Сияй, ведьма

почувствуешь в воздухе

нездешние отзвуки

увидишь сквозь морок лжи

судьбы миражи

♫ Мельница — Волкодав

      Катальщик настал, а кататься не на чем — вместо снега одна грязь, год теплый выдался. В холодные годы снег еще лежал на земле, но именно сегодня в последний раз молодежь на санках каталась. После сани прятали до следующей зимы.       Сияна радовалась теплу, но ее огорчала невозможность покататься, и не столько из-за любви к санкам, сколько из-за того, что во время катания она бы могла лишний раз поговорить с Властом. Мысли о нем плотно засели в голове, вертелись осами, даже ночью он ей приснился. Хороший парень, и она ему нравится, сразу видно. Может, на свадебник сватов зашлет… но будет ли честно соглашаться, зная, что он про ведьм думает? Не сможет же она вечно в тайне это хранить от мужа, за кого бы замуж ни пошла. Невозможно такое в секрете держать, всплывет рано или поздно, и что тогда?       Может, совет, который Дане дала, и самой использовать? Сегодня не запрещено. Власт и так к ней неравнодушен, но приворот и не сильный. Не приворот даже, толчок. Чтобы он потеплел к ней, чтобы, узнав о ее истинной природе, не сбежал.

***

      Тесто доходило хорошо; слова сказанные помогали ему разрастаться, распушаться, подниматься так легко, как солнце восходит. Пока оно подходило, Сияна занялась коровьим маслом — отрезала кусочек, растопила, вмешала щепотку соли. Подошло тесто — вмешала в него сахар, затем масло, и принялась месить.       — Лада-Ладо, Лель-Полеля, — заговорила тихо и певуче, — поверните взгляд Власта ко мне, девице Сияне, подарите ему думы и сны про меня, подарите ему любовь ко мне…       Долго не замешивала, чтобы тесто вышло нежнее. Разделила на колобки, полила яйцом, поставила в печь.        Свит домой забежал воды попить, услышал запах выпечки, заклянчил булочку — можно ли ему дать, Сияна не знала, не уточняла у бабушки. С одной стороны — заговор на тесте, с другой — не на Свита ведь… но рисковать не стоило, пока она не была уверена.       — Это не тебе, — она отодвинула булочки от брата. — Тебе потом испеку, — пообещала. — Только тебе одному. А эти…       — Эти парню? — догадался Свит. — А которому? Виру? Нет, — сам себе ответил он, — Вир по Дане сохнет. Тогда… Власту?       — Ты за нами подглядываешь, что ли? — вспыхнула Сияна.       — Нет, но вижу, не слепой. Вир вчера вокруг дома Даны бродил, как мара, а тебя Власт провожал. У вас все серьезно?       — Не твое дело, — буркнула она. — Маленький ты еще.       — Значит, серьезно, — невозмутимо сделал выводы Свит. Увернулся от брошенного в него полотенца, состроил сестре рожицу и умчался обратно к ждущим его мальчишкам. Сияна покачала головой — надо же, какой брат оказался наблюдательный. Рассуждает уже, как взрослый… неужели правда со стороны кажется, что у нее к Власту серьезные чувства?       А кто понарошку привораживает? Да и разве ведьма может творить колдовство ради забавы? Права была баба Ждана, все, что творят они, для них имеет смысл, имеет вес, не делается впустую. Если она нашептывает заговор — ей это важно.       Сложив булочки в корзинку, Сияна накрыла их рушником. Теперь осталось только найти Власта и угостить его, но так, чтобы подозрений никаких не вызвать, чтобы ему в голову не могло прийти, что она угощение заворожила. Он и не думал, что она ведьмой может быть, извинялся, потому что в сторону бабы Жданы высказывался, когда о ведьмах дурно говорил, но Дана же раньше самой Сияны поняла про передачу ведьмовского дара, значит, и Власт может догадаться. Нетрудная загадка: ведьма, у которой нет детей, которая близка с Сияной, живет по соседству… растила ее… кому же еще дар ее отойдет?

***

      Сосульки до сих пор висели на крышах, обещая урожай. Куры пили много воды, вороны рылись в земле — потепление чувствовали. Увидев зеленеющую молодую траву, Сияна мысленно возликовала — это значило приход настоящей весны. Не сразу, не в одночасье, но весна уже пришла, победив зиму, прогнав ту прятаться в оврагах, таиться в провалах лесных и ждать своего часа. Сейчас же — тепло, скоро все начнет цвести, начнутся работы на огороде, после в поле… проснется от зимней спячки медведь, проснется домовой и водяник… что за прекрасная пора, когда природа оживает!       Прийти к дому Власта она могла без смущения — их матери дружили, и отцы тоже. Работали на поле рядом, иногда вместе ездили на ярмарку, и не так далеко от нее он жил — на той же улице через пару домов.       Во дворе полыхал костер — Власт и его отец жгли старый хлам, за зиму накопившийся. То же самое делал и отец Сияны: пламя сегодня очистительное и целебное, вместе со старьем сжигает горести и болезни, и заодно наступление весны приближает.       — Здравствуйте! — весело поздоровалась Сияна.       — Здравствуй, дочка! — первым пробасил отец Власта, дядя Гострозир. Подтолкнул сына в плечо, — Что стоишь? Беги к панночке!       Зардевшись, Власт что-то неразборчиво проворчал и вышел к Сияне. Без шапки его кудри торчали во все стороны, и он походил на одуванчик.       — Попробуй, — вынув из-под рушника булочку, она протянула ему угощение. — Я учусь печь у матери, не знаю, вкусно ли. Хочу, чтобы ты оценил, — такое объяснение казалось Сияне целиком уместным. Заодно с намеком: не просто чье-то мнение спрашивает, а именно его.       — Спасибо…       Когда Власт взял булочку, их пальцы на миг соприкоснулись. По позвоночнику Сияны промчалась стайка мурашек — незнакомое чувство, раньше такого не было. Чем-то похоже не страх, но не страх, и не волнение, что-то другое. Совершенно новое. Власт тоже смутился; она поняла — он почувствовал то же самое. Те же мурашки.       Откусив сразу половину булочки, Власт прожевал и блаженно зажмурился.       — Ох и вкусно! Никогда такого теста не пробовал, — чуть удивленно добавил он. — Словно ты облако испекла.       — Вкусно? Тогда на, съешь все, — Сияна вручила ему всю корзинку. Рушник сверху оставила, чтобы он смог и качество вышивки оценить — простой узор, но аккуратный.       — Спасибо! — обрадовался Власт. — Я, может, и отцу… — он оглянулся — у костра никого не было. Дядя Гострозир тактично ушел, чтобы своим присутствием не смущать молодежь — костру, горящему уже не так буйно, пристальный присмотр не требовался.       Сияна занервничала — не скажет же, чтобы отца родного не угощал. А угостит — вдруг приворот подействует и на него? Какая она глупая, надо было испечь только одну булочку… или один калач… а она сделала сразу несколько. Хороша была бы, если бы приворожила брата родного младшего и соседа женатого!       — Отец, наверное, пошел в сарай, — Власт пожал плечами, доедая булочку. — Мы там пока не убирались.       — И что выбросили?       Рассказывая историю найденной в чулане старой сломанной кровати, на которой некогда умер от лихорадки его дед, Власт понемногу съел все булочки до последней крошки. Растерянно осмотрел пустую корзинку.       — Вот же… хотел отцу оставить, показать, как ты печь умеешь, и увлекся, — усмехнулся он. — Смотри, какая ты умница. Волшебство, не иначе.       — Скажешь тоже, — Сияна залилась румянцем, но больше от стыда, чем от смущения — правда ведь волшебство. Знал бы он, какое это волшебство.       — Скажу… Ты прекрасная хозяйка. Замечательной женой будешь.       Сияна удивленно хлопнула ресницами. Взгляд Власта изменился — почти неуловимо, но изменился. Приворот подействовал? Или он без приворота так думал? Или приворот заставил его это сказать?       Воздух между ними словно наэлектризовался. Медленно протянув руку, Власт завел прядь выбившихся из ее косы волос ей за ухо, аккуратно коснулся щеки кончиками пальцев. Сияна затрепетала; подумала — вдруг поцелует? Она не умела целоваться, ни разу не целовалась, но видела, как целуются. Еще два года назад ей казалось это противным, сейчас же от мысли о поцелуе внутри все замирало.       — Гострозир, Власт, борщ на столе!       Голос тети Млады прозвучал громом среди ясного неба. Власт вздрогнул, отпрянул от Сияны, крикнул матери:       — Уже иду! — смущенно вернул подруге корзинку, пробормотал «до встречи» и почти убежал в дом.       Сияна осталась стоять у калитки. Провела указательным пальцем по нижней губе, представляя, что бы почувствовала, если бы… нет, что за чушь? Рано еще. Сейчас другое важнее. Намного-намного важнее.

***

      Ведьма — берегиня села и живущих в нем людей. Так говорила баба Ждана, так оно и было. Ведьмы, которые вредят, все равно по-своему да охраняют село, в котором живут, и от голода, и от мора скота, и от болезней, и от нечисти. Кого сами пожелают сглазить или испортить, того сглазят или испортят, но извне никакое зло не пустят. Уничтожать свое село — то же, что рубить сук, на котором сам же сидишь.       Сияна решила, что станет доброй ведьмой. Если сглазит кого, то по делу, и все необходимые обряды будет проводить — а потом чуть не забыла про один из них. Не самый важный, но полезный. Ничто не будет лишним, если речь идет о возможности получить хороший урожай — от количества собранных даров земли зависит сама жизнь, потому так важно пристально знаки природы подмечать и любую мелочь использовать для привлечения плодородия.       В Катальщик — огонь у кузнеца украсть.       Кузнеца в их селе звали Солнцедар, и это имя удивительно подходило ему, рыжеволосому. улыбчивому, от работы всегда краснолицему — словно внешность свою получил в дар от солнца, как и мастерство. Он прекрасно знал, какой сегодня день — дверь в кузницу открыл, разжег горн, и так и оставил, чтобы те, кому нужно, зашли и взяли. Не совсем тайно получалось, но, как Сияна знала от бабы Жданы, главное, чтобы никто ее не видел. Это и будет значить «тайно».       Проскользнуть в кузницу и осторожно собрать немного углей труда не составило. Никто ее не видел, даже птицы любопытные в окно не заглядывали. Теперь — на поле.       Снег с поля сошел не везде — то тут, то там виднелись островки земли, покрытые им вперемешку с грязью. Без золотых колосьев, колышущихся на ветру под синим небом, поле казалось голым, холодным и грустным. Сияна опустила угли на межу, выпрямилась, позвала:       — Грейтесь, полевые духи! Огонь я вам дарю, а вы нам всем хлеб подарите этой осенью!       Так и думала, что его увидит. Обросший огненно-рыжей шерстью, рогатый, лупоглазый. Хвост у него длинный, с кисточкой на конце, бородка — из колосков. И снова она ни капли не испугалась.       — Привет тебе, молодая ведьма, — чинно произнес полевик. — Спасибо, что огонь принесла.       — Пожалуйста, — не растерялась Сияна, хотя вежливость полевого духа ее удивила. — Грейтесь на здоровье.       Усевшись у углей, полевик протянул к ним ладони, как к костру, и блаженно зажмурился. Из земли повыскакивали другие чертенята, расселись в круг, окружив свой костер и больше внимания на Сияну не обращая.       Она шагнула назад, попятившись — немного жутко было поворачиваться спиной к нечисти, но все время идти спиной вперед было неудобно, и Сияна, набравшись храбрости, развернулась. Ожидала, что в тот же миг ей на спину прыгнут, но нет, не прыгнули, не тронули. И как бы они ее тронули?       Сияне захотелось смеяться — как можно ей страх перед нечистью теперь испытывать, когда она сама — нечисть? Новая ведьма, молодая ведьма…       Звучало это очень красиво. Как песня.