Сердце русалки. Поцелуй Лакшми

      Море безмолвствовало.       Пич не любил море, еще с детства. Связано ли это было с его силой, тьмой и смертью, живущими внутри, он не знал. Все же океан — колыбель жизнь на Земле, а он вестник хаоса и разрушения, ну, помимо прочего.       Нубиец помнил, когда увидел большую воду впервые, кажется, ему было не больше пяти лет, тот возраст, когда еще можно быть трусоватым. За руку его крепко держал Первый, гордо и непоколебимо стоящий на двух ногах, по щиколотку утопающих в тягуче-вязком мокром песке.       Мальчик сжимал в одной руке сандали, второй вцепился в широкую ладонь наставника и морщился, от ощущения клейкой массы, облепившей стопы. Он переминался с ноги на ногу, пытаясь очистить пятки о собственные голени, но влажное месиво практически издевалось, налипая вновь и вновь как присоски осьминога.       Первый с полуулыбкой смотрел на подопечного, не высмеивая, но и не наставляя. Каждый должен познавать мир самостоятельно и создавать свое собственное мнение о нем, не будучи отравленным чужими предрассудка.       Пичу огромное бескрайнее пространство воды, которая шумела, свистела, шипела и плевалась брызгами, не нравилось, от слова совсем. Чуждая необузданная мощь пугала и заставляла пятиться.       Воспоминания накатывали ярко и вразнобой. Сыграло ли в этом роль вино? Оно, темное, маслянистое, отдающее горечью виноградных косточек скользило по пищеводу из глиняного, какого-то уже очень неказистого и щербатого сосуда каплевидной формы, где толстая часть была выше, а ко дну сужалась. Размер же заставил бы невольного зрителя удивленно вскинуть брови. Как это? Полметровую тару и как пушинку одной рукой, безэмоционально вливать содержимое прямо в рот, не заботясь о том, все ли попадает прямо в цель?       Море сегодня было довольно тихим, оно, словно извиняясь, лизало огромные мужские ступни, сидящего прямо посреди пустынного берега мужчины.       Горсть теплых капель бросилась в лицо, позволяя не утратить связь с реальностью, а закатное солнце осуждающе раскидывало напоследок блики, ныряя в янтарную с красноватым отливом глубину у кромки горизонта.       Окончательно оттянув в сторону душащий его галстук, нубиец отшвырнул его в бок. Щелкнули, разлетающиеся пуговицы на изрядно заляпанной вином, некогда белой рубахе и дышать тут же стало легче.       За спиной с шуршанием раздались чьи-то шаги, но жрец даже не обернулся, на удивленно-вопросительное молчание. А оно даже на слух было удивленным и ярким вопросительным знаком мигало в мозгу среди алкогольных паров. — Так-то будешь?       Пришедший постоял в тишине и, все же решившись, сел рядом, так же не думая о том, каким после подобного времяпрепровождения станет дорогой темный смокинг. Черные кожаные ботинки жалобно скрипя погрузились в мокрый песок, царапай тонко выделанные бока о жесткие песчинки и прачущиеся среди них мелкие камни и осколки раковин. Носки тут же набухли влагой, а штаны потемнели еще больше.       Важно ли это? Нисколько, для потерявших почти все.       Стивен погрузил ладонь в набежавшую волну и мокрыми руками зачесал лезущие в лицо волосы.       Обхлопав нагрудный карман, он все же извлек оттуда сигарету и вежливо протянул пачку коллеге первому. Пич мотнул головой и продемонстрировал кувшин. Стрэндж кивнул и, зажав меж губ бумажную трубочку, убрал остальное. На кончике сам собой вспыхнул и потух огонек, взвив тонкий изгиб дымного узора, всю массу ядовитого облака устремив вглубь мужского горла.       Горячая волна табачной горечи прокатилась, обжигая после долгого воздержания от пагубной привычки, и маг прочистил горло, перехватив сигарету пальцами. — Пить будешь? — Может позже, — Стрэндж согнул одно колено, оперевшись о него локтем. Вторая рука ладонью зарылась в песок, позволяя сидеть в таком полускрюченном положении почти комфортно. Полы пиджака разошлись, и частично выбившаяся из брюк рубаха собралась складками, натянув полупрозрачные пуговицы.       Лениво стряхнув пепел, Стивен затянулся вновь, ощущая расслабляющийся внутри комок льда, подточеный горячим никотиновым дымом. — Что это? — Свадебное вино со времен древней Нубии. Первый заложил для меня. Выпить… не успели.       Верховный сжал губы, обхватив сигарету и затянулся глубоко, глядя ну судорожно прячущееся солнце и выдыхая в его сторону кривоватое облако. — Мог бы оставить на будущее, — с намеком на обещание Велламо, откликнулся Стивен. — Нахер это будущее, — Пич глотнул вина и отставил амфору. — Я заебался им жить. Наступит, куплю новое и сладкое. Она больше сладкое любила…       Серый пепел мешался с соленой водой, и яркий огонек мелькнул у лица Стрэнджа. — Звучит обнадеживающе. — У тебя хорошие дети, — нубиец откинул голову и посмотрел в небо. — Ага, хоть где-то в мультивселенной я не облажался, — горло драло и организм сопротивлялся отраве, заставляя кашлять и сплевывать вязкую мокроту. — Вот так-то картина из головы не выходит. Я бы не смог так поступать с сыновьями, даже ради Юми… или смог. А ты?       Стрэндж задумался. Тлела невостребованная сигарета, а взгляд мага был прикован к ее разрушающемуся краю. Они все просмотрели предоставленные Велламо, ее собственные воспоминания, можно сказать запись свидетельских показаний. Эти лица юнош, с восторгом познающих новые возможности своих русалочьих тел и глаза Навина, методично вскрывающего им горла или всаживающего нож в спину. И это отнюдь не фигура речи. — Не хочу думать и размышлять об этом. К чему? Если бы я навредил хоть одному своему ребенку подобным образом, то вернувшись к жизни, Соня бы первая бы меня осудила. Принять выбор другого человека — позиция сугубо взрослого человека, — он хмыкнул. — Или скорее гуманоида. Но, в чеславном стремлении и инфантильном эгоизме, мы почему-то решаем, что и как должен делать наш партнер, начисто забывая, что он отдельная от нас личность. Эта Мирайя, как и Соня, выбрала мир и защиту близких, а не себя. Навин выбрал свое эго, уничтожая других, якобы для тех же целей. Но все это лишь угли его сгоревшего разума и жалкие попытки оправдаться. Брехня больного отморозка. Он ведь даже не узнал, нужна ли его женщине жизнь такой ценой. — Но в чем-то этот старый индюк прав. — Все злодеи в чем-то да правы, — затяжка до самого фильтра и остатки сигареты сгорают в руках. Стремительный полумрак накрыл берег. — Если они, конечно, не охотчие до чужих душ и печени чудища. И что теперь, нам всем скопом следовать их примерам? Совесть, недооцененный элемент нашего сознания, она же и отличает нас от них. Навин ее утратил, мы пока еще держимся. Это и делает нас героями, ставя выше злодеев и их извращенной морали. Дрянь какая, давай свое вино. Н      убиец щедрым жестом протянул кувшин, но, заметив сомнение на лице компаньона, материализовал кружку, куда плеснул темно-фиолетовой жидкости: — За совесть? — За право выбора, — отозвался Стивен и глотнул алкогольного пойла. — Ходил к мальчику?       Пич зачерпнул песка и проследил, как комья его проваливаются меж пальцев. — Ходил, так-то. Только он уже не мальчик. И ждет тебя. Ему плохо. — Сейчас плохо всем. И, надеюсь, Навину тоже.       Жрец вопросительно вскинул брови, ожидая пояснений и глядя на дергающийся кадык Верхвоного, который в пару глотков осушил свою кружку. — И? Отдачи не боишься? Его приговор — жизнь. — Старк клятв не давал, — лаконично отозвался Стивен, криво ухмыльнувшись. — А живут и с переломанными конечностями, сам таких видел и даже оперировал. — Хорошо, что так-то больше не оперируешь.       Нервный смешок перерос в такой же нервный смех. А двое мужчин на берегу поровну разделили выпивку и боль. Увы, меньше стало только первого.

***

      Следовало закончить еще одно дело, которое многотомным якорем повисло над головой и давило, нашептывая о том, чтобы как-то оттянуть эти мгновения. Но откладывать до бесконечности невозможно, да и нечестно это по отношению к этому созданию, что пострадало всяко не меньше, чем он сам.       В этот раз Стивен даже постучал в дверь палаты, из которой мальчика единственного еще не выписали. Хотя, признаться, для страховки они специально держали его подальше от Камар-Таджа, пока не разрешится полностью ситуация с предателем. — Входите.       Стивен собрал в кулак все оставшееся в себе мужество и распахнул дверь, входя в обитель полумрака и ночной прохлады.       Ми Гун сидел в полнейшей темноте у отрытого настежь окна и смотрел на ночной сверкающий огнями город. И силуэт этот, взрослый, сформировавшегося если не мужчины, то молодого парня, смущал и казался нелепым, очерченный по краям белесой кромкой фонарей улицы.       Рука само собой потянулась к выключателю. — Не надо, мне пока больно еще от яркого света.       Мужские пальцы соскользнули с гладкого пластика, не завершив задуманного, и Стрэндж медленно приблизился к ёкай, даже не обернувшемуся.       Рассмотреть его подробно в таких условиях не удавалось, но даже того немногого, что удалось, хватило, чтобы оценить Породу. Именно так, с большой буквы. Долгие века генетического отбора и вот он, продукт селекции и дитя двух сильнейших лис своей эпохи.       Принесло ли ему это счастье?       Дайте подумать… Родная бабушка наняла духов для его убийства; отец умер, отдавая всего себя для выживания сына во время взросления; тетя пожертвовала собой, чтобы спасти девушку, лишь недавно заменившую отца, но уже почившую на благо высшей цели. Замечательный набор здорового и счастливого ребенка. Который и ребенком теперь не является.       Стивен замер за его плечом, чувствую горечь повисшую в воздухе, свою, его…их общую. Отвратительный до дрожи вкус потери, беспомощности и безысходности. Кажется, теперь Стрэндж навсегда разлюбит американо и темный шоколад. Уж слишком у них теперь говорящие ассоциации.       Больничная пижама шелестела на теле Ми Гуна, когда он распрямил одну затекшую ногу, и поджал под себя вторую. Глухо звякнуло что-то в руке и маг невольно обратил внимание на зажатый в кулаке браслет-артефакт, сделанный для кицунэ Соней. К языку подкатила желчь, до спазма желудка и боли в пищеводе. Затошнило, замутило и Стивен аккуратно вдохнул и выдохнул через нос.       Он стоял сбоку сидящего на подоконнике в пол оборота парня. — Мне тоже больно, — тихо отозвался незнакомый, грубый голос, ничуть не похожий на прежний звонкий. — Знаешь, Главный. Я не так давно делился с ней страхами о мамином здоровье и вспомнил видения Учителя. Там было много дорог и на каждой смерть.       Стивен замер, вслушиваясь в правильную и довольно взрослую речь, считай вчерашней трехлетки и с ужасом понял. Изменения были не только физические. Он покачнулся, благо это не было заметно, и схватился рукой за оконный откос, внимательно и молча слушая слова своего будущего приемника. — Я только сейчас понял, что видел глубже, чем Пич. Некоторые видения были блеклыми и прозрачными, как наименее возможные. Некоторые такие яркие, что смотреть больно. Я видел твою смерть, но не как в кино.       Он хмыкнул и тряхнул отросшими до плеч волосами. — Просто твой силуэт и вспарывающее живот копье. Видел смерть дяди от того же оружия. Видел исчезающую в свете тетю Юй Мин, но ярче всего сияло видение моего сгорания в белом пламени. Я маленький, мне было страшно. Я по глупости попросил Соню пообещать, что она защитит нас с мамой во что бы то ни стало. Она и пообещала. Повторного ведения не было, но, думаю, если бы оно было, я бы увидел сгорающего не себя, а Соню. Она заняла мое место, она сдержала обещание… Это я виновен в ее смерти.       Стрэндж впервые испытал такое сильное желание обнять чужого человека, даже не женщину. Сочувствие? Жалость? Соболезнование? Никогда. Ты смотришь в глаза семьи спасенного или не выжившего пациента, а внутри пустота, разбавленная или гордостью от проделанной хорошо работы или гневом от того, что не справился.       Старейшина была права, когда сперва выгнала его из обители, не хотела брать, не стремилась возиться и переламывать уже сформировавшуюся личность. Нельзя наполнить забитый до отказа сосуд, не разрушив, или же не вылив сперва все до капли. И вот его путь к опустошению закончен спустя столько лет, и начал по капли заполняться тем, чем должно.       Дружбой и ее ценностями — с Вонгом.       Зрелой ответственностью — с Камар-Таджем.       Любовью и ее последствиями — с Соней.       Сожелением, сочувсвием и болезненным пониманием потери, общностью — с Ми Гуном.       Не имея сил и желания бороться с очевидный, мужчина положил руку на плечо парня и легонько сжал.       Здесь. Я здесь, мальчик. Я скорблю вместе с тобой. Ты не один. — Ты не виноват в том, что мог видеть, но не понимал, Мун. Это был ее выбор. Выбор взрослого человека, оберегающего очень важных и ценных для нее людей. Она отдала свое сердце, чтобы ты не потерял свое. Не разбивай его, иначе жертва станет напрасной.       Парень обернулся резко, стремительно перехватывая взгляд Верховного и маг увидел все то, что так тщательно оберегал полумрак. И наполненные слезами карие глаза, и некрасивые дорожки на щеках и под носом, и даже трясущиеся от сдерживаемых чувств губы. — Главный, наша Соня умерла! Главный, она туда вошла вместо меня. Я не чувствую ее, не слышу. Я больше не ее луна, — рот приоткрылся и вместе со словами оттуда хлынули рыдания.       Молодой с виду мужчина обхватил темное кимоно Стрэнджа обеими руками, вжался лицом в плотную ткань на уровне груди и разрыдался как обычный маленький мальчик.       Дернувшийся изнутри Стивен на мгновение застыл с поднятыми руками, а потом, сдаваясь, обнял парня, прижал к себе, неловка погладив лохматую макушку. — Ты все еще ее луна, Мун. Ты не должен этого забывать. Ее забывать. Поплачь, малыш. Знал бы ты, как сильно я хотел бы также.       Рыдания длились и длились, пока слез не осталось совсем. Стивен не плакал, он замер в состоянии того покоя, который предшествует истерическому припадку. Такое хрупкое равновесие на краю пропасти и оставалось надеяться, что время поможет сделать хотя бы пару шагов назад.       Хотя, к чему лукавство?       Он не рыдал, сегодня.       Он не рыдал вечером после суда. И держался-то до последнего, но сев на диван, почувствовал под спиной дискомфорт и в попытке избавиться от этого, нащупал коробочку. Предательскую, бархатную, с кольцом купленным для Кристин и чуть было не врученным Соне. Стивен и думать о нем забыл, но почему-то бриллиант сверкнувший в полумраке, стал последней каплей.       Он разгромил кухню, изрезал магическим лезвием диван, вспорол им же матрац и взвыл, спеленованный собственным артефактом, в объятьях которого пришлось провести всю ночь, долгую, душную и позорную потому, что был полностью трезв и подобную выходку невозможно было скинуть на действие алкоголя.       И сейчас, да. Он не плачет, только смотрит на глядящую в ответ бездну и успокаивает всех, кроме себя. — Прости, — Гун шмыгнул в последний раз носом и сел ровно, высвобождаясь из объятий. — Мама с Гертом показали мне свои воспоминания и учитель. Я знаю все и…могу я забрать из хранилища яйцо Ди Луна?       Стрэндж встрепенулся и нахмурился, рассматривая такое взрослое и непривычное лицо Ми Гуна. — И что ты планируешь с ним делать, позволь узнать? Высиживать или таскать с собой?       Юноша смутился и хмыкнул, почему-то ужасно знакомым жестом зачесам темные пряди назад. А когда кривая полуулыбка изогнула его губы, Стрэндж даже моргнул от непонимания. Так странно и зеркально смотрелась его мимика на чужом лице. Гун заметил внимание Главного и вновь дернул уголком губ. — Да, тело мое выросло в этот раз окончательно. И психику это не миновало, но для построения взрослой личности, пришлось использовать матрицы сознания наиболее близких мне мужчин. Это ты, Пич, и Юн. Однако, собственных зачатков характера хватило, чтобы усвоить и перестроить только то, что больше подходило. Прости, Главный, но прообразом моей личности стали вы с дядей. Здорово, правда?       Не здорово, вообще ни разу не здорово. Свой характер Стивен знал, характер Юн Мина наблюдал буквально в разрезе и представить этот дикий коктейль в отдельном человеке? Спасите боги нашу вселенную. — Ужасно, — признался Стрэндж, потянув руку к волосам, но, осознав порыв, медленно опустил конечность назад. — Ты как себя чувствуешь?       Парень дернул плечом и сложил руки на груди. — Помимо чувства вины перед тетей и Соней, перепадов настроения как у беременных человеческих женщин, светобоязни и периодических дьявольских мигреней, в целом неплохо. Только вот… я утратил своего лиса. — Мне жаль, Гун. Мне уже сказали, что ты закончил свое формирование в кратчайшие сроки при помощи вмешательства магии Земли, ценой утраты второго облика. Но более всего мне жаль твоего закончившегося детства. Прости нас за это.       Сверкнули белые зубы с чуть удлиненными клыками, и один глаз Гуна стал по лисьи желтым с вертикальным зрачком: — Не нужно переживать так, что такое настоящее детство, я узнал только с Соней и этих месяцев мне сполна хватило, чтобы закрыть этот пробел. Родившись, не духом, такой огромной привязки к этому облику я не познал, да вынужден быть в нем постоянно, поэтому не испытываю сожаления. Не такая уж и большая цена за силу и возможность помочь приютившему меня миру. — Я был рад, если бы у меня был такой сын, — Стивен чуть склонил голову в бок и разворошил показательно взрослому пацану шевелюру. — Юр Мин повезло, и я рад, что ты появился в нашем мире. — Не, родительские связи мне больше не нужны, так что, я могу забрать Луна?       Обаятельная улыбка с приступом манипуляции не сработала, поэтому Стивен сказал: — Нет, — и проследив как скис Мун, продолжил. — Но будешь посещать хранилище с Вонгом и питать яйцо своей силой. А вот когда он вылупится, носить его в себе придется действительно тебе. Мы не обладаем нужными сигнатурами для того, чтобы новорожденный дракон встраивался в наше биополе.       Ми Гун радостно улыбнулся, но странное шуршание при его движении заставило парня вновь поникнуть. Он порылся в кармане и извлек гору серо-бежевых осколков. — Она разбилась, сама по себе, — тихо признался он, демонстрируя некогда самое ценное сокровище в своей жизни.       Стивен протянул ладонь и накрыл ей зажатые в кулаке острые грани, чтобы после того, как убрать, оставить в руке мальчика целую, но уже не магическую, раковину. — Это не помещает нам ее восстановить и поставить на полку, как память.       Парень кивнул и аккуратно, слишком бережно, прижал востановленую ракушку к груди. — Она же вернется, Главный? У меня остался браслет с ее кровью, с которым я плавал, хоть он мне больше не нужен. Я полноценный дуалит, почти русалка, только без хвоста, а у тебя кольцо тоже сохранилось. Это ведь значит, что она вернется?       Судорожный вздох подтолкнул к краю пропасти и вывел из равновесия. Взгляд сам собой вернулся к тонкому золотому ободку с красно-синем камнем посредине. Рука сжалась в кулак. — Я бы хотел сказать тебе, что да. Но мне не свойственен самообман, поэтому Гун, скорее всего нет. И хоть Николас, твоя тетя и Ди Лун помогли ее душе остаться цельной, планета подтвердила, что скорее всего она ушла обратно в свой мир и родится именно там. К нам она больше не придет, даже если похожее на нее лицо мы когда-либо увидим в другой русалке.       Гун нахмурился, свел брови и отвернулся. — А артефакты? — Артефакты рассыпятся, когда придет их срок и заряд вложенной магии растратится. — Все-равно. Она не может нас бросить. Мы…я дождусь. — Это твой выбор, Гун.       Он тоже хотел бы ждать и верить, но был для этого слишком прагматичным, даже со всей этой магической дребеденью, вторгшейся в его жизнь. А что важнее всего…он все еще был просто человеком.

Два года спустя

      Мамино сердце такое огромное, что в нем есть место не только для меня, но и для всего мира. Хотя, если пытаться разобраться подробнее, мир и есть она. А еще, она и есть я.       Так путано и так странно для этих смешных двуногих. Для нас же все правильно и понятно.       Но однажды, мама, почему-то, решила дать мне отдельное тело. Нелепое, забавное и очень интересное. Очень хотелось попробовать в нем поплавать. Было довольно страшно, поэтому я долгое время не решалась. «Пора, милая. Я сделала, что могла. Дальше все зависит от тебя и от них»       Кого них? Есть еще кто-то такой же, как мы? Да и как это?       Мама же могла все!       И волну поднять и дерущихся крабов разнять, и даже опрокидывать железные лодочки людей. Мне вот приглянулась эта забава, а Она запретила. Отругала. Накричала.       От обиды и непонимания я все же решилась занять новое тело. Чтобы мама соскучилась и поняла, как не права была, не позволив мне такой малости.       Я вышла из средоточия и водным комочком оплыла вокруг свернутой в позе имбриона «штучки». Она качалась в небольшой сфере возле «сердца», соединенная с ним пуповиной, пульсирующей, гладкой и теплой.       Больше всего вместилище было похоже на собранные вместе куски всех водных обитателей, будто для его выращивания мама взяла с каждого по части и соединила во что-то цельно.       Тело смотрелось длинным, как у угря, но в верхней части зачем-то болтались то ли щупальца осьминога, то ли просто уродливые плавники, тонкие, круглые как трубочки анемона и на концах еще и разветвлялись на несколько штук с пленочкой между ними. Головной отдел зачем-то отделили и повисили на толстом отростке как сплюснутый пузырь на веревочке. Глаза крупные, черные, как у дельфина, но короткий нос и маленькая узкая щелка пасти.       Я озабоченно покрутилась рядом то так то эдак рассматривая мелкие и даже с виду ненадежные акульи зубы через плоские червячные полоски вокруг отверстия для еды. На фоне этого и того, что из верхушки «шарика» росли плоские стрекала медузы и покрывали даже хвост сбоку и часть спины, жабры выглядели вполне нормальными и не такими отталкивающими.       А вот чешуя, защищающая тело от жаберных щелей и до прекрасного полупрозрачного плавника, привела меня в восторг. Она искрила, переливалась жемчужным блеском, как облитая перламутром и красиво тапорщилась, когда зародыш вздыхал и двигался, подталкиваемый течением. «Мама, оно такое уродливое. Можно мне лучше в дельфина или кита?»       От итогов просмотра я даже забыла, что обижалась, и трусливо передумала становиться отдельной, сжавшись в маленькую светящуюся точку, на всякий случай чуть отстраняясь в сторону.       Из воды сплелись такие же отростки, как у спящего уродца и аккуратно обхватили меня, будто запирая в коралловой клетке.       Я извернулась белесой рыбкой и попыталась проскользнуть между палочек, но они цепко обхватили меня за плавник и сжались сильнее. «Нет! Тебя ждут и я, признаться, утомилась бороться с твоими упрямством и трусостью. Взрослеть нужно всем. За столько тысяч лет, я и забыла, как сложно отделять вас от меня и возрождать.»       Я вырывалась, дергалась и почти не слушала маминых слов, как и она игнорировала мои возмущения, прижав мой искристый дух к упругой стенке, больше похожей на икринку.       Пленочка прогнулась и засосала меня внутрь, как огромный водоворот, размазывая тонким слоем по дернувшемуся телу. «Мама!»        Оболочка моя, крепко накрепко запершая в себе кусочек личности самой Велламо, не обладающая душой, лишь оттиском ее силы, была ужасно неудобной, тяжелой и неповоротливой.       Хвост тянул на дно, плавники беспомощно дергались и топорщились, ничуть не помогая сдвинуться с места, а только незначительно замедляя падение куда-то к песку илу и камням… как это называется?       А, низа!       Дышать тоже было неприятно. Жабры щекотали отросток головного пузыря и то закрывались, то распахивались на всю ширь, давая не угаснуть мыслям. Стрекала мельтешили вокруг, как густые заросли водорослей и не давали ничего рассмотреть. Так я и распласталась на дне, вздрагивая верхом тела и не в силах что-либо изменить.       Мама права, я труслива, и любопытна и может быть глупа. Но еще я жутко упряма, поэтому лежа в позе морской звезды и глядя во тьму многоцветной бездны, начала с самого начала.       Отростки шевелились нехотя, я сжимала и разжимала их по одному, пока не запоминала, что нужно сделать или подумать, чтобы они согнулись так, как нужно мне. Следом пошли два длинных «анемона», которые ощущались тяжелее и занимали больше времени на запоминание. Хорошо, что их только два!       Но сложнее всего оказалось с хвостом. Он двигался позже, чем я его просила и откидывал меня по камням, заставляя ощущать странные неприятные импульсы и шуршание на чешуйках.       Мама мне не помогал и сколько понадобилось времени, чтобы овладеть собственным новым телом даже не подсказала. Она, кажется, вообще молчала и стало жутко страшно, что с ней что-то случилось.       Когда же дерганными и вихляющими движениями я доплыла до нее, то мгновенно успокоилась, разглядев мерные и ритмичные вздрагивания сердца.       Что ж…кажется теперь я сама по себе?       Как интересно!

***

      Это ощутили все.       Каждый человек, каждое существо на планете, в чьих клетках хранилась хоть капля влаги под названием — жизнь.       Все живое с трепетом и радостью приветствовало рождение новой русалки. Своей, родной и правильной.       Одновременно по всей планете пошел дождь, даже в самых засушливых районах, на час, но небеса расплакались от облегчения, истощившись, выражая свое счастье непомерным числом сияющих радуг.       Соцсети пестрили постами, о небывалом светопредставлении в небесах. Новости транслировали кадры из разных стран, а люди просто радовались этому необычному явлению и радость эта была так заразна и так концентрированная, что мгновенный выброс положительной энергии миллиардов людей впитался в щиты Мастера Агаммото, укрепляя их, расширяя. И если бы одна девушка по имени Соня, была бы жива, то именно сейчас бы поняла, как одному магу удалось создать столь немыслимое по своей силе защиту для целой планеты. Каркас щитов изначально, был прост и довольно банален, но год за годом питался эмоциями человечества и как самый настоящий комарик, рос и развивался, утолщался и уплотнялся. Вот она, великая сила рода людского.       Но вернемся в Санктум Гонконга, где первым уловил странные колебания силы спящий юноша, утомленный адским забегом по своему спортивному, магическому и интеллектуальному развитию.       Он подскочил на кровати как ужаленный и рассеянно завертел головой по сторонам. Минутная заминка и двойное кольцо с тумбочке оказалось в теплой руке и открывшийся портал любезно выпустил своего создателя прямо на кромке бушующей волны под проливным ливнем посреди взволнованного океана.       Тряхнув головой, убирая с лица мигом налипшие скользкие пряди Гун фыркнул и опустился на корточки, стоя на воде, как на гладком и плотном зеркальном покрытии.       Да, так он и думал, дрожь Средоточия здесь и сейчас ощущалась как никогда. Огромное сердце океана ускорило свой пульс и на мгновение замерло, пустив на волю кольцо неизрасходованной энергии, которая преодолела толщу воды и выплеснулась в небо. То тут же мощно обрушило потоки воды еще и сверху, как из эпицентра некой точки, и устремило свой слезоточив дальше.       Парень закашлялся, не успев среагировать и, пока тер залитые глаза, рядом открылось еще несколько порталов.       Увы, после смерти Сони, вода не проявляла любезности и держать кого-то кроме своего приемного сына отказывалась, поэтому маги стояли на щитах, накрывшись куполами от волн, с гулом азартно разбивающихся о неожиданное препятствие. — Гун, — Пич приблизился, использую опорные щиты под ногами. — В чем дело, так-то, малыш? — Учитель, — сияющие глаза стали ему ответом, такие яркие, что отражение водной магии сменило одну карюю радужку на ярко синюю, вторую оставив рыжей, лисьей, как напоминание о приобретенной ущербности. — Я слышу. Родилась русалка. Она там! Я… могу я?       Взгляд был переведен на стоящих рядом друг с другом Лиса и Верхвоного. Позевывающий Мин, зябко кутающийся в огромное одеяло, довольно несуразное на фоне происходящего, только поощрительно махнул рукой и зевнул снова, да так сильно, что чуть не вывихнул себе челюсть: — Топай, пупс.       Стрэндж только молча кивнул, испытывая такую отравляющую его суть надежду, что она перекрывала дыхание. Надежду, которую запретил себе даже ощущать, потому что не верил в сказки. Сейчас же должно решиться все, умрет она в душе окончательно или не зря терзает сердце своими паскудными завываниями. — Иди, Гун. Будем мы тут, — Ëн Сук сцепила руки в замок на уровне живота, что выдавало крайнее волнение.       Парень осмотрел напряженный Совет безумным взглядом и мгновенно ушел на глубину. Увы, познав во всей красе магию водной стихии, разделив ее в себе вместе с пламенем исконным и мощью планеты Земля, мальчик навсегда лишился облика лиса, но и русалом в полном понимании не стал. Тело его, как могло, приноровилось к приобретенным особенностям и просто напросто становилось водой. Вернее не так, верхняя часть тела оставалась человеческой, но приобретала прозрачность стеклянного облика Велламо, ноги же становились водным торнадо, небольшим, но скорости ему это придавало. Зрелище было занимательное, но мальчик мог и просто жить под водой в виде человека, как при носке браслета от Сони, который, как и кольцо Стивена, даровал обоим такую возможность. Увы, после развоплощения девушки, артефакты утратили свои функции, капли крови в артефактах потускнели и стали безжизненными черно-красными кристаллами. Но никто из владельцев даже не подумал снять их.       Сейчас же Гун трансформировался, чтобы ускорить погружение, оставив на поверхности груду мокрых вещей и двойное кольцо, тут же подобранные Вонгом. Библиотекарь использовал для передвижения сапоги уклонения Валтора, в которые, подумав, сунул ноги перед переносом, поэтому вышел из портала последним.       Гертмунд стиснул зубы, поглядывая на коллег.       За два года он так и не вернулся в Та Ло, хотя были и возможности и предпосылки, но заартачившаяся стая Юн Мина и Юри баламутили сообщество и грозились переселением, при восстановлении сообщения с Землей, поэтому минотавр плюнул на все и перетащил на Землю всех своих учеников, которые хотели остаться с наставником. Увы, продовольственный импорт из Та Ло так же накрылся тазом, но это было меньшим из зол.       Ми Гун сам предложил помощь и теперь выловом антиквариата занимался он. Единственное, океан иногда не позволял вытащить на поверхность те или иные вещи и первое время парень был в шоке от подобных выкрутасов, особенно, когда ему вывернуло плечевой сустав, при всплывании. Он тогда почти вынырнул, а вытаскиваемый им сундук, как в стену уперся.       Неприятная была ситуация, но не катастрофическая. Теперь Гун сначала подталкивал на воздух предмет, потом лез сам, во избежание рецидивов.       Глупые мысли, бессмысленный их рой жужжал внутри черепа отвлекая от главного. От чувства непомерной вины, что владело каждым Мастером Камар-Таджа, что среди бесчисленного числа прожитых лет впервые так сильно душило совестью и раскаянием.       Обычный человек, смертная девочка, легшая на алтарь миллиардов судеб чужой ей вселенной. Взвалившая на себя ответственность за не нужный ей мир и отдавшая, в итоге, за него жизнь.       Это ли с самого начала чувствовала Су, когда предостерегала и отчитывала его за грубое обращение с девочкой, тогда, при нападении Ловцов?       И в глаза теперь маленькой магиане смотреть было также невыносимо. Могучие маги, всесильные вершители судеб мало того, что не поддержали, так еще и носы воротили, брезгливо кривясь. Она протягивала руку каждому, просила молча о помощи, но ни от кого ее не дождалась.       И снились минотавру зеленые глаза с разочарованием смотрящие прямо в душу. Мерзкое чувство, заставляющее ощущать себя букашкой, склизской и отвратительной.       Гер мог поклясться, что каждый из Совета ощущал это давление, наверное, кроме Юн Мина. Он девчонку по своему опекал и лекций ненужных не читал.       Еще, Мастер Кани вины не ощущал, поскольку девушку не знал вовсе.       Хранитель и блюститель границ Вундагора пришел в обитель спустя пару месяцев после произошедшего в Нью-Йорке, седой, сгорбленный, почти слепой, но упрямый стук в дверь Камар-Таджа и признание — не справляется. Устал выживать и хочет жить. Спустя столько лет Третий палец Длани Сета признал правоту Пича и пришел к магам за новой целью в жизни, которую, оказывается, очень боится потерять.       Ну, ничего, оклемался постепенно, правда к Гуну прилип, что тряпка к заднице. Квохчет над ним, смотреть смешно. А вот Кани не смешно, он почти вернул себе практически утраченные разум и крепость тела. Так, глядишь на одного мага через пару лет в Совете будет больше. И слава Матере земле, этот пробел в их рядах требуется зарастить как можно быстрее.       О том, что ощущал Стрэндж, думать и вовсе не хотелось. Хватило той боли, что случайно они коснулись на суде. Потом Стив закрылся и не показывал своих эмоций, снова став чем-то средним, между снобом-трудоголиком и ледышкой. А еще курить начал, не разбирая марок и качества вдыхаемого. Задымил весь Санктум, благо совести хватило проветривать и самому совсем не прогоркнуть, как много раз использованное масло для жарки.       Расшевелить его удавалось разве что Гуну. Но Гуну можно все.       Гертмунд так глубоко ушел в себя, что даже вздрогнул, ощутив укол ментального зова мальчика.       Маги переглянулись и молча перенеслись на новое место.       Да…это была русалка и самое большое разочарование в их жизни.       Юн Мин почесал кончик брови и быстро взглянул на Верхвоного, хранящего невозмутимую тишину. Да уж… Он то что, уже видел такое в желудке каргалов, когда они потрошили их с Ëн: — Ëни, радость моя, ну теперь-то мы можем ее засушить и повесить в обители? Эта-то точно не растечется.       Вода взбурлилась, и на поверхности показался Гун, с сурово и недовольно поджатыми губами.       Столб непрерывного водного потока поднялся выше, как в вертикальной колбе, заключив в себе во всей красе это странное и в чем-то уродливое создание под названием — русалка.       Условно человекоподобная фигура неспешно двигалась в воде, рассматривая незнакомых ей людей своими рыбьими глазами без зрачка и радужки на сплюснутом лице без ярко выраженного носа. Да и зачем ей нос, если на шее мягко пульсируют жабры?       Гун выбрался на поверхность, хмурясь и быстро одеваясь в протянутую ему одежду. «Люди?»       Незнакомый, журчащий голос коснулся каждого мага, прохладным ручейком проникая в мысли, в попытке найти необходимые слова, чтобы общаться с двуногими. «Маги»       Пич сложил руки на груди и склонил голову на бок, придирчиво разглядывая колышащую массу лент вместо волос на голове русалки.       «Страшненькие» — Изрекло это чудище и посмотрело на Ми Гуна. — «Брат приходи, если захочешь. Смешной.»       И ушла под воду, оставив недовольных «страшненьких» магов обтекать в переносном смысле этого слова. — Я вот не понял? — Юн показательно часто поморгал своими длинными ресницами. — Эта страшилка нас в некрасивости упрекнула? Вот эта скумбрия холодного копчения? — Дядя, — парень давно заимствованным жестом зачесал пряди назад и покачал головой. — Она сейчас исконная, еще не прошла обряд очеловечивания. Смысл на нее обижаться, если все наши критерии красоты пустой звук? — Дожили, всякая мелюзга меня уму разуму учит. — Уходим.       Стивен разомкнул губы и, не оборачиваясь больше на коллег, исчез в магическом переходе, отрезая себя от пустых надежд, прошлого и теперь уже действительно несбывшегося будущего.       Сегодня розовые замки в облаках развеялись Лондонским смогом и покинули его окончательно.       Соня мертва.       Ее душа возродится в родном мире, и, быть может тогда, она получит свое заслуженное счастье в кругу любящих родителей и новой семьи. А у него слишком много дел, чтобы жалеть себя и придаваться бессмысленным чаяниям.       А это создание нужно оберегать и учить, чтобы получить лояльную и вменяемую русалку, которая со временем войдет в их Совет и будет жить свою жизнь защитницы Земли.

***

      Ни что не стоит на месте, особенно работа и жизнь обители.       Стивен постепенно возвращался к своему привычному ритму, то есть к его полному отсутствию. Весь тщательно и бережно выстроенный Соней режим канул в бездну, вместе с ней. Вернулся ненормированный график сна и бодрствования, что в целом означало то, что Стрэндж мог спокойно прикорнуть в столовой за обедом, в своем кабинете на кипе документов, и к стыду своему, пару раз отрубился прямо в ванной. Благо, в санитарной комнате Санктума давно и прочно подтекал механизм, долженствующий изолировать слив и собственно способствовать набору этой ванной. В итоге, Верховный Маг Земли не утонул, а проснулся оба раза от холода. Еда также стала редким гостем в его желудке, вытесненная более конкурентноспособным веществом — кофе.       В один из вечеров было особенно много дел и? нагрузившись стопкой уже не нужных книг, Стивен со скрипом и прочим звуковым сопровождением своего возраста, поднялся с кресла, чтобы пешочком пройтись до Камар-Таджа.       В хранилище книг было привычно пусто и темно, что впрочем, вполне ожидаемо в такой час. Вонг, наверняка, видел уже третий сон, и тем необычнее было встретить его у одной из дальних стен библиотека.       Маг стоял к пришедшему тылом, заложив руки за спину и сцепив их в замок. Стоило приблизиться на положенное расстояние, и становилось видно сокрытое и мигом переставало казаться, что библиотекарь просто таращиться на каменную кладку.       Нет, кладка была, но сейчас, заклятие ее стабильности было дезактивировано. Кирпичи разбежались в стороны, как блоки из конструктора Лего, открывая взору свою, за семью замками, главную тайну.       Стрэндж подбросил книги в воздух и шевельнул запястьем, даже не проследив за тем, как они устремились на свои места. — Бессоница, друг мой? — он приблизился к хранителю и застыл за его плечом, глядя на висящую в цепях книгу, с выпуклым орнаментом из рунических ведьминских символов по краям выпирающей рамки и странных кругов в центре, будто двое хирургических ножниц пришили валетом на темную обложку. — Даркхолд, — вслух проговорил Стивен то, что итак знал. — Книга грехов, начертанная со стен пещеры, созданной самим древним демоном Хтоном. Должно быть, занимательное чтиво. Не знал, что на ночь ты предпочитаешь ужасы. — Ты открывал хранилище, Стивен, — в голосе не было осуждения. Лишь констатация фактов. — Каких-то пару дней назад. — Открывал, и даже не единожды, — не стал отпираться Стрэндж, сложив руки на груди и гипнотизируя взглядом книгу.       Вонг чуть повернул голову, и укоризненный взгляд в полной мере достался Стивену. — Тебе напоминать не требуется про долг Верховного? Или мне вновь начинать эту лекцию о всеобщем благе? — Ты ведь знаешь, что я и пальцем ее не коснулся. А за просмотр, как известно, денег не берут. Хотя, думаю, не дурная мысль. Сделаем из хранилища артефактов платный выставочный комплекс, а Даркхолд повесим по центру на зловеще звенящих цепях. — Ты был на границе Вундагора.       Стрэндж криво ухмыльнулся, посмотрев, наконец, в лицо друга и увидев там то, чего так не хотел и так боялся увидеть — жалость. — Это усталость, Вонг, и минутная слабость, не более того. — Ты уверен, Стрэндж? Даркхолд не шутки, а запретная гора не место для проявления любопытства. Чего ты пытался добиться этим?       Стрэндж отвел взгляд и посмотрел вникуда, невольно сжав рукой глаз Агамотто. Чего хотел добиться? — Я несколько десятков раз использовал Камень Времени, но не для того, чтобы изменить прошлое, а чтобы просто ее увидеть. В последний раз сказать что-то хорошее или извиниться за грубость. Ты знал, как часто я ее намеренно задевал своими словами?       Вонг молчал. Не нужны слова были Стивену. И ответы тоже не требовались. Хранитель знаний знал и помнил многое, особенно неприязнь друга к девочке вначале. Но к чему это? — Но мне не позволили увидеть и этой малости, — рука на артефакте сжалась чуть сильнее и опала безвольной плетью, бессмысленной в данном случае злости. — Даркхолд. Книга грехов и столь сладкий плод, как Сомнамбула. Мне же доподлинно известно, что есть вселенная, где мы вместе. Где я отец двойняшек и, видимо, довольно неплохой муж. Так заманчива сама мысль, занять это место, мое место. — И что же тебя остановило? Я знаю тебя довольно хорошо, Стивен. Всеобщее благо аргумент, но не приоритет там, где в тебе так некстати проснулись чувства. — Нет больше чувств, — ровно и спокойно отозвался Стрэндж, выпрямившись и открыто посмотрев в лицо друга. — Отгорели год назад, когда льды и холодные ветра Вундогора принесли мне отзвук мысли, что не гробница запрятана на ее вершинах, а престол Темного Чародея. Я могу покорить миры или разрушить. И это непомерная плата для той, что первой же меня осудит. Поэтому все. Я не тешу себя более напрасными надеждами и верой в светлое будущее. Лицо этого существа, ставшее новой русалкой этого мира мне незнакомо, но даже если оно станет лицом нашей Сони, ею полностью она не станет. А замена, что в другом мире, что в этом, меня не устраивает.       Библиотекарь поджал губы и неодобрительно качнул головой. — Ты не скажешь об этом Гуну? — Я не в праве своими руками разрушать его, еще по детски наивную, веру в мировую справедливость. К тому же, он упрям до крайности. Пусть ждет и делает, что должно, и тогда время все расставит по местам без моего вмешательства. А теперь закрой этот чертов пролом в стене и пошли спать. — Я горжусь тобой Стивен Стрэндж, — широкая рука тронула Верховного за плечо. — И твоими решениями. Мы справимся.       Справимся.       А какой ценой?

Три месяца спустя.

— Главный! Главный! — дверь в кабинет была открыта почти варварски, прямо с довольно сильной и длинной ноги. — Да, проныра? — Стрэндж не то что не оторвал взгляда от бумаг на столе, он даже не вздрогнул, лишь придержал рукой полную кружку кофе, что трусливо затряслась на деревянной поверхности. — Ну, я же просил меня так не называть, — Ми Гун вошел стремительно, порывистым шагом, остановившись только тогда, когда деревянный стол оказался вместе с его владельцем в непосредственной близости от парня. — Что ж, тогда мы в равных условиях, — Стивен отпил свой остывший дрожащий американо и, неспешно оставив напиток, поднял взгляд на взволнованного Гуна. — Что у тебя стряслось на этот раз?       Кицунэ рассеянно сунул руки в карманы ученического кимоно и поднял глаза вверх. Начинать нужно издалека, а то опять или выгонит или проигнорирует, и будет он — Ми Гун стоять дурак дураком, пока не надоест. — У меня сестра вчера родилась, — Мун с невинным видом проигнорировал явную насмешку отразившуюся на лице Верховного и с напускным вниманием разглядывал полку с книгами за его спиной. — Мне ли этого не знать? — Стивен подавил невольно подкравшийся зевок и откинулся на спинку кресла, решая отложить дела. Мальчишка, если заведет свою игру, не успокоится, пока не скажет или не получит требуемое. Эта его черта и раздражает и вызывает уважение. Не каждый может так мастерски трепать нервы окружающих и выходить победителем, не получив ни разу по шее. Талант. — Или ты полагаешь это не я, а мой злой двойник всю прошлую ночь в больнице находился и контролировал медперсонал? И пусть на самих родах меня не было, там хватило и твоего дяди с Ëн Сук и нервного припадочного Гертмунда.       Стивен размял напряженный участок меж бровей и с трудом скрыл улыбку. — Не знал, кстати, что минотавры падают в обморок при виде крови.       Ми Гун улыбнулся. Он сложил руки за спиной и покачивался с пятки на носок, так не угомонив до конца еще свою энергичную натуру не способную долго стоять на одном месте и ничего не делать. — Да ладно, Герт просто волновался за маму и Эви. У него же нет детей. — Эви? — Стрэндж вопросительно приподнял брови.       Да, на рождении дочери Юр Мин и Гертмунда он вчера почти присутвовал. Роды у лисички в женском облике шли тяжело, намного тяжелее, чем первые, о чем она сама потом и сказала. Поэтому в больницу примчались все, кто хоть чем-то мог помочь.       Бледный в испарине Юн Мин вместе с Ханой подпитывали Юр Мин, как и исправно потеющий «счастливый отец», который так переживал, что самого приходилось чуть ли не откачивать. Вообще в родовой было людно, поэтому Стивен находился за дверьми помещения и делал то, что получалось у него лучше всего — не мешал.       Он за эти годы побывал уже на трех родах, хоть и не лично, поэтому приобрел некий иммунитет к истошно кричащим женщинам. К тому же…рожала не его женщина.       Это нисколько не оправдывало, скорее позволяло непредвзято оценивать ситуацию. Бывший нейрохирург, чем он поможет? Найти акушера, найти хорошего хирурга, притащить бывших учеников Юй Мин с нужным специалитетом и вовремя вытащить из комнаты излишне впечатлительных. Кстати, Герта все же пришлось откачивать, как только с последним надрывным криком Юр Мин раздался яростный вопль новорожденного младенца, туша Мастера Камар-Таджа как подкошенная рухнула на пол, вместе со сползшим по стеночке Юн Мином.       Нервные ребята.       Стивен же разжал сомкнутые на термосе сведенные пальцы и, наконец, позволил себе сделать глоток горячего чая.       А о тех других родах…       Стивен привел своих людей в день, когда на свет появился сын Кристин Палмер. Женщина так загоняла себя работой, не слушая советов и одергиваний в те дни, когда разгребали последствия нападения Дормамму, что не отразиться на беременности это не могло.       На самом деле, Стрэндж тогда весьма удивился, когда посреди бела дня поступил звонок с незнакомого номера и смутно знакомый подрагивающий голос попросил помощи. Палмер к тому моменту почти сутки промучилась в схватках, а врачи почему-то тянули с хирургическим вмешательством.       Услышав это, маг подорвался, схватил в охапку Фирузе и вывалился прямо в операционной. Причиной заминки, оказалось высокое давление женщины. Стивен взглянул через стеклянные перегородки на утомленную корчащуюся женщину, с полопавшимися сосудами на лице и глазах и, буквально, озверел.       Фирузе бесцеремонно вломилась в палату, а Стрэндж достал телефон и позвонил Фьюри. Спустя ровно сорок минут была проведена операция кесарева сечения, а вымотанная женщина погружена в сон, как и ее полностью изнервничавшийся муж. Над семейной парой бдила Фирузе, сканируя свою пациентку чуть ли ни ежесекундно, следя за капельницей и каждые пятнадцать минут вливая в приоткрытый рот какие-то свои настои.       Уподобившись Халку Стрэндж крушил больницу, правда в переносном смысле. Взгрет был почти весь персонал, мигом налетели проверки от вышестоящих структур и, в итоге, ко второй половине дня «полетели головы».       Сам Верховный заглянул в палату поздней ночью. Чарли спал на диване, укрытый пледом. Палмер размеренно и спокойно дышала, будучи все еще без сознания, но выглядела явно лучше. Возле больничной койки на стуле спала Фирузе, цепко держа подопечную за запястье и Стивен заметил на руке магианы магическую метку будильника, которая разбудит свою владелицу через час. Видимо, для контроля. В прозрачном боксе закряхтел и завозился маленький комок в пеленках и недовольно запищал во сне.       Стрэндж приблизился и заглянул в кроватку.       Малыш был сморщенным, как и полагается новорожденному, смуглым и с темными волосами, больше похожими на редкие волосинки, чем на полноценную прическу. Младенец выпутал руку из пеленок и именно этим был не доволен, периодически шлепая себя по лицу маленьким сжатым кулачком.       Криво ухмыльнувшись, мужчина аккуратно поправил размотавшуюся ткань. — Не кричи, здоровяк. Дай родителям поспать хоть сегодня.       Может смысла слов ребенок и не понял, но травмировать себя перестал и снова погрузился в сон, переодически дергая губами.       Просканировав маленькое тельце, Стивен облегченно удостоверился, что мальчик полностью здоров и даже сыт. Это безмерно успокаивало и помогало утвердиться в правильности принятых решений. — Стивен.       Дернувшись, маг обернулся к проснувшейся Кристин, чей голос был так слаб, что даже шептать не понадобилось. — Кристин, — Стрэндж подошел ближе и улыбнулся. — Все в порядке, спи. — Спасибо, — из уголка ее все еще красных глаз скатилась соленая капелька, и женщина поморгала отгоняя непрошеные слезы. — Спасибо за меня и сына. — Спи и не беспокойся ни о чем, — было некомфортно видеть ее такой и слезы. Стрэндж ненавидел женские слезы, они его пугали и дезориентировали. — Говорят, если много думать и переживать, или молоко скиснет или у малыша будет живот болеть. Так что закрывай глаза и выгоняй все посторонние мысли из головы.       Палмер послушно сомкнула веки, расслабляясь. — Это все ненаучно и не доказано. И вообще глупости. — Ну, так я тоже не научный в полной мере теперь. Магам, говорят, такое дозволяется.       Фирузе даже не проснулась ото всех манипуляций и шептаний в палате. Стивен снял с себя больничный халат и накинул на плечи девушки, уходя из больницы с чувством выполненного долга.       Второй раз наступил не менее неожиданно, прямо в Санктум явился Старк и долго колотил в дверь храма, ни секунды не беспокоясь, что все уже спят.       Стрэндж, который спокойно уснул в кабинете в кресле, со скрипом разогнулся и через портал вышел прямо у дверей. — Ну, какого черта?! Старк?       Удивление было искренним, особенно с учетом легкого алкогольного опьянения, плещущегося в Железном Человеке на уровне зрачков. — У Пеппер отошли воды, — сообщил Энтони. — Так а я что тебе, родильное отделение? Вези ее в больницу, — Стрэндж был зол, он устало потер упрямо слипающиеся глаза. — Она уже в больнице, я договорился обо всем, но бери своих волшебных человечков и помоги проконтролировать. — Бога ради! — Стивен зло растер лицо, потому что мозг вообще никак не хотел пробуждения и вел себя ужасно. — Ладно, адрес больницы.       Тогда все прошло гладко. Магов Стивен беспокоить не стал, Старк был способен обеспечить необходимый медицинский уход за своей женой и, в итоге, Верховный просто просидел все роды в коридоре, условившись с Энтони, что если понадобится вмешательство, он войдет.       Волшебное исцеление не понадобилось и чародей, о котором так и не вспомнили на радостях, спокойной ушел домой досыпать.       Третьи роды… Они были должны этой женщине. Должны все, за жизнь сына, за боль и слезы материнского сердца, потерявшего свое драгоценное дитя.       Стивен приглядывал, и знал, что в открытую Джулию, теперь уже, Сальвани, посещает Юн Мин.       Как-то так случилось, что древний лис проникся сильнее всех и всячески поддерживал помолодевшую мать Николаса и не давал ее в обиду.       Прыткий юноша Эдмунд женился на своей даме сердца через пол года после трагических событий, и вот на прошлой недели Джулия Сальвани подарила супругу двойню. Юна не была на Земле, поэтому негласно в больнице присутствовал Стрэндж, за всем проследил, всех проконтролировал и отбыл, ничем не показав своего присутствия.       Стыдно, так стыдно ему было лишь дважды, первый раз после смерти сестры смотреть в лицо родителям, и после смерти Сони смотреть в лицо так и не рожденной в этом мире дочери.       Теперь вот Джулия…       Так что ничего нового он вчера не увидел, пока рожала кицунэ.       Да, все ожидали и поддерживали, но несмотря на сложности, все прошло успешно. Так что начатый разговор на эту тему… — Эвелин Блэк, — с гордостью уведомил своего старшего Ми Гун. — Вот как, — Стивен вынырнул из омута воспоминаний и вернулся в реальность. — А как же ваши заморочки с Юнами, Юрами, Юйами и прочими именами в поколениях. Не должны ли вы были ее назвать Мира Гер или Мила Гер.       Стивен покрутил запястьем в воздухе, иллюстрируя всю глубину отношения к традиционным лисьим премудростям.             Гун фыркнул и подтащил стоящий рядом стул, оседлал его задом наперед, уложив руки и подбородок на спинку. — Да нет необходимости. Эви не является кицунэ или минотавром. Она магический дуалит, не более того. Почти как я, но в меньшем масштабе и две стихии у нее будут с рождения. А так человечек и человечек, без хвостов, рогов и шкурки. — Думаю, как девочка, а далее и девушка, она несомненно оценит отсутствие посторонней атрибутики в организме. А Блэк это наследие Гертмунда Черного?       Парень кивнул и улыбнулся. — Сестра будет расти тут, поэтому и названа по всем правилам вашего мира. У нее даже имени два. Вот ты — Стивен Винсент Стрэндж. А она — Эвелин Юймин Блэк. Красиво, правда? — Хитрый вы ребята, даром, что лисы, — криво ухмыльнулся Стивен и вздохнул. — А теперь давай ты вернешься к теме того, зачем пришел и потом быстренько отправишься дальше.       Гун надулся, как маленький ребенок, отклячив нижнюю губу, но быстро оценил непреклонность во взгляде Верховного и его, уже исчерпанное на сегодня терпение, и сдался, свесив руки по бокам и уперевшись в твердую деревянную спинку одним подбородком: — Я Соню видел… — скептический взгляд стал раздраженным, и парень поспешил исправиться. — Русалку. Я видел русалку. — Ее все видели, Мун. И даже не раз. Кроме тебя она ни с кем на контак не выходит, но и не трогает ни людей ни суда. К чему это все? — Ты же даже не хочешь попытаться с ней поговорить, — буркнул Гун. — Почему бы не попробовать пообщаться, может там… может там есть что-то глубоко внутри ее сознания. Может не все потеряно и после прохождения отделения и преображения душа Со… — Ми Гун! — рыкнул Стрэндж, не в силах снова и снова начинать изматывающий диалог. — Много, очень много раз мы начинали этот разговор, который не ведет никуда. Сони нет, она погибла, сохранив жизнь тебе и всему миру. То, что выродили сейчас глубины океана — очередной полу-безмозглый сосуд энергии Велламо, которых она со временем наделает еще больше. Даже если это создание станет из исконной русалки более человекообразной и получит душу, это ничего не изменит. Вообще ничего, понимаешь? Соня по прежнему будет мертва. Хватит тревожить себя и окружающих напрасными надеждами, раз за разом будить чувство вины и сожаления. Если тебе так хочется жить иллюзиями, живи, но не втягивай в них меня! В конце концов, не ты один ее любил!       Стивен не хотел кричать, срываться и говорить этого. Видят боги, он сдерживался больше двух лет. Но сколько же можно копить этот гной в душе и позволять доводить зарубцевавшийся шрам до новых воспалений и болезненных подергиваний. Он же все-таки не из металла сделан, а из живой плоти. И сердце, пусть и в замороженном виде, но бьется в груди и сжимается каждый раз при неприятных воспоминаниях.       До чего бы дошел этот скандал, никому неизвестно, потому что Ми Гун, сверкая молниями в глаза, встал со стула, выпрямившись во весь рост и уже хотел начать орать в ответ, но… Голос, голос в голове позвал. «Помогите. Так много. Так шумно. Кто-нибудь!»       Карие глаза встретились с голубыми и один испуг накрыл их одновременно.       Мальчишка прямо-таки вытаращился от шока, в то время как Стивен уже чисто на инстинктах вскинул руку и втолкнул остолбеневшего Гуна в портал, быстро шагнув следом.       Пляж Санта-Моника.       Портал вывел мужчин на песчаный пляж Санта-Моники, где на пяти киллометрах прибрежных радостей, разместились с удобством и парк развлечений и полу-курортные отели.       Сейчас же, прямо посреди буднего дня, на широкой песчаной полосе было отчетливо видно некоторое ненормированное и явно незаригестрированное скопление гомонящих прямоходящих в одной конкретной точке.       Слышались крики, смех, мелькало много рук с телефонами и даже камерами. Ми Гун бросил вопросительный взгляд, на так и оставшегося для него «взрослым» Стивена и вопросительно сложил бровки домиком.       Стрэндж, терзаемый самыми разнообразными предчувствиями, неоднозначно дернул плечом и, бросив парню «догоняй», поднялся в небо вместе со своим плащом, не желая пробиваться через толпу по суше.       Блеснувший при приближении белый хвост в толпе, заставил неприятно ёкнуть по ложечкой.       Русалка не выбиралась к людям, действительно их избегая. Что же привело ее на людный пляж посреди плавательного сезона? Не хватало еще разгребать и фильтровать соцсети, удаляя из них даже упоминание о явлении сказочного персонажа на Санта-Монике.       Да какого черта она вообще выползла?!       Люди заметили фигуру Верхвоного и, наученные лично или через новостные каналы, не стали ждать, пока не самый благодушный маг раздвинет толпу своей излюбленной волной магии, оттеснив и частично пороняв половину, стали расползаться сами, отхлынув назад, как волна застуканных на кухне тараканов.       Ми Гун, к сожалению, ушел морально не так далеко от своих протеже и, призвав водный поток, промыл себе узкий корридой к эпицентру событий.       Замоченные и сбитые с ног зеваки недовольно плевались и ругались изощренно, однако, никто не посмел лично высказать недовольство в присутствии магов Земли. Наоборот, все замерли, с трепетом ожидая СОБЫТИЯ! Это же потом разговоров на целый год! А как интересно.       Стивен приземлился недалеко от сжавшейся в спиральку фигуры на мелководье, накрывшей себя руками, но почему-то не уходившей.       Первое, что тревожным колокольчиком звякнуло в голове Стивена — волосы. Много белоснежных жемчужных волос, почти скрывших под собой русалку. И это были именно волосы, а не непонятное нечто и подбрюшины медузы.       Замерев как вкопанный, Стрэндж не ощущал того, что стоит по колено в воде, начисто замочившей ноги. Что яркое дневное солнце отражается от колышущейся поверхности и слепит, заставляя жмуриться и хмурить лоб, в попытках снизить нагрузку на жгущую радужку.       Леви собрался за спиной валиком, чтобы не намокнуть и намотался на пояс, с интересом выглядывая из-за плеча друга и хозяина.       Русалка не двигалась, как и сам маг. И эту тягостную, наполненную дыханием десятков людей, тишину разбил добравшийся до них Ми Гун.       Парень всплеснул руками, прямо как любила делать его мать и кинулся к своей…можно сказать питомице, разгребая руками мокрую массу жемчужных волос и откапывая из них ее владелицу. — Ну куда ты выплыла? Кто тебя звал-то на пляж. Сейчас твое фото будет на всех каналах.       Вот мелькнула, почему-то, загорелая до смуглости кожа плеча. Вот осунувшееся вполне человеческое лицо с белыми ресницами и бровями, с острыми скулами, и тонкие пальцы схватились за плечи Гуна. «Брат! Наконец-то, брат. Страшно! Двуногие, много двуногих!»       Голос захлебывался, жалуясь на испытываемые эмоции и из ярких бирюзовых глаз хлынули обильные слезы, а сама русалка вскочила на две появившиеся на месте хвоста ноги и, не умея с ними обращаться, с брызгами рухнула обратно в воду, увлекая за собой выругавшегося Ми Гуна.       Стрэндж метнулся вперед, подхватил наглотавшуюся воды девушку за предплечья и почти на прямых руках вздернул вверх: — Соня?! — вопрос или мольба вырвались непроизвольно.       Лицо. Это лицо, этот разрез глаз. Эта хрупкая фигура с плотными бедрами и узкой талией, правда почему-то на месте пупка белая вросшая чешуйка. Длинные волосы, повисшие мокрыми прядями, удачно скрывающими ногое тело и его анатомические подробности.       Девушка, вися в его руках, откашлялась и, испуганно вжав голову в плечи, похлопала глазами. «Соня? Кто Соня? Мама сказала, я Соль. Я помню тебя, ты страшненький. Брат говорил»       Весь разговор велся мысленно, наверное потому, что говорить губами она просто не умела. И это выражение полневшего детского отсутсвия интеллекта на таком знакомом лице просто-напросто убило Стивена.       Он разжал пальцы, и русалка снова бы шлепнулась, не поймай ее Ми Гун, только поднявшийся.       Это было так подло. Так не честно, и Стрэндж пожалел, что он давно не ребенок. Так хотелось расплакаться, упасть на колени и бить, бить кулаками воду с криками: «За что?! За что?»       Зачем ему это лицо у совершенно другого существа? Зачем ему этот голос у совершенно посторонней женщины?! Велламо, это гнусно, это подло, это больно!       Стрэндж выпрямился и расправил плечи: — Русалка Соль, мы приветствуем тебя на суше и от лица всех магов Камар-Таджа обещаем защиту и неприкосновенность, пока вы гостите у нас. Прошу, пройдемте. Вам помогут привести себя в порядок и покормят.       Девушка молча таращилась на него, склонив голову на бок и внимательно слушая, обвив руками шею, названного братом.       Ми Гун без усилий удерживал девушку, уже стащив с себя верхнюю часть кимоно и по возможности, как мог одной рукой, частично укрыв ее от чужых взглядов. «Спасибо»       Смущенный ответ вынудил кивнуть и Стрэндж обернулся к людям, поднял одну ладонь и совершенно без жалости произнес: «Vans tueno molla», — сплетая руками фигуру массового заклятия забвения, отчего толпа замерла с остекленевшим взглядом на пару мгновений.       Стивен же достал телефон и набрал выученный номер: — Старк, где я нахожусь, зачисти устройства от фотографий и видео последних минут тридцати. Любые упоминания или сообщения, посты связанные с русалкой. Да… нашли. Нет, не она. Да. Спасибо. Понял. У тебя минут 7. Откуда я знаю как? Ты у нас гений, если нужно преврати технику в фарш, но лучше выборочно. Да. И тебя туда же.       Убрав мобильный, Стрэндж глянул через плечо на метаморфа, что-то говорящего вздрагивающей русалке на его руках. Она уже была более-менее одета и заинтересованно крутила головой по сторонам. — Мун, в обитель ее. Отвечаешь головой. Я пришлю Вонга.       «Страшненький, но хороший»       Стивен отправил пару в Камар-Тадж и, уйдя в Санктум, принялся глубоко дышать, успокаивая свой разум. — Все нормально, Стрэндж, соберись. Все нормально.