Жить прошлым

With all this anger, guilt and sadness Coming to haunt me forever I can't wait for the cliff at the end of the river. Is this revenge I am seeking, Or seeking someone to avenge me? Stuck in my own paradox I wanna set myself free.

***

      А что было потом?       Пять дней подряд приходил психотерапевт и подолгу разговаривал с Кэтрин. Несмотря на то, что девушка была абсолютно убита горем, ей всё же удалось убедить его в своей вменяемости, иначе всё, что оставалось бы — пролежать в психиатричке до конца своих дней, ведь ничто не уходит бесследно. Притворяться абсолютно здоровой психически было трудно, но Кэтрин смогла… Всего за несколько сеансов убедила сотрудника помощи, что живёт настоящим и смирилась со смертью, хоть это и тяжело принять.       Не смирилась… Больше психотерапевт не приходил, а ведь иногда хотелось ему высказать всё и расплакаться. Теперь же горе-мать вынуждена была справляться со своим ужасным состоянием в одиночку, как всегда. Муж ушёл от неё, как только узнал о ребёнке, и Кэтрин воспитывала сына одна всё это время. Она была примерной матерью, хоть и недостаточно умелой: старалась не обращать внимания на отсутствие моральной и материальной поддержки; не осуждала других; работала, но и вместе с тем уделяла время сыну.       Девушка пообещала себе, что убийца поплатится, и жила лишь за счет одержимости местью. Ведь она выжила при родах, тогда, несколько лет назад… Они были трудными. И Кэтрин была ещё совсем молода — только получила диплом после выпуска из университета. Поэтому она никак не могла считаться женщиной, даже уже родив сына, которого любила больше всего на свете. Возможно, это и было её проблемой, ведь девушка не могла ему ни в чём отказать. И в злосчастном походе в пиццерию с друзьями тоже…       На суд Кэтрин не явилась. Просто не хотела видеть убийцу. Она бы не выдержала и расплакалась во время зачитывания обвинения. Вместо этого девушка вспоминала… Вспоминала их светлый дом. Когда вся семья ещё при муже собиралась за столом и рассказывала друг другу разные истории. Их маленький сад с миниатюрными клумбами и качелями, а также с обустроенным прудиком. Вспоминала залитую вечерним солнцем гостиную и звонкий смех. А тепепь здесь пусто. Она осталась совсем одна. Дом пришёл в запустение, как сад и сама хозяйка. Снаружи давно не поливали уже увядшие цветы, не подстригали газон. В доме не прибирались, не мыли полы, не готовили. Там больше не стоял сладкий запах черничного пирога, томящегося в духовке, как бывало раньше. Холодильник пуст (теперь там лишь бутылки с алкоголем, которым девушка запивала душевную боль), окна теперь закрыты шторами, а зеркала занавешены, потому что Кэтрин не желала видеть себя в них.

***

      Однако письмо, упавшее однажды пасмурным утром в почтовый ящик, заставило горе-мать встрепенуться. Оно было из полиции, а на забрызганном чернилами листе можно было прочесть напечатанное на машинке приглашение в тюрьму на разговор с убийцей. У виновника наверняка было, что рассказать, но сотрудникам, работающим там, он лишь смеялся в лицо. Да и не факт, что он рассказал бы о своих мотивах ей, но стоило попытаться. Однако, быстро собираясь, Кэтрин даже не предполагала, что не сможет просидеть в комнате для разговоров и десяти минут. А полицейским вообще запрещалось её звать, потому что у жертв вид мучителя часто вызывает страх и слёзы, у кого-то вообще — агрессию… Но стоило попытаться, и горе-мать искала самые приличные вещи, чтобы ценой всего скрыть своё состояние, переведя всё внимание собеседника на них. Хотя выглядеть красиво сейчас вовсе не хотелось.       Девушка думала, что ко всему готова; что она уже пережила большую часть того, что переживают родители, потерявшие ребёнка… Однако, приближаясь к зданию полиции, на душе становилось тоскливо и страшно. К тому же Кэтрин ощущала холодную рукоятку карманного ножа-помады во внутреннем кармане. Сейчас она была полна намерения убить виновника всего этого и даже не думала о последствиях. Когда человек опьянён местью, он вообще ни о чём не думает, кроме этого. У горе-матери даже не было плана на случай успеха и на случай, если холодное оружие найдут.       Всё было не слишком строго. На входе её сфотографировали, проверили документы, мельком проверили сумку. Что в самом деле может сделать такая безобидная овечка даже с оружием? Затем молодой сотрудник встретил девушку и попросил следовать за ним. Они шли по коридору, по всей длине которого тянулись серые стены, сверху — белый потолок, снизу — пол, сделанный из камня, от которого сильнее отдавался звук шагов. Нарушители закона, временно находящиеся за решётками, тянули руки к гостье, стараясь ухватить её за рукав платья. Бездомные и пьяницы, спящие на лавках, вдруг проснулись и теперь лишь молча глядели вслед этим двоим. Кто-то буквально залаял, пребывая в припадке, кто-то лишь тихо причитал, раскачиваясь из стороны в сторону. Кэтрин боязливо жалась к стене, обхватив сумку руками, как нечто более ценное, чем жизнь. Полицейский же, уже привыкший к подобному, лишь добродушно посмеивался, хотя в данной ситуации было совсем не до смеха. — Проходите, — дружелюбно пригласил он, открыв дверь, находящуюся к самом конце бесконечного коридора, и пропустил горе-мать вперёд. Они оказались в светлом помещении, где было ещё несколько сотрудников, следящих по камерам за нарушителями.       Гудели лампы. Невыносимо хотелось домой. Молодой человек оглядел девушку и вздохнул: — Вам, наверное, очень тяжело находиться здесь. Может, хотите уйти? Мы не возражаем. Всё ведь зависит от вас. — Всё нормально, — солгала Кэтрин. — Что нужно делать? Что сейчас будет? — Обвиняемый находится в соседней комнате. Не волнуйтесь, он вам не навредит. У вас есть возможность провести с ним беседу. Полиции кажется, что он знает больше, чем говорит. Мы навели справки. Преступника зовут Уильям Афтон. Он когда-то работал в той самой пиццерии. Всё в этом заведении так или иначе связано с аниматрониками. Они ранее совершали громкие убийства, и Афтон может об этом знать. Но нам он, по крайней мере, ничего не говорит… — Скажите, — тихо перебила его Кэтрин. — Мой сын… мой сын умер от его рук или из-за… аниматроников? — Почему вы так реши… — А почему вы вдруг упомянули их? Как он умер? Скажите! — Простите, мисс, но я не знаю подробностей. Вы имеете право знать, но позже, когда кто-то другой, ведущий дело, расскажет об этом. А мы, кажется, отвлеклись… — Мне нужно знать сейчас, — горе-мать взглянула в глаза полицейскому, — хоть что-то. Прошу…       Тот, казалось, сейчас сдастся и, несмотря на запрет, расскажет всё, что знает, но нет… Молодой человек заговорил не об убийстве, а о правилах безопасности: — Вы можете выйти из той комнаты, когда вам захочется. Не приближайтесь к Афтону. Его руки обездвижены, но ради гарантии держитесь подальше. Не рассказывайте преступнику ничего личного, не говорите о своих чувствах и о том, как вам плохо. Вам не удастся его разжалобить. Таким образом вы лишь поможете Афтону вами манипулировать. Но и не грубите, а то разозлится. Говорите спокойно. Ничего ему не передавайте. Никаких ручек, острых предметов. И постарайтесь ничего не потерять. Снимите серьги, кольца и оставьте сумку здесь. Мы будем наблюдать за вами через камеру. Разговор тоже будет слышен. Если что-то покажется подозрительным, выходите. Я буду здесь, за дверью, и смогу помочь, если что вдруг… Вы всё запомнили? — Кажется, да… — Не волнуйтесь. Я рядом. Зовите сразу, если что-то вдруг пойдет не так. Меня зовут Мэтт Джонсон.       Полицейский взял ключи и, звеня ими, открыл дверь. В животе болезненно скрутило от волнения, но Кэтрин сделала над собой усилие и, вспомнив о мести, шагнула вперёд. — Всё хорошо, я тут, — напомнил Мэтт и прикрыл за ней дверь.       В этой комнате было ужасное белое освещение, но что гораздо страшнее — за столом сидел убийца. Это был мужчина-брюнет. И Кэтрин с ужасом отмечала, что ей больше нечего сказать. Кроме того, что его зовут Уильям Афтон. Даже приблизительно не было понятно, сколько ему лет, и кто он такой. Раньше убийца был в фиолетовом костюме с золотым орденом на груди. По крайней мере, когда девушка увидела его в первый раз. Сейчас же Афтон был в белой тюремной одежде, которая на всех преступниках сидела совершенно одинаково. И когда он заговорил низким ехидным голосом, девушка вздрогнула: — Здравствуй, дорогая Кэтрин. Что же ты стоишь у двери? Садись.       В самом деле, стоять весь разговор было бы неудобно, и горе-мать села на стул, предназначенный для неё. Ободряло лишь то, что под потолком светился красный огонёк камеры, а за дверью находился Мэтт, готовый в любом случае прийти на помощь. Неизвестно было только, откуда Афтон знает её имя. — Ты доволен, мразь? — после долгого молчания сказала девушка. О, она не так представляла себе этот разговор, совершенно не так. Хотелось кричать, бить посуду и заодно избивать убийцу, пока тот не умрет, но она настолько устала и выдохлась после недельного пребывания в горе, что сил хватило только на этот жалкий вопрос. — Что тобой двигало? Зачем? Зачем ты это сделал?       Она сжимала кулаки под столом, стараясь не зарыдать, готовая в любой момент наброситься на виновника, несмотря на камеру. Но сначала нужно было всё разузнать. — Иногда появляются такие вещи, когда причина не нужна. Но ты всё равно не поймёшь. Поэтому можешь считать меня мразью, сволочью… Да кем угодно. — У тебя должен быть какой-то мотив, Афтон. Ты его не называешь, а зря. Чистосердечное признание облегчает наказание. — Что может облегчить смертную казнь? А, забыл. Тебя же не было на суде. Что ж, куколка, можешь радоваться. Я скоро сдохну. Точнее, мне назначена казнь на электрическом стуле. Пока я вынужден сидеть в тюрьме, но потом-то я точно сдохну. — Я буду ждать. — О, не сомневаюсь!       Убийце было наплевать. Он так спокойно говорил о собственной казни, что Кэтрин утратила всякую надежду узнать про пиццерию. К тому же, ей просто нечеловеческими усилиями удавалось сохранять самообладание. И Кэтрин не знала, как подступиться, как заговорить. А пока повисла тишина, которую нарушали лишь гудящие лампы, Афтон открыто разглядывал собеседницу. Очевидно, она ему понравилась, потому что тут же последовал комплимент: — У тебя очень красивое платье и приятные духи. — И ты смеешь… — О, да. А тебя это задевает? — Нет. Тебе меня не сломать. Даже не пытайся. — Ну хорошо, хорошо, не буду, — убийца весело засмеялся и заметно расслабился, вытянув длинные ноги под столом. Его эти слова позабавили. — Ну и что? Ты пришла просто так посидеть и поглазеть на меня? Говори уж. Я же знаю, что ты что-то хочешь спросить. — Пиццерия, — напрямую сказала Кэтрин, решив не мудрить, если он уже всё узнал. Сейчас бы ей мог позавидовать любой известный следователь. — Рассказывай всё, что знаешь о ней. — О, — Уильям опять засмеялся, а девушку это начинало выводить из себя. Хотелось сломать ему челюсть. Убийца повторил: — О, мне это нравится! Ты такая смелая, если думаешь, что я просто так возьму и расскажу тебе все тайны. Да-да, вот так просто! Настолько просто, что даже глупо! — Слушай, ты… Ты превратил мою жизнь в ад. Ты убил моего сына. Ты испортил абсолютно всё. Поэтому я не буду жалеть тебя и задушу прямо сейчас, этими руками, если не расскажешь об этой грёбаной пиццерии!       Кэтрин замолчала, испугавшись своих слов и прислушалась. Всё это вылетело само по себе. После угроз обязательно должен был зайти полицейский и попросить её уйти, но шагов не было слышно, поэтому разговор обещал продолжаться. — Не угрожай мне. Очевидно, если я убил пятерых, я был готов к такому. Думаешь, ты одна такая? Мне угрожали родители других детей, что я зарезал. И что? Я не раскаялся перед ними, а перед тобой должен? Я уже готов сдохнуть и мне плевать. Можешь убить меня сейчас, я не против. Смерть от рук красивой девушки лучше, чем смерть от рук жирного палача в тюрьме. — Я всего лишь начну дело, а завершит его уже палач. Думаешь, приятно, когда твоя шея сломана, но ты продолжаешь жить и мучиться? — Охрана, — позвал Афтон скучающе, подняв голову к камере, — уведите её! Признаться, я думал, что ты, Кэтрин, будешь разумнее всех моих прошлых посетителей. Но ты такая же, как и они. Конечно, ты имеешь право меня ненавидеть и обвинять, но мне это начинает надоедать. Каким хладнокровным бы ты не был, постоянные крики нервы выматывают хуже детей. — У тебя нет детей. И ты не можешь знать, каково это, потерять сына. — У меня трое детей. Ещё аргументы? — А если с ними случится то же, что и с моим сыном? Ты простишь себе это? В пиццерии аниматроники нападают на людей. Из-за этого умирали дети. А ты там работал и отказываешься говорить! — Мои дети в безопасности, — отрезал Афтон. — А если тебе так интересно, то езжай туда и разбирайся сама. Ну, знаешь, поспрашивай местных, внутрь загляни… Может даже на работу устроишься. А то почему я должен тратить последние дни перед казнью на тебя? Я, может, тоже хочу отдохнуть, подумать о жизни…       Это стало последней каплей, и девушка, выхватив замаскированный под помаду нож из кармана, бросилась на Афтона, не взирая на стол. Она схватила его за воротник тюремной футболки, целясь в горло, но преступник дёрнулся, и оба упали. Нож промахнулся и попал убийце чуть выше колена. — Эй-эй, я всё понимаю, но так сразу бросаться… Ну ранила ты меня, а что дальше? — Афтон оказался совсем близко. На белых джинсах расплывалось тёмно-красное пятно крови, а Кэтрин взвыла от разочарования.       В комнатушку ворвался Мэтт и оттащил горе-мать от убийцы, лежащего на полу. Смерть виновника не состоялась. Другой охранник пришёл на помощь, и они выволокли упирающуюся Кэтрин за дверь. — Что ты творишь? — рявкнул Джонсон, замахнувшись, чтобы влепить девушке пощёчину, однако потом остановившись. — Что на вас нашло?       Он больно сжал запястье несчастной и забрал острый предмет. — Нож-помада? Серьёзно? Вы решили убить Афтона? Незадолго до казни? — Нет… Нет, я не хотела. Я не знаю, что на меня нашло… Я не не знаю! Я не хотела!       Длинные ресницы дрогнули. Кэтрин часто-часто заморгала, и Мэтт, сжалившись, отпустил её. — Я вам верю, — сказал он после недолгого молчания. — Жертвы часто выпадают из реальности, их одолевают сумасшествие и ожержимость местью. И порой они в таком состоянии часто творят вещи ещё похуже убийцы.       Руки девушки дрожали, испачканные кровью убийцы. — Вам налить воды? Всё хорошо? — полицейский, похоже, ничего в упор не видел. — Как себя чувствуете? Я могу попросить психотерапевта прийти к вам сегодня, если нужно! — Я… в порядке. Только мне нужен свежий воздух. И салфетка. — Конечно, возьмите. Вы можете идти. Вас никто здесь не держит. Если будут вести — я сообщу по телефону. — Спасибо. Спасибо вам…       Но домой идти она не собиралась, нет. Пиццерия, как сказал Афтон, могла дать подсказку в этом деле. Стоило бы отправиться туда, что Кэтрин тут же и сделала.       Это небольшое здание уже закрыли из-за недавнего ужасного инцидента. Вывески поснимали, однако постеры внутри, за стеклом, в полутьме, остались. На них можно было разглядеть трёх танцующих аниматроников — медведя в цилиндре, кролика с гитарой и птицу в слюнявчике с надписью «Let's eat!» Они, насколько можно было судить, улыбались, будто бы ничего и не произошло. Дверь открыть не получилось — снаружи висел прочный большой замок. Наверняка изнутри ещё не всё вынесли и хоть какие-то ответы можно было бы найти, если бы не преграда в виде двери. Обход здания тоже не дал результатов. Сзади обнаружилась свалка, но весь мусор оттуда вывезли и ничего не осталось: ни газет, ни даже остатков еды — пустые баки.       А ведь докопаться до правды было бы намного проще, заметь Кэтрин в глубине комнаты, в полутьме, сложенные костюмы аниматроников, запачканные кровью в некоторых местах. Жаль, что не заметила.