
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Нецензурная лексика
Повествование от третьего лица
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Серая мораль
Сложные отношения
Второстепенные оригинальные персонажи
Упоминания алкоголя
Fix-it
От друзей к возлюбленным
Разговоры
Ненадежный рассказчик
Характерная для канона жестокость
Борьба за отношения
Новеллизация
1960-е годы
Описание
«Вы, герр Леншерр, и ваш друг представляете из себя идеальное противостояние сами по себе: пацифист, согласный на бесконечные компромиссы, и радикал, исправно заливающий улицы кровью. Вы совершаете очередной терракт, и спецслужбы вместе с общественностью начинают давить на Ксавьера, заставляя его идти на уступки по очередным неудобным законопроектрам. Вы недовольны и, выражая это, устраиваете новый терракт. Это хождение по кругу, танец, если угодно. А я предпочитаю сидеть в зрительном зале.»
Примечания
Персонажи основаны скорее на оригинальной английской озвучке (наши локализаторы испортили многое), так что всем, кто сможет, я советую ознакомиться с оригиналом хотя бы первого фильма.
Посвящение
Тем, кто отказывается верить в смерть ru-фандома Чериков. Спасибо, что вы со мной, ребята.
II
21 ноября 2024, 08:06
«Прочь из моей головы.»
Дерьмовый скотч, решает Чарльз: он должен помогать забыть, а не заставлять вспомнить. Сжатая челюсть, упрямый разворот широких плеч, сжатые добела пальцы на ручке маленького дорожного кейса. Острый взгляд серых глаз – словно оружейное дуло, направленное в лицо.
«Я не нуждаюсь в помощи.»
Может, алкоголя еще недостаточно? Эрик громкий, его всегда слышно из любой комнаты особняка и даже с улицы, сквозь приоткрытые окна. Или Чарльз просто хотел его замечать...
«Я ждал от тебя большего.»
Так он сказал ей перед тем, как базу атаковали мутанты Шоу. Растерянная, еще раскрасневшаяся от недавно оборванного веселья, девчонка без детства. Он так хотел вырастить ее достойной женщиной, а теперь она бросила его. Сердце Рейвен и ее душа принадлежат Эрику с тех пор, как он впервые заговорил с ней.
Как будто Чарльза никогда не было в ее жизни. Как будто он ничего для нее не значит. Как будто все то время, что они прожили вместе, она просто ждала, что Эрик придет и даст ей смысл жизни.
«Я тебе нравлюсь?»
Они оба ушли. Все бросили его. Остался только Хэнк, такой же заброшенный, как и сам Чарльз.
«Я могу удержать тебя, но не буду.»
Очередная бутылка летит в стену.
***
Организовать Братство мутантов вышло легко и просто. За плечом Магнито стояла спешно вытащенная из тюрьмы Эмма Фрост, взявшая на себя «унаследованные» от Шоу активы, Риптайд и Азазель с легкостью находили новичков, готовых включиться в общую борьбу за право мутантов жить в этом мире так, как им того хочется. Ангел... девушка так и не нашла их, потерявшись в огромном Нью-Йорке, но никто не жалел – со срезанным крылом от нее было мало толка, не в их постоянной борьбе. Новые мутанты, новые лица... Он с головой погрузился в работу, и Братство реагировало на каждый шаг политиков и активистов, на каждый косой взгляд в сторону мутантов. Если пострадавшие просили, он брал их к себе и всегда находил способ использовать их на благо их вида. Азазель саркастично называл их сектой* и куда-то пропадал раз в месяц так, что Фрост не могла его дозваться, но всегда возвращался и отказывался отвечать на вопросы. Риптайд пил и ворчал, улыбаясь только тогда, когда очередной вихрь размазывал полицию или армию по стенам. Фрост ластилась, видно, сделав амплуа медовой ловушки своим вторым «я». Он не жаловался, но никогда не снимал шлем наедине с ней. Мутанты Братства долго обсасывали пришедшую от Рейвен и Фрост новость: президент США оказался одним из них! Выйти на Кеннеди лично удалось далеко не сразу, но, пока они на своей временной базе в Вашингтоне тщательно готовились к назначенной встрече, президент оказался убит выстрелом. Снайпера не удалось вычислить даже телепатке Фрост. Двадцать второе ноября стало днем траура, а предчувствия Магнито вопили, что их проблемы только начинаются. Первыми пришли вести, что на черном рынке всплыли крылья Ангел. На убийцу не вышли – крыло оказалось единственным, верхним, - но подтвердили, что кто-то прикончил девушку и разобрал на части: каковы были шансы на появление такой же мутации или то, что она добровольно рассталась с частью тела? В тот день Братство смотрело телевизионное выступление Чарльза Ксавьера, рассуждающего о мире и возможности гармоничного сосуществования людей и мутантов. Через восемь с половиной месяцев на базу не вернулись двое новичков: девушка, умевшая немного контролировать пламя, и парень с прочной сероватой кожей, которую не брали пули, но легко резали лезвия Азазеля. Сосредоточенный на планировании очередной акции Магнито решил, что те струсили, и их не стали искать. После, прямо во время операции по разгону митинга за «чистокровное» человечество, пропал Риптайд. Они перерыли все, он даже заставил Фрост сканировать мысли случайных генералов и военных на протяжении нескольких месяцев, но и она ничего не нашла. Братство перешло на осадное положение: каждый выходящий за контролируемую территорию был обязан отчитываться минимум троим остающимся. Два года прошли спокойно, но потом они потеряли еще одного – перспективного новичка, умевшего контролировать воду. Снова долгие поиски, снова тупик. Ушла Мистик, и это стало большей потерей, чем он от себя ожидал. Последняя ниточка, связывающая его с теми временами, когда он ездил по стране с лучшим другом и искал других мутантов, оказалась оборвана. Золотые времена, когда над ними не висела неизвестная угроза, только вполне определенный Шоу с его наполеоновскими планами. У него не получилось заменить это чувство тепла и общности Братством, как он ни пытался: Фрост отвратительно играла в шахматы, предпочитая горизонтальные развлечения, сблизиться с Азазелем не получилось – он оказался холоднее самого Магнито и казалось вовсе не нуждался в компании, а новички смотрели на него как на мессию, а не на живого человека. Рейвен ушла, пообещав дать знать, если найдет информацию о пропавших собратьях, и он неожиданно расклеился. Он правда не помнил, кто кого пригласил на кофе в первый раз. Но это напомнило ему об одном незаконченном деле. Не то, чтобы он приступил к нему сразу.***
- Вы – Эстер Зульберг? Высокий мужчина в гражданском с легким немецким акцентом. Ни шлема, ни металлического доспеха с развевающимся плащом – частный визит обязывает. - Верно, герр Леншерр, - ответила она. Эрик приподнимает брови. Естественно, Фрост давно раскрыла имя женщины, которую он сам видел лишь мельком. Он знал, что подручных Шоу было четверо, но эта не выделилась ничем. Кроме одного. Норвежка, чуть старше его самого по официальным документам и чуть моложе на вид. Почти никаких данных, кроме добытых из ставших ограниченно доступными архивов Себастьяна Шоу. Они нашли бумаги в сейфах особняков, хорошо, что оставшееся трио подручных ублюдка решило присоединиться к нему. Очень, очень мало информации, но у него было хоть что-то, хоть он и сомневался в подлинности бумаг. На вопросы о «коллеге» Фрост и Риптайд – он все надеялся, что тот остался в живых, – кривились, лишь Азазель предоставил какие-то обрывки информации о ее способностях и произошедшем в больнице, после чего предельно вежливо попросил ни о чем его больше не спрашивать. Он не интересовался этим специально, но отметил, что об истории присоединения женщины к команде Шоу не было упомянуто даже вскользь. - Вы можете уделить мне время? - Вполне, - кивнула та и указала на кресла в стороне от рабочего стола. – Присаживайтесь, мне нужна пара минут. Он осматривал комнату со своего места, пока она заканчивала с документами на столе. Деревяные шкафы со стеклянными дверцами не скрывали содержимого – десятки, может, сотни книг с отчетностью, несколько томов по финансовой аналитике и бухгалтерскому учету, пара фарфоровых безделушек непонятного назначения и фоторамки с маленькими копиями абстрактных картин. Еще один шкаф со сплошными деревянными створками и цепочкой между ручек, рабочий стол из дерева с тумбами по обеим сторонам, цветы на подоконниках двух больших окон. Чуть в стороне от рабочей зоны организована приемная, границы которой очерчивает толстый узорчатый ковер, на нем – три мягких кресла с журнальным столиком посередине. Добротно, профессионально, старательно уютно. Если спросить у Эрика, он бы сказал, что кабинет не подходил владелице. - Будете чай? – он кивнул, и она застучала чашками, заливая рассыпчатую заварку кипятком из термоса. – Итак, чем обязана? - Я пришел поблагодарить вас за помощь Чарльзу Ксавьеру. - Пожалуйста. Ровный нейтральный тон, ни единой эмоции, даже любопытства, а ведь он пришел со своей благодарностью, опоздав на несколько лет. Только пустой взгляд холодных серых глаз. Они помолчали, отдавая должное дряному травяному чаю. - Что мне сделать, чтобы вы присоединились к Братству мутантов? – на пробу спросил Магнито. - Понятия не имею, - она весело фыркнула, но глаза остались холодными и пустыми, - но мне туда что-то не хочется. - Неужели вам безразлично, что подобных нам не считают за равных? Что нас притесняют, предлагают регистрировать, как скот? - Нет, конечно, - пожала плечами женщина. – Но это неизбежно, разве нет? - Мы боремся с этим... – начал Эрик. - И подливаете масла в огонь, - неожиданно жестко перебила его Эстер. – Вы и ваш друг-оппонент, о котором вы так «беспокоитесь», представляете из себя идеальное противостояние сами по себе. Пацифист, согласный на бесконечные компромиссы, и радикал, заливающий улицы кровью. Вы совершаете очередной терракт, и спецслужбы вместе с общественностью начинают сильнее давить на Ксавьера, заставляя его прогибаться и идти на уступки по новым законопроектрам. Вас они бесят, вы несогласны и устраиваете новый терракт, - она открыто улыбнулась Эрику. – Это хождение по кругу, танец. А я предпочитаю сидеть в зрительном зале. - Если они начнут поголовно регистрировать нас, отсидеться не выйдет, - заметил он. - Герр Леншерр, они все еще берут кровь на генетический анализ, - мягко сообщила она. – Кровь у меня может быть любая. Прямо-таки чья угодно. Он покачал головой: да, удобная все-таки мутация. Не чтобы воевать, а чтобы прятаться у всех на виду, в просторном офисе одной из нью-йоркских высоток. - К тому же они так и не начали брать у населения отпечатки пальцев, а та инициатива очевидно была даже полезнее. И где она теперь? – Эстер покачала головой. Он кивнул и собрался встать, но она подняла руку, останавливая. - Раз уж вы здесь с частным визитом, герр Леншерр, да еще и без команды поддержки, я прошу вас выслушать меня. - Вы хотите, чтобы я прислушался к совету той, что не желает бороться за наши права, о том, как мне самому нужно это делать? – угадал он. – Это смешно! - Нисколько. У вас и вашего друга есть то, чего никогда не было у меня – харизма и способность словом зажигать в людях огонь. Агитация у вас обоих блестящая, да и дипломатия не подкачала, цель в общем-то неплохая, а вот исполнение – полная дрянь, - она поджала губы и смерила его ледяным взглядом. – Так вы слушаете? - Не смею отнимать более ваше время, - он мотнул головой и поднялся. – Еще раз благодарю вас за помощь Чарльзу. И спасибо за чай. - Прощайте, Магнито. «Война не принесет тебе мира. – Мир никогда не был в списке доступных вариантов.» Интересно, глаза лежащего на больничной койке Чарльза были такими особенно-синими из-за смеси горя и разочарования? «Ты сделал это со мной.»***
- И что ты собиралась ему сказать? – Чарльз откидывается на спинку кресла. Он знает, что вид у него больной и уставший. Он ограничивает себя в алкоголе, он правда старается – в конце концов, ему есть, ради чего, - но по нему все равно все видно. И Хэнку, и все реже и реже навещающему их Алексу, и... ей. Хэнк никогда не говорил о том, что произошло после того, как Азазель унес его с Кубы в Нью-Йорк. Он просто разворачивался и уходил, а Чарльз тянулся к бутылке, представляя себе каждый раз мрачнеющее развитие событий. Не менялся только исход: Мойра мертва, и Эрик убил ее так, что никто не стал забирать тело или то, что от него осталось. Две самые важные в его жизни женщины покинули его разными, но страшными путями, и единственной заменой оказалась сидящая напротив блондинка в таком же тусклом, как и она сама, костюме, который казался на размер больше необходимого. Ничего общего ни с яркой блондинкой Рейвен, ни с утонченной и собранной Мойрой. Как сахарозаменитель, который когда-то добавляла в кофе его мать. - То же самое, что и тебе. У нее, пожалуй, было больше общего именно с Шэрон Ксавьер: та же вежливая отстраненность, которая его раздражала. - Неудивительно, что он не стал тебя слушать. Эрик упрям, как стадо баранов, - а еще холоден и жесток, как древнее божество. - Эрик упрям, как ты, - ухмыльнулась Эстер. – Но у него нет твоего такта. - Учитывая его род деятельности, это неудивительно, - Чарльз поморщился. – Даже представить боюсь, чем нам обернутся его выходки. - Очередными твоими выходками? - Да-да, танец-вальс, ты говорила. Никогда не вальсировал с мужчиной. - Именно этим ты сейчас и занимаешься. Часть толпы сидит с попкорном, но большинство бросает вам под ноги всякую дрянь, надеясь, что хотя бы один поскользнется и, может, походя свалит за собой другого. - Откуда к тебе эта любовь к метафорам? Разумеется, он злится. Профессор Ксавьер верит в свою идею мирного сосуществования людей и мутантов, у него есть единомышленники и даже достижения, но Магнито с его Братством и радикалы в правительстве постоянно суют в колеса даже не палки, а стальные сваи. Теперь еще и Эстер с ее из ниоткуда взявшейся политической проницательностью... «Серьезный экономист должен быть хорошим социологом», говорит она ему, и, как бы он ни верил в свое дело, не мог не понимать, что у нее есть аргументы в поддержку всей той критики, что он выслушивает раз в квартал. Дернул же черт нанять частного финансиста! - Метафоры он не любит, хорошо... – Эстер выпрямляется в кресле и смотрит прямо ему в глаза, каждой фразой методично заколачивая гвозди в крышку гроба его идеалов. – Ты интересуешься общественными течениями вне твоей любимой темы? Я – да. Позволь привести тебе наиболее показательный пример*: последние несколько лет человечество прекратило повально называть геев, лесбиянок, черных и узкоглазых умственно отсталыми, извращенцами и людьми второго сорта. Толерантность выросла до небывалых высот, и, как ни смешно, к этому имеете отношение вы двое и вам подобные вне США и Северной Америки. Знаешь, что говорят борцы за свободу, равенство и братство всех вышеперечисленных, что они скандируют на своих демонстрациях, понимая, что они уже победили, и прекрасно чувствуя, кто именно вытолкнул их наверх? Перефразируя – не люблю словесную мишуру – «мы хотя бы люди». - Это не... - Ты со своим «я мутант и горжусь этим», Магнито и его превосходство сильного над слабым – вот чего вы добились. Любая шваль, даже если насилует девчонок в парке и жрет их мясо на завтрак сырым, теперь «хотя бы человек». Чем вы думали, гордо выделяя всех нас в отдельный вид?! – Эстер не кричит, но ее голос ясный и громкий, и Хэнк, разбирающий бумаги по закупкам для лаборатории в трех комнатах от них, должен ее слышать. - Хочешь сказать, для простого человека лучше, чтобы его ребенок вообще не рождался, чем был мутантом? – тихо спрашивает Чарльз. – Ни один родитель на такое не согласится. - Да что ты, - криво усмехается она. – И ни у одного из нас нет старых шрамов от попыток любимых родичей выбить из него «эту дурь»? Ты никогда не знаешь, что происходит за закрытыми дверями, Чарльз. Люди боятся нас из-за Магнито и его головорезов и видят нашу слабость из-за тебя. Он в общем-то прав: они протащат не этот, так следующий закон об обязательной регистрации, они уже, я уверена, утянули бог знает скольких в военные лаборатории, возможно, подбирают трупы на улицах и в подворотнях, потому что не каждый отторгнутый обществом мутант способен постоять за себя. Достаточно простой искры, чтобы нас начали массово исстреблять, как бешеных собак. И тогда... тогда Магнито зальет улицы кровью. Ваш танец превратится в вальс на костях, Чарльз. Он сгорбился в кресле и уронил голову на руки. Сильно хотелось выпить. - И чего же ты не основала Партию Правильных Решений, чтобы сделать все как надо? – бурчит он, зная, что она ответит. Он подозревает у Эстер легкую социопатию*. Это неплохо – это делает ее жесткой, даже жестокой, но спокойной и предсказуемой. Несмотря на неприятную тему, говорить с ней о проблемах мутантов все же проще, чем с Эриком. - Потому что если ваши партии останутся, это бессмысленно. Вы должны договориться, - устало отвечает она. – Вы боретесь за одно и то же, но тянете ситуацию в разные стороны. Вы разорвете этот мир на части, если не остановитесь. - Я не могу принять его методы, - он качает головой, пытаясь выбросить из нее теплые карие глаза. – А он не примет мои. - Знаешь, есть такая чудная фраза – «встреть меня на половине пути». Думаю, это то, что нужно. - Он не пойдет на уступки. - Зато ты, если проверишь мои слова, будешь на это готов, - Эстер смотрит на него изучающе, так же, как и в их первую встречу в больничной палате. Возможно, он счел ее предсказуемой слишком рано. Она, очевидно, затеяла некую интригу, и он не может ее разгадать. Цели Эстер просты и понятны, но он не может представить способа, который помог бы ей их достичь. - Тогда я расчитываю на твою помощь: тебе придется тащить его до этой половины пути за волосы. - Ни в коем случае, Чарльз. Это сделаешь ты. Они помолчали, Чарльз не хотел продолжать развивать эту набившую оскомину тему, которая каждый раз причиняла столько боли. Он даже собирался вернуться к проклятым опционам – они вытягивали кровь не хуже самой Эстер, – но она вдруг тихо продолжила: - Единственным человеком, за которым он шел в своей жизни, был ты. Теплые карие глаза, в которые он уже никогда не посмотрит. Стоила ли смерть Мойры МакТаггерт их будущего? Иногда он думал, что нет, и теплые карие глаза затмевались холодными серыми. «Ты не один.»