Сияй, ведьма

как ко мне посватался ветер

бился в окна, в резные ставни

просыпалась я на рассвете, мама

нареченною ветру стала

♫ Мельница — Ветер

      Ночью Сияна волчий вой услышала — не такой тоскливый и протяжный, как поздней осенью и зимой бывает, когда волки голодные, а скорее радостный, словно приветствовал зверь весну. Волчьи свадьбы начались, злыми теперь они станут, злее прежнего, и нечисть в них вселяться сможет, коли пожелает, чтобы на человека напасть.       Нечисти ведьма ни единой не боялась, а мысль о волках, что в лесу бродят, холодком по спине поползла, хотя и они обидеть ведьму не могли. Чтобы страх исчез, перевернула подушку, и скоро мирно спала дальше, и снов не видела ни с Властом, ни с Розумом, ни со Снижаном, никаких.

***

      Утро ясное наступило, веселое, будто тот волчий вой только сном был. Ясное свежее небо раскинулось над головой, звеня жаворонками. Сойки кричали — гнезда строили. То мелодичные звуки издавали, то резкие, каркающие. Хорошие они птицы, не несут с собой беды, как вороны, и хотя могут воровать урожай, даже морковь, картофель и свеклу, а все же чаще едят желуди и разных вредителей. Пользы от них больше, чем вреда.       Кивнула Сияна сойкам, будто здороваясь, и, пользуясь тем, что все в семье еще спали, тихонько прошла к колодцу, чтобы родниковой воды набрать. Склонилась над ведром, всматриваясь в свое отражение: хороша она, словно еще лучше да краше стала за месяц после Ярилина дня. Разделась, тело свое осмотрела — грудь пышнее стала, талия, наоборот, самую малость тоньше. Вспомнилось, как Власт во сне целовал ее не в губы, как Розум обнимал со спины… Сияна встряхнула головой, снова над водой склоняясь, зашептала:       — Мать Мокошь, мать Жива, мать Дана, защитите от зла и беды, красивее сделайте меня, красивой, как весна, сильной, как лето грядущее!       Заговоренную воду Сияна вылила на себя — резко, не дав возможности бояться и раздумывать. Холодно стало, холод все тело иголками пронзил, но почти сразу потеплело. Раскинув руки, она подставила тело ветру: не нес сегодня ветер лихорадок, теплым был, сдувал все плохое. Потом вытерлась рушником, оделась — чувствовала себя лучше. Новее. Очистилась она, и даже прежние тревоги терзали меньше.

***

      Уборку дома сегодня не делали — можно было заодно и счастье с сором вымести. В лес далеко ходить тоже нельзя было, но на самую опушку — даже нужно.       — С этого дня сбор трав начинается, — поучительно говорила баба Ждана, как всегда, шагая чуть впереди. На ее руке висела корзинка, а дорогу перед собой она ощупывала деревянным посохом. Сияна ступала за ней, посох используя только чтобы приподнимать ковер пожухлой листвы, а не опираться на него. Корзинку она тоже с собой взяла; и раньше они с бабушкой травы собирали вместе, учила ее баба Ждана, какие растения от чего помогают — какие жар снимают, какие кровь останавливают, какие боль утоляют, но ни разу в этот день они в лес не шли, всегда — позже.       — На то и Лесное Ухоженье, — продолжила бабушка. — Лес тебе почитать нужно, как существо живое.       — А он живой? — опасливо спросила Сияна.       — Не совсем. Не как человек или зверь. Лес — это… мир это твой. Село — отдельный мир, лес — отдельный. Не так сильно разделены они, как Правь, Явь и Навь, а все же есть что-то похожее, и если село — Явь, то лес…       — Навь, — продолжила молодая ведьма. Баба Ждана одобрительно кивнула.       — Навь… но не злая Навь. Лес может жизни уносить, а все же чаще дарит их. Растет тут много чего полезного, охотники здесь дичь добывают, и грибы здесь, и ягоды. Без леса не выжили бы люди, как и без реки… Смотри, крокус.       Среди все еще голых деревьев цветы крокуса выглядели особенно хрупкими и беззащитными. Лепестки, тонкие и прозрачные, как крылья бабочки, будто светились изнутри, источая едва уловимый, тонкий запах, свежий и чистый, как утренняя роса, и в то же время обладающий какой-то таинственной глубиной.       — Ну-ка расскажи, какие у крокуса свойства? — потребовала баба Ждана.       — Улучшает память, нормализует пищеварение, — начала перечислять Сияна, любуясь лиловыми цветами. — Лечит сухой кашель. Его настоем промывают гнойные раны и обрабатывают фурункулы. Если разложить его тычинки или цветки возле подушки — поможет от бессонницы. Еще, — она покраснела, — пряная настойка помогает женщинам уменьшить боль в их дни и перед родами. Поэтому его нельзя беременным — выкинут дитя.       — А мужчинам шафран в чем помогает, забыла? — усмехнулась бабушка.       Сияна потерла щеки.       — Улучшает мужскую силу.       — Нет в этом стыда! — резко упрекнула ее баба Ждана. — Ты девица, понятно, что стыдно тебе, но учись с этим бороться! Нет ни в природе, ни в теле человеческом ничего такого, за что краснеть бы пришлось! — но смягчилась, — Поймешь еще это все постепенно, а пока — собирай крокусы. Да только не сама собирай. Вот тебе загадка.       Собирать, но не самой… не сложной загадка оказалась. Не зря же бабушка наказала положить в корзинку хлеба и простокваши.       Вспомнив, как делала это наставница, Сияна топнула ногой и скомандовала:       — Духи лесные, хухи лесные! Приходите к моему столу!       Появились они, как и тогда — сначала показалось, что ничего не произошло, а потом выбрались наружу. Такие же. Те же, уже знакомые.       — Привет вам, ведьмы, — низким голосом произнесла старшая хуха.       Поклонилась ей Сияна, поставила перед лесными духами ковригу хлеба, вылила простоквашу в заранее захваченную с собой плошку.       — Привет вам, дети леса, — слова в который раз сами на язык шли. — Почтение свое хочу вам выразить, и надеюсь, что впредь вы помогать мне будете. А сейчас — соберите для меня крокусы, тычинки от них отделив.       — Как назад идти будешь, найдешь, — пообещала хуха.       — Идем, — шепнула баба Ждана. — Не оборачивайся. Не обидят хухи, если обернешься, но застесняются, испугаются и убегут. Крокус всегда проси, чтобы они собирали, у них это лучше получается, быстрее. Работа долгая, кропотливая…       Чуть дальше по лесу прошли — новые цветы заметили: как и крокус, лиловые, на вид похожие на лилии, только гораздо меньше по размеру, с узкими и вытянутыми листьями, которые, словно стрелы, пробивали себе путь сквозь прошлогоднюю листву. Собачий зуб, один из самых ранних первоцветов. Не стала Сияна дожидаться вопроса, сама заговорила:       — Свежие луковицы помогают от приступа падучей, листья можно есть или мариновать: они укрепляют организм и… повышают мужскую силу, — только немного запнулась. — А настоями и отварами из зелени ополаскивают волосы после мытья, чтобы они были крепче.       — Быстро учишься, — одобрительно кивнула бабушка. — Этот цветок мы уж сами соберем. Бери немного, еще не раз придешь в лес за ними. И за ними, и за другими цветами.       — А волки? — насторожилась Сияна.       — Что волки… оберег от них сделаешь и не тронут они тебя. А как с лешим познакомишься, так и вовсе не будешь волков бояться, леший им навек закажет тебя обижать. Не зря он волчий пастырь, они его слушаются, как отца родного.       Осторожно опустившись на колени, молодая ведьма принялась собирать нежные цветы, складывая в корзинку. Баба Ждана опустилась рядом — не охала, не кряхтела, будто не болели у нее ни спина, ни ноги. Цветы собирала так же ловко, как Сияна — даже ловчее.       Долго в лесу находиться все же сегодня не стоило: набрав нужное количество собачьего зуба, они отправились домой, и по пути, как обещали хухи, обнаружили собранные тычинки крокуса, лежащие на чистой плошке из-под простокваши.       — Спасибо! — прокричала Сияна лесу, и показалось ей, что и шелест молодой травы, и пение птиц, и все-все шорохи, которым полнился лес, ответили ей: «пожалуйста».

***

      У дома ее ждал Власт. Не один — с гостинцами.       — Ходил на рыбалку, держи, — протянул он ей корзинку с рыбой. Будь Сияна Цветаной, наморщила бы носик и сказала, что скучно ухаживает, повторяется, но Сияна Цветаной не была, а рыба была прекрасной: свежие крупные щуки.       — Заходи, накормлю, — предложила Сияна. Власт не стал отнекиваться даже для приличий, спокойно прошел следом за ней, и сам принялся разделывать рыбу.       — Завтра Берещенье, — сказал он.       — Да… — неопределенно отозвалась ведьма.       — Ярмарка в городе будет.       Ярмарка… Отец и Свит тоже только и говорили, что о грядущей ярмарке, первой в этом году. Дороги уже подсохли, не было на них ни снега, ни грязи, телегу отец починил, подковы у лошадей деревенский кузнец поменял, только и ждали дня ярмарочного.              — Да, — повторила она. Что еще сказать?       — Вот, — Власт вручил ей разделанные щучьи тушки — серебристые, они переливались на свету и казались воплощением чистой воды и свежих ветров.       Нарезав щуку на кусочки, Сияна натерла каждый щепоткой соли и черного перца, что должно было добавлять пикантности, оттеняя нежный вкус рыбы. Власт наблюдал за ее действиями, присев за стол, и явно тоже не знал, что сказать.       Пока щука отдыхала и пропитывалась, Сияна занялась луком. Его золотистые полукольца, тающие на сковороде в растительном масле, и запах зелени, которую ведьма мелко нарезала, наполнили кухню ароматом домашнего уюта. Когда лук достиг нужной степени золотистости, Сияна переложила его в миску; сверху на лук легли кусочки щуки, и наконец — густая, ароматная сметана, окутавшая рыбу нежным облаком. Все это молодая ведьма отправила в печь, и села за стол напротив гостя, разлив по кружкам душистый сбитень.       — Я думал… — Власт потер затылок. — Может, гребень хочешь? Или… не знаю… монисто? Что угодно тебе куплю! — залихватски предложил он.       Розум не спрашивал, подумала Сияна. Розум взял и подарил ленты. И как сказать: да, купи мне гребень? Это значило гораздо больше, чем просто гребень или просто монисто.       — У меня есть гребень, — сказала она. — И монисто есть.       — Так дело не в том, что у тебя есть, — совсем смутился Власт. — Я… я бы тебя чем-то порадовал.       — Ты уже порадовал. Слышишь, как пахнет? — ведьма кивнула в сторону печи, откуда доносились дивные ароматы: смесь пряностей и рыбы создавала неповторимую симфонию запахов.       — Скорее уж ты меня этим радуешь, — пробормотал он. — А от Розума подарки берешь?       Сияна вспыхнула.       — А это уже мое дело! Я ни за кем не засватана пока что!              — Значит, берешь, — подытожил Власт. — Я же говорил, что он нехороший человек.       — Ты просто ревнуешь, — вырвалось у нее.       — Ревную! — выпалил он. — Конечно, ревную! Он за тобой припадает, а ты его привечаешь, как я могу не ревновать? А если он только играет? А если он тебя загубит, как Явор Чернаву?       Сияна, не сдержавшись, фыркнула — ее? Как Чернаву?       — Смешно тебе! — Власт сжал кулаки.       Никак не ответив, ведьма встала и вынула щуку из печи. Поставила блюдо перед Властом — свежая зелень обрамляла кусочки мяса, покрытые золотистой корочкой. И себя не обидела, ровно столько же на свою тарелку положив. Власт временно перехотел спорить, пробуя рыбу.       Сочная, белая мякоть щуки таяла во рту, сливочная сладость сметаны переплеталась с легкой кислинкой, а аромат запеченного лука добавлял блюду глубину и сложность. Сияна сама зажмурилась от удовольствия: готовить у нее получалось с каждым разом все лучше.       — За одну эту щуку я бы на тебе женился, — сказал Власт, промакивая губы.       Дверь в прихожей скрипнула и вошла мать, вытирая руки о фартук: работала на огороде. Увидев гостя, приподняла бровь, но поприветствовала его вежливо. Власт ответил так же вежливо, и тут же засобирался уходить.       Сияне почему-то было неловко, словно не за поеданием рыбы их застали.       — Значит, Власт и Розум? — спросила мать, наливая себе узвара.       — Откуда ты… а, Свит сказал? — догадалась ведьма.       — Не сказал он ничего, я сама не слепая. Видела, как ты то с одним, то с другим гуляешь. И чего осенью ждать? От кого сватов?       Говорила мать без осуждения, но и без особой радости. Устало и с любопытством.       — От обоих, — призналась Сияна, потупив глаза.       — И кто гарбуза получит?       — Не знаю.       Разговаривать об этом с Дарой было гораздо проще. С матерью — сложно. Мать не подруга, подруга поахает, посочувствует или порадуется и своей жизнью займется, а мать так не станет и не сможет.       — Что ж, — сказала она. — До осени есть еще время. Решишь как-нибудь.       Сияна подперла щеку рукой.       — Да и оба парня хорошие, — продолжила мать. — Что Розум, что Власт. И работящие, и не бедствуют. Кого ни выбери, не прогадаешь.       — А если я без чувств, по одной выгоде не хочу? — тихо спросила ведьма.       — А к кому у тебя чувства?       — Не знаю, — Сияна нервно рассмеялась. — К обоим. Ни к кому. Но ты права, до осени есть еще время. Решится как-то… надеюсь.