивнула, стараясь держать себя в руках. Они ожидали всего: угроз, слез, криков и истерик, но никак не того, что руки Джулии Банерджи осторожно обхватит лицо кицунэ и, вглядываясь куда-то очень глубоко, она обнимет опешевшего лиса. — Я не виню вас, мальчик. Я разделяю твою потерю. Я не держу на вас зла.       Ëкай замер и обнял смертную в ответ, будто не веря тому, что слышит. Вдохнул незнакомый запах и обмяк, словно свою родную мать, отогреваясь давно забытым ощущением беспомощности и уязвимости.       Так они и замерли, человеческая женщина, потерявшая сына, и древний оборотень, потерявший сестру. — Он наказан, — сам поражаясь тому, насколько жалостливо и изломанно звучит его голос, прошептал Юн. — Его судили и вынесли приговор. — Их это не вернет, — отозвалась Джулия.       Юн всхлипнул, сдавив эту мудрую и великодушную, да девчонку, в сравнении с ним! — Не вернет, но они могут спать спокойно.       Тишина была печальной и нездоровой. Эдмунд цепко следил за действиями незнакомцев и молчал, не вмешиваясь, но когда маг отпустил его женщину, помог Лии вновь сесть на диван. Эд обхватил ее руками, пытаясь защитить и спасти от всего на света, даже от этого опустошающего ее горя.       Юн все так же стоял на коленях, но смотрел в лицо Джулии, когда Ëн Сук аккуратно сжала его локоть. Маг встрепенулся, и сморгнул непрошенные слезы. — Джулия, мы принесли с собой возмещение — магиана говорила тихо. — Мне ничего не нужно от Него! — Джу пождала губы. — Отдайте тем, кто пострадал от его планов. Ведь я не одна такая?       Ëн покачала головой. — Извините, не понимаете вы. Это не материально и вынесено частью приговора самим мирозданием. Ослушаться не может никто. Позволите?       Подхватив ладонь Джулии, Су кольнула бледное запястье извлеченной из воздуха иглой и проговорила: — Джулия Банерджи, вы лишились сына по вине приговоренного, вы лишились здоровья и молодости по вине проговоренного. Я избываю его долг вам и отдаю потерянное.       Невольно охнув, Эдмунд ошеломленно смотрел на свою невесту, которая на глазах молодела. Исчезла из волос седина, разгладилась кожа на лице, убирая те редкие морщинки, что выдавали истинные возраст, подтянулся овал лица, шея стала гладкой и это лишь то, что было видно глазу, а ведь, наверняка, были еще и внутренние изменения, но только не взгляд. Пусть и смотрелась она теперь едва ли двадцатилетней, но взгляд остался все тем же.       Она оглядела гладкую кожу на руке и спросила: — Зачем? Зачем мне молодость и красота? К чему? — К жизни, — неожиданно зло отозвалась Ëн Сук, как ножом, словами вскрывая назревший нарыв. — Мне несколько сотен лет, я похоронила всю династию своих потомков, но полюбила вновь и родила снова. Супруг мой лишился трех детей и бывшей жены, погибших по вине твердолобости и жестокости своего клала, а по вине Навина еще и сестры. Но у него есть я и дочь. Вы жить должны ради будущего, храня в душе прошлое, иначе в принципе, сама жизнь бессмысленна. Не думаю я, что Николас бы хотел, чтобы вы схоронили себя и свели счеты с жизнью. Ваш сын хотел бы, чтобы вы жили!       Она поднялась на ноги, отряхнув несуществующие соринки и подала руку мужу, в намеке, что следовало бы уже подняться. — Сын ваш, объявлен будет погибшим при прорыве. Пусть у нас и нет тела, но мы похороним его достойно и у вас будет могила, к которой можно будет прийти. Ваше внезапное омоложение возьмет на себя ЩИТ и придумает достойное объяснение. А в живите, Джулия. За сына и за себя, за того мужчину, которому вы нужны и за своих будущих детей.       Суровое лицо Ëн Сук смягчилось, и, чуть сбавив тон, она сказала то, что думала: — Прекрасно у вас получается воспитывать достойных людей. Камар-Тадж присмотрит за вами. Вам нечего больше опасаться. Еще раз соболезную.       И не растягивая дальше прощание, магиана распахнула искристый портал и, поклонившись, ушла в него, по ту сторону ожидая замершего супруга.       Юн Мин подхватил ладонь, уже девушки, и аккуратно поцеловал: — Я пришлю вашему жениху все подробности. Не рви душу, девочка, и отпусти его и его выбор так, как я отпускаю сестру. Для меня честь — познакомиться с вами.       И рослый мужчина ушел, оставив пару, на пути к прожитию и принятию горя.

***

      После окончания расследования и ухода гостей из другого мира, Стрэндж завалил себя работой, делами и не спал двое суток, прекрасно понимая, что надолго его не хватит. Что накопившаяся боль, в купе с усталостью потребуют выхода или хотя бы какой-нибудь точки приложения. Но он держался столько, сколько мог.       Камар-Тадж погрузился в траур: ни занятий, ни тренировок пока не проводилось. На это просто ни у кого не было сил. Однако, все жители обители, вместо праздного ничего не делания, взялись добровольно помогать Нью-Йорку и его жителям.       Это было правильно.       А потом наступил день похорон, всех погибших важных и ценных для этого волшебного места.       Стивен стоял в огромной толпе присутствующих, в черном костюме и сжимал в руке ветку жасмина, совершенно ничего не ощущая, глядя на комья земли, что стучали глухо и немного торжественно по лоснящимся бокам деревянных коробов.       Он сказал всего несколько слов, довольно скупо, но не осудил никто. Таись, не таись, но о Соне и их отношениях с Верховным, если не знали, то догадывались почти все. Вопросы подготовки взял на себя Вонг, он же и подобрал нужные слова для тех, чьи близкие уходили сегодня безвозвратно, и полностью отвечал за происходящее.       На зеленой траве, чуть пожухлой от жаркого летнего солнца рядом с могилами погибших адептов и мастеров, установили так же три камня, три обелиска для трех героев, от которых не осталось даже тел.       Звучали речи священника, производились положенные случаю ритуалы, передвигались в толпе люди. Уходили простившиеся и приходили опоздавшие. Наконец, паломничество вместе с официальной частью закончилось, но Стрэндж этого даже не заметил, он стоял как вкопанный, не в силах отвести взгляда от гравировки серого камня с таким важным именем и такими пугающими датами.       Как мало, как бесконечно мало она прожила.       Солнце, греющее всех, даже опаляющее, своим светом, невольно пристыдилось и с пониманием огибало лучами погрязшего в серой беспросветной мгле отчаяния Верховного Мага Земли. Вокруг него казалось, в сочувствии, застыло само время. — Стивен, — Вонг тронул друга за плечо, в итоге даже слегка потряс, когда на первое прикосновение тот так и не отреагировал. — Стивен. Все закончилось. Ты идешь или…       Мужчина непонимающе перевел взгляд на хранителя знаний и несколько раз моргнул, возвращаясь к реальности, где, оказывается, довольно жарко, а он, вот странность, весь продрог окончательно. — Вонг? Я побуду еще здесь, иди.       И снова повернулся к надгробьям, уходя в свои мысли.

«Юй Мин.

Любимая сестра, супруга и наставница.

Пусть звездный мост приведет тебя к нам снова»

      Дернулся уголок губ и в свободной руке сверкнула яркая, рыжая орхидея, которую Стивен пристроил аккуратно в самый уголок, с трудом найдя свободное место среди нагромождения цветов и вееров.        Лису любили. Всю такую, какая она есть, и было бы кощунственным как не замечать этого, так и отрицать это. Женщина, что берегла их здоровье и зажигала самые разные, но безмерно пылкие эмоции в душах.       Маг поправил сползший в сторону каркасный круглый веер: — Спасибо, Юй Мин, за то что делала для нас каждый день и за то, что сделала для… Нее.       Горло перехватило, потому что назвать вслух имя той, перед памятником которой опустился на колено, так и не смог.

«София Романова.

Русалка, которая выбрала мир.

Моя любовь останется с тобой навсегда.»

      Подушечкой пальцев он тронул углубления слов, последней строки. Обвел по контуру каждую букву имени, запоминая, и аккуратно воткнул тонкую ветвь прямо возле надгробия, запустив ладонь в частично взрытую землю и импульсом силы даря корни свежему срезу жасмина. Новоявленный росток выпрямился и на мгновение засветился чистым белым светом, с благодарностью принимая возможность жить. — Это, чтобы тебе не пришлось за ним ухаживать. А то цветы у тебя долго не живут.       Он усмехнулся, так кощунственно ощущая себя вместе с этой улыбкой на кладбище, у могилы той, что должен был защищать всеми силами, и что, в конечном итоге, защитила его и его мир.       Тяжело и грузно поднявшись, ладонью проведя напоследок по полированному камню, Стивен поднял лицо вверх к солнцу, безмолвно прося осушить непрошеные слезы, и не давая их обронить.       «Моя любовь останется с тобой навсегда» — он или подумал, или просто прочел надпись, заставляя себя отстраниться, отпустить, отойти.       Рука соскользнула с мемориала, и он повернулся к последнему, в стане этих жутких скал.

«Николас Банерджи

Любимый сын и лучший друг из возможных.

Спи спокойно. Мы тебя не забудем.»

      Пальцы нащупали в кармане деревянную коробочку, узкую, с гравировкой. Маг извлек ее и открыл, вытаскивая тонкий, идеально наточенный скальпель, свою первую в жизни профессиональную покупку, и уложил в основание камня, перпендикулярно, будто вложив в руку лежащего человека. — Мне жаль, что так сложилось. Будь все по-другому, я бы был горд стать твои наставником на пути к медицине. Присмотри за ней там. Я не верю, что ты погиб окончательно, для этого ты ЕË слишком любил и слишком любил жизнь. Поэтому соберись и сделай все правильно.       Развернувшись, Стивен покинул кладбище самостоятельно, открыв проход лишь за воротами.       Не тревожить покой мертвых.       Не сожалеть об их выборе и жить дальше.       Когда разгорелась первая искра портала, маг извлек из внутреннего кармана телефон и набрал знакомый номер: — Алло, Старк. Да, я. Помнится, ты просил позвонить, когда найдется доброжелатель, открывший проход Дормамму. Да. Нашли. Сейчас сообщением скину адрес. Что? Нет, присутствовать не хочу. Вряд ли признаются тебе, но, если попросишь, чуть позже расскажу сказку про гнусного русала и его планы на жизнь. Хорошо. И тебе удачной охоты.       Смяв в руке так и не зажженную сигарету, Стрэндж швырнул ее в урну и шагнул в проход, на самый дальний из знакомых берегов моря. Туда, где можно вдохнуть запах, хотя бы иллюзий того, что есть она — надежда.