Сияй, ведьма

есть такое зелье

что потом вся жизнь — похмелье

кто его раз пригубит —

губы себе навек погубит

♫ Башня Rowan — Бузинай

      Весенние дни — весенние хлопоты. На Капельник хорошо фруктовые деревья сажать, расти будут хорошо и урожай принесут богатый; высадили абрикос и сливу, вишня, черешня и яблони уже росли в саду и плодоносили каждый год щедро.       Начиналась пора, когда все время работой будет занято, и подумать о парнях некогда, не то что специально искать с ними встречи. И им точно так же некогда. Мать-Сыру Землю как ни заговаривай, а кормит она только тех, кто без дела не сидит. Кто не работает весной, летом и осенью, тот зимой, как медведь, лапу будет сосать.

***

      Отец, мать и Свит легли спать, а Сияна при свете лучины взялась за шитье. Безветренная была ночь, тихая… потому и удивительно стало, когда в окно ветка постучала.       Не росли у окон их дома деревья. Значит — вызывает кто-то, Дара или Власт, или Любава, или… подсознательно ведьма уже знала, кто. Сама приглашала, вот и пришел.       Набросив платок и надев сапожки, Сияна вышла на улицу, тихонько прикрыв за собой дверь, чтобы не разбудить никого. Как обычно, страх исчез — звать боялась, а как явился, то и упыря бы не испугалась. Гость же ее ночной не упырем был.       Отчасти страшный, а отчасти смешной. Высокий, ростом выше крыши, тощий, как жердь, от того и звали его жердяем. Чем-то дерево напоминал — сухое и скрюченное.       Рассказывали о жердяе страшные истории, мол, он засовывает в печную трубу свои тонкие длинные руки и вытаскивает из дома спящих людей, чтобы сожрать или кровь их выпить, но баба Ждана говорила, что это лишь страшилки, любит народ сам себе ужасы выдумывать. Не убийца жердяй и не людоед — шатун он, обречен из века в век по земле бродить неприкаянным. В окна чужие стучит, пугает, только и всего. Не жуткий он, а жалкий.       — Звала ты, ведьма, — проскрипел жердяй — голос у него был, как скрип деревянных половиц. — Звала ты, так помоги мне, отпусти на суд Велесов. Не хотел я себя убивать, водка проклятая довела. Знал же, нельзя на Капельник пить, пьяницей стану… а напился вусмерть. Так и допился. Жену мою лихорадка унесла, после того меня ничего не радовало, даже пасека моя любимая…       Пасека? Сияна еле сдержалась от вскрика — может, и не он это был, да уж больно похоже. Жена дядьки Дия тоже от лихорадки померла… он и до того пил часто, но потом как с цепи сорвался…       Спрашивать не стала — почувствовала: нельзя. То ли опасно, то ли невежливо, а нельзя у навий про жизнь их расспрашивать. Что захотят, сами расскажут, а сверх не лезь.       — Взамен мне что будет? — задала другой вопрос ведьма. Правильный вопрос: бескорыстно такие, как она, редко помогают, а в случае освобождения нечисти их благодарность — словно своеобразное жертвоприношение.       — Взамен мед в твоем доме переводиться не будет, — пообещал жердяй. — Свою пасеку если заведешь — пчелы будут богато урожай приносить, ни от морозов не погибнут, ни от росы медвяной. У кого купишь мед, у того пасека год процветать будет, а мед, как в руках твоих окажется, так сразу станет сладким и душистым, пусть даже горьким был. Чуром клянусь.       Ведьма согласно кивнула — по душе ей была такая сделка.       — Нарекаю тебя именем Карп! — первое сказала, что в голову пришло. Мелькала мысль Дием наречь, но не решилась Сияна прошлое бередить.       — Спасибо, — прошелестел жердяй. Хотел поклониться в пояс, да так и рассыпался в щепки, и щепки ветер унес.              Южный ветер. К теплому лету.