Сияй, ведьма

эй-эй, огонь тебе к лицу танцуй, ведьма, танцуй

♫ Мельница — Ведьма

      Ночью Сияне сон приснился — то ли хороший, то ли нет. Странный сон. В том сне она была ведьмой и летела на шабаш в Живину ночь, но вместо других ведьм обнаружила знакомую уже ей нечисть — ничек, ночниц и полевиков. Они окружили ее, поприветствовали, панной называли, а после в танце повели, в дикой пляске завертели. Плясала она, как ветер, быстрая; остановилась — Власта увидела, но не показалось ей, что это неправильно, будто он и должен здесь, на шабаше, быть. Власт подошел к ней, и Сияна поняла — она полностью голая, и он тоже, но его тело ей словно в дымке виделось, и никакого стыда она не испытала. Шагнула к нему, положила ладонь на грудь, он обнял ее за талию, прижал к себе крепко-крепко. Горячий, жаркий… что-то твердое коснулось ее бедра. Что-то…       — Чего ты хочешь? — прошептал он ей на ухо, опаляя дыханием. — Сама не знаешь ты, чего хочешь. Но скажи, все сделаю.       Ответ ей сразу в голову пришел, без раздумий.       — Поцелуй меня.       Думала — он в губы поцелует, как все целуются, а он хитро-лукаво усмехнулся и вдруг на колени опустился. Обхватил ее бедра руками так, что на коже могли синяки остаться, развел ее ноги… это был поцелуй, действительно поцелуй, но не совсем тот.       Проснувшись, Сияна лежала, глядя на то, как в лучах рассвета пляшут пылинки. Сны сегодня вещие, увиденное во сне в эту ночь сбывается… не в точности, но в общих чертах. Значит, Власт сможет принять то, что она ведьма? Но почему на шабаше были только нечистые? Не значит ли это, что никто из других ведьм не примет Сияну за свою?       Странный сон, а рассказывать нельзя никому, даже бабе Ждане — потому что все же хороший. Расскажет — не сбудется.

***

      Паук неторопливо полз по подоконнику — еще сонный, но уже готовый плести паутину и заманивать в клейкие сети мух и комаров. Сияна проследила за ним взглядом — убивать нельзя, если сети расплетет, и то не стоит убирать их, только когда старыми станут и сам хозяин их бросит, а на видном месте у хороших хозяев паутины не будет.       Хорошо, что паук проснулся — весну раннюю предвещает; впрочем, морозы уже точно бы не вернулись. Воробьи начали вить гнезда, да еще и не на южной стороне, что также обещало тепло и окончательный уход зимы. Молодая трава раззеленелась уже так хорошо, что Свита с утра послали овец и коз пасти, а отец корову и лошадей вывел на луг.       Сияна с матерью с утра были уборкой заняты, подметали, мыли, протирали. Потом молодая ведьма за пирожки взялась — тесто замешала, наговорила не только слова, чтобы взошло хорошо, но и слова, чтобы все, кто съест выпечку, здоровы были. Сварила куриные яйца, сегодня у кур забранные, свежие — хорошие оказались, с желтком ярким, как солнышко. Покрошила лук, что еще с прошлого года хранился, щедро сдобрила солью, смешала с нарезанными яйцами — пахли они весной. Дивный свежий запах, и на вид начинка тоже казалась истинным воплощением весны. Слепив пирожки, Сияна поставила в печь — вышли сочные, нежные, ароматные и румяные.       Попробовав один, мать сказала:       — Надо же, тесто у тебя стало совсем как у бабы Жданы. Раньше только она умела такое хорошее печь. Я у нее спрашивала однажды, в чем секрет, а она сказала — это тайна. Тебе, выходит, рассказала?       — Рассказала, — смысла спорить не было.       — Но ты тоже со мной этим не поделишься? — сощурилась мать.       — Не поделюсь, — усмехнулась Сияна. — Прости. Вправду — тайна это. Отнеси пирожков отцу со Свитом, пожалуйста, пусть попробуют.       Другую часть она сложила на белый рушник и в корзинку — для встречи с подругами. Пришла пора Кислых Девок, день, когда незамужние девчата собирались вместе, рукодельничали, ели, пели песни, а еще больше — о парнях сплетничали. Парней угощали чем-то вкусным, что сами приготовили. Кто-то спешил замуж выйти, пока еще свадьбы можно играть, но, по мнению Сияны, весной замуж идти нужно только тем, кто в девках засиделся и в ином случае старой девой остаться рискует. Всем хороша весенняя пора, но не свадьбами; пока еще хватает им припасов, а потом как бы не пришлось впроголодь до лета сидеть. Закончится мука, закончатся овощи, а новый урожай еще не скоро вырастет. Она бы точно замуж в эту пору не шла, что за радость в бедной свадьбе, когда гостей угостить толком нечем?       Но все равно на посиделки девичьи пойти была рада — и поболтать, и посмеяться, и повеселиться, и Власта лишний раз увидеть, потому что парни тоже обязательно придут. Знают же, что девчата будут их обсуждать. Кто за пирожками да калачами заглянет, кто невесту подбирать, а кто — чтобы увидеть улыбку той, кто предложит ему лакомство, если предложит.

***

      Собирались все в общем доме — большом здании в центре села. Внутри он был просторный, уставленный по бокам длинными столами и скамьями (их выносили на улицу в некоторые празднества вроде Ярилиного дня, когда торжество под небом проводилось), по центру пустой. Большие окна пропускали яркий солнечный свет.       Кроме Сияны и Дары с Любавой, здесь были и другие девчата: Калина, Зоря, Роса, Юна, Мира, Цветана… всех их ведьма по именам знала, но впервые в общих посиделках участвовала. В прошлом году они с Любавой чуть не плакали от обиды, что не могут вместе со всеми на вечерницы ходить, а Дара их утешала, хотя сама не меньше подруг расстроена была. Теперь все трое гордо свои места на скамейке заняли — взрослые уже.       Из тех девчат, что раньше в Кислые Девки в компании веселились, не так много осталось — почти все замуж вышли, как настал прошлогодний свадебник. Роса только незамужней до сих пор осталась да Цветана. Роса — неудивительно. Некрасива она была: нос крупный, длинный, губы толстые, а брови такие бледные, словно нет их совсем. Плечи широкие, как у мужчины, талии вовсе нет, еще и высокая, ростом, как парень. Хуже всего, впрочем, было не это — Роса была вовсе не уродлива, у нее были длинные светлые волосы, густые и красивые, чистая кожа и приятный голос, и она могла понравиться мужчине, но она была тихой и застенчивой, не умела обращать на себя внимание, не умела заигрывать, кокетничать, даже разговаривать с противоположным полом стеснялась. Сияна ее жалела — будь Роса сварливой и противной, не жалела бы, но Роса, на свою беду, была хорошей, доброй, и женой кому-то стала бы прекрасной.       С Цветаной дела обстояли ровно наоборот — Цветана была красива, но, поговорив с ней, никто не загорался желанием жениться. Придирчивая, дотошная и скандальная, Цветана могла очаровать разве что парня из соседнего села, где никто не знал ее тяжелого нрава.       Другие девчата были ровесницами Сияны, и потому ей было легче — не одна она новенькая, а почти все сразу.       — Привет! — поздоровалась она, поставив корзинку с пирожками на стол, где лежали угощения, принесенные каждой девушкой — от кого тоже пирожки, от кого калачи, от кого паляница. Села рядом с Дарой — сблизилась с ней за эту неделю больше, чем за весь прошлый год, хотя и тогда уже больше с ней дружила, чем с Любавой.       — Ну что, споем, девчата? — Рада обвела всех вопросительным взглядом.       — Споем, — согласилась Калина. Она заплела черные волосы в косу, обернув вокруг головы, и надела красные бусы, словно имя свое подчеркивая. Сравнивая себя с ней, Сияна всегда думала, что проигрывает — ладная чернобровая насмешница-Калина еще до вступления в пору притягивала взгляды парней чаще нее.       — А что споем? — спросила Любава. Ее русые волосы были сплетены в обычную косу, перевитую зеленой лентой под цвет глаз. За зиму фигура Любавы сформировалась, развилась — грудь попышнела, бедра раздались, и она была уже совсем женщиной.       — Веснянку? — предложила Мира. Дочь кузнеца Солнцедара, она унаследовала от него ярко-рыжие огненные кудри и веселый нрав — даже когда пухлые губы ее не складывались в улыбку, казалось, что она улыбается.       — Рано еще, — сказала Юна, забросив за плечо тугую каштанового цвета косу. — Позже будем веснянки петь, а пока как бы весну не спугнуть.       — Да как же ты ее спугнешь, если вот она, здесь? — проворчала Цветана. — Кто ж ее спугнуть сможет? Такое и ведьме не под силу!       Невольно Сияна поежилась — с недавних пор, когда упоминали ведьм, ей казалось, что все знают правду о ней, видят, но молчат, а потом сторониться начнут да избегать.       — О! — подала голос Зоря, до того молча и нервно дергающая кончик своей темно-русой косы. — А давайте споем про ведьму?       Все одобрительно зашумели. Первой песню завела Роса:       — Как у ведьмы четыре крыла, платье до пола, ой, до пола…       — Свили гнезда в ее рукавах совы, соколы да перепела, — подхватила Сияна, перенимая на себя инициативу. Громко, звонко — в пустых стенах голос эхом раздался. — Ой, дурная голова, в волосах листва и руки красны, ой-ой-ой…       Никто больше не запел, даже вредная Цветана — все притихли, заслушались. От души Сияна пела, от сердца, вкладывала в песню особый смысл, другим неведомый.       — Э-эй, прими свои права… Э-эй, и пусть горит трава… Э-эй, такая жизнь твоя… Сияй, ведьма! Сияй!       Парни, которые следом за девчатами пришли, на пороге остановились — заслушались. Как закончилась песня — в ладоши захлопали.       — Хорошо поешь, соловейко! — засмеялся Вир. Толкнул Власта локтем в бок. — Скажи, хорошо она поет?       — Угу, — проворчал он. Сияна поняла — он не хлопал, и в глаза ей смотреть избегал — но она и сама в его глаза взглянуть стеснялась, после того, что ночью видела. Вроде бы глупости, а вроде бы и нет.       — Вы чего притащились? — Цветана сложила руки на груди. — Здесь девушкам место сегодня! Или проголодались?       — Да мы… — растерялся Снижан. — Песню услышали. Красиво было, решили послушать…       — Послушали? Вот и идите отсюда! — отрезала Цветана. Когда они ушли, покачала головой, — Что за мужчины в нашем селе? Так поглядеть — замуж идти не за кого.       Дара с Сияной тайком переглянулись, и не одни они прятали смех; все здесь знали, что лучше Цветане не возражать, только хуже получится, поэтому предпочитали ее не замечать и тихонько посмеиваться над ее злобой.

***

      Как все вдоволь наговорились, напелись и наелись, взяв то, что осталось, пошли парней искать. Долго искать не пришлось — они гнали скот с поля, помогали отцам. Сияна подошла к Власту, протянула ему корзинку, встретилась с ним глазами — и поняла сразу же, почему он при виде нее был таким потерянным.       Не только она одна видела свой сегодняшний сон. Власт тоже. Может, не шабаш, но вторую часть сна, которая относилась к ним двоим — точно видел.       — О, спасибо! — угощению он обрадовался искренне, взяв корзинку из ее рук. Откусил кусочек пирожка и расплылся в блаженной улыбке. — Ты готовишь все лучше и лучше. Ни разу такого вкусного теста не пробовал. Слушай, как ты так делаешь?       Сияна лукаво улыбнулась.       — Не могу рассказать, тайна это.       — Да ну, тайна… Мать тоже вечно над секретами приготовления еды трясется, как над не пойми чем, — хохотнул Власт. — Но ладно, мне-то что. Главное, что вкусно.       — Просто я ведьма, — сказала она. — Заговариваю тесто, оно и поднимается так хорошо. Могу и не только это на тесто заговорить. Могу сделать его целебным, могу на нем привороты делать…       Расхохотавшись в голос, он чуть не подавился пирожком.       — Ведьма! Ты! Такое скажешь! Обожаю твои шутки!       Неловкость между ними исчезла, вскоре они весело болтали, но Сияну продолжала терзать мысль — что же будет, когда узнает он, что никакая это не шутка?