Контекст (рабочее название)

Политики реагируют на предоставленный отчет о компании Траска злостью и стыдом, и у Чарльза без всякой телепатии выходит надавить на них и получить компанию в прессе, очерняющего ученого психа, смотрящего на себе подобных, как на скот. Да, они приплетают из ниоткуда взявшиеся эксперименты над простыми людьми, по пути лишая рабочих мест тех, кто работал на Траска не зная о секретных проектах, но Эрик и Рейвен легко убеждают его в том, что это не их война. Он все равно не может ничего изменить и соглашается, тихо предлагая известным личностям поработать на него и Хэнка. К ним присоединяются трое, один из которых является слабым мутантом, и он считает это победой за неимением лучшего исхода. Рейвен снова исчезает, обещая иногда навещать и сообщить, если столкнется с чем-то непосильным для одиночки. Опять же, он соглашается, не имея возможности оставить ее рядом. На Хэнка больно смотреть последующие несколько недель. Эстер и Фрост уходят работать над их потенциальным имиджем. Снова объявления и статьи в газетах, Чарльз и Эрик дают большое совместное интервью наPBS, школа закончена, персонал нанят и к ним небольшим ручейком тянутся студенты. Молодежь из братства обрастает каждый своими фанатами, они заняты на уроках с десяти утра до пяти часов вечера и о былой свободе передвижений приходится только мечтать. Чарльз переживает очередной виток самокопания, когда замечает восторженно следящих за Эриком новичков, преимущественно девушек. Он понимает их и одновременно осуждает. Смотреть за тем, как Леншерр говорит сразу на пяти языках, перескакивая с одного на другой в середине предложения, завораживает даже несмотря на то, что это – очевидное демонстративное хвастовство, и они оба это знают. Однажды Чарльз пытается общаться с ним на немецком, и Эрик смеется, говоря, что его немецкий – как у американского шпиона, слишком идеальный и оттого неживой. Сам мужчина говорит с едва заметным акцентом, бегло и просто, изобретая идиомы на ходу, и Чарльз впервые чувствует себя недостаточно образованным в его компании. От наличия постоянной аудитории Эрик раскрывается еще больше, хотя, кажется, куда уж – неизменные черные водолазки делают высокого и стройного мутанта неуловимо изящнее, так, что в этом приятном мужчине и не заподозрить грозного экс-террориста. Его глаза горят, а губы часто растягиваются в ухмылке, иногда переходящей в хищную, зубастую улыбку. Он небрежно-громкий, харизматичный сверх всякой меры, и Чарльз понимает тех, почему за ним и его идеями шли и продолжают идти многие. Эрик Леншерр, полностью скинувший жесткую и сухую маску Магнито, опасен, пожалуй, еще больше – от него неизвестно, чего ожидать. Конечно, он красуется перед студентами, за годы руководства Братством привыкший собственной яркой личностью притягивать людей на свою сторону. На один из уроков на полигоне Хэнк предоставляет ему весь потенциальный лом из лаборатории – очень попросив потом преобразовать в нужные детали и вернуть на место, - и Эрик рисуется добрых двадцать минут под восхищенные вздохи толпы студентов и молодых мутантов. Он создает невероятные по сложности конструкции, заставляя их выписывать фигуры высшего пилотажа, плавит и сжимает металл, в конце концов превращая его в гигантскую стальную балку, которую с огромной силой втыкает прямо в землю, прикрывая лицо предплечьем от летящих во все стороны комьев песка и травы. По завершении он произносит короткую и емкую речь, говоря о необходимости контролировать и знать границысобственного дара, и после принимает заслуженное восхищение так, будто оно для него ничего не значит. Чарльз смотрит на все это и не может сопоставить образ мстителя-одиночки, выловленного им из холодной воды, самоуверенного в своей ярости Магнито и этого, нового Эрика. Часть телепата вопит о том, что перед ними – монстр, который порвет мир на части буде такая возможность, и настойчиво напоминает о невинно убиенной им Мойре, от яркого образа которой давно остались только глаза; часть восхищается пройденным Эриком путем и гордится тем, что сам Чарльз был свидетелем почти каждого шага, сделанного Леншерром по дороге к этой цельности, которую тот демонстрирует. Реальный Чарльз, совокопность этих двух мнений, открыто улыбается другу и похлопывает по плечу, глазами указывая на восхищенную аудиторию и тихо посмеиваясь. «Я знал, что идеален, но особенно приятно слышать подтверждение этому от тебя.»

***

- Еще! Эмма требовательна в постели ровно так же, как и в обычной жизни. Эрик кивает и увеличивает темп, ни на секунду не отвлекаясь от ощущения ставшего непривычным веса, едва заметно давящего на шею. Он все так же не снимает шлем с ней наедине, опасаясь не удержать контроль над мыслями и предполагая, что Фрост достаточно нахальна для того, чтобы самостоятельно попытаться залезть ему в голову. Шлем и презерватив, часто – еще и остающаяся на его теле одежда, оставляющая след от пряжки расстегнутого ремня на ягодице блондинки. Полностью защищенный Магнито, что может быть нелепее? Но их обоих устраивает эта длящаяся годами связь, и ни один не видит смысла что-то менять. Они встречаются не чаще пары раз в неделю: между ними нет страсти, только потребность в этаком эрзаце близости. Два из потенциальных шести свободных вечеров в неделю он отдает Чарльзу и их беседам, еще два – сексу с Эммой в ее кабинете, и оставшиеся посвящает самому себе. Иногда хочется пошутить, что он не так уж хорош, раз секс занимает у него в два, а то и в три раза меньше времени, чем игра в шахматы, приносящая притом схожее удовольствие. Однако единственные двое, кто мог бы понять соль шутки, не оценили бы ее содержание, и он молчит, посмеиваясь про себя. Если секс с Эммой остается хорош в том числе в силу его повторяемости – в конце концов, они делают это уже половину десятилетия, - то вечера, проводимые в компании Ксавьера за игрой и бокалом горячительного с каждой неделей будто выходят на новый уровень, принося теплоту и покой в его мысли. Часто это все еще хрупкий лед, по которому они оба ступают медленно и осторожно, но будущее мутантов как вида и то, как различаются их взгляды на него уже не самая чувствительная тема. Он часто ловит себя на мысли, что завидует Чарльзу, его силе и самоконтролю. Сам Эрик признает, что он – существо без каких-либо принципов, и не смог бы пообещать не лезть кому-то в голову и сдержать это обещание. Власть над умами – высшая форма власти, и, хоть он никогда в жизни бы не променял свою власть над металлом на что угодно другое, он все равно завидовал другу и одновременно восхищался им. Если нынешний Чарльз был ему равным, то с беспринципностью Эрика и доступом к Церебро он стал бы богом этого мира. И хоть маленькие уступки, на которые Ксавьер шел уже полгода ради объединения с братством и самим Эриком не могли не радовать последнего, они в то же время его беспокоили. Он понимал, о чем говорил Чарльз, но не представлял, что могло изменить его точку зрения за один вечер. Что такого сумел увидеть страдающий от, судя по его виду, невыносимой головной боли Ксавьер в той лаборатории, чего не заметил сам Эрик? Было ли это нечто началом изменений, происходящих в голове его друга, или послужило толчком чему-то, что началось раньше? У него не было ответов на эти вопросы, и он бы спросил напрямую, если бы не понимал, что подобные расспросы с легкостью сломают тот хрупкий лед, на котором они все еще стоят. Время для обезоруживающей искренности придет, когда их дружба будет твердо стоять ногами на земле, которую не поколебать никакой ссорой, и Эрик усердно работал над тем, чтобы привести их отношения на твердую почву, даже если ему придется создать ее из воздуха. К счастью, он не одинок в своих попытках укрепить их отношения: Ксавьер из искренней привязанности – Эрик не слишком в это верит – или по каким-то иным причинам не отстраняется от него, а, наоборот, постоянно находится рядом. Окруженный восхищенной толпой молодых людей и подростков, каждый раз Леншерр неосознанно ищет полный тихой гордости и призания синий взгляд и каждый раз украдкой улыбается, находя. Чарльз почти всегда рядом, и это греет что-то в его груди, казалось, навечно сломанное их пятилетним разрывом. Они все еще ходят на периодические встречи в правительстве, они все еще совершают свои операции, чтобы дать понять всем, кто не хотел услышать с первого раза, что мутанты – под их защитой. Фрост, чувствуя себя побежденной на собственном поле, все чаще передает место телепата в их команде Чарльзу, и, если дело не включает в себя обязательное насилие, они стоят плечом к плечу, как когда-то мечталось Эрику. Они друзья. Они вместе. Они... «Ты не один.»

***

- Железо отлично магнитится, - однажды говорит ему задумчивый Хэнк, - но подумай о том, насколько на самом деле универсальна твоя мутация. Не слишком понимающий его Эрик просит пояснить и получает трехчасовую лекцию о природе магнетизма, электронах и целую историческую справку о том, как исследовалась природа того, чем он может управлять по собственному желанию. Он признает гений МакКоя, но все это звучит несколько... неправдоподобно. - Я знаю, как это звучит, - отмахивается от него Зверь, - но с точки зрения физики твоя сила дает возможность планету с орбиты пинком согнать, и это просто невероятно! Эрик согласно кивает, по привычке удерживая на губах саркастичную ухмылку. - Вот скажи мне, у тебя есть какой-нибудь порог силы? Как далеко ты можешь ощущать металл? Он честно задумывается над вопросом. Его силы развиваются всю жизнь, и он никогда не забрасывал тренировки больше, чем на пару недель*. Если до встречи с Чарльзом его способности требовали ярости в качестве подпитки, то после он научился ловить это ощущение «между яростью и умиротворением», позволяющее не только эффектно, но и контролируемо разрушить нечто особо крупное. Затем, после разрыва отношений с другом, он тренировался, как одержимый, через несколько лет осознав, что металл слушается его почти без усилий. Он чувствовал его как часть своего тела, ему больше не требовалось постоянное сосредоточение для того, чтобы обхватить силой некий объект и сделать с ним то, чего он пожелает. На смену постоянным попыткам контроля пришла спокойная уверенность, и ему приходилось постоянно усложнять тренировки, чтобы продолжать прогрессировать. Однако он никогда не думал о том, что его способности могут распространяться на другие материалы. Зачем? Железа вокруг всегда много, и оно поет в его крови, зовет, откликаясь на малейшую прихоть. Но, если МакКой прав хотя бы на треть, то это может стать качественно новым скачком его мутации. - Смотри, - кажется, даже привычная неприязнь Зверя отошла на задний план, уступив место научному ражу, в который тот погрузился, - мы с тобой сейчас по сути находимся на огромном куске камня, летящем в пустоте. У Земли есть ядро, вероятнее всего, из расплавленных высокой температурой и давлением железа и никеля... Леншерр ушел в себя, фоном продолжая слушать эту небезынтересную лекцию. Хэнку нужно отдать должное – он действительно много знал и мог делиться этим, не заглядывая в книги. - Ты когда-нибудь оказывался в месте, где на сотни миль вокруг нет никакого металла? Что ты чувствовал? Эрик помотал головой – он не выходил из городов, не являясь большим ценителем дикой природы. На его одежде всегда был металл, транспорт, здания и вообще все, что его окружало, всегда имело в себе железо, сталь и прочие подвластные ему элементы. Погружая лаборатории Траска в землю, он тянул до тех пор, пока не переставал их чувствовать, и те так и не смогли откопать. Так как глубоко оказалось то, что он пожелал похоронить навеки? - ...знаешь, я даже рад, что теперь ты присоединился к нам, - замечает изучающе глядящий на него МакКой. – Если я прав, то тебя лучше держать под присмотром. Приподнявший брови Эрик фыркает и, хлопнув ученого по плечу, выходит из лаборатории: теперь у него есть парочка идей о том, чем занять себя в свободный вечер. Направлять внимание и чувство металла вглубь оказывается неожиданно сложно: он ни разу в жизни не пытался игнорировать сталь вокруг себя – та никогда не мешала ему сосредоточиться, а теперь рассеивала внимание, не позволяя дотянуться до цели. Скорее всего, у него не получится коснуться центра земли – это слишком невероятно, чтобы поверить, и, судя по словам Хэнка, еще и довольно опасно. Но и под корой земли должно быть немало железа... Что, если он сможет достать хотя бы до нее? - Медитируешь? Он оборачивается, теряя концентрацию. Чарльз садится неподалеку, опирается спиной на ствол дерева и смотрит с легким интересом. Момент почему-то напоминает об оставшейся позади баллюстраде, и Эрик моргает несколько раз, чтобы образ вновь скрылся на задворках памяти. - Я говорил с Хэнком, - поясняет Ксавьер. - Как думаешь, насколько он прав? Телепат пожимает плечами, легкомысленно улыбаясь – притворщик. - Должен сказать, меня пугает возможность того, что он ни в чем не ошибся. И еще больше пугает то, что я не нахожу никаких логических противоречий в его идеях. - Я думаю, что он не прав, - мотает головой Эрик, желая успокоить паранойю Ксавьера. – Невозможно удержать столь много металла. - Хочешь сказать, что даже если ты сможешь дотянуться до ядра земли, то... - Оно слишком большое, чтобы я мог с ним что-то сделать, - подтверждающий кивок. – Успокойся, Чарльз, планета в безопасности. - Отрадно слышать, друг мой, - он легко смеется. – Однако с тобой ни в чем нельзя быть уверенным. Не против, если я составлю тебе молчаливую компанию? Стльнейший телепат, от которого он скрывает свои сомнения, собирается молча наблюдать, как он направляет всю свою концентрацию в недра земли, оставаясь беззащитным? Прекрасная идея, почему бы и нет! - Прости, - Эрик качает головой в притворном сожалении, - но я не думаю, что твое присутствие поможет мне сосредоточиться. - Я заставляю тебя волноваться? – Ксавьер шутливо играет бровями и тут же меняет тон. – Я могу помочь, если ты захочешь. Он легко постукивает пальцами по виску, и по спине Леншерра пробегает легкий холодок. «Это было прекрасное воспоминание, Эрик, спасибо.» Он старался не думать о том, что еще телепат тогда видел в его сознании, пока искал то самое воспоминание. Но теперь обязан был подумать о том, что тот мог увидеть в нем сейчас. - Я хочу попробовать сам, - он снова качает головой. – В тот раз ты дал мне такую возможность. Чарльз кивает, хотя энтузиазм на его лице сменяется легкой грустью. Эрик говорит себе, что этот отказ в сотрудничестве их дружба переживет, а вот попранное его собственными мыслями доверие – вряд ли. Когда Ксавьер покидает его, вернуть прежный уровень концентрации не получается, и замные недра остаются такими же пустыми и холодными, какими были каждый день его существования.

***

-Ты боишься меня? Эрик вскидывает бровь и возвращает на место слона, которым собирался «съесть» его пешку. Чарльз мысленно чертыхается: вопрос слишком резкий, такой, каким он сформулировал его у себя в голове. Недостаточно аккуратный, чтобы не выбить их из колеи в самом начале беседы. - Почему ты так решил? – голос Леншерра спокойный, но его выдают чуть напряженные плечи. - Ты бы видел свой взгляд, когда я предложил тебе помощь с концентрацией. Это правда – даже без своих способностей Ксавьеру был отчетливо виден резкий, будто готовый защищаться отблеск серых глаз. Он легко распознал прячущуюся за ним эмоцию потому, что видел ее не впервые. «Прочь из моей головы.» - Ты предложил залезть мне в голову, Чарльз, - Эрик пытается звучать мягко и досадливо морщится, осознавая провал. – Я успел отвыкнуть от такой... непринужденности. - Я не полезу в твою голову без твоего согласия, - подтверждает он данное ранее обещание. Вопрос остается без ответа, и они возвращаются к игре, делая вид, что ничьи чувства не задеты этим проявлением недоверия между ними, которое могло разрушить их союз и всю объединенную партию мутантов. - Ты хоть представляешь, насколько ты пугающий? – будто между делом спрашивает его Леншерр, сопровождая свои слова первым движением пешки в новой партии. - Что, прости? – это просто смешно, и неудивительно, что Чарльз не скрывает фырканье. - Ты телепат, Чарльз, - тон его собеседника спокоен и лишен и намека на шутку. – Ты спрашивал о моей силе, но давай поговорим о тебе. Ты знаешь, где находятся твои границы? Ксавьер поджимает губы и двигает собственную пешку: итальянский дебют, почти детский ход для их уровня. Обычно он ходит оригинальнее. - Поправь меня, если я ошибаюсь, - Чарльз произносит слова медленно, тщательно взвешивая, – но подобное можно сказать о каждом из нас. Мы все опасны, мой дорогой друг... - И нам не дают забыть об этом ни на секунду, - замечает Леншерр, намекая на причину, по которой они сейчас вообще разговаривают. - Да. И недоверять друг другу – лучшее, что они могут от нас ожидать. - Доверие и разрешение – разные вещи, Чарльз, - он мягко усмехается, откидываясь на спинку кресла. – Я верю твоему обещанию не лезть в мою голову, но это не значит, что я готов доверить тебе ее содержимое. - Туше, - взгляд возвращается к доске. – Просто мне немного досадно. - Я стал скрытнее с возрастом, - плоская шутка сигнализирует, что Леншерр не в восторге от поднятой темы. - Старики обычно предпочетают делиться воспоминаниями, а не прятать их, - не удерживается Чарльз. - Хочешь сказать, я настолько плохо выгляжу? – очевидно, сегодня от него больше ничего не добиться. – Спасибо, друг. - Ты выглядишь чудесно, Эрик. Как и всегда. Белый слон съедает черную пешку, но теперь его ведет другая рука.