Maybe I should chase and find
Before they'll try to stop it
It won't be long before I'll become a puppet…
***
Но желание узнать правду взяло верх, и после трёхдневной реабилитации, слёз и новых порций алкоголя, Кэтрин снова явилась в полицию. Сделать это было очень трудно, ведь после нападения на Афтона доверие к ней упало, и человек на входе даже не хотел пропускать девушку. Но потом явился Джонсон и тогда с трудом, но удалось пройти.
Охрана встретила её с неким подозрением. Были продиктованы прошлые правила безопасности. Та же гнетущая атмосфера, серые стены, белое освещение от гудящих ламп, блок с временными камерами, откуда доносились крики других заключённых и весьма грубые выражения. Ничего не изменилось. Всё, словно в повторяющемся кошмарном сне. Изменилось только одно. Когда горе-мать уже собиралась пройти в комнату, где находился убийца, её вдруг остановил Мэтт, шедший всё время позади:
— Мисс, я… я должен вас обыскать, — он заметно нервничал. — Это нужно для того, чтобы прошлая ситуация не повторилась. Ну, вы поняли… Заранее простите.
Она была готова к такому варианту развития событий, поэтому
к сожалению на этот раз не взяла ножа, хотя соблазн собственноручно перерезать горло мучителю был велик. Сумку забрали, а чужие руки, шарящие по телу в поисках оружия, совсем не ощущались через одежду.
— Помните правила?
— Да…
— Самое главное — не рассказывайте ему никаких секретов и тайн! Афтон может обернуть их против вас. Он будет манипулировать вами, если получит хоть что-то личное, за что можно зацепиться.
Молодой человек проводил Кэтрин до двери, перебросился парой слов с напарником и, щёлкнув замком, пропустил девушку в комнату, ободряюще произнеся, как и в прошлый раз:
— Не бойтесь. Если что, я рядом…
Уильям Афтон сидел в той же белой тюремной одежде, вытянув ноги. Его руки были закреплены наручниками уже за спиной, а на щеке красовался синяк. Губа была разбита и только-только начала покрываться новой кожей. Заслышав шаги, он оживился, поднял голову и заулыбался:
— Здравствуй, милая Кэтрин.
Афтон невозмутимо оглядел девушку с ног до головы, едва бросив взгляд на полицейского, и добавил:
— Признаться, в прошлый раз ты сильно поранила мою ногу. И я погорячился, да… Надеюсь, теперь ты не будешь на меня кидаться, и мы сможем спокойно поговорить. По душам, так сказать… Только ты и я, — последние слова он произнёс с нажимом, намекая Джонсону удалиться. Тот лишь напомнил Кэтрин звать, если что-то случится, и скрылся.
И снова она один на один с этим монстром… Нужно отвечать осторожно:
— Я не хочу и не могу тебе сочуствовать. Разговор по душам ведь это подразумевает?
— А я и не прошу. Мне не нужно жалости. Достаточно видеть твои слёзы.
Уильям выпрямился, прожигая взглядом гостью. Девушка со скрипом отодвинула стул, села и ответила тихо:
— Эти слёзы тебя не касаются. Я скорблю о сыне, а не о тебе.
— Но ты пытаешься сохранять гордость и делаешь вид, что не хочешь схватиться за нож снова, разговаривая со мной. Ты скрываешь свои чувства, признайся.
— В правилах этой тюрьмы есть пункт, запрещающий рассказывать тебе что-то личное. А вообще вопросы должна задавать я. Ничего не хочешь рассказать?
— Например? Я знаю много историй о детских душах, об убийствах в пиццерии, об аниматрониках, о безутешных матерях…
Руки непроизвольно сжались в кулаки, но голос по-прежнему был спокоен, хотя маска безразличия вот-вот готова была упасть.
— Что представляют собой аниматроники? Я видела двоих на плакате. Что или кто ими управляет? Внутри люди?
— Я мог бы рассказать, ведь я хорошо знаю, как они устроены. Но…
По ехидному выражению лица убийцы девушка поняла, что сейчас последует что-то, что ранит её ещё больше, и боязливо спросила:
— Что ещё?
— Для этого ты должна сесть ко мне на колени.
Вместе со вздохом разочарования и злости Кэтрин откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, чтобы остановить накатившую пелену слёз и заодно справиться с желанием задушить Афтона. Он издевается, и это также ясно, как безоблачное небо апрельского дня.
— Разве ты не хочешь узнать, почему аниматроники запрограммированы нападать на людей, и почему дети умирали от этого еще раньше? Я работал в той пиццерии и знаю все её тайны…
— Я тебя ненавижу. Сволочь…
— Моё дело — лишь предложить.
Убийца ухмыльнулся. Собеседница снова подавила в себе желание задушить его и предложила:
— Я могу попросить охрану, чтобы они тебя не били. Даже заплачу им. Разве ты хочешь, чтобы твоё лицо снова украсили синяки и царапины? Мне нужно знать… Ты сказал, что аниматроники и ранее нападали на людей. Но почему пиццерию не закрыли?
— Закрывали. — Афтон скучающе разглядывал царапины на столе. — Но об этом я не хочу говорить. Мне плевать на охрану. Пусть бьют. Пусть хоть подавятся своей злобой.
— Ты должен рассказать… — девушка и представить себе не могла, что будет просить ненавистного убийцу о чём-то. Когда она рыдала ночами и пила, то хотела лишь убить его, а не сидеть вот так и мирно болтать. — Можно спасти десятки жизней, если знать, почему это происходит! Я потеряла своего ребёнка из-за собственной глупости и теперь не допущу, чтобы другие пострадали подобным образом.
— Ну… вряд ли ты сможешь что-то предпринять, ведь ты всего лишь милая игрушка. Но если ты так хочешь знать… Аниматроников по ночам не выключают, иначе может произойти поломка. Они свободно разгуливают по пиццерии и иногда… — Уильям выдержал паузу, сделав акцент на слова «иногда», — иногда склонны нападать на охрану. Днём они более-менее спокойны, а вот ночью с ними что-то происходит… Я долго не мог понять, что именно. Той-аниматроники просто запрограммированы, им не нужны хозяева. Но у них имеется один системный недочёт: ночью они видят людей в виде эндоскелетов и пытаются засунуть их в костюм, так как думают, что это нарушение. Например, тот же Бонни отличается своей агрессивностью и нападает чаще…
— Это тот голубой заяц с постера на входе?
— Кролик. Да, он. Есть ещё другие аниматроники, более старые. По своей сути они отличаются от игрушечных непривлекательной внешностью. Пострашнее будут. Один такой полголовы откусит, мало не покажется! Слышала об «Укусе 87»?
— Нет…
— А об «Укусе 83»?
— Не слышала… что… что это такое?
— Два названия — одна беда. Тогда я тоже потерял сына. Ужасный инцидент, но это в прошлом. Сейчас для тебя главное — узнать об аниматрониках? Так слушай, потому что два раза я повторять не собираюсь…
— Ты потерял сына и так спокойно об этом говоришь? Да что… что ты за чудовище такое?
— Я потерял двоих детей и жену. Но это было давненько, поэтому я не сильно горюю.
— И ты даже не интересовался, как они умерли?
— Это остаётся за завесой тайны… А тебе-то вообще какое дело? Ты же сказала, что не собираешься мне сочувствовать.
— В целом никакого. Просто мне жаль детей. Они не виноваты, что ты — их отец. Ни капли сочувствия не будет. Постоянно забываю, каков ты на самом деле, и как ты испортил мне жизнь. Рассказывай дальше про этот «Укус 83».
— Так вот… это тот самый инцидент, когда я потерял младшего сына, — убийца слегка переменился в лице, вспоминая об этом. — Его зовут… звали Кэссиди. А ещё у меня был старший сын — Майкл. Всех деталей не знаю. Когда я прибежал с работы в больницу, Майкл невнятно объяснил, что хотел подшутить над братом и поднёс его к Фредберу, которого Кэссиди очень боялся. Аниматроник откусил ему лобную долю. Кэссиди умер, спустя некоторое время. Надо сказать, пиццерия от этого сильно пострадала…
— Мне очень жаль Кэссиди… Но как аниматроник мог откусить ребёнку полголовы?
Кэтрин сидела под впечатлением от рассказа. А ещё её убивало равнодушие Афтона к смерти собственного сына.
— Внутри аниматроников находится эндоскелет. Он металлический, и вполне вероятен вариант, что от слёз Кэссиди конструкция захлопнулась. Так уж всё устроено.
— Что стало с Майклом? Ты не навредил ему? — осторожно спросила девушка.
— А что, ты думаешь, я мог сделать? Может, я и слегка сумасшедший, но не настолько. Майкл жив… Что ему сделается?
— Ты мог его убить. Потому что ты сумасшедший. Ты совершенно невменяемый. Ты монстр. И ты никогда не должен был рождаться. О, нет. Но ты родился…
— У нас с Майклом были нормальные отношения.
— Почему тогда он не приходит к тебе в тюрьму? Ты настолько мерзкий, что даже собственные дети тебя избегают?
Афтон не ответил и вдруг пришёл в движение, будто бы пытаясь встать. Он немного подумал и сказал, чего уж точно не следовало говорить:
— Майкл лишь хотел пошутить. А Кэссиди вёл себя истерично. Он вообще всегда ныл, чаще вообще без повода. Если бы он не заплакал, кто знает, может, всё и обошлось бы. В любом случае, прошлого уже не вернуть. Клеймо нытика закрепилось за ним. А вот твой сын… твой сын был весьма спокойным, когда…
— Не нужно… Замолчи!
Горе-мать закрыла уши руками, но этого было недостаточно, ведь убийца мог говорить довольно громко. И он продолжал:
— Когда я сказал ему, что убью его. Даже не ныл. Удивительно вообще, ведь другие…
— Хватит! Прекрати! Заткнись!
— Другие ныли и просили пощады… А он нет!
На крики прибежал охранник. Сквозь слёзы Кэтрин видела, как Афтон согнулся пополам от мощного удара в живот. А потом девушка выбежала за дверь в слезах, ещё слыша, как убийцу избивают. Не прошло и пяти минут, как он довёл её до нервного срыва и слёз. Персонал тюрьмы провожал горе-мать сочувственными взглядами, но Кэтрин не нужна была их жалость. Ей, казалось, уже ничего не было нужно…
***
Кое-как добравшись до дома, Кэтрин ввалилась в гостиную и бросила сумку на пол. Ноги в чулках ступали почти неслышно, но в мрачной тишине опустевшего дома эти шаги были достаточно громким звуком.
Зеркала были занавешены тёмными простынями, но одна из них упала, и девушка, случайно бросив мимолётный взгляд на отражение, с отвращением увидела там себя. В кого она превратилась? Что с ней стало? Эти впалые щёки и тёмные круги, залегшие под глазами… Это выражение бесконечной печали и тоски, пустые глаза, потерявшие блеск и радость; худое тело, на котором дорогое итальянское платье уже висит мешком… И даже волосы успели сильно растрепаться от быстрого бега. Кэтрин казалось, что она буквально стала огородным пугалом. Но что было поделать, если она винила себя, но вместе с тем не могла ничего предпринять?
— Я добьюсь своего, — пробормотала девушка, отворачиваясь, и вдруг схватилась за край позолоченной рамы и усилием повалила тяжёлое зеркало. В ушах стоял звон. Осколки разлетелись по всей гостиной, некоторые потерялись на ковре, а один оказался в руках и тут же пошёл в ход. О, та ночь была просто ужасной!
