Привыкай жить в темноте

Заправка на западной окраине Солт-Лейк-Сити каким-то чудом еще не взлетела на воздух. Запахом бензина пропиталось все, даже одежда Картера, который стоял внутри не больше пары минут. Он оплатил полный бак и скучающе оглядывал витрины через темные очки. Заметив шоколад в треугольных продолговатых упаковках, Амен вспомнил случай двухмесячной давности. В тот день он в очередной раз приглядывал за Эвой, присматривался, изучал маршруты. Она наворачивала пятый круг по минимаркету в компании своего назойливого дружка с косой. Вихляла между прилавками со сладостями в коротком сарафане, грустнея с каждой секундой. — Эва, нет здесь твоего «Toblerone». Бери любую другую хрень и пошли, — приговаривал Рэймсс, поглядывая на часы. — Другие невкусные, — Эва сжала губы, будто раздумывала о чем-то действительно важном. — Мы успеем до пары заглянуть в магазинчик на углу десятой авеню. Быстрее! — Нет! Точно не успеем! Возмущения друга Эва филигранно пропустила мимо ушей. Амен видел, как нелепо эти двое после бежали к зданию университета. Бежали с упаковкой шоколада странной формы. Ее кудри путались от горячего ветра, и Эва изредка оглядывалась по сторонам, так и не заметив тонированный внедорожник. Тогда ягненок выглядел иначе. Она безостановочно улыбалась, много и громко говорила, постоянно жестикулировала. Беззаботная посредственность. Люди зависят от ситуации, их формируют обстоятельства. У Эвы теперь одно обстоятельство — Картер. Она подстроится в любом случае, Амен знает это. Легче многих Эва наступает себе на горло, подчиняется, ломается и… привязывается. Амен прекрасно видит, как она, ужасаясь, идет в его лапы. На цыпочках, постоянно отбегая назад, но тем не менее подходит ближе. Это интересно — тянуть к себе дочь своего главного врага. Пинать, пугать, а после обнять ночью. Амен заставит ее возненавидеть своего отца. Сейчас ему кажется неплохой идеей оставить девчонку в живых, чтобы та однажды пришла навестить Джона в тюрьме и добила его окончательно. Он видит эту сцену в красках, заводя мотор. Опустошенный шериф, потерявший все свои регалии, сидит за заляпанным стеклом в тюремной робе и тянется к телефону, чтобы услышать дочь. А та выплевывает что-то вроде «Ты жалкий ублюдок» и навсегда исчезает. Да, это определенно лучше, чем смерть Эвы. Картер уверен, Джону Холланду важен фасад успешной и счастливой жизни, только он. Собственно, по этой причине Амен не стал лишать его жизни. Пусть волочится до смертного одра в наручниках. Пусть его карьера, которую так долго строил, рассыплется в одночасье под голос судьи, озвучивающего пожизненный срок. И пусть единственная дочь забудет о его существовании. Картера путали слова девчонки о психиатрической клинике. Зная биографию Холланда досконально, Амен так и не понял перипетий с Эвой. Никакой внятной информации о ее болезнях он не нашел, даже лично съездив в Канаду. Зачем Джон держал там дочь целый год? Он же ее любит, Картер видел. Видел фотографию в светлой рамке на рабочем столе — дочь обнимала отца за шею, показывая язык. В перерывах между допросами слышал обрывки телефонных разговоров — Джон только и делал, что спрашивал, как себя чувствует его девочка. Теперь Холланд оплачивает ей учебу, временами подсылая людей в штатском из отдела, чтобы те проконтролировали, как поживает дочурка. Это странно, но говорит об одном — ему не плевать на Эву. Хорошо, очень хорошо для Картера. Плохо другое — мысли самого Амена. Ночь в компании шлюхи, с десяток дорог кокаина и бьющий в лобовое рассвет так и не убрали из памяти ее зареванное лицо. Эмма тоже маячит где-то за горизонтом, но такая бледная и неинтересная, что хочется стереть впервые за семь лет. Любил, хотел, умерла. И кто виной внезапному безразличию? Эва? Эта нелепая и зашуганная девка? Нет, Эмму никто и никогда не затмит, тем более дочь шерифа. Просто недосып и шалящее от наркоты сердце, но почему-то на пассажирском лежит несколько плиток ее любимого шоколада…

***

В это время Эва снова и снова пыталась заснуть. Ноги в нервном тике сминали простынь, практически сползшую с кровати. Они хотели бежать, а Эва — отключиться хоть ненадолго. Тишина радовала и сжирала воздух одновременно. Неизвестность пугала. Когда вернется ее мучитель, что скажет и сделает? Будет ли хуже? Эва устала вспоминать произошедшее. Она выучила каждую секунду, из раза в раз проживая парализующий ужас. На шее будто слезала кожа, грубые укусы так и продолжали разъедать ее. Приближающийся шум заставил распахнуть глаза и зашептать, как молитву: — Пожалуйста, пожалуйста, не входи, пожалуйста… Эву не услышали ни на Небесах, ни на Земле — до ушей донеслись несколько поворотов ключа, после чего в комнате появился незнакомый ей человек. Замерев от удивления, она осматривала мужчину с волосами цвета крови и до ненормального острыми скулами. — В-вы… п-пришли меня… с-спасти? — хрипло выговорила Эва. По узким губам пробежала улыбка. Она казалась Эве доброжелательной, но на деле ничего хорошего не значила. Аш любит играть. — Конечно, мэм. Именно за этим я здесь, — не особо стараясь, врал Аш, вальяжно подбираясь к кровати. — В доме же никого нет, помимо нас с тобой? — Нет, нет, он… он уехал н-ночью… Эве было тяжело дышать. Неужели сейчас все закончится? Ее спасут, вернут домой, дадут поговорить с отцом. — Как неосмотрительно, — самодовольно хмыкнул он, роясь в карманах темного пиджака в красную полоску. — В-вы из полиции, да? Мой папа… он знает? — спешила Эва, пока ее зрение не сходилось с действительностью. Она видела многих копов, те выглядели иначе. У незнакомца серьга в ухе в виде когтя и маленькие драгоценные камни на верхних клыках. Кашемировая водолазка и костюм двойка тоже вызывали вопросы, но недолго. Красноволосый заговорил, и сомнения развеялись. — Естественно, старина Холланд очень переживает за тебя, Эва. Представь только, как обрадуется… Ладно, у нас не так много времени, давай для начала снимем с тебя этот браслетик. Он достал связку отмычек и принялся разбираться с замком наручников, пока по щекам Эвы одна за другой бежали слезы. Вот и все, почти свобода. — У тебя такой замученный вид, малыш. Должно быть, этот ублюдок творил жуткие вещи, да? — с упоением проговаривал он. «Малыш» резануло уши, но Эва списала эксцентричность незнакомца на особенность характера. Лос-Анджелес — город контрастов, вероятно, даже человек с видом солиста панк-группы может служить закону. — Он… Да… Он меня… М-меня… — Хорошо-хорошо, не будем о плохом, — Аш сузил губы в трубочку и сочувственно закивал, силясь не засмеяться. — Мы обязательно накажем его по всей строгости закона. Даю тебе слово. Нутро Аша ликовало. Он любил спектакли и иногда потрахивал бродвейских звезд обоих полов после выступлений. В нем жила уверенность — родись в другой семье, он непременно бы стал гениальным актером. Подтверждение было прямо перед глазами — запуганная девица глотала каждое его слово. — Вот и все, твои ручки на свободе, — промурлыкал он, проводя худыми пальцами по посиневшему запястью. — Готова? Эва закивала до боли в шее и поспешила подняться. Ноги подкашивались, рана на бедре ныла сильнее обычного. Аш похлопал по мягкой постели пару раз, представляя, как на ней развлекался Картер. После он обхватил Эву за талию, ведя по темному коридору. Огромная кофта скрывала фигуру, потому ладонь Аша временами спускалась и поднималась вдоль изгиба, дабы понять, насколько хороша заложница Картера. Эва не замечала, не думала, только ждала, когда же увидит входную дверь. — Выход в другой стороне, с-сэр, — заволновалась она, понимая, что незнакомец движется на кухню. — Знаю, малыш. Честно говоря, я жутко проголодался, пока добирался до этой глуши. — Ч-что? Она застыла, и Аш рывком затащил ее на кухню. Рассмеялся громко и склизко, походя на шипящую кобру, и хлопнул в ладоши. — Картер последние мозги тебе отбил? Я пошутил, малыш, по-шу-тил, — произнес он, склоняясь к шокированной девушке, и упал на стул, закинув ноги на стол. — Понятно, — растерянно произнесла Эва, смотря в пол. — Да не расстраивайся, тебе еще повезло, — закурив сигару, продолжил Аш. — Странно, что не приковал тебя к батарее. Это больше похоже на нашего обмудка. Сообразительная девочка. Ну, рассказывай, сложно было соблазнять Картера? — Что делать? Кого? — глотая слезы, выговаривала Эва, стараясь не смотреть в сторону мужчины, вмиг ставшего отвратительным. — Ой, какие мы стеснительные! — смакуя густой дым, улыбался Аш. — Ну ладно, я и так понимаю, что в постели такие амбалы нулевые. Сочувствую. — Вы — его друг? — уточнила она, пытаясь сменить тему. — Друг? — гарканье Аша разнеслось по кухне. — Я похож на психа? Малыш, я его на дух не переношу. — Тогда… п-почему вы мне н-не поможете? — Чтобы что? — посерьезнел Аш, туша сигару о стол. — Он тут с одобрения нашего босса. Мне не нужны такие проблемы. — Зачем тогда вы меня освободили? — разочарованно спросила Эва. Аш поднялся, подкрадываясь к дрожащей девушке. — Думал, с тобой будет веселее. Ну же, расскажи хоть что-нибудь. Как он тебя использует, тра-ха-ет, — небрежно хватая ее подбородок, злобно пропел Аш и столкнулся с непонимающим и до смешного наивным взглядом. — Я не прав? Может, у вас тут любовь? Может, Картер свихнулся окончательно? Эва думала, что хуже похитителя людей никогда не увидит. Ошибалась. Он не делал ничего такого, только продолжал держать подбородок цепкими пальцами, от которых по коже полз некроз. В темных глазах незнакомца горело помешательство, а улыбка резала скулы, угрожая разорвать те на лоскуты. Казалось, что выпотрошит ее через пару секунд. — Что здесь происходит? — холодный голос позади заставил Эву отшатнуться. В дверном проеме стоял бесшумно появившийся Картер. Он жестом подозвал ее к себе, и Эва послушалась, не задумываясь, вмиг забыв, что пришлось пережить ночью. Это не так страшно в сравнении с расширенными зрачками незнакомца, которые так и норовили расползтись по белку, заполняя его глянцевой темнотой. Картера она хотя бы знала, боялась, но знала. — Иди в комнату, — нейтрально сказал он, мельком оглядывая мокрое от слез лицо. Эва скрылась за дверью и застыла. Вдруг услышит что-то важное. От злости у Картера скрипели зубы. После суток без сна он меньше всего желал лицезреть в своем доме заносчивого и раздражающего одним видом Аша. — Всегда с ней такой грозный или только при мне? — красноволосый подмигнул и оскалился. — Ты ехал из другого штата, чтобы спросить об этом? — спросил Амен, засыпая зерна в кофемашину. Аша выводило отсутствие какой-либо реакции, как и все остальное в Картере. Он появился в теневом мире слишком быстро и ярко. Это не рядовой головорез, а гребаный сын смерти. Его заметили сразу, будто тот себе на лбу ножом высек, что лучший. С Ашем подобного не случалось, несмотря на то, что он буквально родился быть первым. Покойный отец являлся правой рукой Гектора. Рукой, которая неустанно маралась в крови, только бы остаться на своем месте. И что теперь? Пару лет назад появился какой-то отмороженный амбал, которого босс решил поставить в Сан-Диего — в престижное лакомое место, где должен сидеть он, Аш Питтерсон. Это его судьба, не Картера, и Аш это докажет, он уже уловил тонкий запах предательства, который выведет к цели. — Оу, тебе мало офицерской шлюшки? Наведываешься к другим? — сияя оскалом, сказал Питтерсон, указывая на шею, где остались следы от помады. — Завидуешь? Просто свали и дай мне выпить кофе. — Неужели неинтересно, как я попал в твое секретное пристанище? — брезгливо оглядывая минималистичное помещение, спросил Аш. — Тизиан, — констатировал Картер, понимая, что ни у кого другого ключей не было. — Дьявольская сообразительность, — Питтерсон скривил губы. — Тогда к делу. Тебе должно быть хорошо известно, что он натворил. — Да? Я к ублюдку в няньки не нанимался. Беспрекословный тон несколько сбивал Аша, но он был уверен как в себе, так и в вине Картера, а потому продолжил: — Но ты был с ним во время допроса Матео Гонзалесса, — говоря это, он практически не моргал и все смотрел на каменное лицо Картера. — Старый дилер-мексиканец. — Считаешь, я помню всех мексиканцев, толкающих дурь, которых видел? Амен был абсолютно расслаблен, без капли притворства. То, что Тизиан в итоге вляпался в историю с мертвым мексиканцем, неудивительно. Он отвратно блефует и слишком много говорит, когда нервничает, но Картер знал — его Тизиан сдать не посмеет. Додумки Аша легко разбить отсутствием доказательств. Даже копам нужен труп, чтобы доказать убийство. — Освежу тебе память, — притворно улыбнулся Питтерсон. — Неделю назад в Солт-Лейк-Сити Тизиан безуспешно выбивал у старины Гонзалесса имя его сообщника, обратился к тебе за помощью, а ты, естественно, выпытал подробности. — Припоминаю, — бросил Амен, попивая кофе. — И…? — И, — скривился Аш, — Матео после этого бесследно пропал. — Какая жалость. Ко мне какие вопросы? — Простые. Мне нужна правда, Картер. Гектор крайне недоволен, что исчез человек, делающий лямы баксов ежемесячно. Это связующее звено на мексиканской границе, а ты его убил. — Да что ты? — короткий смешок Амена прозвучал жутко. — Как я мог? — Я пришел узнать именно это, — сквозь зубы цедил Аш. — Ты ведь это сделал, я же знаю тебя, сукин сын. Абсолютно не умеешь держать себя в руках. Он выбесил тебя чем-то, и ты грохнул его, не думая о последствиях? Тизиан бы не посмел, а вот ты... — Аш, из нас двоих неуравновешенным выглядишь ты, не находишь? — делая большой глоток, перебил Картер. — Я знаю, что ты это сделал, просто, блять, сознайся и останешься в живых! Надорванный крик разошелся по помещению. Аш знал, что Картер врет точно так же, как и Тизиан. Со второго семь потов сошло, пока он с ним говорил. Правда была где-то рядом, и Питтерсон жаждал ее. Докажет, что Картер ослушался Гектора, и все. Прощай, Душегуб. Все это время Эва стояла у двери, стараясь дышать как можно тише. Предмет разговора ужасал. Мексиканец, дурь, труп. Вспотевшие руки тряслись. Теперь ее участь не казалась такой уж страшной — с другими Картер обходится намного жестче. Эва прокралась в сторону спальни, пока в ушах стояли озлобленные жестокие голоса. — Не забывай, с кем говоришь, — наступая, рыкнул Картер. — Я ничего не делал. Тизиан увез старика в Лос-Анджелес, дальнейшая его судьба мне неизвестна. — Хочешь сказать, он просто сбежал? — Хочу сказать, что меня не ебет, куда делся ваш мексиканец. Судя по всему, Гектор тебе поручил разыскать его. Так ищи, Аш, ищи, а не майся дурью. — Ты пожалеешь, уебок, сильно пожалеешь. — Жду с нетерпением. Аш вылетел, хлопнув дверью. Он ожидал узнать хоть что-то, увидеть хоть немного страха в лице наемника. Придется действовать иначе…

***

Эва

Добравшись до спальни, я съехала вниз по стене. Он — убийца, чертов настоящий убийца! Боже, ну а кто еще? Кому другому придет в голову похищать дочь шерифа? Я понимала, что он занимается чем-то криминальным, но… как можно так спокойно об этом говорить. Монтана едва не зевал, разговаривая с красноволосым. Он утверждал, что не знает, куда делся какой-то там мексиканец, но совсем не удивлялся вопросам. Значит, подобное для него нормально. Я услышала грохот входной двери. Мудак, притворявшийся копом, ушел. Какая же дура! Успела поверить, что мне повезло. Уже видела, как этот странный тип везет меня домой. Это едва не больнее всего, что происходило здесь. Настоящая надежда, осязаемая. Она до сих пор падает внутри огромными острыми камнями, раздирая все. — Подслушивать нехорошо, — безэмоциональный голос заставил поднять глаза. Картер. Ему действительно подходит эта фамилия. Такая рычащая, выскребающая внутренности. Он возвышался надо мной, тотально спокойный и нечитаемый. — Что теперь со мной сделаешь? — прошептала, пока в горле увеличивался ком. — Ничего, — опустившись на корточки, Картер заговорил тише: — Вчера я сделал, что не следовало, сегодня ты услышала, что не должна была. Давай считать, мы в расчете. — Угу. Я старалась не зарыдать, но было сложно, ведь напротив сидел человек, который не видел в произошедшем ничего ужасного. Подумаешь, чуть не изнасиловал, а вот ты подслушала мой разговор! Не понимаю, он притворяется или реально считает, что так можно. Хотелось в кровь ему лицо разодрать, но кажется, громила ничего не почувствует. Какие чувства могут быть у человека, который убивает других? Его рука потянулась к моей, но я прижала ту к груди, заговорив излишне громко: — М-можешь… Можешь меня не трогать? — Я аккуратно, не беспокойся. Его слова были плавными, но я все равно зажмурилась. Хотелось открыть глаза и увидеть другое место. На запястье лег холод. Его пальцы поглаживали синяки от наручников, только больно было не от этого. Меньше суток назад его руки вызывали панический ужас. Меня всю ночь наизнанку воспоминаниями выворачивало, а теперь легкие касания. Приятно и страшно. Глаза жгло от подступающих слез. Я ждала, что он резко схватит за горло или сорвет кофту, но ничего подобного тот не делал, будто запрещал себе перемещать руку. Только гладил. — Посмотри на меня. Его лицо ничего не выражало, разве что усталость. К голубым радужкам подползали несколько тонких капилляров. Засмотрелась на красноту в области шеи. Сначала подумала, что кровь, но оттенок больше походил на помаду. Бордовая полоска осталась и на воротнике футболки. Он был с кем-то этой ночью, не зря же тип с красными волосами сказал про шлюшек, а Картер не стал возражать. В груди кольнуло. Вспомнила, как рвал на мне одежду, а после — все те сценарии с моими криками, кровью, болью, которые надумала за ночь. Моргая медленнее, представила, как он раздевает другую. Фигура, лицо, белье. Я буквально выдумала девушку, целующую его в шею. Наверное, с ней Монтана был обходительнее. Вряд ли в шею целуют, когда по принуждению... Черт-черт-черт! Нужно радоваться, что остановился вовремя и нашел другую! Я же не совсем чокнутая! Совсем. Оцепенение коркой льда легло на лицо. Я тупо смотрела в спокойные глаза, которые убивали. Это то, что привык делать Монтана. Губить рассудок, волю, всю меня. Из-за него от сердца по венам гниль течет, и, вероятно, процесс необратим. Громила ушел через какое-то время молчаливых переглядываний. У кровати валялись куски красного атласа. В голове состыковалась картинка: увидел меня в этом комплекте и полез. Да, точно всему виной проклятая ткань, он бы не поступил так в ином случае. Может же себя контролировать, только что это доказал. Я сорвалась с места и схватила атлас, кровью растекающийся по рукам. Запихнула его вглубь своей полки в шкафу, завалив другими вещами. Все. Больше такого не будет. Мысли клубились темным дымом. Я схожу с ума, ищу ему оправдания, и, кажется, лишь из-за этого встаю по утрам. Если так работают защитные механизмы психики, боюсь, от последствий меня никто не защитит. Я правда все свалила на ночнушку? Не на то, что Монтана — похитивший меня убийца, нет. Жалко рассмеявшись, я осела на пол. Это ни черта не выход, это прямая дорога к психологическому аду…

***

Три дня спустя

Большую часть времени я лежала на кровати, бездумно разглядывая потолок. Монтана меня не трогал, даже спорить не стал, когда попросилась сама менять повязки на бедре. Не хотела, чтобы он меня касался. Точнее, боялась, что не будет противно. Отвращение по большей части испытывала к себе, ведь мне реально плевать, что надо мной чуть не надругались, плевать, как там мой отец и друзья, плевать на прошлое, настоящее и будущее. Нет, с прошлым сложнее. Оно пару раз вспыхивало перед глазами. Это сложно объяснить, будто спишь наяву, но глаза открыты и видят все с предельной четкостью. — Тебе нужно забыть, Эвтида, — слова врача бились друг о друга, как проклятые маятники. — Ты станешь другим человеком. Я лишь хочу помочь, сделать так, чтобы тебя любили. Мать, отец, парень. Где они сейчас? Кабинет — странные фразы — колыбель Ньютона. «Сделать так, чтобы тебя любили», — эти слова заставляют зубы скрипеть. Теперь полно времени на анализ прожитых лет, и он всегда сводится к тому, что никто меня и не любил никогда. Мама. Пустой звук. Она игнорировала меня, когда была рядом, говорила «Отстань», «Потом», «Ты такая раздражающая, прямо как твой отец». Потом сбежала с новым мужчиной и ни разу не позвонила. Папа. Он работал. Мы неплохо проводили время по вечерам и в выходные, но это было очень давно, перед тем, как он запер меня в психиатрической клинике, будто в один момент я ему просто надоела. Разве так бывает? Разве так ведут себя родители? — У тебя скоро пролежни появятся, — впервые за сегодня заговорил Монтана, к ночи появляясь в спальне. Обратила внимание, что тяжело мысленно произносить его настоящую фамилию. Будто, называя его, как персонажа из фильма, я делаю его безобиднее что ли. Картер убивает и крутится в кругах людей, на которых взглянуть страшно, а Монтана… Ну, у него бывают периоды нормальности, как сейчас. Я поднялась, поправляя клетчатые штаны, которые чуть велики мне. В них неудобно делать перевязки, но в сторону шорт больше не смотрю. Он кивнул, чтобы шла за ним. Странно, в последнее время словно избегал меня, а тут ведет куда-то. В коридоре Монтана обулся и придирчиво взглянул на мои ноги. — Надень эти, — он подвинул ногой пару белых кроссовок. — Там холодно. — Они… большие, — с удивлением произнесла я. Серьезно? Не хочет, чтобы замерзла? — Бегать не придется. Он вышел, а я наскоро затянула шнурки и обвязала их вокруг щиколотки. Ходить в огромных кроссовках крайне неудобно, но я все же доковыляла до облокотившегося на перила Монтаны. — В чем дело? — нарушила ночную тишину я. — Не знаю, тебе же нравится на воздухе. Я немного подавилась, когда порыв ветра ударил в лицо. Было свежо, тихо и странно. Монтана смотрел в сторону леса, сложив руки в замок, и, кажется, не особо помнил о моем существовании. Думал о чем-то, и желваки медленно двигались. — Какая разница, что мне нравится? — выпалила я. Пожав плечами, он достал из кармана пачку сигарет и поджег одну из них. Монтана втягивал дым долго, а когда выпускал его, чуть прикрывал глаза. Сигарета между его пальцами казалась крохотной и хлипкой. В этих руках все таким становится. — Не хочу спать в постели с живым трупом, — наконец ответил он, и нос защипало от дыма. — Подумал, на улице немного оживешь. — Чтобы было интереснее надо мной издеваться? — съязвила и тут же пожалела, делая шаг назад. Ответа не последовало, никакой реакции. Он продолжил затягиваться и не спеша размял шею. Я не нужна даже похитителю-психопату. Смешно от одной мысли. — Можно? — через минуту подобравшись ближе, сказала я и указала на очередную сигарету. В прозрачных радужках мелькнуло что-то вроде удивления. Уголок губ резко дернулся. Он поднес фильтр к моим губам. Горло горело и скребло, я продолжала впускать в легкие дым. Монтана смотрел внимательно и насмешливо. Меня сбивало его лицо, и в итоге грудная клетка будто сжала органы до предела. Я начала кашлять, нос и глаза щипало. — Так и думал, — как-то тепло сказал он, продолжая курить. — Я просто давно не пробовала. — Давно или никогда? — Монтана все веселел. — Да ладно, ты же хорошая девочка. На миг забыла, кто передо мной стоит. «Хорошая девочка» — склизкое и гадкое выражение, которое терпеть не могу, но пухлые губы выговаривали его так, что по щекам бежал жар. — Вообще-то однажды даже траву курила, — бросила я с глупым самодовольством. Он сдерживался, чтобы не улыбнуться. Вероятно, еще немного, и я бы увидела что-то искреннее. Не издевательский оскал и не скривленные ухмылкой губы. Но в итоге Монтана только сделал новую затяжку, и дым стер с лица отголоски эмоций. — И как? Получила по шее от папаши? — Честно говоря, не очень. Меня стошнило минут через десять, и я решила, что умру на школьной вечеринке, — отвечала я, рассматривая редкие звезды на небе, — а папа… Он работал. Погрустнев на последней фразе, я вдруг поняла, что сморозила какую-то чушь человеку, который меня похитил, а до этого взяла сигарету, побывавшую у него во рту. Зачем ее вообще просила? Я бродила глазами по полу террасы, перейдя к привычному состоянию — к желанию исчезнуть. Не понимала, что со мной, и понимать не особо хотела. — Можно вернуться? — спросила поблекшим голосом. Даже сдвинуться с места без его разрешения нельзя. Это же гребаный ужас, почему для меня это все чаще становится пустыми словами? — Нет, — выдержав паузу, ответил он. — Пойдем. Монтана шел впереди, пока я плелась следом и насильно прокручивала вечер, в который он на меня набросился. Помни же об этом, как и о том, что Монтана говорит об убийствах, попивая кофе. Только вот воспоминания видятся побледневшей пленкой — где-то когда-то было. Будто не со мной. Мы добрались до гаража, где от резкого освещения заболели глаза. Внутри стоял черный Мерседес, в багажнике которого я не так давно тряслась. Опять. Опять факты не сходятся с ощущениями. Мне абсолютно безразличен этот эпизод. Он просто был. — Иди сюда, — достав что-то с пассажирского, отозвался Монтана. Я подбиралась к нему медленно, убеждая себя, что в следующую секунду он может приставить ко лбу дуло пистолета, потому что что-то не то сделала или сказала. Помни же! — Держи. Опустив глаза, я увидела в его руке бежевую треугольную упаковку. Такую знакомую и удивительную. Мой любимый шоколад. Щеки холодило от дорожек слез. Так давно его не ела. — За что? — сглотнув, прошептала я. — В плане? — кажется, он действительно удивился. — Ну, — вытирая слезы, продолжила я. — Это же не просто так. — Просто. На заправке не было сдачи, пришлось взять это. Звучало странно, но анализировать сказанное стало просто невозможно, когда упаковка оказалась в моих руках. Пыталась быть аккуратной, но в итоге разорвала ее, быстро погружая треугольную дольку в рот. Шоколад так приятно таял, что я невольно закатила глаза. — Какой же вкусный, — вырвалось у меня, когда принялась за третий или четвертый кусочек. — Ты ведь в курсе, что можешь попросить и я привезу, что хочется? У меня нет цели морить тебя голодом. Я закивала — он не раз спрашивал, что мне нужно, но обычно отнекивалась. Странно просить нечто вкусное. Брови Монтаны были слегка подняты. Видимо, реакция на обычный шоколад оказалась слишком бурной, что даже оправдаться решил. Я покосилась в сторону, завидев такие же плитки на пассажирском сиденье. — Еще есть? — с набитым ртом спросила я. Он молча вытащил пакет с другими упаковками. Ощущение, что стодолларовыми купюрами расплачивается, иначе откуда столько? Уточнять не решилась — Монтана выглядел непривычно. Мышцы на лице быстро дернулись, искажая полосу шрама. Ему неприятно, стыдно? Удивительно даже думать о подобном. Тишина не напрягала, ведь по телу так и расползался серотонин с каждой съеденной долькой. Я дошла до последней и взглянула на Монтану слишком открыто. — Попробуй. — Не люблю. Во мне разгорелось похожее на азарт чувство, и рука с кусочком шоколада потянулась к серьезному лицу. — Давай. Готова поспорить, ты вечность не ел подобного. — Зачем? — Чтобы вкусно было, Монтана, — пробурчала я, пока тянулась к его губам. — Как ты меня назвала? Я застыла, выпучивая глаза. Как назвала? Монтана? Черт, ему точно не по душе придется то, что зову его героем из фильма. Хотела убрать руку, но он обхватил запястье и приоткрыл рот. Пальцев пару раз коснулись холодные губы, пока сердце больно пропускало удар за ударом. Лизнул подушечку кончиком языка и отстранился. — Ну? — дернув бровью, спросил он. — Тони М-монтана. Слышал о таком? — я сделала шаг назад, вглядываясь в расслабленное лицо. — Очередной твой знакомый? С губ слетел сдавленный смешок, и я прикрыла их рукой. — Нет. Головорез из фильма «Лицо со шрамом». Он очень старый, неужели не смотрел? — Почему о нем вспомнила? — У вас много общего, — выставляя руки в примирительном жесте, ответила я. — Просто не знала твоего имени и до недавнего времени фамилии. — Амен, — коротко и быстро бросил он. — Что? — Мое имя. Больше не называй меня, как какого-то ублюдка из старого фильма. Амен. Его имя било током. Злое, тяжелое и так сильно ему подходящее. Я замешкалась, не зная, что отвечать. Мы молча пошли к выходу, у которого заметила зеркало. В ванной после инцидента с бедром его не осталось, и было неожиданно увидеть в отражении похудевшее осунувшееся лицо. На фоне Монтаны Амена выглядела крохотным серым пятнышком. Он возвышался сзади более чем на голову и следил за моим взглядом. Об это зеркало в первый день чуть лицо мне не разбил. Тогда видела в нем лишь обезумевшую жестокость. Что изменилось? Все такой же. Я не знаю его и просчитать не могу, не стоит обманываться. Или… Озвучивание имени. Это же что-то значит? Он не сделал бы так в первый день или неделю. А еще не стал бы вести себя спокойно и отдавать проклятый шоколад. Уже в постели пыталась разобраться в ворохе мыслей. Каждая из них кажется больной, по сути таковой и является, потому что связана с Аменом. Называя его по-настоящему, я будто с десяток стен ставлю перед прошлым. Может, он наконец-то меняется? Так же бывает. Я не раздражаю, не пытаюсь сбежать, не ношу красное, вот Амен и обходится со мной хорошо. Нет. Сколько бы ни был воспален мой мозг, все равно улавливал фальшь. Он все тот же, только притих ненадолго. Никакие стены против его гнева не выстоят. — В каком месте я похож на Аль Пачино? Услышав возмущенный вопрос, я обернулась. Амен лежал на спине с телефоном в руках и хмурился. Достаточно забавное зрелище. — Не внешне. Поступками, — зевая, ответила я. — Какими? — его интонация становилась дотошной. — Он везде или размахивает пушкой, или пялится на костлявую блондинку. Амен приблизил экран к моему лицу, пролистывая кадры из фильма. — Это сложно объяснить. Просто посмотри. — Посмотрим завтра, — недовольно бросил он, выдерживая паузу. — Жду веских аргументов. Спрятав лицо в подушку, я улыбнулась. Завтра посмотрим. Случайная фраза, или он правда хотел бы просто включить телек и увидеть, каким его вижу? Сон впервые кутал не пугающе, а приятно. Вроде бы в радиусе этой ночи нет опасностей. Так я думала, пока не услышала глухой стук где-то за пределами комнаты. — Не выходи, — четко произнес он и поднялся. — Что происходит? — с ужасом спросила я, видя, как Амен достает из тумбочки пистолет и обойму. — У нас гости.